Тебя когда-нибудь предавали?

Третий час ночи, чай давно остыл, и мы поговорили, кажется уже обо всем на свете, обо всем?
-Тебя когда-нибудь предавали?
Вижу изумление в глазах.
- Меня?
-  Ну конечно тебя, не меня же.
-   Нет, наверное.
-   То есть, ты хочешь сказать, что самые близкие и дороги люди, никогда не плевали тебе в душу, никогда не ставили подножек, не говорили гадостей за глаза и никогда не пытались вонзить нож в твою незащищенную спину?
Выражение глаз меняется, в низ уже не удивление – паника. Приподнимаю брови: то-то тут не так. Не должны люди, таким образом, на это реагировать. Не должны, не должны, не должны… Меня вдруг осенило.
- Предатель!
Паника смешивается с ужасом.
- Нет! Нет! Откуда ты знаешь?
Улыбаюсь про себя. Всего лишь удачная догадка. Не знаю что сказать, но пытаюсь придать своему лицу осуждающий вид.
В глазах страх, боль, и прямо-таки прожектором бьющее из них раскаяние.
Молчу, я блефую, но ведь он об этом не знает, он сам мне все расскажет, добровольно. Чувствую легкий укол совести: Так нельзя! Я этого даже не заметил, как слон не замечает севшую на его спину муху.
- Я не хотел, - голос тихий – я действительно не хотел – поднимает на меня глаза, вот-вот заплачет – так не должно было случится. Это всего лишь стечение обстоятельств, роковое стечение.
Он замолкает: все любопытнее и любопытнее.
- Я не должен был так торопится, не должен был…- всхлипнул. Протягиваю ему платок, он принимает, сморкается, готов продолжать.
- Я уехал, она ждала, стояла, смотрела в след и ждала, что я оглянусь, что я посмотрю на нее и вернусь, - перехватило дыхание, он не может говорить, но я терпеливый, я подожду.
- Я не оглянулся, не оглянулся не потому, что не хотел ее видеть, не потому, что хотел бросить, а потому, что я просто про нее забыл. Я забыл, а она преданно смотрела мне вслед, не пыталась привлечь к себе внимание, а просто смотрела, как порой смотрят женщины.
Женщины?! Женщины! Кто тогда Она?
- Боже мой, она никогда меня не предавала, а я… - он уже рыдает, навзрыд.
Я вздыхаю, понимаю, что сегодня он ничего больше не скажет. Сажусь рядом и приобнимаю его за плечи. Чувствую, как он вздрагивает, и ощущаю жалость. Я, злой и циничный до мозга костей, чувствую жалость. Странно. Мучаюсь в догадках, кого он мог предать, что он мог такого сделать, что высокомерный и самодостаточный, он, как мальчишка ревет практически у меня на груди. Он, как будто читает мои мысли, и не отрываясь от меня говорит:
- Ее звали Симона, ей было пять лет.
У меня внутри все похолодело: мерзавец! Ребенка?! Прямо таки вижу это: маленькая кудрявая девочка в цветастом платьице смотрит доверчивыми оленьими глазами ему вслед. Радостная, какой может быть только улыбка ребенка, гаснет, медленно, как догорает за горизонтом заходящее солнце.
Хочу оттолкнуть его от себя, ударить, бить его пока он не потеряет сознание. Все это занимает доли секунды, не успеваю ничего сделать.
- Она даже не была привязана, она могла пойти следом, но не пошла, потому что ей сказали ждать.
Новые подробности придали картине, нарисованной моим  воображением, еще более жуткие очертания.
- Когда я вернулся, она виляла хвостом, и смотрела так преданно, как никто другой никогда на меня не смотрел. Я трепал ее по загривку, а она лизала мне руки, как будто ничего не произошло. Я ее предал, а она ластилась ко мне… - он снова плачет. И я не далек от этого. Собака! Он предал собаку! От этого не легче, перед глазами все равно стоит образ девушки, и девочки… и собаки… Чувствую его боль. Он поднимает на меня глаза, мокрые, красные и доверчивые. Я улыбаюсь, ласково, настолько, насколько могу.
- Я никому не скажу. Он благодарно кивает, прижимается ко мне и я чувствую тепло его тела. Смотрю на него сверху вниз, и знаю, что никогда и никому не скажу о том, о чем он рассказал мне сегодня. В моих глазах никогда не появится паники в ответ на вопрос: тебя когда-нибудь предавали?