Взгляд на восточноевропейские столицы

Лежачая восьмёрка означает вечность времени, а стоячая двуконечная стрела – бесконечность пространства
А. Платонов Чевенгур



1. «Столичность» как феномен (Вместо введения)

Что определяет «столичность» города? Есть ли это некие внешние признаки – архитектурный облик города, монументальность зданий и украшенность фасадов, соответствие проспектов и площадей статусу города (своей просторностью, подчёркнутой важностью)? Или главный показатель столичности – внутренний? И этот внутренний показатель – что он из себя представляет? Можно за него принять чисто формальное – официальный статус, можно, наоборот, понимать под этим нечто даже ещё более глубокое, чем то, что мы назвали внешним показателем – некий своеобразный дух города – дух столицы, дух Лица Страны, даже – иногда – ощущение главенства над окружающим пространством.
На самом деле – видимо – столичность есть некая квази-сумма этих и многих других составляющих. Ведь и Москва – столица: официальная, своей традиционной щедростью, своей почти базарной разукрашенностью, обилием всякого рода атрибутов главного города – особенно по части объектов сферы обслуживания, наконец, особой составляющей московского культурного ландшафта – Москвичами, почти особым народом, недолюбливаемым в Провинции и высоко позиционируемым им самим. И Петербург – тоже столица, но столица парадных проспектов и площадей, монументальных фасадов и особенной гордости почти провинциальных внутри его жителей за свой город – гордость эта квази-культурная, хотя ленинградской интеллигенции фактически уже и нет как значимой прослойки городского населения Северной столицы. Они очень разные, но дух столичности имеют, мало того – они сумели пронести его сквозь временные коллизии – и Петербург давно не столица, а Москва несколько веков ею не являлась. Возможно, конечно, это просто некое особое ощущение всех россиян, некая «историческая память», делающая эти два города столицами, какими бы они не были – но скорее – это всё же «заслуга» самих Москвы и Петербурга, вернее даже – москвичей и петербуржцев.
Значит, в самом деле, существует некое определение – когнитивное, неоднозначное, а, значит, глубоко субъективное – «столичности» места. И, как показывает пример Москвы и Петербурга, выражение этого признака места – в разных городах-столицах – разное; поэтому и сравнение их интересно. Интересно, во-первых, как путь к выявлению неких атрибутов столицы; во-вторых, в сравнении – можно выделить «более столичный» город – как, например, Петербург, по мнению автора, проигрывает Москве за счёт резкого контраста Петербурга внешнего, где сконцентрированы все его вышеперечисленные столичные атрибуты – с Петербургом внутренним, настоящим, глубоко провинциальным, «замшелым», замкнувшимся в себе, застывшим в развитии и в своей почти убогости.
Ниже мы попробуем сравнить между собой непохожие столицы, объединённые положением в одном регионе – Восточной Европе. Это Минск, Киев и Варшава. Ввиду объективных особенностей формирования облика собственно советских будущих столиц, даже в отличие от столиц стран социалистического лагеря – далее особое внимание мы уделим парному сравнению городов-столиц, которые могли бы быть одинаковыми, но получились совершенно разными – Минска и Киева. Отдельно после рассмотрим две польских столицы – Варшаву, стоящую в одном ряду с Киевом, Минском и рядом других восточноевропейских столиц; - и Краков, древнюю столицу Польского государства, не похожую на социалистический город. Так мы постараемся охватить довольно широкий ряд типажей восточноевропейских столиц.

