Здравствуй, сомова!

Становление Сомовой.

Жила-была Сомова. Ее детство, отрочество и юность прошли в атмосфере комму-нальной квартиры с двумя соседями.
Воспитанием Сомовой в младенчестве занималась няня Таисия Акимовна, которая чрезвычайно любила порядок и иногда корила юную Сомову: «Голубушка! Ты же обещала мне не писать на этот ковер... Как же так, милая?» Сомовой всякий раз становилось стыдно - она росла совестливой девочкой.
Таисия Акимовна любила хорошую кухню. Особенных результатов она добивалась в приготовлении грибного супа. Его Сомова могла съесть в неограниченном количестве.
-  у нашей девочки ожирение 1 степени - сказала врач-педиатр, когда Сомовой было 4 года.
Сомова опечалилась и надула в штаны.
- Если ты не перестанешь этого делать, - предупредили ее в последний раз, - мы не отведем тебя на балет.
Сомова дала страшную клятву - ходить только в сухих штанах. Ей хотелось в балет, чтобы танцевать на цыпочках.
Через несколько занятий ей надоели гран-батманы, и она из последних сил цеплялась за косяк двери, когда ее тащили на занятия. В конце концов на Сомову плюнули и больше никуда не таскали.
В отрочестве Сомова любила ездить на велосипеде. Ее так долго этому учили, что когда она, наконец, поехала, крикнули: «Ехай, ехай!»» - и не стали больше ловить...
Юность Сомовой так же не была отмечена ничем выдающимся. Только однажды, на литературе, когда она отвечала урок, учительница сказала:
- Тише, дети! девочка обнаруживает знание первоисточника!
За это из-под Сомовой выдернули стул, и она больно села на пол.
Потом она продолжила свое образование в институте, со временем возненавидя его почти так же сильно, как балет.
- Сомова! Если вы не знали, как делать типовой расчет, почему вы не ходили на кон-сультации? - спрашивал ее преподаватель.
- Мне было неудобно...- отвечала Сомова.
- И часто это с вами случается?
Однажды у сокурсницы Сомовой был день рождения. Сомовой поручили накрывать стол, но именинница не пришла, и чтобы не пропало пиво, Сомовой заодно поручили быть именинницей.
Она была превосходна - глупо острила, роняла бутылки и приставала к мужикам с вопросом: «А что будет, если де-икс продифференцировать по де-игрек?» - «Будет - во-о! Сомова!»
Она обиделась, прилепила на собственный лоб этикетку от пива и замолчала.
Впоследствии оказалось что единственным знанием, вынесенным Сомовой из инсти-тута было следующее: если де-икс продифференцировать по де-игрек - все будет нормаль-но! Это очень помогало Сомовой в трудные моменты жизни...
...После института Сомова поняла, что в ее возрасте пора бы иметь за плечами кое-какие весомые успехи, достигнутые исключительно упорством и собственными способно-стями. Но получалось, что кроме сухих штанов в детстве больше достижений не было. Все остальное, включая балет, велосипед и аттестат Сомова считала недоразумением. Тем более диплом, благодаря которому она теперь страдала за кульманом на заводе, производившем бытовые воздухоочистители.
В комнате сидело 25 человек. Было невыносимо скучно. Чтобы позорно не уснуть, Сомова иногда озабоченно выходила из отдела и начинала заглядывать во все комнаты, спрашивая Семенову из нормо-контроля.
Один раз, когда Сомова уже начинала засыпать, ее позвали к телефону.
- Сомова? - сказал в трубке начальник отдела. - Вы у нас в каком...- полку служила?
- Я тебя спрашиваю, ты у нас давно институт закончила?
- Три месяца...
- А не хочешь отдохнуть?
- Хочу!
- Поезжай на курсы повышения квалификации.
«Что же я там буду повышать? - задумалась Сомова и пошла поделиться новостью к подруге Семеновой.
- Скажи, Дуся, ехать мне или нет? Я боюсь там ляпнуть какую-нибудь глупость...
- Поезжай, познакомишься там, может, замуж возьмут...
- Ты все о своем!
- Доживи до моих лет, - серьезно сказала Семенова, которая была старше Сомовой на год.
Несколько дней Сомова оформляла командировку, получала деньги и собирала че-модан. Билет она купила за десять минут до поезда в кассе для родителей с детьми. Конеч-но, ей досталась верхняя полка в купе, а соседями - одни мужчины. Сомова боялась всю ночь и заснула только под утро, но к ней никто так и не пристал.
...Курсы повышения квалификации Сомовой представляли собой пятиэтажный дом, где слушатели и учились, и кормились, и спали. Можно было проснуться без десяти девять, а в девять уже сидеть на занятиях. Это единственное, что понравилось Сомовой. Все ос-тальное: программа, контингент, преподаватели, койка и еда - не понравились.
Программа была подготовлена для специалистов высшего и среднего звена руково-дства, к которым Сомова не имела никакого отношения. К тому же, узнав о ее специально-сти, женщина в секретариате удивленно спросила:
- А как вы сюда попали?
- Мне что, уехать? - обиделась Сомова.
Женщина сказала: «Подождите» и вернулась с маленьким мужчиной ярко выражен-ной нерусской национальности.
- Мне думается, - мягко сказал мужчина, - что вам никогда не помешают занятия, ко-торые вы получите на наших курсах.
- Нет, главное, чтобы вам не помешала моя неправильная специальность. «У них не-добор» - поняла Сомова.
- Наши курсы оснащены компьютерной техникой, позволяющей быстро усваивать новый материал.
«У них большой недобор», - уточнила для себя Сомова.
Она осталась и начала ходить на занятия, абсолютно ничего не понимая. «Что такое шинопровод?» - спрашивала она у соседа. Сосед смотрел на Сомову с сожалением.
Один раз ее подпустили к компьютеру, разрешили последовательно нажать три кнопки и поставили «зачет».
В свободное время Сомова ходила по магазинам, мерила подряд платья, туфли, шу-бы и шляпки, нюхала духи, просила показать ей вон ту шкатулку, брошку, пряжку... На по-купки средств у нее не было, а подарки ей никто делать не собирался. Мужчины ее группы все время играли в бильярд и замечали Сомову, только когда она задавала свои вопросы. «А вот и наши девочки!» - говорили они о Сомовой, хотя из девочек в группе была она одна.
По окончании курсов Сомова получила свидетельство с оценкой «4» (хорошо), с числом и подписью нерусского мужчины.
«Что ж тут «хорошего»? - не поняла Сомова.
- ...Ну, как? - спросила ее Семенова.
- Что тебе сказать, Дуся?.. Кстати, ты не знаешь, что такое шинопровод?..

