Ты в зазеркалье

Ты в зазеркалье



Город купался в солнечном свете. Узкие улочки блаженно извивались под лаской светила, а проспекты, казалось, выпрямлялись и вытягивались, наслаждаясь теплом и светом. Дома довольно щурили окна, тополя и акации весело шелестели на теплом ветру, и даже кусты шиповника и черной смородины становились будто бы пышнее и зеленее.
Жители города вышли на улицу, радуясь столь удачному дню. Нечасто в конце весны погода балует подобными приятными сюрпризами.
На углу 2-ой Морской и Хрязевской, в облицованном черным гранитом цоколе длинного восьмиэтажного жилого дома, располагался бар «Три селедки». Владел баром и стоял за стойкой Вильям Дженсон, северянин лет сорока пяти от роду. Был он этаким живчиком, сухим и невысоким, жадным до новостей и впечатлений. Никто не знал, как ему удалось просидеть на одном месте, за потертой барной стойкой, добрую дюжину лет. Иногда этого не мог понять и сам Вильям, ведь в молодости он долго ходил моряком на больших рыболовных судах, дослужившись до старпома большого траулера «Желтая колючка».
Удивляться знакомые удивлялись, но не слишком. Место было бойкое, торговое. По вечерам в «Трех селедках» негде было яблоку упасть. Старые выпивохи травили друг другу давно затертые морские байки. Студенты и иногда преподаватели шумели за угловыми столами, отмечая сдачу очередного экзамена или окончание семестра. «Ночные бабочки» бросали недовольные взгляды на студенток, которые заглядывали к «старику Вильяму» в поисках коротких и необременительных приключений. Студентки не оставались в долгу, и громко делились ядовитыми замечаниями о «конкурентках». Иногда в бар заходили полицейские из ближайшего участка — промочить горло и почесать язык с хорошо осведомленным о событиях хозяином.
В общем, по вечерам жизнь кипела, и Дженсон не жаловался на скуку. Но сейчас день, клиентов нет вообще — кто в такой прекрасный день сидит под крышей? — и делать ему было совершенно нечего. Разве что стаканы протереть в сотый, наверное, раз. Этим он и занимался.
Как обычно это бывало в теплую погоду, с утра он настежь распахнул дверь бара. И теперь яркая полоса солнечного света падала с улицы, отмечая два часа пополудни на вырезанных по дубовым доскам пола солнечных часах. Вильям взял со стойки очередной стакан, дохнул на него, протер льняным полотенцем и повернулся к стойкам позади себя — поставить.
В этот момент в баре потемнело. Послышались шаги — по ступенькам в бар спускался человек. На пару секунд он остановился на пороге, привыкая к полутьме после яркого света. Вильям прищурился и оценил посетителя: лет тридцать, высок и худощав, судя по одежде — с деньгами. Человеке носил дорогой на вид шерстяной белый плащ, из-под которого выглядывали серые брюки, на ногах — модные остроносые ботинки из акульей кожи. Глаза закрывали дымчатые очки. Немного странная одежда для теплого и солнечного дня, но владелец бара видел и не такое.
Человек шагнул внутрь, подошел к стойке и окинул взглядом батарею бутылок, выстроившихся позади Дженсона. Правую руку он держал в кармане плаща. Самого хозяина он как бы и не заметил. Помолчал, прищурился, словно что-то вспоминая, и кивнул своим мыслям. Окинул взглядом пустой зал, и, опершись о стойку, скользнул взором по маленьким столам в центре и длинным угловым, по широкоэкранному телевизору на одной из стен и по развешанным тут и там старинным зеркалам в тяжелых рамах.
Бросил короткий взгляд на Дженсона и вновь отвернулся к залу. Видно, выбирал столик.
— Двойной «тунец», — проворчал посетитель, разглядывая теперь уже висящие на стенах гарпуны и колокола. — Лайм. Один.
Вильям внимательно посмотрел на мужчину; видеть этого человека ему еще не приходилось, память у бывшего старпома была отличная. Он отмерил в стакан двести граммов водки, плеснул туда же ежевичного и лимонного сока и бросил пару крохотных кубиков замороженного мяса серебристого тунца. Нарезал лайм и поставил поднос со всем этим рядом с посетителем.
Тот уронил на стойку пару бумажек и, забрав поднос, ушел в дальний конец зала и сел напротив телевизора. Дженсон включил звук, — мужчина в плаще молча кивнул, даже не посмотрев в его сторону, — и принялся протирать последний стакан, потеряв к клиенту интерес.
На стойке тоже стоял маленький телевизор, по которому показывали очередную серию «Любовь синей жемчужины» с Ливией Приот в главной роли. Или же это были «Утонувшие в багровой страсти»? Бывший моряк легко запоминал актрис, но плохо разбирался в мыльных операх. Он их смотрел вполглаза, оживляясь только тогда, когда дело доходило до новостных вставок. Особенно он любил разного рода происшествия и слухи. На пятом канале было несколько отличных передач такого рода: «Диггер», «Городские слухи» и «Тыквочка».
Вот и сейчас «мыло» прервали на рекламно-информационную вставку. Пропустив мимо ушей трескотню про чудесные свойства очередной панацеи, Дженсон внимательно прослушал сводку разных происшествий: пара аварий, несколько краж, какая-то южная чинуша приехала с ознакомительным визитом, трамп «Йолкер» горит на дальнем рейде, и еще с десяток более мелких новостей.
В конце блока показали самое интересное. Час назад молодого владельца нескольких крупных химических фабрик обнаружили мертвым. Самоубийство. Безутешная вдова, плачущие дети и все такое промелькнуло по телеканалам еще полчаса назад. Операторы же «Диггера» сумели заснять вынос тела. По экрану проплыли носилки, которые несли двое хмурых санитаров муниципальной службы. Толпу журналистов оттесняли несколько полицейских, но камера настырно лезла чуть ли не под синюю простыню, которой был накрыт мертвый бизнесмен.