2. Три разноОбразных столицы

Рассмотрим три социалистических столичных города, вернее – то, во что они превратились к настоящему моменту. Однако сначала обратимся к историческому аспекту, так как он во многом определил выбор именно этих трёх столиц для сравнения. Особенно это касается Минска и Варшавы – они были практически полностью разрушены в годы Великой Отечественной Войны, поэтому их восстановление было в состоянии придать им любой облик, соответственно для них это был – облик столицы, не важно, что для Варшавы – столицы государства, а для Минска – столицы Белорусской ССР. Киев же был наделён столичным статусом чуть ли не с самого основания; и уже в Советское время реконструировался и перестраивался (в том числе и после ВОВ) – как столица Украинской ССР. Так что исторически «столичности» должно хватать всем трём столицам.
В Киеве была сохранена вся старинная часть города. Он остался красивым, старым городом; новые фасады были в меру (для Советского города) органично вписаны в старые районы, в старые районы; они так и не вышли на Днепр монументально, не создали нового субцентра – и, возможно, именно из-за этого и проиграли, потерялись в дебрях кривых, узких, с большими перепадами высот – улочек старого Киева.
В Варшаве старая часть была утрачена практически полностью, но Stare Miasto – восстановлено полностью, так что восставший из руин город сохранил за собой старую историческую часть города. Без Rynek, без центральной старой части – нет ни одного «уважающего себя» польского – даже небольшого – города. И Варшава, таким образом, сохранила за собой статус нормального польского города. Но поскольку этого было как бы достаточно – оставшаяся часть города застраивалась эклектично; но эклектика эта не пошла на пользу Варшаве, по крайней мере – современной Варшаве. Её структурное построение функционально стало напоминать заштатный Советский город: это исторический центр, здесь, правда, практически нетронутый (на самом деле – воссозданный) – «старые окраины», с разнородной застройкой, с меньшей концентрацией всевозможных увеселительных заведений, ресторанов и кафе и туристических достопримечательностей – «новые окраины», своего рода субцентр, с высотным зданием (Дворец культуры и науки – PKiN - восьмая высотка, подаренная Сталиным Варшаве – столь нелюбимая современными поляками, и – на удивление – достаточно любимая современными туристами за удивительную панораму города), с современными отелями и магазинами–гипермаркетами, с главным железнодорожным вокзалом (Warszawa Centralna) – настоящие окраины, только во многом советские, с многоэтажками, часто одноликими – приросшие вплотную к городу предместья, с малоэтажной частной застройкой и местами с новыми торговыми центрами вдоль крупнейших автомагистралей. Так вся «столичность», разорванная между старым центром и новыми помпезными зданиями – оказалась потерянной.
Минск – подобно Варшаве – был полностью разрушен в годы ВОВ; но он не восстанавливался, он строился заново. Остался лишь маленький квартальчик, очень маленький – но, главное, это не был центральный старый участок, это – Троицкое предместье. Так Минск лишился старого центра города, оставив при себе исторические памятники чуть поодаль. Поэтому центр Минска – органичен. Органичен, в отличие от Варшавы; нов – в отличие от Киева. И вопрос здесь в том, что будет иметь больше столичного духа – старый город, или новый. Но новый Минск выиграл тем, что он  монументален; монументален по-советски, с размахом; и он – красив, красив «по-новобелорусски».
Есть много составляющих пространства города. И одна из важнейших – люди как часть культурного ландшафта, если, конечно, город таковой вообще формирует. С Варшавой как раз в этом отношении проблемы: она распадается. Старый центр наводнён туристами, сотрудниками многих расположенных здесь посольств и представительств, местными жителями тоже, но – обслуживающими туристический поток. Новая элита стала органичной частью Варшавы новой (и именно ей, новой польской несоветской элите не нравится напоминающий о прошлом PKiN). Обычные граждане остались между этими двумя полюсами – и на окраинах. И потому людей не видно. Чтобы найти настоящего Человека Варшавы – надо, наверное, долго жить в этом городе, втираться в самые его недра, выискивая, как же на самом деле функционирует столь необычный для Европы (!) организм в новых, неправильных для него условиях.