СВАДЬБА  СОМОВОЙ

Сомова выходила замуж под Новый год. «Испортила себе такой праздник», - бурчала она под нос, втыкая в прическу флердоранж.  Флердоранж постоянно выпадал, так что Со-мова то и дело лишалась невинности.
Часы показывали одиннадцать. Уже через полчаса должно было состояться счастли-вое бракосочетание, после чего рождалась новая ячейка... Дело встало только за женихом. «Где этот гад?» - думала Сомова, расхаживая по квартире и задевая гостей подолом подве-нечного платья. Гости падали, жениха все не было. «Зачем я собралась замуж?» - в отчая-нии воскликнула Сомова, испугав свидетельницу, но тут коротко звякнул звонок.
В дверях стоял красный жених с подружками и дружками. «Ну и прическа», - сказал жених. Сомова поджала губы и ушла к себе.
Выбежала мать невесты, стала неуверенно звать к столу. Зазвенели бокалы, красный жених начал покачиваться.
До ЗАГСа оставалось считанные минуты. Сомова выдергивала из прически флердо-ранж и бросала его в окно. Цветы чистоты и невинности разносились по округе шальным декабрьским ветром.
«Нарядили невесту - как новая», - услышала вдруг она голос свидетеля, который долго не хотел им быть, а когда его упрашивали, отвечал, что «не хочет быть свидетелем этого  безобразия»...
Сомова зарыдала и так ее, рыдающую, отвезли в ЗАГС. Бракосочетание прошло в хорошем маршевом ритме свадебного Мендельсона...
Вечером в столовой жених пытался произносить тосты. «Друзья мои», - начинал он и падал.
Сомова искала у него в карманах ключи от квартиры, которую им дали на первую брачную ночь знакомые ее мамы. Ключей не было. «Куда ты дел ключи, гад?» - «Друзья мои», - отвечал ей жених и неуклонно падал.
Свадьба кончилась, когда на дворе стояла глубокая ясная зимняя ночь. Жених спал в неестественной позе. Сомова плакала и просила поймать хоть какую-нибудь тачку. «Тачки» ехали мимо. А вот и последний автобус показался в конце улицы. Сомова побежала, увязая в сугробах и путаясь в подоле. Двое дружков волокли тело мужа. «Друзья мои... это пре-красно!» - восклицал он. Сомова добежала до остановки, схватилась за поручень и повисла, пока дружки подтаскивали тело.
Всю первую брачную ночь Сомова ездила от своих родителей к его родителям, по-том в квартиру, от которой им дали ключи, потом к друзьям, которым муж отдал ключи на хранение, потом опять к его родителям - забрать тело, потом опять в квартиру. Сжаливший-ся над Сомовой частник уже зевал за рулем. Она трясла мужа и злобно шипела: «Где день-ги, которые нам подарили на свадьбе?» - «Но, друзья мои?..» - недоумевал муж, вытаскивая какие-то скрученные червонцы.
...Рассвет первой брачной ночи Сомова встретила на кухне. Она сидела, раскачиваясь на табуретке, и нога ее все время соскальзывала с перекладины. Она слушала, как сопит и бормочет в комнате спящий муж, как дом наполняется звуками сливаемых унитазов и скри-пом освобождающихся кроватей, с которых встают счастливые супруги и дружно начинают первый день ее, Сомовой, замужней жизни, которую она никак не может начать. «А зачем я вообще вышла замуж?» - подумала Сомова.
Этот вопрос она задавала себе всю жизнь.

САПОГИ  СОМОВОЙ

Сомова любила извращать. Бывало, говоришь ей: «Ну, хватит уже, Сомова! Не  из-вращай, а!» А она извращает.
О ней заботится армия, врачи, кассы авиабилетов, магазины то и дело заботятся... Кто еще? Ее муж - Альфредыч, ее дети - Бася и Стася. Все заботятся о Сомовой, а она при каждой возможности извращает. Причем делает это незаметно для себя.
...Сомова всегда хотела иметь финские сапоги и однажды ей повезло. На отдел дали пару, а она вытянула жребий.
«О, жалкий жребий мой!» - пропела Сомова и заметалась в поисках денег. «На!» - сказал ей муж Альфредыч, брезгливо собираясь в третью смену на четвертую работу.
Сомова была так взволнована поступком мужа, что забыла надеть второй чулок и увидела это только перед магазином промстройотходов, где и выдавали сапоги.
Во всей очереди одна Сомова была «по очереди», остальные должны были получать только через день. Но разве можно спокойно жить и работать, зная, что где-то среди пром-стройотходов лежит твоя финская пара! Поэтому пришли все. А когда до заветной пары ос-тавалось всего человек двести-триста, пошел дождь, и появилась милиция. «Парные кончи-лись, остались непарные, - сказала милиция, - кто будет брать - шаг вперед! Вся очередь молча шагнула вперед, на месте осталась одна Сомова. «А вам чего?» - строго спросил ее старшина Фоменко, родом с-под Твери.
Сомова пыталась представить себя в непарных сапогах «с-под Финляндии». Конеч-но, это подходило под непарные чулки, но не подходило под парные ноги. Очередь двига-лась быстрее, чем думала Сомова. Подошли детские садики. «Давайте нам без очереди, а то мы не примем ваших детей в группы», - сказали садики и взяли предпоследнее. Последнее взяла Сомова.
Только дома она развернула бумагу. Сапоги ей понравились. Особенно правый, ле-вый - меньше. Левый она так и не смогла надеть, сколько ни помогал ей Альфредыч в пере-рывах между второй и третьей работой.
«Плохая страна - Финляндия. И сапоги там плохие... наши лучше».
...Вот так о ней позаботились целых два государства, и вот так она все извратила.

