Сомнения

Чтоб Вы, товарищи, не сильно меня ругали за то, что я, мол, всякую чушь пишу в открытом эфире, расскажу, какие меня мучили сомнения!
Появилась у меня как-то мысль – «А не написать ли чего-нибудь?». И тут данную мысль начали активно обрабатывать мои советники: Темный Ангел и Светлый Ангел. Вот Светлый мне с правого плеча и говорит:
- Напиши, конечно, все равно ничем толковым не занимаешься, времени куча. Садись – пиши.
- Да какое там – «пиши»! С ума вы посходили, что-ли? Кто писать будет? Ты? Да ты письмо бабушке написать не сможешь, - отреагировал Темный, хотя вернее было б написать «отгеагиговал» - кагтавит он у меня немного.
- Не пишет – не значит не может. Ты когда-нибудь писал? Нет! Желание есть? Так пиши!
- Что «пиши»? Что ты ему советуешь? Ты сам-то чего написал?
- А у меня желания не было, вот и не писал! Было бы – как два пальца б написал!
- Желание! У тгактогиста Васьки может тоже желание есть, так что с того? Не все ж желания пгиличному человеку удовлетвогять надо. Вот ты! Взгослый человек, учишься! Ского габотать пойдешь! И гассказики будешь писать? И, как пгинято, потом стесняться их будешь? Не показывать? Бояться газочагований? Бездагь! А насчет свободного вгемени я не согласен! Есть вгемя – иди пей! Чем плохо? Да! Пей! Зато нам всем после этого хогошо!  Зато нам весело! А помнишь как Светлый колбасился, колбасился, кгичал «Как же меня пгет!», а потом сблеванул? Что, газве плохо было? Пойдем, а? Светлый, не выебывайся, кгути его на попить!
- Да пошел ты! У человека, может, озарение, душа возвышенного хочет, творить ему потребно! А ты, бля, «попьем». А у меня, кстати, тогда праздник был – сын родился, мне можно было. А вот чего ты неделю не просыхал я так и не понял.
- Сын у него годился! Да ты сам как сын! Ладно, пгоехали пго тот газ, но писать ему не надо!
- Надо! Пусть попробует. Тебе-то чего? Мешать он тебе будет или что? Будет сидеть себе и писать, радоваться. Ему хорошо будет, а что еще надо? А там смотришь, окажется, что совсем и ничего пишет. Другие же могут, и он сможет!
- Дгугие! У дгугих несколько обгазований за плечами. Дгугие на жугналистов учатся, дгугие что-то толковое только в согок лет пишут. А ты, недогосль, куда суешься?
- Недоросль-то, он, может и недоросль. А еще неизвестно чего он стоит.
- Вот я и боюсь, что узнает он чего стоит. Потом что – недели депгессии, уязвленное самолюбие, низкая самооценка, комплексы, в конце концов!
- (тихо, чтоб я не слышал). Да ладно, типа он кому покажет. Кто узнает. А он пусть думает, что непризнанный гений – уверенности в себе подбавится, загадочности в лице.
- …и будет он ходить и все вгемя улыбаться, как девочка Тоня, да? Этого ты хочешь? Пусть он лучше думает, что мог бы написать «тако-о-ое», пгосто не захотел. Желания, мол, нет.
- Так в том то и весь сыр-бор, что есть у него желание! А если он никому мешать не будет, писать будет только про приличное, так я только рад буду. А на радостях, смотришь, и нальет, так вообще в ажуре будет.
- Бля, делайте что хотите! Мое дело пгедупгедить. Но только если пгавда нальет. А то я без гогючего не вынесу этих «твогческих мук». Не, но я как пгедставлю его тупое гыло с печатью возвышенного удовлетвогения от только что написанной саги, меня аж тгясет всего. Хемингуэй хгенов. «Стагик и океан», бля.
- Не океан а море – «Старик и море».
- Ой, бля, посмотгите на него. Ста-агик и моге. Литегатог! Ты, Белобгысый, может тоже пишешь? Только не стесняйся. Отвечай честно. Пишешь, с-сука?
- Читал мою последнюю повесть – «Изыди нечистый»? То бишь – пошел на хер! Да, пишу. И знаю, что неплохо пишу. Только не надо сцен, нечисть. Типа, не видел я, как ты сидишь себе с видом мальчика-олигафрена, потом вдруг вскочишь как ошпаренный и в тетрадочку что-то записываешь. Поэзией блудишь, пёс картавый?
Ну, дальше я не буду рассказывать что к чему было, как-никак это все-таки наши дела, но в конечном итоге решил я писать. И, знаете что? Я ни на что не претендую. Честно. Так что, не судите строго. Может мой Темный и умнее Светлого. Но что поделаешь, если не может он собственную точку зрения отстоять.