Минск – парадный. И парадный – для всех сразу, и практически везде в центральной части, кстати, довольно вытянутой. И люди здесь – под стать парадности города – открытые, как широкие проспекты и площади Минска, приветливые и доверчивые. И даже «тяжёлые» монументальные советские административные здания площади Ленина, переименованной всё-таки в площадь Независимости – не бросают тени мрачности на минчан, в них всегда есть некий весёлый, задорный огонёк; он может быть и совсем слабым, даже – непонятно весёлым ли, но есть он всегда – подобно маленьким скверикам на каждом свободном месте на улицах Минска (говорят, их очень любит Президент Лукашенко, так что вполне возможно – такой антураж Минск получил уже в последние несколько лет).
Киевляне совсем другие. Они меньше ощущают Столицу; они скорее ощущают Дом. Пусть даже они и не знают своего города – но ощущают всю спокойность, размеренность быстрого Киева. Он – несмотря ни на что – нетороплив. Потому что даже быстрота, спешка Киева – домашняя, своя, родная. Новая Украина, как известно, первыми выучила такие замечательная слова, как: самостiйна, незалежна, рiдна, вiльна. Так вот – Киев изнутри – это столица Рiдной Украïни. А всё остальное – внешние признаки Киева, которыми его наделяют изо всех далёких уголков страны. Это словно колоритный южный и немного «горный» Арбат; а Арбат, видимо, колоритный уголок Старой Москвы, но не важная часть Столицы империи; часть, органично вписанная и обязательная для существования, но – не главная, правильнее сказать – не определяющая столичный облик города. Арбат формирует своих людей, так же как их формирует Киев; но люди эти – как и сам город – не столичные жители, они просто горожане.
Ещё один интересный момент – раскрытие образа города. И характерная «картинка» - главные вокзалы трёх столиц. Киев – встречает обыкновенным советским вокзалом , даже не столичным; обыкновенным строительством вокруг, отсутствием телефонных автоматов, «МакДональдсом» и станцией метро [2001 г.]. Варшава – по-европейски обустроенным подземным вокзалом (правда, ещё советской постройки), не мешающем городской среде – одним словом, как и положено европейской стране. Минский вокзал ошеломляет: не ожидаемый в маленькой стране размах, европейский антураж, эскалаторы, обширные залы, европейская отделка, много стекла. А ведь здесь не ожидаешь ничего европейского, особенно – если не осознаёшь себя в другом государстве, что естественно, когда выезжаешь вечером из Москвы, а утром приезжаешь в Минск; особенно – если приходишь на этот вокзал после посещения Минска: город параден по-своему, не по-европейски всё-таки, а как-то по-другому, по-русски, хоть и на европейском уровне. Правда, картинку вокзала «портят» очереди у обменных пунктов; да и то, что половина электричек отправляются не с вокзала, а со следующей платформы – а.п. «Институт Культуры» - удивляющей своей излишней провинциальностью, не ожидаемой в самом центре столичного города. Просто Минск – не слишком европейская столица, она ухватила самую капельку «домашней» атмосферы Киева – может, поэтому парадность Минска не раздражает неестественностью, не слишком ошеломляет (как, например, столичность Петрозаводска).
Мы рассмотрели три столицы, судьба которых пересеклась и была схожей на протяжении бóльшей части ХХ столетия. Однако мы увидели, что одинаковыми они не стали. И что каждая из столиц в чём-то выиграла, а в чём-то – проиграла, и все эти аспекты – глубоко индивидуальны для каждого из городов. Каждый город получил свою «изюминку»: для Минска – она в парадной столичности; для Киева – в удивительной для столицы «домашней» атмосфере; для Варшавы – в необыкновенном для Европы «слоистом» строении города. Но всё равно – нельзя сказать, что найден единый (минский) рецепт развития и становления Столицы – ведь человек может гордиться Столицей потому, что она, выполняя все столичные функции – осталась для него «своей»; или потому, что она распалась на отдельные лоскутки, хаотично разбросанные по городу, смешавшему в себе всё, что только можно себе представить.

