Любовь

Такого он еще никогда не испытывал. Ни одной мысли в голове: только ужас, холодный, щиплющий, разрывающий сердце ужас. Он все стоял и смотрел на это. Глаз не мог отвести. Хотелось убежать, но тело словно окаменело, не слушалось. Ванна, полная крови, черной, густой крови. И она, такая красивая. Красивое, но бледное, почти голубое лицо. Как фарфоровое. Фарфоровая кукла. Она опустила голову, волосы распущены, распластались по черной жиже. Казалось, что она всего лишь уснула: прикрыла глаза на мгновение и вот-вот откроет их, скажет, как бывало, ласково: «Привет, пупсик! Чего нос повесил?»
Чудовищным усилием воли он заставил себя оторвать глаза от ее спокойного лица. Держась за стену, чтобы не упасть – ноги подкашивались – он добрался до телефона. «Алло, скорая? Приезжайте скорее. Здесь самоубийство. Перерезала вены. О господи, - он задохнулся на мгновение, сердце сжалось до размеров песчинки, - да, я нашел ее, - и назвал адрес, - приезжайте, пожалуйста, скорее, скорее…» Положил трубку и скорчился от боли. Его вырвало прямо в прихожей. «Скорее, скорее» - неважно, когда приедет скорая. Все равно уже поздно.
Он поднялся с пола и побрел, качаясь, как пьяный, обратно в ванную. Его тянуло туда неведомой силой, словно тот ужас, то отвращение, что он испытывал сейчас, словно этот сладковатый запах крови были особым, доселе невиданным наслаждением для него. Мучительным, но все же... Он никогда и не думал, что любит ее так сильно. Он сел рядом, стараясь не шуметь, как будто она и вправду только спала. «Любимая», - погладил ее по голове, взял мокрую, склизкую руку, прижал к губам. Нет, он никогда не любил ее раньше, до этих самых пор. Он не любил ее живую – веселую, улыбчивую, задорную. Он полюбил ее только сейчас – холодную, спокойную и… мертвую. Полюбил самой нежной и трепетной любовью, какой только может любить живой человек.
Он знал, она сделала это из-за него. Он виновен в том, что она никогда-никогда больше не будет прежней. Но он не чувствовал себя виноватым. Ему было просто жаль. Жаль, что тогда он не узнал ее получше, не увидел, какая она красивая. Теперь уже поздно. Та, другая – сейчас он видел это очень четко – была лишь ошибкой, мимолетным увлечением, ошибкой. Лишь стоя на коленях перед ванной, полной ее крови, без конца целуя ее холодную маленькую руку, он понял, наконец, как любит э т у женщину, красивую, с длинными мокрыми волосами и безмятежным фарфорово-бледным лицом. С закрытыми навсегда глазами.
Приехавшие врачи скорой помощи так его и застали, войдя в незапертую дверь: стоящим рядом с ней на коленях, не спускающим с нее безумных глаз. Пришлось вызывать психиатра, потому что врачи никак не могли оторвать его от нее. Он только повторял: «Пожалуйста, не шумите, вы разбудите мою любовь» и наотрез отказывался выпустить ее руку с ужасным рваным шрамом у запястья. Врачи констатировали смерть и увезли обоих. Ее – в морг, а его – в психбольницу. Он все вырывался, кричал, как сильно ее любит, какая она красивая, его русалка, и что они всегда будут вместе. А врачи кивали, соглашаясь, и кололи ему успокаивающее. Ведь они видели такое по сотне раз на дню.