Волны. продолжение 1

Костлявая, с впалой грудью, сгорбившаяся баба Яга сосредоточенно, стараясь поменьше крошить, резала батон. Возле мойки валялись пустые баночки из-под йогурта и длинные скрюченные оранжевые стружки от морковки.
- Ты чай с бергамотом будешь?
Вопрос предназначался мне. И взгляд исподлобья – тоже.
- Мне все равно. – тихо отвечаю.
- С молоком?
Вот пристала.
- Нет.
- А я без молока не пью. Ульян, там есть пять рублей в кошельке, сбегай купи пакет молока.
Я не переставала ей удивляться. В кошельке пусто, а она не меняет привычек. Сама только меняется. Кто в страшной косматой ведьме узнал бы прежнюю Люську? Я случайно позвонила ей после почти годичного взаимного молчания. Как-то не получалось встретиться раньше. Жизнь напрягала и некогда было остановиться, поболтать со старыми знакомыми, повспоминать прошлое и помечтать о будущем. Суета. Деньги - товар – деньги и телевизор, как единственный развлекатель впридачу. Все как у всех.

В тот вечер, когда я набрала, наконец, номер Люськиного телефона, я поругалась с мужем. Как ни напрягаю память – не могу вспомнить причину раздора, помню лишь, что мне казалось, что небеса взорвутся от моих претензий к такой несправедливой судьбе. Я стояла на балконе, дышала жабрами и яростно смотрела на небо. Там, правда,  не было и намека на изменение погодных условий. Город застилали зимние серые облака, серостью тянулись вдаль электропровода и трамвайные рельсы. На открытой парковке кутались в снежные шубы и кокетливо нахлобученные шапочки машины, оставшиеся на ночь без своих поводырей-хозяев. Мне захотелось хоть чьей-нибудь поддержки и понимания. Я вернулась в комнату и набрала номер Люськиного телефона. Почему я позвонила ей? Если честно, получилось почти случайно. Открыла записную книжку, увидела ее фамилию. Вспомнила, что с ней можно без стеснения разговаривать на любые темы. Еще в далеком десятом классе делились мы своими первыми женскими секретами: «любит, не любит...» а потом расстались и общались редко - по настроению, от случая к случаю. Последний раз я приходила к ней, когда у нее родилась дочь. Тогда она была просто красавицей – длинные волосы, шикарная грудь – хоть на обложку Плейбоя. Теперь Ульянке шесть лет. Все шесть лет мы почти и не вспоминали друг о друге. Но в тот вечер мы поговорили обо всем и ни о чем сразу, как будто лишь вчера расстались.

Из телефонного разговора я поняла, что Люська сидит без работы и без денег. На следующий день мы договорились встретиться. Я забежала в магазин, купила первое попавшееся: пакет деревянных пельменей, песочных печенюшек, конфет, йогуртов и яблок и пошла навещать старую приятельницу.
Теперь я понимаю почему мы не встречались раньше. Ведь именно контраст в Люськиной внешности, ее непривычная для меня беспомощность и были нужны нам в переломный для нас обеих момент жизни. Тогда мы еще не подозревали до каких вершин счастья можно подняться из грязи жизненного бытия, будничных мыслей об обидах и хлебе насущном. Мы обе были злы, беспомощны и слепы. Люська возилась с пельменями. А я сидела и не знала как предложить ей деньги.
Она метпалась по кухне, суетилась возле плиты. Ульяна отправилась за молоком. Неуютная ситуация заглатывала меня и все мои обиды, которыми я хотела поделиться с Люськой. С прежней Люськой. А эта...

- Задолбали меня все. Вчера, прикинь, Буковский Серега заявился. Сто лет не виделись.
- Ульянин папаша?
- Ну что ты, Жень! – Она зыркнула на меня и я готова была залезть под стол или хотя бы за занавеску от ее страшного взгляда.
Ну что меня дернуло прийти сюда, сострадательница хренова – ругала я себя. Люська побыла замужем около года. После развода вернула себе девичью фамилию.
- Бу-ковс-кий! Братец разлюбезный, чтоб он обосрался! Заявились с Веркой и начали меня жизни учить. Нашлись, учителя. Ты квартиру продай, поселишься в однокомнатной, все равно у тебя денег нет и не намечается. Не работаешь. Много ли вам с Ульянкой жилплощади надо? - Передразнивала она.
Я сидела на стуле и  мерзла. Встревать в Люськин разговор не хотелось. Понимала, что ей надо выговориться. Иногда подсыпала вопросы, как сухих веток в костер, чтобы прогрелась маленькая кухонка. Пельмени запахли и захотелось жрать. Не есть, а наброситься с ложкой к еще горяченьким и, почерпнув их с бульоном, сдобренным маслицем, запихнуть в рот и жевать с закрытыми глазами. Пельмени я любила настоящие, домашние, но тогда готова была сжевать и тесто с запахом мяса.
Люська не торопилась. Я сглотнула слюнку и глянула на нее снизу вверх. Комедь. Я ли это? Сижу как кролик затравленный, зажав между ног ладони, терпеливо выжидая кормежку.

