Братья мои меньшие

               
Я, между прочим, не в пример многим, хочу жить за городом и заботиться о братьях наших меньших.
В своих мечтах и снах я вижу небольшой уютненький особнячок где-нибудь за городом, а еще лучше  - на Лазурном берегу,  небольшой участочек гектаров в шестьсот и среди всей этой умиротворенной скромности собственной персоной: Я – Доктор Айболит. А вокруг, что за прелесть, ползают, бегают, летают, кусаются, поедают друг друга, откладывают яйца, размножаются, рычат, гавкают, шипят, чирикают, каркают, ревут, эти миленькие, симпатичненькие, пушистенькие и пернатые братья мои меньшие.
Они все такие разные, у всех разные вкусы: кто-то с нескрываемым аппетитом смотрит на ближайшего к себе кролика, кто-то пожевывает зеленую сочную травку, третьи с упоением гоняются за жирной зеленой мухой. Вчера, видимо спутав меня с этой гадостью зеленой, несколько кошачьих особей в течение трех часов гонялись за мной, "Вискас" им чем-то не понравился. Всю ночь я мучился вопросом – неужели я вкуснее "Вискаса" и как я такой большой войду в их желудочки, они же у них такие маленькие, чуть больше наперстка, не понимаю.
Как водится, утром я проспал звериный завтрак. Будить меня приполз удав Никифор – милый восьмиметровый червяк – акселерат. На завтрак он не получил свою обычную пайку – две дюжины кроликов. Чем я ему напомнил вислоухого грызуна. ума не  приложу, уши-то у меня обыкновенные, но факт остается фактом – после кошачьего ужина я чуть не стал змеиным завтраком. Удирая от Никифора, я чуть было не попал на зуб крокодилу Трифону, моему любимцу. Обычно на завтрак он съедает пятилетнего бычка, а тут решил "заморить червячка" в моем лице. Отделавшись тем, что у Трифона в его мясорубке я оставил свою пижаму и шлепанцы я продолжил свою "легкую" утреннюю пробежку. Медведь Митрофан больше всего на свете любит липовый мед и вареную сгущенку, но мной он тоже решил не брезговать. Взревев, как дизельный движок "Катерпиллер", Митрофан бросился в погоню. На бегу я вспомнил, что не выпил еще традиционную утреннюю чашечку кофе. Мне стало ужасно грустно, кофе откладывался на неопределенный срок. Вспомнив уроки бега, что давал мне страус Яшка, первые сто метров я пробежал быстрее мирового рекорда, как пить дать, следующие десять миль дались сложнее, но я своего достиг: Митрофану надоело  столь резвая дичь как я и он ушел охотиться на кабанчиков. Когда вдали через некоторое время раздался душераздирающий поросячий визг, я с облегчением вздохнул – медвежьим завтраком мне стать не суждено, по крайней мере сегодня.
Из-за ближайших кустов малины за мной с нескрываемым кулинарным интересом следила волчья семейка во главе с матерым волком Антоном. Справедливо решив, что для двадцати волков меня одного все-таки маловато, я с разгону нырнул в бассейн и уже врезаясь в прохладную голубую воду с ужасом вспомнил о давно не кормленной белой акуле с милым, ласкающим слух именем – Живодер. Уроков плавания на беду я давно не брал, поэтому помчался по воде аки по суху. Живодер отстал и я еще раз с благодарностью вспомнил Яшку. На берегу меня с распостертыми объятиями встречала горилла Гавриила. Обезьяны, конечно твари не плотоядные, но что спрашивается мешает им изменить принципам. А вдруг им надоела картошка и "Геркулес". Соображать было некогда: Живодер догонял, Гавриила терпеливо ждал, высоко в небе грифы-падальщики с интересом следили за ходом погони – вдруг кусочек достанется, к предполагаемому выходу моего тела на берег мчались кошачьи, впереди всех пылил гепард Геша. "Быстр пострел, - с сожалением подумал я. – А все-таки, до смерти интересно, к кому я попаду сегодня на завтрак," и заложил вираж на 90 градусов. Живодер со всего маху врезался в широкую грудь Гавриила, Геша протаранил обезьянью спину, подоспевшие пятнистые, полосатые и прочие голодные кошки дружно замяукали и бросились на Живодера, что-что,  а рыбку они любили. Через пару минут от акулы не осталось даже хрящиков.
Я мчался по водной глади бассейна, солнце приближалось к зениту, время к обеду, а в этом зоопарке еще никто толком и не завтракал. Мне стало себя жалко, протянуть до вечера, когда с дальних пастбищ возвращались стада копытных, не представлялось никакой возможности. Мои мечты о чашечке кофе, неспешно выкуренной сигаре, улетучивались сами собой. Я выскочил на берег, отдышался, огляделся, отбрыкался, отпихался от надоедливых голодных крыс. Из-под баобаба вылез обиженный лев Васька – ему не досталось рыбки.  "А так хотелось селедочки отведать," -  читалось в грустных, а оттого еще более голодных глазах. Хорошо бы ему гриву постричь, подумал я, отбежав километра два. Бегать под полуденным солнцем становилось невыносимо, а стада копытных, которые у меня играли роль и завтраков, и обедов, и ужинов для всей этой плотоядной нечисти, как назло задерживались сегодня на водопое. Зато до сыта наелись травки носорог Обормот и слон переросток Фантомас. Им так хотелось поиграть в салочки, что гоняться они решили за мной. Потом к ним присоединился  жираф Пижон, который увидел во мне новенький футбольный мячик, белый медведь Умка лез обниматься, стараясь укусить за ухо, кто-то норовил схватить за пятку… На этом месте я проснулся. Сон какой-то не очень, о братьях наших меньших заботиться расхотелось раз и навсегда.
За пятку меня хватал домашний кот Тимон, вот уж с кем, а с этим зверем шутки и вовсе плохи. Судьбу я решил  в этот раз не искушать и потому поспешил на кухню за чем-нибудь вкусненьким для Тимона – милое создание, но обжора страшный.