Пожалуй, начнем Шероховатый глянец 1

     Мое увлечение эгбэгингом может показаться кому-то странным. Действительно, необычный вид спорта. Это вам не футбол, не бокс, в конце концов, не биатлон. Некоторое время назад я и сам, преодолевая в очередной раз трассу, ловил себя на мысли: "С чего вдруг?". Обладая некоторым жизненным опытом, понимал ведь, что на ровном месте ничего не бывает, для всего существуют первопричины.
     Ситуация разъяснилось простым, как часто и случается, образом.
     
     Прошлым летом я гостил у тетки. Она живет в деревне Волчки – это километров шестьдесят от Тамбова. Утром и днем я помогал своей любезной Василине Степановне на огороде, а по вечерам тетка кормила меня всевозможными деревенскими деликатесами – свежим творогом, сметаной, в которой ложка стоит, клубникой, она к тому времени уже поспела, поила чаем и предавалась воспоминаниям. Она-то и выудила из тайников моей памяти, казалось бы, навеки утраченные картины.
     Оказывается, моим любимым занятием в детстве, когда я приезжал в деревню, было собирать яйца из-под несушек.
     Обычно с утра тетка вручала мне прохудившуюся эмалированную миску и легким шлепком направляла в сторону куриного царства – приземистой, почерневшего дерева сараюшки. Я, подпрыгивая от переполнявшей меня радости и лавируя между разнообразными представителями домашней живности – тетка держала всех, кого только можно, пересекал обширный двор и, чуть скрипнув дверью, вбегал в темный курятник. Строение это, хоть выглядело ветхим, было возведено со всей аккуратностью, доска к досочке, так что ни один солнечный луч не проникал внутрь, разве что через приоткрытую дверь.
     В первое мгновение меня поражала абсолютнейшая слепота, я останавливался, как вкопанный, но постепенно глаза привыкали к темноте, и я опять обретал зрение. Впрочем, временная его потеря меня нисколько не обескураживала. Потому что главное для меня в курятнике было не видеть, а нюхать. Мощный запах, свитый из множества тонких ароматов – прелой соломы, куриного помета, мокрых перьев, распаренных зерен, ими тетка кормила своих милых хохлаточек, – доводил меня до блаженного, полуобморочного состояния.
     Сейчас-то я понимаю, что был тогда законченный токсикоман.
     Придя немного в себя, я начинал охоту за яйцами. Я знал все тайники, все гнездышки, все заветные уголки, куда забирались курицы, чтобы справить свою интимную нужду, и где можно было найти еще тепленькое, все перепачканное пометом яичко. Собрав урожай, делал обратный шаг – из сумрака на яркий свет. Двор, выбеленный летним солнцем, ослеплял меня. Я зажмуривался. И почему-то каждый раз в этот момент взлаивал цепной пес Пират – огромная лохматая, беспорядочно выкрашенная в черное и рыжее дворняга. Он поначалу будто бы с ленцой и некоторым усилием выпрастывался наружу через отверстие в конуре (оно вырезалось, когда Пират был еще щенком и о возможных его размерах в будущем никто не догадывался), но в короткое время расходился и с азартом гонял по доступной части двора. Пес гавкал во всю свою дворняжью громоизвергающую глотку. Цепь, удерживающая его от необдуманных шагов, гремела. Теткины звери орали на разные голоса. Мир жил. И жизнь эта была полна красоты и драматизма.
     
     Я мгновенно взвинчивал в своем воображении миллион раз лелеянную картину: як-истребитель на одном крыле (другое подрублено, надо же чем-то прижимать к груди миску с яйцами) пролетает в опасной близости от вражеского аэродрома. Летчик-ас видит, как из направленных в его сторону зенитных стволов с жутким грохотом один за другим вылетают снаряды (Пират беснуется на цепи, поднимается на задние лапы, его кривые желтые клыки взрастают прямо перед моим носом). Вж-ж-ж! На бреющем ухожу в безопасную зону. Тетка ждет меня на крыльце.
     – Ну что, все целенькие?
     – Кажись, все.
     – А самого-то Пират не задел?
     – Не-а.
     – Ну и хоршо. Пойдем, поешь немного, я тебе пельмешков отварила.
     У тетки всегда получались умопомрачительные пельмени.
     
     Вот какая предыстория. Возможно, длинноватая получилась, но ведь всегда интересно докопаться до сути...
     