Люська плескалась эмоциями. Торопилась. А я запуталась в именах. Ее брата и бывшего мужа звали Серегами. К ним она добавила пару Сашек, Васю, у которого это была кличка, потому что фамилия у него была Васильев. На самом деле его звали как-то по-другому. Каким-то образом к этой куче мужских имен примешались женские – Рита, Оксана и Лена. А вот кто чей и кто кому приходился я старалась догадаться сама, не напрягая лишними вопросами злую Люську.
Одно стало понятно сразу – брат с невесткой хотели прибрать к рукам Люськину квартиру, причем за копейки. Люська не удостоила чести большее двадцати секунд материть брата, объявляя при этом Верке об его жлобстве и кобелизме. Веру обозвала дурой слепой, у которой мужик за каждой юбкой волочится, а она ничего умнее не придумала, как болеть и каждый день таблетки горстями засыпать в свою хроническую тупость.

Вера поджала накрашенные немодной уже перламутровой помадой губки и схватилась за сердце. Серега разорался. Люська выперла их, закрыла входную дверь на два замка и цепочку и долго еще в ярости пинала вещи по квартире и швыряла привычную ко всему толстую и огромную диванную подушку.
- Ты представляешь? – Продолжала доводить до меня свою ярость Люська, - решил братец тут прописаться. А меня в конуру сунуть. Да еще на первом этаже. Какую-то после алкаша вонючего по дешевке подвернувшуюся. Урод!

Мне было непонятно почему Люська так держится за свою трехкомнатную. Денег в ближайшем обозримом будущем у нее не намечалось.
- У меня будут деньги! – Ударило меня по голове, так, что я вжала ее в плечи. Неужели я вслух произнесла, - воровато гоняла я испугавшуюся самой себя мысль-мышонка. Люська не обращала на меня никакого внимания, констатируя свое: - И он еще не представляет какие!

Воздух зазвенел и даже кастрюля не смогла удержать эмоции и выплеснула кипящие в пузырьках пельмени прямо на плиту.

Щелчок замка на входной двери закрепил печатью слова Люськи и сейчас, вспоминая тот, казавшийся рядовым день, я ловлю себя на мысли, что мы часто не знаем где начало излома наших жизней.

Вошла Ульяна, сняла свою куртешку и зябко пожала плечиками в футболке с Микки Маусом.
- Я тебя за смертью отправляла или за молоком?
- В нашем магазине молока не было. Я в соседний ходила. Теть Жень, а хотите я Вам корабль покажу? – По-детски открыто спросила Ульяна, держа пакет на пузе и поднимаясь на цыпочки, чтобы поставить его на стол.
- Хочу. – Я действительно хотела уйти от Люськи, даже пельмени есть расхотелось.
Ульяна потянула меня за руку. Ладошка была маленькой, пальчики холодные.
- Замерзла?
- Неа.
Я засеменила за ней. В комнате Ульяны царил хаос. На столе скрючилось несколько разукрашенных школьно-оформительными красками картин. Обычно дети рисуют на белом фоне и разукрашивают только то, что нарисовали, забывая об остальном пространстве листа. Ульянины картины были закончены. На каждой был тщательно прорисован фон.  Я увидела портрет Люськи. Почему-то в короне. Глаза точно Люськины – колюче-черные, огромные. Черные волосы чуть ниже плеч.
- Маму нарисовала? – Спросила я Ульяну и тут же добавила: - Похоже.
На другой картине на синем–синем море плавал пароход с кучей крошечных людишек на борту. Еще был непонятный зверь с зубной пастой в коричневых лапах.
- Нас учили как надо зубы правильно чистить, а то они...
- Ну про зубы тетя Женя и без тебя знает. – Перебила Ульяну лохматая мамаша и приказала нам отправляться на кухню.
- Пельмени стынут.

