Девочка стояла на балконе...

Девочка стояла на балконе...

На детской площадке малыши самозабвенно лепили куличики. Разноцветные формы давно оказались раскиданы по всему двору, и теперь было можно только догадываться, кому принадлежал тот розовый бегемот или та желтая ракушка. Неотрывно следя за непоседливыми чадами, молодые матери счастливо щебетали, перемывая друг другу кости.
"Ой, да что Машка! Вот Ленка из третьего - так та опять себе мужика нашла, представляешь?"
"Да что ты говоришь! Это тебе Танька рассказала? Вот ведь сплетница!"
Одна женщина сидела в стороне и сосредоточенно вязала, то и дело поглядывая на малышку с черными, как уголь, волосами, что играла в кукол в маленькой прогулочной коляске.
Девочка не могла ходить. Редко ее видели среди веселящейся малышни...
Врачи говорили матери, что это пройдет, это лечится, все будет хорошо, и она верила. Говорили месяц, говорили два, три, шесть, говорили год, и она верила. Она и теперь верила, спустя три весны...
На скамейке у подъезда задорно смеялись девочки постарше.
"А потом он говорит, мол, можно тебя поцеловать?.." - хихикала одна.
"Тупо-о-ой!" - хохотали остальные.
То и дело очередная из них взвизгивала и начинала неистово выкладывать собственные воспоминания об уже свершенных подвигах на любовном фронте. И не догадывался никто, что Катя, громко вещающая на весь двор о том, как бросила прошлого парня, никогда ни с кем не встречалась. И никто не думал, что целомудренная Ира, получившая прозвище "Монашка" за боязнь даже взглянуть на представителя противоположного пола, Ира, всегда ходящая в потертых джинсах и никогда не красящаяся, по ночам надевает короткую юбку и рисует себе огненно-красные губы, отправляясь зарабатывать деньги давно всем известным способом. Ведь ее годовалую сестренку, которая не сестренка вовсе, а очень даже дочь, тоже надо чем-то кормить...
В самом углу двора, за гаражами-ракушками, на заплеванной земле сидели восемь подростков и передавали по кругу почти выкуренную сигарету. Они громко хохотали над явно несвежими анекдотами и то и дело пинали друг друга под ребра с видом глубочайшего удовлетворения.
"Жизнь - понтовая штука", - заявлял один, выдыхая облачко терпкого дыма.
Остальные кивали. Кто-то кидал ножик в стенку гаража, кто-то в очередной раз вспоминал свою соседку без одежды...
И только слухи ходили, что месяц назад Лёху убили в подворотне именно тем ножом, что сейчас лихо вспарывал тонкий металл ржавой ракушки. И никто понятия не имел, что Михай уже 2 недели назад узнал свой диагноз - СПИД.
За деревянным столом посреди двора с бурным весельем и громким звоном стаканов мужики, чьи жены следили за детьми, играли в карты. "Жигулевское" в привокзальном ларьке было нечасто, поэтому каждый завоз расценивался, как праздник.
"Пиковая дама... Не любовь, а драма..." - заводил кто-то хриплым баритоном.
Остальные начинали с готовностью подпевать.
Они и не подозревали, что Петруха на своей краденой и с десяток раз перепроданной "шестерке" позавчера сбил по пьяни женщину в соседнем районе и благополучно сбежал. И не думали, что от Василия Михайловича, чинно сидящего неподалеку и имеющего репутацию чуть ли не профессора, после десяти лет совместной жизни уходит жена, узнав про молоденькую любовницу Лизвету на пятом месяце беременности...
Не знал никто и о том, что дом их в скором времени будет поставлен под снос, а жильцы - буквально вышвырнуты на улицу под прикрытием обещания новых квартир, которое никто не собирается выполнять.

Девочка стояла на балконе, и хрустальные капли слез, чистые, как святая вода, с едва слышным звоном падали вниз.
Она знала.