МУЖЧИНЫ СОМОВОЙ

Взаимоотношения Сомовой с мужчинами шли в ее жизни отдельной статьей.
Мужчины ее пугались.
Нет, с лицом в нее было все в порядке. Сомова даже научилась ловко маскировать отсутствие зубов, открывая рот только в стоматологическом кресле.
Были определенные сложности с фигурой, когда стрелка весов перетягивала крити-ческий рубеж.
- 71! - со всхлипом говорила Сомова, - на прошлой неделе еще было 69...
- какая разница-то? - спрашивала ее подруга.
- Ты не понимаешь... 69 - это почти 60, а 71 - это уже под 80!
- не понимаю, У меня всегда 47...
Но в совокупности всех частей тела Сомова выглядела достаточно привлекательно. Однако мужчины пугались ее.
«С этим пора кончать», - решила она про себя как-то вечером за чтением «Теплотех-ники и гидравлики». И тут позвонила мелкая подруга.
- Ну, заходи...
- Я не могу, - сказала подруга, - зайти к тебе вместе с машиной, а из нее меня не вы-пускают.
- Как ты мне надоела со своим Доктором...
- Да с Доктором мы уже расстались навсегда.
- Опять? Я понимаю...
- Поехали, покатаемся... Я тут тебя познакомлю...
- Ты же знаешь, мне ничего надеть, - Сомова начала волноваться, ей хотелось ехать.
- У тебя прекрасное... такое - серое, что ли...
Этим же вечером, только очень поздно. Сомову обнимал настоящий мужчина. Они сидели вдвоем в машине в безлюдном месте под окнами райкома партии.
«Поразительно, - думала Сомова, - вот и меня обнимает мужчина».
Только через много лет она поняла, что это был ее последний спокойный день. Дальше начался тяжелый продолжительный  кошмар.
Мужчина терзал ее своим видением женщины его мечты. Сомова была похожа на мечту только при плохом зрении без очков.
Через две недели выяснилось, что она - не то, еще через неделю ей было запрещено говорить в его присутствии, а еще через три дня, и вообще в его присутствии находиться без особой надобности уже не имело смысла.
Сомова плакала, худела и теряла волосы.
- Да ты с ума сошла! - говорила ей подруга. - Он старый, толстый и  капризный. А какой он противный, когда целуется... Ой!.. Ладно, я тебе сейчас буду открывать глаза...
- Не надо, - крикнула Сомова, - ты ничего не понимаешь! Такого больше никогда не будет, - и она рыдала и падала в подушки.
Через три месяца с начала их отношений Мужчина сказал ей: «Ну, я  пошел. Позвони мне как-нибудь...»
Сомова долго сидела в одном положении и думала: в положении она или нет? За ок-ном прошумела его машина. Для нее началась новая жизнь.
Подруга привела знакомую парикмахершу, которая, сказав: «н-да»,  принялась вы-мачивать Сомову в травяных настойках, мазать пахучими маслами и живительными токами слабой электрической завивки, пытаясь побудить к жизни то, что еще осталось.
За бигудями Сомова забывалась и даже переставала плакать.
Шли дни, недели. Сомова искала выход. Ей хотелось жить, несмотря на то, что жить не хотелось. Мысль все время бродила вокруг ее несчастья и никак не могла свернуть в сто-рону.
- Ну, хочешь, я тебя познакомлю? - спросила ее как-то подруга. - Ты  стала неплохо выглядеть...
Но Сомова уже решила про себя, что больше никогда... Только учеба и работа. В 33 она станет матерью-одиночкой, но, разумеется - без мужиков!
- Без мужиков! - сказала она.
- Ха-ха, - и подруга убежала в очередную машину.
Выход нашелся сам собой.
Сомова поправляла здоровье на турбазе. Попросившись в самый уединенный домик, она решила упорядочить свои мысли.
Уединение Сомовой привлекло внимание отдыхающих. К ней начали захаживать, знакомиться, приглашать на чай, на уху, на коньячок-с, на «Ба Джиз».
«Почему?» - думала Сомова, принимая очередное приглашение.
- Какие у вас грустные глаза, - сказал ей мужчина номер два. - В вашем взгляде уга-дывается прошлое.
«Ах, вот оно что! - подумала Сомова. - Прошлое!»
- Да, вы знаете, это такая занимательная история, - внезапно сказала она, - я до сих пор смеюсь. Вы любите смешные истории?
- О-чень!
- Пойдемте, я расскажу. Вы будете падать от смеха с кровати... 
...И дальнейший поток мужчин уже подразумевался. Он был естествен, как природ-ное явление, и воспринимался Сомовой, как стихийное бедствие. Ну, душевные силы на мужчин она уже не тратила...


