Новые Икары

                Новые Икары...

Прекрасной В. посвящается......

Среди столь обжигающей жары, что выжгла всю траву свежая листва вишенки казалась чем-то нереальным…. но деревце существовало, и казалось, жило в окне…. и не важно, что при выходе на улицу кругом виднелась либо пожухлая от душного городского лета трава, либо ядовито - зеленая колючая растительность, прилизанная дизайнерами ландшафтов. Словом, и растительность в этом улье была как бы продолжением копошащихся людей, столь же вытравленных изнутри язвой города.
Но все же вишенка росла, и пусть она и рождена лишь бредом сознания… он знал, что где-то вдали она реальна и ее листва не повянет от безжалостных лучей солнца и морозы ей так же не страшны… как любой караван верит в оазис, притаившийся за барханом, так и он верил в существование вишенки….


Каждый следующий шаг при подъеме по этой, казалось бы, бесконечной лестнице давался и легче и тяжелее одновременно; легче было от того что он уже давно все для себя решил и сейчас просто продвигался к цели, которая становилась ближе и казалось еще чуть-чуть и он сможет коснуться солнца и познать суть этого мира, которая виделась ему в таинстве полета, той легкости, которой летают птицы, дети небес, они плавают в океане вечности, в то время как человек – всего лишь червь, ползающий по дну и не смеющий подняться к солнцу, к этому центру мира, Оку, взирающем на тысячи и тысячи поколений таких же как он червей, которые к чему-то стремились, любили и ненавидели и наивно полагали, что будут жить вечно, а Око даже не запоминало их, как не запоминает человек муравьев, копошащихся в своем муравейнике, а ведь и там каждый на что-то надеется и любит и верит, но что их чувства для проходящего мимо.
И он решил доказать Оку, что и он сможет постичь истину и перестать быть червем. И вот он идет по этой облезлой лестнице, пропахшей мочой, пролитым пивом и блевотиной, и эта грязь уже давно приелась, стала частью повседневности, т.к. по сути, была отражением общества, в котором Он жил, эта была та же духота и затхлость, которую Он видел в Городе.
Нет, Он определенно не любил этот мир и все что в нем происходило и давал в себе в этом отчет – нет, не не любил –ненавидел – дикой животной ненавистью к врагу, который заведомо сильнее Его, и сойдись Он открыто с этой Тварью, имя которой Миропорядок – та не моргнув и не почувствовав сломала бы Ему хребет. Да, Тварь бы не почувствовала, но заметила и приняла бы Его право на этот последний рывок.
«А вдруг Тварь и есть Око», - мысль с некоторого момента начала прожигать ему мозг, вытесняя все остальные идеи. Мысль стала гвоздем, который вошел в разум и горел и воспалял его изнутри, превращая все Его дни в подготовку к заведомо провальному прыжку к горлу Твари.
Он знал свою обреченность, но готовился к полету, который и должен стать его Полетом (или Рывком? – да какая разница, пусть поэты и прочие словоблуды выбирают названия – Он же видел смысл – указать Оку на себя и отстоять свое Право на Жизнь).
Парадоксальность ситуации к тому и сводилась, что Право на Жизнь он хотел отстоять перед Оком, путем возможного прихода к смерти. Да, он не видел Жизни в том, как живут эти создания, именуемые людьми – та муравьиная размеренность и одновременно бестолковость существования. Бестолковость, которая подразумевает, что за Него и за Тебя все уже продумала сама природа и Око, а ты лишь Баран, жрущий корм и жиреющий, и ждущий, когда нож мясника войдет в твою разнеженную плоть.
Обреченность давала о себе знать с самого начала, но Он гнал ее, гнал как абсолютно чуждый и ненужный элемент в Его вызове Оку, так почему же сейчас, когда до цели оставалась всего лишь несколько лестничных пролетов так предательски взмокла его рубашка, и эта сухость во рту – что же эта такое – неужели труп, которым обременена душа, был так силен и довлел над его поступками и так хотел жить.
Но ничего, еще несколько ступенек осталось позади.
Кругом все та же дикая реальность: сквозь открытые форточки подъездов доносился рык автобусов, этих железных червей, которые ежечасно перевозят в своем брюхе муравьев или все таки крыс? Нет так не должно быть – вот же и свет в окнах и доносящийся, казалось из другого мира, аромат вишенки. Куда же смотрит Око?…………..
…………..Казавшийся бесконечным подъем по лестнице не утомлял его, чьи сандалии прошли, казалось, по всем караванным путям, а глаза видели столько лиц и событий, что любому другому хватило бы не на одну жизнь. Но караван пал и пали и люди и животные один за другим… Пала сама его жизнь. Нет, не жаль было ни вложенных денег, ни пряностей, ни диковинных тканей, что лежат где-то в пустыне занесенные песком. Да кривая в этот раз жестоко ударила его, отняв и близких и его караван, в одночасье превратив в нищего, сломленного и ненужного миру человека…. Страшнее всего оказалась потеря Верблюда… Этого двугорбого Белого красавца, который, как он верил знал путь к оазису, где растут чудесные деревца, что именуются вишенками….. и пусть год за годом, оазисы, к которым выводил Верблюд были таким же как и всегда, но оставалась мечта. Мечта, что вопреки кривой крепчала с каждой неудачей… и еще не много, еще чуть-чуть и караван бы достиг цели…
