Стена

Мастерская представляла собой зал огромных размеров. Бывало, мне просто хотелось пересечь ее из конца в конец, и я шла по прямой, мне казалось, что я шла по прямой. Но по дороге приходилось огибать людей, столы, складированные коробки, и через какое-то время я уже не была уверена, что все еще иду прямо. Люди работали. Все вокруг двигалось и звучало. Швейные машинки, как насекомые, цокали жалами, что-то там давили чугунные прессы, шуршали стружки в корзинах с овощами, или крысы шуршали в стружках корзин. Человеческие голоса разных тональностей окликали друг друга. Если пройти вперед, то звуки и ритмы менялись. Постоянно менялись запахи. Только рабочие оставались такими же. Их лица, молодые и старые, бледно расплывались в смешанном свете окон и внутреннего электричества, рыхлые подбородки подрагивали в такт движениям рук, полураскрытые губы поджимались по-рыбьи, помогая дыханию. Глаза их были добры и спокойны. Когда я проходила мимо, на каждом из лиц отражением возникала мягкая улыбка приветствия. Иногда я задерживалась, наблюдая, как ловкие пальцы заплетают прутья в изящные корзинки или как морковь яркими брызгами выскакивает из электрической терки. Тогда вязальщик или кухарка рассказывали мне небольшие секреты своего искусства. Но свойства овощей не увлекали меня надолго. Я шла дальше, огибая машины и верстаки. Время от времени я заставала людей за обедом. Мне протягивали помидор, или бутерброд с сыром, или кусок жирной колбасы. Я часто отказывалась, потому что была сыта.

Однажды я наткнулась на двух мужчин, с бутылками пива сидящих возле какого-то станка. Их рабочие фартуки и щеки были выпачканы машинным маслом. Я слышу обрывок фразы и останавливаюсь. «В этом мире всему есть место,» - негромко говорит один, - «и труженикам, и крысам, и бездельникам.» Тут он непроизвольно кивает на меня и снова кивает улыбчиво, как бы здороваясь. «И все движется, как заведено. Мы вот отдохнем и запустим станок, а она пойдет дальше.» Мне приходит в голову мысль идти по-другому. Например, вдоль стены. Нипочему. Просто чтобы в моем движении был какой-то смысл. Не так уж сложно. Не обязательно касаться стены, главное – не упускать ее из виду. Конечно, концентрируя внимание на стене, я обделяю себя. Я не вижу многое из пестрого, разнообразного окружения. Зато у меня, наконец, появляется нечто постоянное. Стена. Наверное, она придает мне некую важность, потому что добродушие встречных людей вдруг перестает быть таким сентиментальным.  Или мне так показалось. Не важно. Я заглядываю за стеллажи с деталями, за ящики с продуктами, за вывешенные на просушку тряпки. Мне нужно видеть стену в ее непрерывности. Мне хочется трогать ее холодное серое тело. Низачем. Даже старуха, расправляющая на ночь тюфяк на кровати, отодвигается в сторону. Я рассматриваю подтеки, образовавшиеся в этом месте, но недолго. Потому что, вобщем-то, ничего интересного. 

В один прекрасный день, а скорее даже утро, я нахожу интересное. Заглянув за штабель тяжелых коробок, я вижу, что кусок стены там выделен вертикальным прямоугольником. Между прямоугольником и основной поверхностью – щель. Дверь. Что интересно. Коробки тут же расставили по бокам – такой коридорчик – и дверь открылась. То есть я открыла дверь и тут же ее закрыла. «Куда ведет этот выход?» - поинтересовался проходивший рабочий. «Наружу». «Ну-ка открой еще разок, я выйду наружу.» Я открыла. Он вышел. Я закрыла. «Куда это он ушел?» - спросила проходившая мимо девушка. «Наружу.» «Ну-ка открой дверь, пожалуйста, я пойду, посмотрю.»

Собственно, ничего не случилось. Люди все так же расплывчато улыбались. Выходили, не создавая толпы. Какая-то кухарка узнала меня и остановилась поговорить. «Ну вот ты и нашла себе занятие, молодец. А то ходишь просто так. Придержи дверь, мне нужно вынести корзины.» Она вышла вместе с корзинами. Потом вдруг постучала с той стороны. Я выглянула наружу. «Вот, на тебе,» - она протянула мне пирожок.