БОМЖ  СОМОВОЙ

С годами Сомова поняла - здоровье не купишь на те деньги, которые она получает в виде оклада, плюс премиальные, плюс тринадцатая. Всего этого хватало, чтобы прикрыть тело одеждой, ноги - обувью и не чаще одного-двух раз в год позволять себе почти безалко-гольно расслабиться в ресторане. «Но здоровье, - решила однажды Сомова, - это свой дом в деревне, зелень с грядки и свежий воздух в любое время суток».
На что она будет покупать дом - Сомова не знала. Сначала надо прицениться, по-смотреть, как это делают люди, съездить на место, рассуждала она. А там придумаем. Альфредыч иногда что-то куда-то откладывал, приговаривая: «Деньги надо вкладывать в недвижимость». Сомова рассчитывала на Альфредыча, который пока нечего не подозревал.
Ей сказали, что на станции «Домашняя» есть хороший заколоченный дом, о нем ма-ло кто знает, поэтому Сомова должна торопиться, пока знающих не стало больше.
Она нашла сельсовет, нашла дом, а в доме неожиданно обнаружила бомжа.
Они внимательно осмотрели друг друга.
- Ну, что сударыня, будем брать? - нахально спросил бомж.
Сомова растерялась. Она никого не рассчитывала встретить в заколоченном доме, на котором только что открыла амбарный замок.
- То есть... А как вы сюда... Что значит - «будем брать»? - строго спросила Сомова.
- Ну, мое условие ты знаешь? Не знаешь? - бомж не обращал внимания на Сомову. - Мое условие: дом продается вместе со мной, и ни цента меньше!
«Сейчас он меня изнасилует, убьет, а ночью закопает в подвале... Надо было преду-предить, куда я еду, чтобы наши... Как же он в закрытый дом попал?»
- Мадам! - сказал бомж, гнусавя, - я никогда не насиловал женщин без их на то жгу-чего согласия. Это во-первых... Молчите. Во-вторых, у  меня очень маленький ножичек. Я не могу вас убить, только слегка порежу. Вы мне тут напачкаете кровью. Зачем мне лишняя стирка? И, наконец, в доме нет подвала. А предупреждать, куда вы едете, просто необходи-мо. Такие молоденькие девушки, как вы - хорошая добыча для разного рода лиц без опреде-ленного места жительства и заработка.
- Ну? - тупо спросила Сомова.
- Что - ну?
- А дальше-то... Как вы сюда попали?.. Я об этом тоже подумала.
- сеньора! Это вы узнаете тогда, когда купите дом, как я уже докладывал, вместе со мной. Если же вас не устраивают мои условия - не смею больше задерживать.
- Ну, ты нахал! - опомнилась Сомова.
- Меня зовут Игнатием Сергеевичем. Позвольте также узнать и ваше имя, дабы пре-дупредить недоразумения, которые уже начались.
Сомову очень беспокоило то, что она ничего не понимает. Игнатий Сергеевич ставил ей условия - это было понятно. Но почему Игнатий Сергеевич ставил ей условия - это было непонятно. Сомова не любила загадок. Она пошла к дверям, толкнула их и, споткнувшись о высокий порог, упала.
...Когда через неделю растяжение прошло, Сомова снова подъезжала к станции «До-машняя». С ней были деньги, справки, паспорт и Альфредыч с лопатой.
Уже известным путем Сомова провела Альфредыча в сельсовет, где ей сказали, что заколоченный дом купила три дня назад одна женщина по фамилии... Минуточку... Абра-мова... А, здравствуйте... А мы о вас только что говорили...
Абрамова зашла в сельсовет случайно. А Сомова приехала не случайно. Она решила брать дом, и Альфредыч поддержал ее, пообещав пристроить также бомжа Игнатия Сергее-вича, который был так любезен, что довез Сомову с растяжением ноги до самого дома на попутках неделю назад.
Бомж Игнатий Сергеевич рассказал Сомовой в травмпункте, пока она ждала очереди на рентген, совершенно дикую для нее историю.
Он работал нормальным инженером, но его сократили. Он взял свой портфель и по-шел домой среди бела дня. Дома он застал жену в тот момент, когда она пыталась, услышав, что кто-то хлопнул дверью, попасть в рукав халата, вывернутого наизнанку. Тоже самое, только с брюками, пытался делать прыгающий на одной ноге совершенно незнакомый Иг-натию Сергеевичу мужчина.
- Я тебе сейчас все объясню, - сказала жена Игнатия Сергеевича, обращаясь почему-то к незнакомому мужчине.
- Я все понял, - ответил мужчина, обиделся и ушел, не полностью одевшись.
- Он что, подумал, что я - твой любовник? - спросил у жены Игнатий Сергеевич.
- Почему ты не на работе? - начала кричать она. - Боже мой! Зачем ты пришел так рано - он уже собирался на мне жениться!
- Как? А я?
- При чем здесь ты? Мы бы развелись...
Игнатий Сергеевич был тогда очень озабочен и пошел бродить по городу, анализи-руя ситуацию. Незаметно для себя он ушел так далеко, что не стал возвращаться и ночевал где-то в кустарнике. Потом еще и еще. А потом нашел в деревне заколоченный дом, сначала залез в окно, а потом -  сделал маленькую дверь - он же был инженер - и выходил только по ночам.
Сомова расстроилась, узнав о горькой судьбе бывшего нормального инженера, и по-обещала ему, лежа под рентгеном, что непременно купит дом, и на первых порах они будут жить вместе, а Альфредыч потом что-нибудь придумает.
И вот она приехала с перевязанной ногой и вместо купли-продажи смотрит на ка-кую-то Абрамову, которая ее опередила и у которой неизвестно что за душой.
_ А Игнатий Сергеевич? - спросила Сомова.
_ Игнатий белит потолок. А вы ему кто?
- А я ему - то же, кто и вы...
- Да? - Абрамова покраснела. - Он говорил, что был женат. Так вы за ним? А кто же - вот они?
- Они - мой муж Степан Альфредыч!
- Ну, я ничего не понимаю! - Абрамова повернулась к бабке из сельсовета, которая смотрела на все довольными, любознательными глазами.
- А нечего тут и понимать, - сказала сельсоветовская бабка. - Дом куплен, а мужик был ничейный. Ты, милая, опоздала. А больше домов у нас нет - ни с мужиками, ни без му-жиков...

ДАЧА САМОВОЙ

После неудачи с покупкой дома Сомова строит дачу.
Она посылает Альфредыча в очередь за водкой, которая нужна, чтобы достать одно-временно кран, плитовоз и плиты - перекрыть крышу.
Однажды удалось договориться с мужиком-прорабом, что он задержится на стройке часа на два, погрузит плиты башенным краном на плитовоз, плитовоз приедет на дачу, а тут уже стоит кран «Ивановец». Пока «Ивановец» кладет первую партию, плитовоз едет за вто-рой. Сомова даже стропальщика нашла. А поскольку работать придется допоздна, Альфре-дыч достанет переносной прожектор, который жрет много энергии.
От Сомовой непосредственно во время операции «Крыша» требуется приготовить еду - побольше жареного мяса и водки - на семь-восемь человек.
И вот, когда они уже все рассчитали, накануне соседу привезли две тысячи кирпича и свалили его посреди дороги. Сосед - мужик хороший, и они вместе до полвторого ночи этот кирпич перетаскивали.
Зря, между прочим, как оказалось. Плитовоз в последний день не то сломался, не то перевернулся, и не смог ни приехать, ни предупредить. В это время мужик-прораб два часа сидел на башенном кране - ждал плитовоз. Крановщик «Ивановца» выписал кран на свое имя и тоже где-то ждал.  Сомова ждала на соседней даче с обедом. А Альфредыч ждал на дороге со стропальщиком, чтобы указать дорогу плитовозу.
Все ждали, но не дождались.
Альфредыч пришел домой какой-то грустный, а на следующий день начал пить ту водку, которая была отложена на дачу. У него наступил стресс.
Когда Сомова вывела Альфредыча из запоя, она набрала в грудь воздуха и пошла к крановщику. Там ее встретила жена крановщика и все, что хотела, ей сказала. Сомова ушла.
Вечером крановщик сам позвонил и сказал: «Ну, какой разговор, раз надо - сделаем». Сомова воспряла духом и снова пошла к прорабу...