Я нашла себе место у батареи и принялась за еду, обещая себе, что через минут десять-пятнадцать уйду и верну свое обычное состояние повседневности.
Что-то в квартире Люськи, в ее незнакомом для меня виде отпугивало и завораживало одновременно.
Ульяна, не переставая жевать, делилась детскими заморочками. Говорила про картины, зубную пасту, шахматы, воспитательниц, прогулки, бассейн, хор и цирк.
- Цирковая студия? В вашем садике? – Удивилась вдруг я.
- Нет, это меня мама по субботам и воскресеньям водит, - не останавливалась Ульянка и уже растягивалась на ковре, показывая как она умеет садиться на шпагат. – А я не в садик же хожу, тетя Женя – обиженно потянула она и тут же с гордостью провозгласила – в прогимназию. В следующем году в первый класс пойду в гимназию. Во вдругой корпус.
Она хвастала и хвастала, а мне от ее слов хотелось зевать. Я вспоминала уютное  свое местечко возле компьютера с пустыми чашками из-под кофе, боспорядочно копящимися на полу, как мои следы по квартире. Привычка у меня неискоренимая – с чашками повсюду ходить и оставлять их где попало. Утром – это кофе с шоколадными конфетками... Надо шоколадок купить, - подумала я и почему-то уже без всякого стеснения напрямую спросила Люську:
- Сколько тебе денег дать?
- Не, Женьчик, спасибо, у меня есть.
- Откуда? – моя сонливость пропала.
- Стенку продала. На фига она мне? Зато теперь смотри – и повела меня в бывшую гостиную, заваленную стопочками книг и коробкам с посудой. – Красота какая! Простор!

Теперь уже она таскала меня от одного угла своей огромной квартиры к другому и рассказывала куда денет весь ненужный хлам, сваленный кучами возле стен. Когда она заговорила обо всех книгах, чайных сервизах, куче хрусталя, лицо ее стало разглаживаться и приобретать обычные формы. Ввалившиеся глаза наполнялись верой и надеждой.
- Нельзя жить старым хламом! Дышать им, копить его, пылить им свою душу. Понимаешь? Он давит! На нервы действует. Все что можно продам – остальное выброшу. Оставлю только самое необходимое. Ну посмотри, на кой хрен мне «Целина» Брежнева? А хрусталь? А ковры? Только чистить их и чихать. На хрен мне вся эта работенка? Я не живу, а успеваю только пыль уничтожать. Въелась она. Не могу больше. Засасывает она меня, как болото. – Люська блеснула глазами, шмыгнула носом и вдруг навалилась на мое плечо и затряслась от беззвучного плача:
Ну вот – думала я. Что делать-то? Оказывается, утешительница из меня не получалась. Я ж никогда никого не утешала. Никогда. Ну я конечно могла утешить ребенка, а взрослого? С такими глобальными и непонятными мне проблемами? Нет. В тот момент скорее я сама чувствовала себя ребенком, к которому прижалась некрасивая взрослая тетя, жалкая и беспомощная с некими бредовыми идеями. Все напоминало сцену пьяной истерики. Сквозь всхлипы я услышала:
- Такого со мной никогда не было, Жень...Я...Мы встретились...
Я ждала когда она успокоится и гадала чего еще с Люськой не было.  Что могло эту тетку выбить из колеи. Почему не живет как все? Не работает. Без мужика. Без будущего. Чего у нее не было? Приключений? Глупости. Были у нее приключения на задницу и с хорошим и с плохим завершением. Все было. Красивые мальчики. Седые женатые и непризнанные? На ум не шло ничего, что могло бы выбить Люську из ее жизненной колеи.
- Он – свободный человек. Я завидую ему даже сейчас. Тоже хочу жить.
- Ты и так живешь! Ты тоже - свободный человек – бубнила я, не понимая даже собственных слов.
- Он мне предлагал венчаться.
Я отстранила ее от плеча и заглянула в зареванное лицо. Ничего не понимаю.
- Влюбилась? – Вслух спросила я, а про себя рой мыслей взвизгивал на поворотах – нашла чем заниматься! Любовь у нее. Подумала бы как жить будет. Работу бы искала? Кого нашла? Может хоть стоящего? Венчание – тоже не повод для шуток. А чего тогда ревет и горюет? Что ей надо? Что она мне тут плетет?

- Я отказалась. – Снова разревелась она, садясь на диван.
- Я тебя вообще не понимаю. – Выделила я слово «вообще». При чем тут одно и другое?
- Он живет одним днем. – Продолжала путать меня Люська.
- Люсь, - сжалилась я. Наверно в тот момент мною все-таки овладело любопытство – ты расскажи по порядку. Если честно, ты меня даже пугаешь. Я тебя никогда такой не видела.
- Я... – Люська с мольбой в глазах посмотрела на меня – я потерялась. Я не вижу смысла. Он показал мне как я живу. Я не нужна никому. И себе не нужна. И тебе...
У меня не нашлось слов. В принципе Люська сказала правду. В тот момент она меня раздражала. Я выкрутилась, ответив выручавшим меня в любой ситуации вопросом на вопрос.
- А он кому нужен? – Спросила я, не зная даже кто такой «он».


(продолжение следует)