     Семь лет назад я был на стажировке в Лондоне. Уже перед самым возвращением в Россию, в одно из воскресений, посетил с экскурсией Кембридж.
     Там-то и увидел впервые эгбэгеров. Или, если быть точнее, эгбэгерш. Мой глаз устроен таким образом, что в первую очередь выхватывает из действительности самое прекрасное. Потом, безусловно, я вижу и остальное, но сначала прекрасное.
     Длинноногие, похожие на греческих богинь девушки, легко перебирая мускулистыми ногами, бежали по стадиону, время от времени перепрыгивая через барьеры.
     У каждой левая рука согнута, локоть прижат к туловищу, в руке авоська с яйцами.
     Авоська та самая, стародавняя, сплетенная из яркой цветной бечевки. Такую приличный мужик, то есть пьющий в меру, выходя за буханкой хлеба по наказу жены, складывал в карман, а неприличный, тот, что пил как раз прилично и жену не слушал, набивал пустыми бутылками, собранными по внутренним и внешним сусекам, и отправлялся в ближайший пункт приема стеклотары.
     
     Egg bag. Сумка для яиц.
     Я поначалу оторопел: неужели можно этим всерьез заниматься? Неужели у этих быстроногих красоток других занятий нет, нежели нарезание кругов по спортплощадке, а ведь они рисковали при этом стать похожими на большую-большую яичницу? Похоже, девчонкам некуда девать свою молодую энергию, в том числе и сексуальную. Так в теннис бы постучали... Я уже было развернулся, вознамерившись догнать экскурсионную группу – мои спутники, пока я замешкался, успели почти скрыться из виду. Но вдруг понял, что не могу сдвинуться с места. Не хочу.
     Скрывать не буду, мне очень понравилась одна из девушек. Она была легка и стремительна. Ее чудесные светлые волосы развевались на ветру подобно лошадиному хвосту. Она была довольно высока, примерно на полголовы выше своих приятельниц, и тонка в кости. Настоящая аристократка, так мне показалось. Мои глаза самопроизвольно отслеживали ее движение по стадиону. Не подумайте ничего, я вовсе не полюбил ее с первого взгляда, просто с удовольствием смотрел на нее как на совершенное произведение природы.
     Когда она пробежала мимо меня в седьмой раз, я, проводив ее восхищенным взглядом, вдруг почувствовал, что мне нравится эта беготня с яйцами и что я с удовольствием попробовал бы проделать то же самое. А что? Я всегда был вполне приличным атлетом, так или иначе поддерживал форму в течение года. У меня должно получиться, премудрости никакой. Единственная загвоздка – как воспримут мою затею люди из той, пока далекой, домашней действительности? Не покажутся ли им вызывающими подобные пробежки? Но затем я справедливо рассудил, что люди моей страны в последнее время научились спокойно воспринимать еще более страные странности, привыкнут и к моей.
     К моменту, когда забег закончился, я уже был полон решимости высаживать зерна нового спорта в российскую почву. Осталось разузнать, что и как. Немного смущаясь, я подошел к понравившейся девушке, извинился, представился и попросил прокомментировать все, что мне пришлось наблюдать.
     – Как чудесно! Из России? А я Мэгги. Учусь здесь на факультете прикладной лингвистики, русский язык – моя заветная мечта.
     Вблизи она показалась мне еще более очаровательной, но, к сожалению, не совсем в моем вкусе, поэтому стоит ли ее подробно описывать?
     – Я с удовольствием расскажу вам про эгбэгинг, что знаю, но подождите минут пять, приму душ.
     Вскоре она вернулась и, приветливо улыбаясь, сообщила, что корни эгбэгинга уходят глубоко в народные традиции. Ни один средневековый деревенский праздник не обходился без состязаний, кто быстрее донесет до финишной черты яйцо в ложке или кто его дольше удержит на носу и макушке. Но в отдельный вид спорта забавы с яйцом оформились только к середине 90-х нынешнего века, и Мэгги горда тем, что это произошло в Англии. Англичане надеются теперь, что было утраченная ими репутация спортсменов-новаторов восстановится. Как известно, с середины двадцатого века, если какие новинки и появлялись в сфере физической активности, то исключительно на североамериканском континенте. Но пришел и на английские стадионы праздник.
     Эгбэгинг бурно развивается, он перекинулся в Европу, а оттуда с поражающей воображение скоростью распространился по всему миру. Возможно, к 2012 году, в крайнем случае, к 2016 его включат в программу Олимпийских игр.
     Ну и наконец уже сейчас в эгбэгинге можно различить несколько направлений. То, чем занимается Мэгги, беговой эгбэгинг. Есть фристайл, когда держа в руке сумку с яйцами, спортсмен делает всевозможные акробатические трюки. В дисциплине стрит надо бежать с яйцами по улице, маршрут заранее размечается, и преодолевать оказавшиеся на пути препятствия. В дисциплине форест – то же самое, но дело происходит в лесу, поэтому присутствуют элементы ориентирования на местности. Есть эгбэгинг на батуте. Набирает обороты зимний эгбэгинг, в частности айс-эгбэгинг – спортсмены соревнуются на специально подготовленной, залитой льдом трассе, и маунтин-эгбэгинг – спуск на сноуборде или горных лыжах по горной трассе. Зарождается клайм-эгбэгинг: сумку с яйцами будут держать скалолазы, покоряющие вертикальные маршруты.
     Яйца на соревнованиях используются самые настоящие, у мужчин в авоське тридцать штук, это примерно килограмм семьсот грамм, у женщин семнадцать штук. Почему именно такое количество? Поговаривают о каких-то легендах, но Мэгги точно не знает. За каждое разбитое на дистанции яйцо начисляются штрафные баллы. На тренировках используют разные варианты. Если тренировка на аккуратность, тогда яйца в авоське настоящие. Если на выносливость – то муляжи, вес которых чуть больше, чем у настоящих: тяжело в учении, легко в бою.
     Я впитывал информацию, как губка. И уже представлял себе картину, как в ближайшее воскресенье по возвращении в Москву выхожу с авоськой яиц на пробежку по окрестностям. Яиц настоящих, свежих, купленных накануне на рынке: надо же испытать себя, выяснить, на что я способен.
     – Скажите, а есть какие-то неприятные моменты в занятиях эгбэгингом?
     – Только один. Бывает, яйца разбиваются все разом. Весь этот гоголь-моголь стекает на живот, ноги, размазывается по одежде. Отвратительное ощущение. Тяжело смывать, состирывать. Впрочем, радость от успешной тренировки или победы на соревнованиях окупает все.
     