УДАЧА СОМОВОЙ

Как Сомова ни гнала от себя эту мысль, все-таки черный день наступил...
Ее вызвал к себе начальник отдела:
- Сомова, - сказал он, - ты, конечно, думаешь, что я начну перед тобой извиняться или успокаивать тебя?
- Вы сто - меня сокращаете? - догадливо спросила Сомова.
- Я понимаю... Ты ждешь этого... Но где мне найти столько слов для вас для всех?
- Мне прямо сейчас уйти или надо отработать? - уточнила занудная Сомова.
- Скажи, как мне выполнить распоряжение начальства, чтобы никого не обидеть? Как? Сократить тебя?
- Хорошо, я отработаю... - пообещала Сомова тусклым голосом и пошла себе...
- Какие мы все нервные! И из-за чего? Из-за пустяков! - успел крикнуть ей вслед на-чальник отдела.
Вечером Сомова лежала в ванной и перебирала возможные и невозможные варианты трудоустройства. Работать по своей специальности она не хотела больше никогда в жизни. Другой специальности у нее не было. А чтобы идти на панель, надо знать, где она находит-ся.
Внезапно Сомова вспомнила, что в глубоком детстве училась на курсах машинописи и делопроизводства.
«ФЫВА ПР ОЛДЖЭ», - осенила Сомову догадка, - я еще что-то помню из детства...
На следующий день она подходила к проходной фабрики твердой игрушки, которой, согласно объявлению, требовалась машинистка. На Сомовой был ее лучший серый костюм.
Машинистка, действительно, требовалась в отдел со странным названием ЦКОГПУ. В расшифрованном виде это означало - центральный контрольный отдел главного произ-водственного участка. Им руководила Клементина Андреевна Вазницына.
...Клима Вазницына пришла на фабрику твердой игрушки совсем худенькой девоч-кой и прошла славный трудовой путь на руководящей работе - от простого групорга погре-мушечного цеха до начальника вновь образованного центрального контрольного отдела. Клима ненавидела необязательность, неточность, неаккуратность и беспринципность. Она  любила порядок и власть.
Сейчас она проводила пятиминутку. Сомову попросили подождать полчаса.
Когда Сомова наконец попала в кабинет К.А.Вазницыной, она увидела, что началь-ница - женщина полная, красивая, имеющая золотое кольцо на левой руке и светлые воло-сы, скрученные узлом на самой макушке. Сомова залюбовалась, а Клементина Андреевна выжидательно смотрела на Сомову, высоко подняв брови.
- Здравствуйте, - вспомнила Сомова.
Клементина Андреевна наклонила узел.
- Мне сказали, что вам нужны машинистки...
- Извините, - торжественно молвила Вазницына, - но по поводу приема на работу я принимаю в определенные дни. И показала туда, откуда Сомова только что пришла.
- Вам сюда, - подсказал ей секретарь - молодой мужчина средних лет с пробивающейся сединой на висках.
Сомовой дали большую кожаную папку с надписью «Регламент». Уже  на третьей странице она нашла то, что искала: прием по поводу приема на работу К.А.Вазницына осу-ществляла по четным числам каждой нечетной недели с 10 до 12 и с 15 до 16. Там же Сомо-ва с интересом прочла информацию о днях и часах приема по личным вопросам,  по вопро-сам о стихийно возникающих вопросах, а также по вопросам качества отдельно для каждого цеха - цех литья туловищ, цех заливки волос для кукол типа НХЛ 40\20...
- Что такое 40\20? - подумала Сомова. - Бедра и талия?
К сожалению Сомовой, ей не удалось увидеть Клементину Андреевну вскоре. Сна-чала она перепутала четные дни с нечетными неделями, потом опоздала ко времени приема, и ее ни под каким видом не впустили, затем сама Клементина Андреевна принимала юго-славов и перед Сомовой извинилась, сказав, что в каждом правиле бывают исключения, иначе зачем было писать правила?
Шла третья неделя безработицы Сомовой. Альфредыч начинал намекать, что, хотя он и сторонник женского бесправия и больше любит картину «Сомова на кухне», но все-таки, если это возможно, надо бы как-нибудь...
Сомова отворачивалась от мужа и начинала делать вид, что рыдает.
Когда через месяц со дня поисков внимания Клементины Андреевны Сомова попала к ней на прием. Вазницына с непонятным удовольствием сказала, что машинистки им не требуются, а в газете прошла опечатка - им нужны машинисты...
Сомова погрузилась в такое глубокое недоумение, что не помнила, как вышла на улицу и очнулась только перед гостеприимно распахнутым канализационным люком. Кто-то держал ее за руку.
 - Сомочка! Не прыгай в колодец, калекочкой станешь!
Это был Миша Осьминин - ее одноклассник, который в свое время очень любил вы-дергивать из-под нее стулья на уроках.
Миша с интересом выслушал грустную историю из жизни Сомовой и неоднократно прерывал ее громким смехом.
- Клементина Андреевна - знойная женщина, но поэты ее не любят. Под поэтами я подразумеваю себя.
Сомова не поняла про поэтов, но переспрашивать не стала.
- Ну, а ты где, Миша?
Миша оказался исполнительным директором лизинговой фирмы «ВВВ». Что означа-ет эта аббревиатура, он не сказал, но прямо намекнул:  есть вакансии, и если Сомова (тут дерзко посмотрел ей на бюст) пройдет испытательный срок, диной, скажем, в четыре дня, то он примет ее на работу с окладом... У Сомовой закружилась голова.
Мишина фирма, как и положено, начиналась с вешалки. Дальше Сомова рассматри-вать не стала - ей было дурно от Мишиного благосостояния. «Шарпы», сейфы, кресла, ков-ры...
- Со-моч-ка! Тебе чайку или кофейку? Чаек у нас, правда, только с  мятой. - Мише явно понравилось производить на Сомову одно впечатление за другим.»Пока я прозябала среди бытовых воздухоочистителей, незаметно выросло новое поколение...» - подумала она.
- Значит так, - сказал Миша в заключение чая, - завтра к девяти, девочки все пока-жут, я распорядился.
- неужели ты возьмешь меня прямо с улицы? - удивилась Сомова, еще не вышедшая из-под гипноза Клементины.
- Если ты в себе сомневаешься, можешь принести справку из домоуправления, ха-рактеристику от мужа и рекомендацию от Клементины Андреевны, - серьезно сказал Миша.
- Конечно, если считать годы, прошедшие после школы, мы знакомы уже двадцать лет, - находчиво вспомнила Сомова.
- Вот видишь, как ты быстро все поняла! Главное, это тебе мое материнское напутст-вие, - сказал Миша, - пореже стирай программу в компьютере и почаще приноси мне чай.
Фабрика твердой игрушки заключала договор  с лизинговой фирмой «ВВВ». Кле-ментину Андреевну Вазницыну послали получить последнюю подпись. Она открыла дверь в приемную шефа и наткнулась на доброжелательный взгляд Сомовой. Вазницына высоко подняла брови и вспомнила.
- Осьминин у себя? - спросила она, заметно занервничав. Электронные часы в при-емной показывали слишком много времени.
- Да, - сказала Сомова, переставая печатать на немецкой бесшумной пишущей ма-шинке. - Рабочий день уже, конечно, кончился, но для нас главное - интересы клиента. И мы всегда идем ему навстречу.
Она подняла трубку и спросила:
- Михаил Самсоныч, к вам фабрика твердой игрушки. Примите уж, пожалуйста! -  и улыбнулась улыбкой, которая свойственна только глубоко благополучным людям.
- Вас ждут, Клементина...э-э... Андреевна.