3. Киев и Минск

Киев и Минск. Две столицы славянских экономически значимых республик бывшего СССР. Две столицы славянских экономически значимых государств СНГ. Две относительно «западных» столицы Советского пространства. Две столицы достаточно «весомых» не только в экономическом, но и в политическом смысле государств (а в прошлом – ССР). Словом, на первый взгляд – две столицы, которые должны быть схожи как друг с другом, так и с Москвой. Последняя, правда, отличается от них по многим квази-объективным причинам, поэтому этот сюжет оставим за кадром. Перейдём к другому – почему Киев и Минск – разные; чем две страны – Украина и Белоруссия (Беларусь) – подчёркивают и выделяют свои столицы.
Причины различности мы уже отчасти указали выше. Они исторические (меньшая степень разрушенности Киева). И другая – субъективная – в последующем обустройстве городов. Это ставка на сохранение в одном, и ставка на перспективу и современность в другом.
Суть отличий прямо вытекает из задач: яркий контраст – новый Минск / старый Киев. И новый здесь означает – отстроенные заново просторные проспекты, воспитывающие людей пространства, любящих свой город, свою страну (не важно в данном случае – СССР, Белоруссию, Россию) за то, что она гостеприимна, за то, что она даёт жителям, за возможность думать и творить, за открытую перспективу, столь, кстати, ярко выраженную даже в архитектуре города. Хотя, конечно, архитектурное выражение погасло бы не будь внутреннего – социального – наполнения. А оно – контрастирует с внешним представлением, или, возможно, просто истинное наполнение контрастирует с видимым, или просто Минск контрастирует с «остальной» Белоруссией достаточно резко. Минск создаёт такую атмосферу, специфическую, неповторимую – что политические волнения, неоднозначность властной вертикали уходят на второй план; создаётся полное впечатление, что их нет; что люди живут отдельно от политических коллизий – от временн’ых, не пространственных. А они, видимо, и живут так – в своём цветущем городе – хорошеющем, красивом, открытом всем ветрам. Если это только кажущееся впечатление – то это говорит о том, что гениальна находка того архитектора, того пиармена и того политика, которые создали город, сигнализирующий об этом, т.е. – обманывающий путешественника. Но вот только Минск и минчане говорят – это правда. И говорят так, что им хочется верить – и эта невообразимая и непреодолимая надежда на будущее жителей трансформируется в аналогичную черту у целого города. И открытый Минск более не контрастирует с открытыми по натуре своей жителями его; и простота и душевность наполняет город в качестве обратной связи.
А Киев старый потому, что он сохранил свой уклад и свои традиции. Киев – провинциален. Но провинциален – по-особому. Весь Киев напоминает московский Арбат – базарный, скоморошный. Столица Украины похожа на небольшой городок Золотого Кольца: видна туристическая активность, забота о сохранении исторических памятников. Киев словно маленький городок, вернее – много маленьких городков; так он растерял ту самую «арбатскую» центральность. Монументальные правительственные здания в Киеве не главенствуют над площадями (как в Минске), они явно проигрывают своим архитектурным решением старому Киеву. Власти же заботятся более именно о старом Киеве. Киевляне живут другим. Киев воспитал людей времени. Власть современности над Пространством кажется Киеву абсурдной не только в архитектуре, но и в политике. Официальный Киев стремится стать частью Европы. Но в Большой Европе место Киеву найдётся только на периферии – но это осознанный выбор Украины. И её столица Киев ярко индицирует именно эту «нестоличность» в глобальном масштабе. Киев стал внутренне Провинцией, ещё в большей степени, нежели Петербург. Но провинциальность объяла (в отличие от Петербурга) весь город полностью, оставив вне себя лишь внешнее представление о городе. И она наполнила Киев особым духом, не мешающим городу нормально развиваться, а просто цементирующим его «атмосферу» и предостерегающим от революционных инсталляций. И поэтому Киев может претендовать на столичность в отдельно взятом участке (в будущем) Большой Европы – провинциальной Украине. В случае же переориентации политики Украины – Киев позиционирует себя вполне подходящим образом и для столицы окраинного макрорегиона России. К этому приводит спокойность, умиротворённость Киева и его жителей – город «отказался» от управления окружающим пространством, объявляя его заведомо захолустным, но – для бóльшего Центра. И это позволило Киеву создать особенную столичность – временн’ую.
Получается, провинциальность может трансформироваться в центральность, если она специфична – если центральность не должна означать помпезности и важности; а просто сигнализирует об «особой касте» населяющих Центр людей. И, как показывает опыт Минска, открытость и торжественность прекрасно уживаются вместе, да ещё и не убивают душевность и простоту жителей такого необычного города, а просто создают особый город. И в особенности – и видится нам, таким образом, главная черта, формирующая Столицу.