     Она жемчужно мне улыбнулась и скосила глаза влево. "Нет, все-таки она хороша, может, зря я от нее отказался?" – подумал я и проследил за ее взглядом. Метрах в ста от нас, утробно пофыркивая мощным двигателем, стояла просто-таки космической обтекаемости Ямаха. Ее подпирал бедром парень в кожаном и черном.
     – Вы позволите, меня ждут?
     – Конечно, конечно, извините, я задержал вас.
     Она молниеносно, одним движением руки взлохматила свою белокурую гриву и направилась в сторону мотоцикла. Притормозила, осторожно расстегнула рюкзачок, вынула клочок бумаги и ручку, быстро что-то написала, вернулась и протянула мне:
     – Здесь мой адрес. Вдруг вы захотите еще что-то узнать, не стесняйтесь, я с радостью отвечу вам.
     И теперь уже окончательно от меня отвернувшись, пружинящим шагом пошла прочь. Грацией своей и порывистостью она напоминала породистую скаковую лошадь, которая хорошо знает себе цену.
     Я глянул в листок – электронный адрес. Что ж, возможно и пригодится.
     
     Вернувшись в Москву и совершив все положенные в таких случаях визиты, я с бутылкой ритуальной "Белой лошади", прихваченной в дьюти-фри, отправился к другу Алексею. Самый старый мой и самый верный школьно-институский товарищ, с которым у нас одно прошлое на двоих. Он поначалу слушал меня без внимания, немного скучал, его заботили какие-то неполадки на работе, но, видимо, от виски я стал красноречивее обычного: у Лехи постепенно разгорелись глаза, он любил фантастические проекты, и когда на дне бутылки уже едва побулькивало при покачивании ее из стороны в сторону, он изрек: решено, Мышкин, приколемся!
     
     Развивать новый вид спорта мы решили с самого простого – бегового эгбэгинга, поскольку кроме стадиона, кроссовок, майки с трусами и авоськи с яйцами здесь ничего не требовалось. Постепенно наши ряды ширились. Люди, полюбопытствовав однажды, втягивались в процесс тренировок. Мы организовали сначала столичную федерацию, но появились последователи и в других городах, понадобилась всероссийская ассоциация. Мы открыли интернет-портал. Занимались просветительской работой, тренировались, организовывали соревнования, равзвивали остальные дсциплины эгбэгинга... Движение нарастало подобно лавине. Уровень российских спортсменов начал потихоньку приближаться к зарубежному. Мы уже были в состоянии соперничать за места если не в первой десятке мирового рейтинга, то во второй точно!
     И вот после одной очень успешной акции сидели мы у Алексея дома, потягивали пиво – пошел уже четвертый литр на двоих, блаженствовали. И тут Леха говорит:
     – Мышкин, чувствуешь ли ты, какой момент наступил?!
     – Да-а-а, – отвечаю, – в этот самый момент я неизбежно погружаюсь в нирвану: удовлетворение от хорошо проделанной работы, приятная усталость мышц, бочка пива...
     – Узко смотришь, я говорю об историческом моменте. Мышкин, нам нужен журнал!
     – Леха, мне кажется, мочевой пузырь давит тебе на мозги. Ты хоть представляешь, что это такое – журнал?!
     – Нет. Но чувствую острое желание представить. Впрочем, моя типография неоднократно печатала журналы, я видел людей, которые их делают – ничего особенного, – я забыл сказать, что мой друг был владельцем маленькой типографии.
     – Для журнала необходимы деньги и время. Где, покажи мне, где в непосредственной близости от нас ты нашел и то, и другое? – я для наглядности развел руки.
     – Нигде, конечно. В непосредственной близости редко что можно найти, разве что насосавшегося пивом старого друга и иногда, очень редко, нежную женщину. Но мы должны с тобой издавать журнал. Иначе инициативу перехватит кто-то другой. Будем потом называть себя полными идиотами.
     