Сомова и квартира.

Первые мечты о собственной квартире Сомова относила к той памятной осени, когда она переступала порог первого в ее жизни общежития.
Стояла бабье лето. Если бы рядом с общежитием росли деревья, можно было бы ска-зать, что «листва начала опадать». Еще теплые лучи солнца будили по турам пятерых жи-лищ 109 комнаты: тетю Надю, веронику, Нину Гавриловну, Иоланту Линейцеву и  Сомову.
- Кто дежурный? - спрашивала пятидесятилетняя тетя Надя, по старой деревенской привычке принимаясь за работу, еще не протерев глаза.
- Линейцева И-и-о-ланта, - зевая, говорила врач-педиатр Нина Гавриловна и начина-ла шарить рукой по тумбочке, ища очки. Зрения у нее не было вообще.
- Йола! - встревала в перекличку Вероника, - твоя очередь выносить мусорное ведро.
- Я уже встаю, - отвечала Иоланта и засыпала.
Но график выноса мусорного ведра никогда не нарушился.
По вечерам тетя Надя рассказывала страшные истории из деревенской жизни. Веро-ника слушала и ела ее капусту. Иоланта Линейцева сидела в своем углу и пыталась выйти замуж за очередного мужчину. Сомова, лежа на проваленной кровати, мысленно делила по-лучку. Было тесно, но тихо.
Первый ушла тетя Надя. Как ветерану жизни ей дали отдельную пятиметровую ком-нату. Иоланта, обезумев от свободы, начала водить мужчин прямо в дом. Сомова просыпа-лась от нехарактерных звуков и в бледном свете фонаря видела на полу мужские ботинки. Сомова кашляла, звуки прекращались.
- Линейцева Иоланта, - говорила Сомова утром.
- Ты губишь мою личную жизнь, - отвечала Иоланта, уходя с ведром.
Однажды Сомова проснулась ночью и не услышала не характерных звуков. А вер-нувшаяся через несколько дней Иоланта заявила, что скоро будет матерью. В 109 комнате раздалось неловкое молчание, которое нарушила пришедшая с дежурства Нина Гавриловна.
- Девочки, - сказала Нина Гавриловна, - я выхожу замуж.
- Поздравляю, - всхлипнула Иоланта и зарыдала громче.
- Он неплохой, принялась уверять Иоланту Нина Гавриловна, не забыв предвари-тельно вымыть руки. - Его зовут Георгий, он инженер, имеет  квартиру... Давление нор-мальное, небольшой авитаминоз, - закончила она, убирая тонометр.
В течение следующей недели Нина Гавриловна готовилась к свадьбе, Иоланта - к са-моубийству, Вероника - к экзаменам на вечерний. Сомова пыталась давать напутствия Гав-риловне, одновременно отговаривая от рокового шага Иоланту. Жизненный опыт Сомовой был в ту пору невелик, чтобы сразу найти подходящие слова, и хотя Иоланта оттягивала осуществление задуманного, полностью попытки суицида не оставляла.
Происшедшая в один из последующих вечером история вошла в  летопись 109 ком-наты. Это был пример того, как один мужчина может устроить личную жизнь сразу двух женщин всего за одну ночь.
Как-то заметно в дверь постучали. Вероника, не отрываясь от учебника, открыла. По комнате скользнула тень. «К кому?» - подумала сквозь сон Сомова и  проснулась. Мужчина уверенно шел к кровати Нины Гавриловны, на которой уже два дня спала поменявшаяся в ней Иоланта. Бывшая койка напоминала ей безвозвратно ушедшие моменты грехопадений. Мужчина скрипнул пружиной. Сомова сунула голову под подушку и начала считать до ста...
Когда утром Сомова, не вылезая из-под подушки, вкрадчиво спросила «А кто у нас сегодня дежурный?», ответа она не получила. Сомова и Вероника высунулись из кроватей. На бывшей Нининой койке сидел задумчивый мужчина и с интересом рассматривал краса-вицу Иоланту. Мужчина был законным женихом Нины Гавриловны и должен был через две недели стать ее же законным мужем. Нина Гавриловна была внезапно вызвана на дежурство и провела ночь в амбулатории.
Именно в эту минуту Сомова остро пожалела, что живет не в своей  квартире и ей сейчас не избежать сцены пробуждения Иоланты.
Жених Георгий тихо одевался, отходя к дверям. Там он и столкнулся, завязывая шарф, с усталой Ниной Гавриловной.
- А, ты уже здесь, - сказала она, глядя не него красными от бессонницы глазами.
- Да, он еще здесь, - внезапно проснулась Иоланта, - это и есть твой жених?
- Вы уже познакомились? - - улыбнулась Нина.
- У нас была такая возможность, - улыбнулась Иоланта.
а свадьбе Гавриловны Иоланта сидела напротив Георгия и алела. Сама невеста алела девственным румянцем. Рядом с ней алели от напряжения Сомова и Вероника, ожидавшие скандала.
Однако последующая счастливая семейная жизнь Гавриловны и благополучное раз-решение Иоланты сыном Гаврилой натолкнули Сомову на мысль, что пикантные ситуации не всегда кончаются плохо.
Как раз в это время Сомовой подвернулся Альфредыч. Он в молодости был немного-словен, что являлось для него характерным на всю жизнь, и также щедр, что в  дальнейшем осуждал. Он целую неделю пробивал за Сомову талончики в автобусе, и она была вынуж-дена пригласить его в гости в свою отдельную новую пятиметровку в том же  общежитии.
Альфредыч долго осматривал пространство, трогал косяки, внимательно дергал руч-ку унитаза. «Хороший унитаз, - думал Альфредыч, -  может и в самом деле, хватит мне хо-дить одному?» Да и сделал в тот же вечер Сомовой предложение.
Спустя всего четыре года молодая семья получила квартиру. К тому времени Сомова уже была матерью, труженицей и даже немножко ветераном. Ее личных сбережений за семь лет работы хватило на две новые кровати, после чего оснащение квартиры замерло в  связи с прекращением финансированием.
Ремонт Сомова делала собственными силами. Альфредыч допоздна пропадал на третьей субботе, мотивируя это тем, что хочет подработать на обстановку. Но Сомова не видела ни денег, ни Альфреда.
Как-то утром в дверь постучали. Спотыкаясь о мешки с цементом, ящики с плиткой и банки с краской. Сомова побежала открывать. На пороге стояли тетя Надя, Вероника, Ио-ланта с сыном и Нина Гавриловна с Георгием. Сомова села на цемент.
- Ну, показывай, показывай, - засучивая рукава, бодро начала тетя Надя, по старой деревенской привычке принимаясь за работу, еще не переступив порог.
- Давай ведро, мы вынесем, - пропела непривычно бодрая Иоланта.
Нина Гавриловна отвела Сомову в сторону и стала шептать о том, что ей кажется, будто бы у Иоланты с ее Георгием отношения.
- Ты с ума сошла, - громко сказала Сомова и увидела, как переглянулись Георгий и Иоланта.
К вечеру одна из комнат была оклеена обоями и покрашена где надо.
- Готовься, мы придем в субботу, - сказала на прощанье тебя Надя, по старой при-вычке не зная в работе меры.
...Сомова проснулась ночью. Пришел Альфредыч и хотел поесть. Из кухни раздались характерные звуки падающих на пол ложек и  вилок. В бледном свете фонаря Сомова уви-дела грязные мужнины ботинки. Она сунула голову под подушку и начала считать до ста.

