Наглеет мент день ото дня...
- Скажите, пожалуйста, где размещается кабинет начальника райотдела.
В ответ - молчание. Хотя вижу, что меня видят и слышат. Жду минуту. Потом вновь повторяю вопрос.
- На третьем, - буркнул один из находящихся по ту сторону.
Скудную, конечно, получил информацию, но не рискую продолжать диалог.
Поднимаюсь на третий этаж. В коридоре - полумрак. Большое число дверей, на каждой - циферка и больше ничего. Пробую угадать ту дверь, которая мне нужна. Нахожу-таки. Вхожу. Здороваюсь. Две девицы, игриво хохоча, общаются по телефону. Наконец одной из них надоело, видимо, сие общение и она положила трубку. Воспользовавшись образовавшейся паузой, я представляюсь и высказываю желание видеть начальника.
Девица принимает решение:
- Вам не к начальнику надо, а к его заму.
Она так решила: раз газета, от лица которой я заявился, называется «Криминальное обозрение» (выходило такое частное издание в нашей области – прим. авт.), то и общаться мне надлежит исключительно с шефом криминальной милиции.
Меня это не устраивает.
- Извините, - говорю я, - но мне в данном случае нужен не зам, а сам начальник.
- Его нет, - бросает одна из девиц.
- Скажите, пожалуйста, а когда он будет?
- Не знаю.
Я ушел. А что было делать? Не ждать же у моря погоды!
Недели через две я вновь оказался в том же райотделе. На сей раз «повезло» больше. Начальник Сергей Леонидович Грибоедов был у себя.
Я вошел в кабинет. Поздоровался. И представился. Не дождавшись приглашения присесть, сделал это сам. Потом был монолог хозяина кабинета, а начал так:
- Я плохо отношусь к журналистам, потому что...
Далее последовали аргументы. Хотя меня лично это никак не касалось, но слушать было весьма неприятно. Я терпеливо выслушал.
Короче говоря, договорились об интервью: я подготовлю для него вопросы, а он на досуге подумает.
Прошел месяц. Звоню. Он через секретаршу извещает, что на вопросы ответит все тот же шеф криминальной милиции, При этом забыл, что с кем беседовать, у кого брать интервью и на какую тему определяет не он, а редакция газеты и только она. Господин Грибоедов вправе был либо согласиться ответить на вопросы редакции, либо отказаться.
Ясно, жизнь есть жизнь и обстоятельства могут измениться. Поэтому можно понять сам факт: Грибоедов сначала согласился, а, подумав хорошенько, решил отказаться, но... Во-первых, кто же будет извиняться? Во- вторых, неужели не нашлось у начальника Кировского РУВД тридцати секунд, чтобы объяснить причину?
Люди, выросшие в цивилизованном обществе, так не поступают. Они хорошо знают: не уважая труд других, сам никогда не будешь уважаем.
Постоянно общаясь с руководителями правоохранительных органов, создалось довольно-таки устойчивое мнение: у милицейского начальства начисто отсутствует такое понятие, как этика поведения или этика общения. Возникает все время ощущение, будто тебя принимаю не за того - по крайней мере, за человека второго сорта. Жестом, словом, манерой разговора (высокомерно-снисходительно) постоянно подчеркивают свое превосходство. Возможно, это вырабатывается в результате десятилетий работы с определенным «контингентом» и они перестают понимать, что в обществе есть не только уголовники, а и законопослушные налогоплательщики, которых (в силу своего статуса) любой госчиновник (в погонах или без оных) обязан почитать. Независимо от того, хочется ему это или нет. То есть, они усвоили одно: общество делится на две категории - к первой и самой малочисленной относят себя, а ко второй, состоящей из абсолютного большинства, относят к потенциальным преступникам. Возможно, есть и другое объяснение их столь странной манеры общения с каждым, кто к ним обращается. Скажем, «культуры» они набираются у тех, кто стоит над ними, стараются во всем походить на них, подражать, ну, а тем, кто не в силах подравняться под общий стандарт правоохранительной «культуры» остается одно - уйти из системы, которая еще с советских времен живет по принципу: ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак.
Кстати. Знаете, чем отличается уголовник от начальника милиции? А тем, что он, общаясь с журналистом, способен притворное почтение продемонстрировать, а вторым даже этого не дано. Так-то вот и складывается авторитет правоохранительной системы. Один раз встретился с ее представителем, другой раз, а на третий раз уже не захочется.
Иной читатель может подумать: ну, вот, сыр-бор разгорелся, а все из-за пустяка - журналист обиделся из- за непочтения к своей особе.
Разочарую сразу: горечь была, а обиды - нет. Да и на что, скажите, обижаться? На то, что начальнику милиции была оказана честь (по западным, то есть цивилизованным, меркам) и возможность на страницах газеты поговорить о наболевшем, поговорить честно и открыто?
Есть обстоятельство, заставившее меня взяться за перо: надо, чтобы мы все - журналисты, дворники, архитекторы, артисты, академики, пенсионеры - всегда и во всем отстаивали свои права, права человека и гражданина, а не сносили молча, не проходили мимо, когда нами помыкают как быдлом. Мы - не быдло, а свободные люди свободной России. И заходя и любое госучреждение, мы должны себя чувствовать хозяевами положения - налогоплательщиками, людьми, на шее которых сидят они, строящие из себя невесть что.