Все пало практически в одночасье…. и Белого красавца забрала смерть… и это божественный зверь не станет подобным птице и не расправит уже крыла….просто по недосмотру Богов или по каким-то неведомым законам истории и миропорядка….
Оставался последний шанс обрести мечту – долететь до нее….. Еще немного и он поднимется на площадку башни и станет ближе к этому бездушному Оку, что столько лет обжигало его душу и тело… он станет почти на равных с Оком и появятся крыла, крыла, которые так и не расправил Белый красавец и понесут его к оазису……….
…………..Ноги как ватные перебирали деревянные ступеньки – сколько их еще впереди?
Ну, ничего сил еще хватит, пусть и лихорадит, и пот течет липкими ручьями по спине. Кажется, что горит не только мозг. Нет, горит весь мир, как уже много дней горят дома Риме и дух пожарищ витает в воздухе. Умерли Боги, либо же просто уснули. И разбудить и оживить Богов - его цель.
Кругом ждала толпа…. Толпа, что считает его фанатиком, решившим доказать верующим в распятого раба, что есть лишь Боги Рима… Нет… Ему не было дело до этих ослепленных новым веянием людишек, он шел будить Богов…
Боги спали, иначе как же можно было объяснить тот факт, что легионы шли сражаться в неведомые земли и проливали там свою римскую кровь всего лишь за золото, что польется в погреба тех самых патрициев, что с животной радостью смотрели мгновение назад на казнь христиан, забыв о горящем городе, поплевывая косточками вишни, что разносили торговцы…
Легионы гибли, весталки с хищным оскалом смотрели на гладиаторские бои, сенаторы выходили на арену, умеренность и праведность деяний стала пороком - скудела земля людьми, именно людьми, а не людишками, последних становилось все больше.
Росла слава Рима, города – зверя, города-господина всего мира, лишь восточные царьки ему не поклонились, да варвары, живущие у края земли, но казалась и их судьба предрешена. Но рос ли Рим?
Он шел будить Богов, будить Богов для Империи, т.к. он первый увидел агонию и нездоровый жар души Города и воскресить ее могли лишь Боги, а для этого до них нужно долететь, а значит, он сейчас взлетит – взлетит на глазах у всего цирка и пусть охнет толпа, он полетит к Богами разбудит их.
Оставалось сделать последние усилия, впереди было всего несколько ступенек.
Он вышел на площадку, оглядел толпу, зарево пожарищ, взглянул на слепое Око, что тысячелетиями смотрело на этот мир, как же не выносимо ярко и обжигающе нутро сегодня горело оно…………..
……..Холодное зимнее солнце ослепляло, отражаясь от снега, что лежал кругом, сколько хватало глаз….. Вид с колокольни так и убаюкивал и ласкал душу…. Мир есть, есть и за пределами стен монастыря и за пределами стен, что он возвел в своей душе, отделившись от все, что окружало его… а мир за стенами не пал, а сохранился и жил, несмотря не на нашествия степняков и болезни, что сыпались на родную землю как из сатанинского рога изобилия…. но его родная земля жила и цвела, несмотря ни на что…. равно как не потеряла своих цветов и засохшая веточка вишенки, что бережно хранилась им в память о тех днях, когда думалось, что счастье, обретенное однажды вечно, как вечна и справедлива и сама жизнь, дарованная однажды Богом, что смотрит на этот мир и не дает демонам завладеть им… но где же этот Бог?… и почему он допускает боль к сынам и дочерям своим и насылает на них безумие и злобу по отношению друг к другу…. и кто виноват в том, что люди стали подобны волкам, а самые ненасытные и кровожадные из них именуются великими властелинами?…… куда смотрит Бог, когда плачут голодные и умирают больные, а полки идут друг на друга?…. где Бог?……….
Он подошел к краю площадки… кругом все тот же снег…. а над головой холодное светило….. зима, сковавшая землю, так и не хотела отступать……. кругом холод……. и бездушие снежной пустыни, над которой маячит далекая точка летящей птицы….. последний взгляд на купола и крест…... Нет, они холодны и далеки, так же как холодна и нерушима лежащая перед взором пустыня…… Чье безмолвие нарушило лишь воркование перелетевшей неведомо откуда голубки…… так же как нарушило безупречность лежащего рядом снега и выпавшая из клюва голубки цветущая веточка вишенки….
Нарушена холодная и безмолвная безупречность пустыни снега…. и нарушена не безликим и далеким Богом….. не громом с небес…. нарушена цветущей веточкой вишни…. а раз вишня цветет - холод отступает……….
……….он последний раз окинул взглядом толпу, поднял глаза к бездушному небу….и по лицу скатилась первая капля дождя, который уже спустя мгновение лил непроглядной завесой, заливая пожарища….. а значит, его крик был ненапрасным….. и сейчас хотелось лишь одного - бежать к своему саду, в котором росла вишенка….. а если сад сгорел?…… тогда он взрастит новый……
……….Над оазисом витал какой-то непривычный аромат…. аромат, который он уже забыл, казалось навсегда….. аромат вишенки….. он оглядел свой караван….. все так же как всегда, только чуть светлее лица караванщиков, да оживленнее верблюды….. Черный Верблюд, таки вывел его к Оазису…… но среди животных он не мог видеть вожака, который раз за разом выводил караван, когда надежды на спасение больше не было…… лишь вдалеке различим удаляющийся силуэт неимоверно большой птицы……