СОМОВА И ПОЖАР

- Ну, почему? - спросил мужчина, надевая носок. - Почему именно я?  Посмотри сколько их кругом ходит...
Сомова оглянулась. Никого.  Не было кругом никого, кто хоть сколько-нибудь похо-дил на милого сердцу Владимира Николаевича.
Владимир Николаевич - так звали мужчину, надевавшего носок. И хоть Сомова только что пережила с ним неповторимые моменты близости, что-то мешало ей называть его просто Володей или скажем, Вовушкой и на «ты». И встречалась она с ним уже дваж-ды... Если бы кто-нибудь начал сейчас стыдить Сомову: «Стыдись, Сомова! Ты же встреча-ешься с ним всего второй раз!» - она бы, пожалуй, удивилась и даже обиделась бы.
Всякий раз, влюбляясь с первого взгляда, а по-другому она и не умела - Сомова, как это положено, теряла голову. Любовное томление Сомовой было невыносимо для окру-жающих. Работа валилась у нее из рук, взгляд туманился, а в особо тяжелых случаях, как с Вовушкой, она начинала заговариваться. Родного дедушку Артемия Семеныча невзначай обозвала Александром Сергеичем, а вместо «гараж» сказала «пожар». Вот это было самое печальное. Фигурально выражаясь, пожар бушевал в груди Сомовой и потушить его мог только Владимир Николаевич.
Поэтому, найдя несложный предлог, Сомова пригласила его в  гости. А он не нашел предлога отказать.
Уже с утра Сомова начала так сильно волноваться, что к обеду на нее страшно было смотреть.
- Что с вами, Сомова? - спросило ее начальство.
- Мне непременно, непременно надо уйти! -взмолилась Сомова.
Испугавшись, начальство отпустило ее.
Дома она выполнила традиционный комплекс: убрала квартиру, приняла душ, ис-пекла пирог. И села ждать у окошечка.
Веселые пролетарские дети играли на улице в свои безумные игры. Они так убеди-тельно кричали «Сам ты козел!», что у Сомовой начали возникать всякие фантазии. Будто приходит к ней Владимир Николаевич, за не один, а с двумя приятелями, и, нетрезво улы-баясь, просит разрешения досидеть у нее бутылочку... Такое с Сомовой случалось. Или вот открывает она дверь,  а на пороге стоит Владимир Николаевич с супругой и двумя белого-ловыми мальчиками. «Милая, - говорит он, - давно хотел познакомить тебя с Сомовой. Она чудная, просто лапушка. Полюбите друг друга!» И такое с Сомовой было.
Вполне вероятно также, что Вовушка мог прийти и один. Ничего не подозревая, он стал бы есть пирог и  рассказывать хозяйке байки. Но, разгадав ее более чем прозрачные  намерения...
Сомова взглянула на часы. Назначенное время уже прошло. «Да и к лучшему» - по-думала было она и тут же услышала на лестничной площадке шорох. Владимир Николаевич стоял у двери напротив и  собирался постучать к самой любопытной соседке во всем подъ-езде.
- Я здесь, - откликнулась его Сомова.
- А я звоню, звоню!..
Как он был хорош, Владимир Николаевич, Володя, Вовушка...
Сомова чуть не упала на коврик.
- Ну, позвоните еще...
Звонок у нее не работал с тех пор, как полгода назад Альфредыч временно перерезал провода, совершенствуя прихожую.
Долгожданный гость был один, без жен, детей и друзей.
К тому же трезв и снисходителен. Откровенно говоря, пирог ему не понравился, но, чтобы не огорчать хозяйку, он съел два куска. Потом он стал рассказывать разные смешные байки и пообещал непременно познакомить Сомову со своей супругой, чудной женщиной, просто лапушкой, а также с сыновьями, славными белоголовыми мальчиками.  Не отрицал и возможности зайти с приятелями, усидеть бутылочку...
Когда же Сомова, не выдержав, слишком рано обнаружила свои более чем прозрач-ные намерения - Владимир Николаевич спорить не стал. Только тяжело вздохнул и обре-ченно обнял...
- Ну почему я? - спрашивал он Сомову через час. - Почему именно я? Смотри сколь-ко их ходит кругом...
Сомова оглянулась. Она не видела никого.

СОМОВА И ТЕАТР

Сомова  сидела на  работе и  смотрела, как  дождь смывает с окна  голубиный  визит. «Вот и птицы  на  юг  потянулись», - подумала она.
Сомова знала, что осень – это время  собирать картошку и ходить в  театр на откры-тие  сезона. «Театр», – вздохнула  Сомова. Последний  кусочек  визита смыло осенним дож-дем.

…Это  было  много лет назад.  Сомова  тогда  работала в лизинговой   фирме  Миши  Осьминина, и,  хотя была  еще  молода не  первой  молодостью, уже  ждала  изменений  в судьбе. Миша  очень заботился о  лице  фирмы и совсем не  заботился о лице  Сомовой, ко-гда  однажды  вечером негромко сказал ей:
- Ну что ж,  мать….
Сомова  напряглась с давно  забытым чувством социальной  незащищенности жен-щины-труженицы.
- Тебе пора заняться  делом, - перешел к  делу Миша. - Мне  нужна  реклама.
«Ему  нужна  новая  секретарша», - поняла  Сомова, но изобразила  готовность.
Через два  дня она  сидела в  самом  дальнем  углу  здания, которое  занимала  фирма, и на ее  месте  устраивалась  новенькая. Новенькую звали Света  Кошкина, но об этом Со-мова  вспоминать не  любила.
Света  Кошкина  была  ноль. Таким  нолем  была много лет  назад и Сомова, когда  заступала на пост  Мишиной  секретарши. А теперь Миша  вошел в пору  мужчины средних  лет, которая, как  известно, захватывает закат  женской  молодости, ее зрелость и  первые годы  женской  пенсии. Ему  нравилось, как  путаются в  волосах  Светы  Кошкиной доку-менты  первой,  второй и третьей  степени важности, как  она  их сметает со стола, как  по-том  ловит и снова  раскладывает.
- Это вносит эмоциональную разрядку   в напряженные будни, - заявлял Миша на планерках.