Предвижу вопрос: а что толку? В первый раз может оказаться бесполезным. И во второй, и в третий, и в сотый, но я убежден, что в сто первый раз до чиновника достучимся и он поменяет свои представления о людях. Если же молчком проходить мимо, то тогда действительно не останется никакой надежды, и нравы чиновника – в погонах или без оных - останутся прежними, хамски пренебрежительными.
Каждый из нас не должен оставлять власти ни единого шанса унижать себя. Мы на это имеем полное право...
Один факт - это всего лишь случайность, а два факта - это уже тенденция.
Приведу еще один пример. Один из множества.
Несколько лет назад я впервые познакомился с начальником Ленинского РУВД Екатеринбурга Абросимовым. Впечатление, честно говоря, осталось тягостным. И вот прошло почти три года. Решил еще раз пойти на контакт: мало ли, люди меняются. Да и повод был. Дело в том, что я с трудом отыскал в милицейской среде женщину, которая на самом деле всю свою жизнь занимается очень даже конкретным делом в органах внутренних дел. Слова «в самом деле» употребил не случайно: в милиции немало таких, которые по кадрам проходят, как оперуполномоченные (будто бы оперативной работой занимаются), а на самом деле их занятие - писать разные бумажки, разносить по кабинетам. И оперработа им нужна, как верблюду пятая нога.
Как тут можно было обойти стороной кабинет Абросимова?
И вот я вхожу в кабинет. Представляюсь. Здороваюсь. В ответ - молчание. Хозяин кабинета стоит возле стола - и сам не садится, и мне не предлагает. Излагаю суть моего интереса, называю фамилию женщины, о которой хотел бы рассказать в газете. Анатолий Дмитриевич снисходительно внимает, милостиво кивает головой - значит, одобряет, но присесть, хотя бы на минутку, так и не предлагает.
Ситуация, мягко говоря, пикантная. Впрочем, для Абросимова, судя по всему, вполне привычная, и он никакой неловкости не чувствует.
Наше общение длилось всего каких-то две минуты. Но какие это были минуты! Это такие минуты, из-за которых следующая наша встреча вряд ли когда-нибудь состоится.
Кто выиграл, а кто проиграл? Я? Или газета, которую я представлял? Сомневаюсь: там, где должен был стоять материал о женщине-труженице из Ленинского УВД, появился судебный очерк о милиционере-взяточнике, судебный очерк, который, видимо, прибавил «авторитета» милиции. Свято место пусто не бывает.
Можно было, конечно, сделать вид, что ничего не произошло. Все-таки мелочь. Но я после такой «мелочи» не смог принудить себя прийти в РУВД еще раз. Как можно писать о том, где тебя унизили? Все равно бы хорошего материала не получилось.
И потом: нельзя поощрять хамство - от кого бы оно не исходило. В конце концов, дело не во мне, точнее – не только во мне.
Беда в том, что в милицию приходят ежедневно десятки людей за помощью, поддержкой, советом. По нужде они приходят. И что же видят? Унизительное к себе отношение. Можно ли об этом молчать?
К счастью, и в среде людей, носящих милицейские погоны, встречаются вполне воспитанные люди. Правда, редко.
С Валентином Георгиевич Янышевым я встретился впервые, как и с его коллегами из Кировского и Ленинского районов. Он также, как и его коллеги, загружен оперативной работой. Его управление внутренних дел Орджоникидзевского района Екатеринбурга сталкивается с теми же самыми трудностями.
Он начал встречу так, как принято у элементарно воспитанных людей. Я вошел в кабинет. Он встал, вышел из-за стола, протянул руку, крепко пожал, высказал обычную в этих случаях любезность, мол, рад, знакомству. Затем пригласил присесть и только после этого присел сам. Внимательно выслушал меня. Извинился: он спешит, поэтому не сможет уделить достаточно много времени. Но, несмотря на это, сделал все, о чем я попросил. И даже тут же, воспользовавшись случаем, познакомил со всеми своими заместителями, попросив их оказывать журналистам газеты всяческое содействие.
Кажется, ничего особенного. И в самом деле, ничего особенного: государственный служащий вел себя так, как и подобает. Как подобает, еще раз подчеркну, воспитанному человеку. И ничего более. А что еще-то надо?
И тут хочу признаться в одной «греховной» мысли: а нет ли взаимосвязи между воспитанностью начальника и теми делами, которые делает его «ведомство»? По-моему, есть. Недаром же (так мне показалось) в Орджоникидзевском районе Екатеринбурга значительно эффективнее борютсят с правонарушителями. У нормальных людей так и бывает. Не зря же и народ придумал поговорку: рыба гниет с головы...
Может, начать с «чистки» голов в органах внутренних дел? И, попервости, может, научить их общаться с гражданами России, с людьми, на чьи деньги они существуют. Может, тогда и борьба с преступностью станет более эффективной?
Надо и этим когда-то заняться. А то ведь...
Наглеет «мент» день ото дня...
Всё ему уж нипочем.
Хам вольно чувствует себя,
А мы?.. Будто ни при чем!
ЕКАТЕРИНБУРГ, апрель 2004.
Свидетельство о публикации №204040900059
Иванко 2 05.11.2013 22:39 Заявить о нарушении
Мурзин Геннадий Иванович 07.11.2013 14:59 Заявить о нарушении