Три дня суицидов

Я сидела в просторном но душном кабинете своего редактора. В окно светило яркое утреннее солнце, отвлекая от работы. Сегодня меня заставили работать «свежей головой» - читать статьи, готовящиеся к публикации, и исправлять ошибки. Горячо любимый редактор немного гневался на меня, поэтому подбирал всю самую рутинную и скучную работу. Я изо всех сил старалась сосредоточиться на последних новостях о Михаиле Ходорковском, но мысли мои были далеки от Матросской Тишины. Думалось мне только об одном: под каким бы предлогом вырваться из стен редакции навстречу прохладному апрельскому ветру. Но статья об опальном олигархе прочно держала меня в кабинете. Тишина. Только еле слышные голоса в соседней комнате. Странно. Обычно даже в самое ранее время в редакции шумно и людно.  Тихий стук заставил меня обернуться – дверь слегка приоткрылась и два горящих глаза впились в меня:
- Евгения Астахова?
- Да, это я.
- Ваш редактор сказал мне, что вы здесь, - она шмыгнула носом, сжала свою потёртую сумочку и бесшумно зашла в кабинет. Это была старушка лет 70, сгорбленная, но с невероятно живым и уверенным взглядом. – У меня есть рукописи для вас. Понимаете, я уезжаю, уезжаю надолго. Скорее всего, в Россию даже не вернусь. Но хотелось бы, чтобы кто-нибудь опубликовал мои рассказы. Я вам доверяю. Вот мой адрес – заходите через день, и я отдам рукописи.
Она тут же развернулась и также бесшумно вышла за дверь. Я хотела встать и догнать её, но что-то парализовало меня. На столе лежала жёлтая бумажка с адресом. Схватив листок и насилу поднявшись, выбежала из кабинета. Старушки нигде не было. Я подошла к нашему охраннику:
- В редакцию только что заходила старушка – ты записал её в журнал?
- Женя, сюда в последние полчаса вообще никто не приходил. Ты была последняя. Вот, посмотри! – он дал мне журнал. Последняя запись была: «10:25. Астахова Евгения».
- Ну и дела...
Приснилось? Показалось? Но жёлтый листок убеждал меня в обратном. Нет, я не могла                ждать целый день. В этот момент я услышала резковатый запах мужского парфюма – такого знакомого. Павел!
- Паша, как ты кстати! Ты не очень занят? Мне нужно съездить по одному адресу, компанию не составишь?
- Ну, если честно, я тут новый материал добыл, сейчас хотел написать. А дело-то стоящее?
- О, ещё как!
Павел – любовь всех женщин нашей редакции. Невысокий брюнет с блестящими карими глазами и бархатным баритонном очаровывал всех моментально. Именно поэтому сопротивляться ему всё равно было бесполезно – через мгновение я тянула его за руку на улицу. Дом, в котором проживала эта столь необычная и незаметная старушка, был не очень далеко от редакции, поэтому через полчаса мы уже поднимались по лестнице на нужный пятый этаж. Беспокойство холодным ветерком прошлось по мне.
- Бр, ну и подъезд! – эстет Павел съёжился и с укором посмотрел на меня.
Да, местечко не из приятных. Затхлый воздух, пропитанный запахом плесни, вызывал тошноту. Ступеньки лестницы были полуразрушены, перила от чего-то липкие. Даже солнце не хотело освещать своими лучами этот забытый Богом подъезд. И вот, наконец, пятый этаж. Подходим к квартире и нажимаем на звонок. У меня похолодели ноги, в голове стучало, вся спина покрылась мурашками. Но в квартире было тихо. Паша позвонил ещё раз – и опять тишина.
- Вы к Раисе Алексеевне? – от неожиданности я даже вскрикнула. Ещё мгновение назад на площадке никого кроме нас не было. А сейчас сзади стоял мужчина, непонятно откуда взявшийся. – Вы, должно быть родственники? Тело уже в морге.
- Тело? – недоумевала я. – Нет, мы не родственники, журналисты. Нам нужна бабушка, маленькая, немного сгорбленная.
- Ну да, Раиса. Так она умерла уже. Покончила с собой.
- Давно?
- Дня три будет.
Меня бросило в холодный пот, в голове зашумело, а ноги перестали слушаться. Получается, меньше часа назад я разговаривала с мертвецом! Меня могли убедить в чём угодно, но только не в том, что я сошла с ума.
- Кстати, Раиса сказала мне, что если ей будут интересоваться, чтобы я отдал эту тетрадь – мужчина зашёл в соседнюю квартиру и через минуту вынес тетрадь, отдал мне в руки и закрыл за собой дверь.
Я более-менее пришла в себя, когда дверь за этим мужчиной уже закрылась. А у меня было ещё столько вопросов! Но, как мы не звонили и не стучали ему, в квартире было всё тихо...
Выбежав на улицу, я вдохнула полной грудью, свежий ветер растрепал волосы. В руках у меня была старая засаленная тетрадка. В голове шумело, я никак не могла собраться с мыслями.
- Я, конечно, могу сейчас наброситься на тебя с расспросами, но что-то подсказывает мне, что это не моё дело. Так? – сзади подошёл Паша и накинул на меня свою куртку. – Ты вся дрожишь.
Сжав сильнее тетрадь и не ответив, я поплелась к машине Паши. По дороге в редакцию мы не проронили ни слова. Забежав в кабинет редактора (слава Богу шеф ещё не вернулся с выставки дизайна), повалилась на диван. Так, не двигаясь и тяжело дыша, пролежала минут десять. Потом, выпив воды, я взяла тетрадь и села за стол. После поверхностного изучения содержания рукописей пределу моего изумления не было. Это были не рассказы, а сводки и цитаты:

« Есть    одна-единственная   действительно   серьезная   философская   проблема:
самоубийство.  Решить,  стоит ли жизнь труда жить или не стоит, значит, ответить
на основной вопрос философии. Альбер  Камю.

Уровень суицида в Великобритании – десять человек  в  год на сто тысяч жителей. В Южной Корее - сорок девять человек на те же сто тысяч населения.

На  одного  самоубийцу приходится  семеро  пытавшихся свести счеты с жизнью и двенадцать думающих об этом.

В течение одного и того же года, восемьдесят  девятого, в Перми на 266 убийств, о которых писали газеты в статьях о  разгуле  преступности,  приходилось  362 самоубийства, о которых естественно, общественность  и не знала. Но ведь - на 96 человек больше сами на себя наложили
руки!  Не  считая  "неучтенных",  вписанных в графу "несчастный случай" – попали под  автомобиль  или  утонули  в  реке 

В  одной  стране  бывает  до восьмидесяти тысяч самоубийц в год; а среди обязательных  стран  в  моем  исследовании  - Венгрия, Дания, Финляндия, Россия, Франция,  Германия,  Швеция,  Норвегия,  Австралия,  США и Великобритания».

И что это всё значит? Эта бабулька на протяжении своей жизни (или последних лет) вела наблюдения за суицидами в мире? И зачем она покончила с собой? Зачем мне эта тетрадь? И почему она приходила (тьфу-тьфу-тьфу) в редакцию? Почему именно ко мне? Я же никогда не интересовалась самоубийствами и самоубийцами, никогда не писала об этом. А тут такое, после чего в сверхъестественное невольно начинаешь верить. Меня всю трясло, усидеть на месте было невозможно. Закрыв тетрадь, я встала и решила прогуляться, подышать воздухом. На Петровке было, как всегда, людно. Я дошла до аллеи и присела на лавочку. Моё внимание привлёк памятник Высоцкому, смотрящего в небо. Вдруг из-за памятника вышел молодой человек, достаточно бледный и с синяками под глазами. Нет, это не мертвец: бледный – а что, в Москве после зимы мало бледных? А синяки под глазами потому что мало спит. Именно так я пыталась прогнать от себя гнусные мысли. Парень посмотрел прямо мне в глаза и поманил пальцем. Так, следуя за ним, я прошла Пушкинскую площадь, Тверской бульвар. А на перекрёстке парень вдруг пропал. Но мне уже было не до этого – я спешила к толпе людей. Поработав локтями, мне удалось пробиться через толпу и... машина, черная Ауди с разбитой фарой. Перед ней в неестественной позе лежал ТОТ САМЫЙ молодой человек. Водитель в состоянии аффекта кричал постовому, что парнишка сам прыгнул ему под машину. «Ну это уже слишком» - всё, что пронеслось в моей голове. Я бросилась бежать, когда же ноги изменили мне, то упала на скамью и зарыдала. Когда же не осталось сил даже чтобы плакать, то я села и, подперев подбородок руками, стала смотреть в одну точку перед собой. Бог знает, сколько прошло времени, но когда сознание наконец вернулось ко мне, был уже вечер. Встав и сжав засаленную тетрадку я пошла к метро. Полчаса дороги, знакомая улица, родной дом, моя квартира. В изнеможении я повалилась на кровать и, не раздевшись, заснула.