Сомова  сердцем  чувствовала,  что в приемной Миши происходят  самые отврати-тельные  вещи, те  самые, что происходили когда-то и с ней, но тогда это  было другое  де-ло.
Надо  было забыться. И она  ушла в  работу, что случалось с ней  крайне редко. Ко-гда в  дверь постучали, Сомова  почему-то поняла, что это  судьба  стучится в  дверь!
Спустя несколько  минут перед ней  сидел обходительный  мужчина.
«Это не поставщик», - подумала  Сомова, привыкшая  иметь дело с  поставщиками и  потребителями, - но и не потребитель». Мужчина  оказался  агентом  по продаже билетов на упаднические спектакли местного театра, как  раз переживавшего в эти дни очередной  упа-док.
- Осень, знаете ли, – пожаловался  мужчина, -  все на  дачах  грядки копают, а о  нас забы-ли…
- Да! – сказала  Сомова, пытаясь вспомнить, когда она последний  раз была в  театре, и что  давали. Кажется, «Когда  голодный  насытится»… - Я  вас понимаю, у меня  самой  дачи нет. Я каждый  свободный  вечер в  театре, у  меня  даже  свой  монокль. Хотите посмотреть?
Что  заставило Сомову,  имевшую  к  тому  времени две  дачи и  огород под  картош-ку и никогда не  державшую в  руках  никакой оптики, тем  более монокля, – так нагло  сов-рать? Она не могла  понять даже для  себя.
Но мужчина поверил на  слово. Работа  у него была  такая – верить. Почему  никто не покупает у него билеты – он  объяснял  разными причинами, о  которых говорить не  лю-бил. Звали  мужчину  Павел Валерьевич.  И неожиданно он  выразил огромное, как сцена, желание видеть Сомову на сегодняшней премьере и  даже  после нее. Сомова в  последний  момент  вспомнила про Альфредыча, который ждал ее  с мотыгой на  огороде,  вглядываясь вдаль. Но,  Боже мой, она уже забыла, кто  и когда последний  раз слушал ее так  долго и так сочувственно, кто и куда приглашал ее, выражая при этом какие-то  желания…
«Я вижу, вы  меня понимаете, – добивал  Сомову Павел Валерьевич, - но  вижу  и другое! Вы не понимаете себя! Вы  глубже и чище… Поэтому  идите в  театр! Только там…»

Сомова  с каждой  минутой  чувствовала, что  любит  театр бескорыстной, возвы-шенной  любовью. «Вот что  значит   удачно подобрать  распространителя!» – мелькнуло в голове. После  чего Сомова  впала в какое-то беспамятство.

…Даже Альфредыч заметил, что у  Сомовой  появился жизненный  тонус.
- На  дачу-то… - заметил он по данному  поводу.
- Милый, - сказала  Сомова, - ты не подумай, мы  всем коллективом  на премьеру. Отпус-ти-ааа?
Альфредыч  напрягся вспомнить, что такое премьера и спросил:
- Че  играх?
- Ты не подумай, но «Капризы  свободной любви».
- Конечно, – покорно  согласился  Альфредыч, и в  глазах его возникло недоверие.

Каждый вечер,  когда  Сомова собиралась в театр, Альфредычево недоверие  росло. Сомова  чувствовала, что он  может начать о чем-то догадываться, но  роман с распростра-нителем был  только в самом начале второго  акта, а в  буфете  давали  шампанское.
Они уже целовались. Можно  скрывать  беременность,  но когда  тебя начинает цело-вать обходительный  мужчина – это скрыть невозможно. И Сомова, по природе  мало чем  отличающаяся от других женщин, вдруг похорошела.

Миша первый  понял, что промахнулся дважды, если не  трижды. Глупость Светы  Кошкиной  заполнила  всю  приемную, затмила ее  длинные  волосы  и  красоту. Миша  пы-тался отвлечься и задержать после работы  одну  из  сотрудниц, но каждая, купив у  Сомо-вой  билет на “Без  вины  невиновных», сдержанно стремилась  уйти с последним, шестым  сигналом  точного времени. Перебрав  всех, Миша  познакомился со всем  репертуаром ме-стного театра, начиная  с «Невесты из  Кологрива» и кончая   новаторскими «Плутнями Жан-Клода». Оставалась  одна  Сомова.
Три раза  заходил  Миша к  ней  во  флигель. Он  успел  заметить поразительные пе-ремены  в  лице, голосе, взгляде. «Воздух здесь  чище, что ли?» -  подумал Миша. А  Сомо-ва  все  время  принимала  заявки на  завтрашний  спектакль «Неугомонной  мухи» и уходи-ла  от разговора.
«Ты намерена  поднимать местный  упаднический  театр?  А как  же наша  реклама?» - решилась прочитать  Сомова в Мишиных глазах. И молча нахамила: «А никак!»
Миша  все понял и пошел к  себе в  кабинет. В  приемной Света, как  обычно, ловила летающие  документы. Издав приказ об  увольнении Кошкиной и  возвращении  Сомовой,  Миша осторожно двинулся во  флигель.

Там никого не было. На  вешалке  покачивались пустые плечики? А на столе, увы, лежало заявление по собственному и ничьему  больше желанию.
…Сомова  много лет потом работала распространителем билетов. Павел  Валерье-вич,  который  так и не  решился  стать ее  любовником, cтав посему  редким  исключением, которое называется «мужчина-друг». Вдвоем  он однажды затащила в  театр даже  Альфре-дыча. Тот был потрясен паркетом и  весь второй  акт  «Женитьбы  Карасика» провел в рас-смотрении кладки.

Миша… Он еще несколько  раз встречался на жизненном  пути Сомовой, непремен-но пытаясь ее  чем-нибудь  оскорбить. Сомова не  обижалась. Она же  знала, что  теперь ее жизнь – театр…