4. Варшава и Краков

Варшава и Краков непохожи – и это видно с первого взгляда, что называется – «невооружённым глазом». И «непохожесть» внешняя словно пересиливает всё прочее. Но кажется – это можно увидеть – противопоставление Варшавы и Кракова ещё глубже. Корни его внутри, в глубине времени и пространства.
Варшава – новая столица. Новая – не по российским меркам, по польским и – по европейским! Варшава по-своему спокойна: нет пробок на улицах, незаметно деловой активности, нет крупных деловых центров и офисных зданий. И при этом она, несомненно, деловая столица Польши. Варшава ещё и официальная столица. Поэтому тут ожидаешь монументальных правительственных зданий, может быть, не главенствующих над пространством (как в Минске), но, наверняка занимающих более важное положение, нежели в старом Киеве. Но и Варшава пошла по другому пути, по пути прогресса, т.е. по пути Времени. Может быть, причина – в невозможности ставки на историческую составляющую – город был разрушен до основания в годы Второй Мировой, разрушен – не в пример Кракову. Но вот важный факт – новое кредо Варшавы было поддержано жителями. Иначе не стали бы они живым воплощением Варшавы Времени – незаметными, словно быстрыми перебежчиками враждебного им пространства города. И особое значение у Stare Miasto в Варшаве: центр города стал не временн’ым, а врéменным – это уголок больше не постоянных жителей, а туристов и обслуживающих их людей, пытающихся, отчасти, почувствовать Пространство. Но можно ли это – без людей. А их здесь нет. Другой вопрос, есть ли ещё где в Варшаве. Но, кажется, на ul. Dluga уже нет-нет, да появляются, но обязательно – чуть в стороне от центра. Он – не место варшавянам, он открыт, искренен своей внутренней простотой (и старинностью), не конфликтующей с внешней необычностью, связанной просто с непространственной современностью. Варшава – город призраков, но не романтичных и просто невидимых – а реально малосуществующих и быстрых, отлучённых от неторопливости Пространства (людей Времени). И вне центра появляются то тут, то там незаметные скромные особнячки отдельных министерств и ведомств, неожиданно, в стороне от основных транспортных путей. Варшава, как и Киев, суть отражения новой политики государства. И – как на Украине – столичность здесь приняла особенные формы; не слишком исторические, не совсем современные, но точно не пространственные. В Варшаве нет значимых музеев; Варшавский Университет «котируется» в Европе значительно хуже Ягеллонского (в Кракове); но при этом Университет выглядит как представительное «центральное» здание на фоне прочих административных зданий Варшавы. Проигрывает он только местной штаб-квартире НАТО. Варшава словно пытается (вслед за всей Польшей) доказать свою «европейскость», но не только Украина, но и Польша – на периферии Европы.
Краков – живёт центром. И центр словно давит на окраины; не давая им и далеко уйти от него в плане облика; и – создать барьер его влияния. Границы центр – окраины нет. И не может быть в таком городе как Краков. Краков развивается эволюционно. Ему не надо доказывать, что он часть Европы, Краков европейский город ещё со средних веков. Кракову не надо развиваться за грань города – нет уже Речи Посполитой, для которой он мог быть столицей. И город сосредоточился на самом себе. Новые здания здесь не врываются в старую застройку, скорее – наоборот – старые повсюду залезают в новые районы, делая их органичным продолжением старого Кракова. Краков отличается от любого старого города Советского пространства тем, что в нём нет различия в инфраструктуре между центром и окраинами; при сравнении с Москвой создаётся впечатление, что те небольшие кварталы Китай-города, ещё сохранившие в неизменном виде старину города – здесь растянулись до самого Бульварного кольца; сразу же за ним странным образом начинается старо-советская периферия,  ещё в меру монументальная, тоже во многом не жилая, а административная и промышленная. Тоже – «домашняя». Краков «схватил» свою судьбу – но новую, указывающую на преимущества старой. И говорящую – остановись, развитие вверх, во Время. Но развитие не может не существовать; и оно нашло отдушину в Пространстве.
Краков создал свой культурный ландшафт. Краков воспитал «своих» особых людей пространства. Людей «тусовки», людей, легко наполняющих весь «старый добрый» Центр. И движение их – подобно «движению» самого города. Они пульсируют вместе, задавая, таким образом, простой ритм, обеспечивающий жизнедеятельность Пространства Кракова; разнородного, но единого пространства.
 
*        *          *

Киевляне, пытающиеся стать европейцами - заложники старины. В Кракове – наоборот – люди стали эксплуататорами старины. Потому что цели – разные. Разные они и в Минске, замкнутом в себе на макроуровне, на потому раскрывающемся во всей красе изнутри – и в Варшаве, изо всех сил пытающейся стать символом открытой новой Польши. Мы видим, что столица везде находит «поле деятельности» - и зачастую парадоксальное. Это и отличает столицу от простого города. Важен здесь – выбор пути.

  Москва                Петербург
  Минск                Киев
  Краков                Варшава
  ПРОСТРАНСТВО             ВРЕМЯ
  Самобытность             Европейскость
  Внутренняя гармоничность   «Двойная» периферия

Мы видим, таким образом, что столичность различна во всех рассмотренных городах. И различия часто определяются именно географическим положением – в широком смысле: экономическим, культурным, политическим. Важна здесь и полимасштабность – многие внутренние черты столичности городов определяются внешними целями государств, желающих сделать столицу выразителем своей стратегии. Поэтому столичность вовсе не означает главности и важности. Она может быть столь разнообразной, что порой может выдавать себя за глубочайшую провинциальность. И только что-то внутри, в душе, в глубине подсознания может объяснить, что же на самом деле сделало объект нашего исследования таким, почему чувствуем мы именно это и думаем именно так, а не иначе.


Опубликовано: Митин И. Норов города // Слово. 2002. №3. С. 30-34 (с незначительными сокращениями); Митин И.И. Взгляд на восточноевропейские столицы // География. Еженедельная газета Издательского дома «Первое сентября». 2002. №6. С. 7-10 (со значительными сокращениями и изменениями); Мiцiн I. Усходнеэўрапейскiя сталiцы // ARCHE Пачатак. 2002. №1(21). С. 127-130 (на белорусском языке; в сокращении).