Ветер открыл окно. На дворе ночь. Странно, это с какой же силой должен дуть ветер, чтобы открыть стеклопакет? Сколько я спала? Час? Два? Пять? Часы показывали три ночи. С трудом вспомнила события прошедшего дня. И опять вопросы. Почему я? Зачем бабушка покончила с собой? Зачем парень бросился под машину? И как я могла их увидеть?
- Слишком много вопросов, я сбился – о, ужас! Передо мной из воздуха появился тот парень. Он уже был не бледен. В это же время в окно вошла (именно вошла!) старушка. – Да ты не бойся – парень говорил спокойно. Хотя, как он мог говорить, когда губы его не шевелились? Он говорил глазами, но я понимала его.
- Хочешь узнать ответы на твои вопросы? – губы старушки также оставались неподвижными, но глаза горели ярким огнём. – У каждого из самоубийц своя причина. Да это и не секрет. Я вот, например, уже давно поняла, что время пришло. Сама ничего делать не могла, только родственникам обуза. Всё ждала, когда же наконец умру. А смерть всё не шла. Поэтому решила сама всё сделать. Неправильно, конечно, но зато родным меньше хлопот. А тетрадка...как я уже сказала, давно ждала смерти. Однажды по телевизору увидела репортаж о самоубийце. Вот после этого и стала собирать материалы. А потом поняла, что пора и мне.
- А мы с Людой любили друг друга – парень подошёл к моим книгам и стал рассматривать корешки. – Даже пожениться собирались. Но потом вдруг узнаю, что болен – СПИД. Теперь даже знаю, откуда. У меня два раза в год кровь брали на  какие-то  там  анализы,  и  на  игле занесли вирус. Люду обманным путем тоже уговорил  провериться  -  у  нее  все  нормально. Понятно, что свадьба не состоялась. Боялся её заразить. Да и зачем ей муж-самоубийца. А она ещё замуж сможет выйти – девушка-то хорошая.
- Хорошо, ну а я-то причём? – сама себе удивилась, потому что мои губы тоже не двигались.
- Да потому что ты тоже скоро...
Старушка не договорила, а исчезла вместе с парнишкой...
- Женя. Женя, ты слышишь? Как ты? - ко мне склонилась Катя – заместитель редактора. – Целый день тебя не было на работе. Вчера ты тоже как-то странно пропала. Звонила – не отвечаешь. Приехала к тебе, а дверь не закрыта. Захожу – ты на полу лежишь. Что-нибудь случилось?
- Не знаю. Голова болит. А сколько времени?
- Восемь вечера. Я вообще приехала тебе сказать, но ты в таком состоянии. Может не нужно?
- Да говори уж. Хуже всё равно не будет.
- Павел вчера повесился, прямо в своём кабинете. Даже записки не оставил.
Не знаю почему, но меня это даже не удивило. С Катей мы разговаривали всю ночь. Точнее она говорила, а я даже не слушала, витала где-то. Утром мы вместе поехали на работу. Я опять села за редакторский компьютер. Но руки не слушались. Встала, взяла ту самую тетрадь и пошла в кабинет зама. Там сидела Катя и работала на компьютере.
- Вот, возьми. Я домой поеду, что-то плохо мне. Если кто-нибудь будет меня спрашивать – отдай тетрадь. Пока!
На улице шёл дождь. Я дошла до перекрёстка. Мне горел красный свет, но я намеренно пошла вперёд, прямо под быстро едущую машину. Всё.
И всё-таки один вопрос не даёт мне покоя: «Бабушка – старая. Парень болен СПИДом. А я-то почему?»