     Вот так все и началось.
     – Мышкин, теперь что бы ты ни делал, должен держать в голове наш журнал: название, концепцию, рубрики. В первую очередь название: как наречешь воздушный шар, так он и полетит. И идеи, нужна масса идей!
     – А как же работа?! Я, между прочим, уважаемый специалист в своем фирме.
     – Пока будешь совмещать, а там посмотрим. Наверно, придется уходить на вольные, журнальные хлеба.
     – Ох, Леха...
     – Слушай, Мышкин, завязывай со своими интеллигентским терзаниями, давай уже дело делать.
     
     Толком ничего не понимая в журнальном бизнесе, мы взялись за работу. Сразу решили, что журнал должен быть полноформатным, полноцветным и, конечно же, глянцевым, нечего ограничиваться полумерами. Для начала 64 полосы. И вот что удивительно, короткими шагами, но мы начали продвигаться к цели. Долго перепихивали друг на друга должность главного редактора. Я оказался настойчивее. Кроме того, у Лехи с организаторскими способностями лучше, а у меня с русским языком. Порешили: он главный редактор, я – литературный. Дизайнера нашли быстро – среди наших же, эгбэгеров. Парень с художественными наклонностями, в течение нескольких лет работал в артели по росписи пасхальных яиц. В полиграфии, конечно, ни черта не смыслил, в компьютерных издательских программах тоже, но мы нашли ему хорошего консультанта. Рома оказался не просто толковым, а талантливым, слету ухватил суть: без ложной скромности, наш дизайн сегодня один из лучших среди спортивных журналов России. Рекламного менеджера тоже нашли быстро: Марочка была девушка неспортивная, но с повадками бультерьера – просто вынудила нас зачислить ее в штат журнала. Как играла, как интриговала, к каким ухищрениям прибегала... Мы решили – то что надо. Не прогадали. Она составила список потенциальных спонсоров и рекламодателей и взялась за работу, деньги появились. Мы нашли офис в здании "Молодой гвардии". (Здание славится тем, что практически все легендарные периодические издания старого времени – от "Мурзилки" до "Техники молодежи" – располагаются там до сих пор.) Я, порывшись на антресолях, выудил на божий свет старый телефонный аппарат – красного цвета, с крутящимся диском.
     Накануне первого рабочего дня в новом офисе редакция собралась у Алексея. Нужно было решить множество мелких вопросов и один главный. Мы так еще и не выбрали окончательный вариант названия. С одной стороны, нам хотелось, чтобы название было хлестким и запоминающимся. Чтобы уж если засело в голову, никакими бы пассатижами его оттуда извлечь было нельзя. С другой стороны, оно должно было максимально отражать содержание журнала. То есть назовут, допустим, журнал «Ку», и думай, о чем он: то ли о жизни леса, то ли о фильме «Кин-дза-дза», то ли еще о чем. Ну и в-третьих, название, по возможности, должно быть русским. Мы с Алексеем по убеждениям космополиты, но ведь кроме нас в стране еще 160 миллионов человек и вряд ли все они, как и мы, ощущают себя людьми мира. Вчетвером мы перебирали, вертели на языках все оносящиеся к делу слова, составляли их и так, и эдак. Спорили, чуть до ругани не дошло. Наконец нашли нужное решение.
     На следующий день я сидел в нашем обшарпанном офисе, на ремонт денег пока не насобирали, и гипнотизировал красный телефон. Подобно тому, как Новый год наступает с двенадцатым ударом кремлевских курантов, так и жизнь журнала должна была начаться с первой трелью этого доисторического, цвета алых парусов (или пожарной машины – у кого какая мера романтичности), аппарата.
     Как ни я ожидал звонка, он раздался неожиданно. Я даже вздрогнул немного. Схватил трубку и еще не поставленным, не приученным к подобным словам голосом, хотя и громко, произнес:
     – Здравствуйте! Журнал "Яйца". Мышкин слушает...
     Молчание
     – Але-але, я вас слушаю, говорите...
     Опять молчание, через некоторое время:
     – А вы не автоответчик?
     – Я? Нет. Я Мышкин.
     – А... Ну тогда...
     Жизнь началась.