Репортера «Диггера» явно отталкивали, камера дрожала у него в руках. Вот мелькнула дверь медмашины. Слышны были разочарованные возгласы журналистов. Полицейский распахнул заднюю дверь машины… И тут это произошло.
Левая рука мертвеца выскользнула из-под синей ткани и бессильно свесилась вниз. Медбратья стали поспешно заталкивать носилки в машину, и рука дергалась, словно живая.
Журналисты на миг притихли — а затем взревели! Фотовспышки затмили сиянием солнечный день. Раздались крики — это акулы пера требовали информации у лейтенанта полиции.
Ведущий новостей комментировал ситуацию за кадром. Еще раз показали в замедленном режиме те несколько секунд записи, когда рука убитого была видна. Самый удачный кадр увеличили. Перед глазами зрителей возникла ладонь и часть руки до локтя. Вдоль всей руки тянулись кровавые полосы глубоких и длинных порезов. Особенно сильно впечатлили бармена те, что шли по всему предплечью и заканчивались на указательном пальце, доходя чуть не до ногтя.
Новости закончились, вновь на экране появилась Ливия Приот, которая плескалась в ванне среди холмов и гор пены. Хозяин «Трех селедок» невидяще смотрел в экран.
— Вот те на! — пробормотал он. — Самоубийство, как же!
Бармен сильно вздохнул и отодвинулся от экрана. Он обернулся в сторону своего единственного посетителя. Тот тоже расслабился и откинулся на спинку тяжелого деревянного стула. Разглядывая голые плечи актрисы, он отхлебнул немного из стакана, затем в два глотка допил коктейль и зажевал его лаймом. Промокнул губы салфеткой.
— Что в городе делается! — сказал в его сторону Дженсон. — Так скоро и у нас клановые войны начнутся!
Обладатель белого плаща пожал плечами, поднялся и подошел к стойке.
— Не думаю. Двойной «тунец». — Спокойно произнес он. — Лайм. Половину.
Забирая поднос, он не слишком удачно ухватился за него левой рукой. Тот опасно накренился. Мелькнула правая рука, ею посетитель удержал блюдце с лаймом. Мужчина в плаще отошел в зал и устроился за тем же столиком. Он опять уставился в экран, где Ливия с томным выражением лица соблазняла будущего любовника. Парень соблазнялся слишком активно и актрисе было скучно.
Дженсон же отвернулся к своей артиллерийской батарее. Он нервно протирал бутылки полотенцем, поворачивая их этикетками в сторону зала, смахивал невидимую пыль с полок. Руки его слегка дрожали, ладони повлажнели. Бывшему моряку было страшно. На руке посетителя он заметил те самые раны, что тянулись вдоль руки убитого промышленника. Промытые от крови и заклеенные пластырем — но они были. И две из них заканчивались на указательном пальце.
Но сильнее страха маленького бармена терзало любопытство. Он осторожно, стараясь не показывать своего интереса, рассматривал своего странного посетителя. Отражение тут, короткий взгляд там, — он вновь составлял свое впечатление об этом человеке.
Через несколько минут Дженсон был убежден, что никогда не видел этого мужчину. И что-то ему подсказывало, что дай бог — и не увидит.
Но запах тайны!
И бывший старпом решил рискнуть. Он отошел вправо, туда, где за невысокой фанерной ширмой у него был свой закуток. В нем хранились всякие мелочи потребные в его работе: ложки, мерки, счетная машинка, кассовые книги. Там же лежал и телефон. Мельком глянув на клиента, увлеченного сериалом, бармен укрылся за фанерой и набрал номер своего давнего приятеля — репортера криминальной хроники.
— Лесли, — зашептал в трубку бармен, — у меня есть сенсация. Но ты должен мне пообещать…
В этот миг ему показалось, что в зале скрипнул стул. Бармен прислушался. Нет, ничего.
— Что? Какая сенсация? — донеслось из трубки. — Чего умолк?
— Слушай. Сегодня днем показывали химика-промышле…
Рука в белом вырвала трубку из ладони Дженсона. Вторая рука сошлась с первой и трубка хрустнула в руках незнакомца. Он секунду подержал сжатые в кулак руки перед глазами хозяина бара, затем высыпал на пол обломки телефона.
— Нехорошо. Зачем вам чужие тайны? — холодный голос остановил готовое родиться возмущение Дженсона.
— Я…
— Это очень плохо. Не надо лезть в мои дела.
— Я… Да вы… Это мой телефон! Он стоил двести монет!
Человек в белом плаще отодвинул в сторону легкую перегородку.
— А это ваша шея. — И он сомкнул ладони на тощей шее Дженсона. Несильно сжал, будто лаская. Хозяин «Трех селедок» схватился за его руки и попытался оторвать от себя.
— Я… хрр… не расска-хрру никхому, — прохрипел он.
— Вы лжете. Я чувствую это. — С этими словами человек в светлом плаще сжал руки сильнее. Только сейчас бывший моряк и потенциальный мертвец понял — это всерьез. Его рука скользнула в сторону и он подхватил с полки бутылку. Попалась квадратная бутылка «Черного ярла». Пустая. Со всего размаха Дженсон ударил человека по голове. Тот пошатнулся, пробормотал что-то удивленно и, сильно сжав горло бармена, поднял его перед собой. Ноги бармена оторвались от пола. Бармен еще раз ударил напавшего на него. Бутылка раскололась и Дженсон ткнул острым краем осколка в глаз. Но тот успел перехватить его руку.
Теперь он держал бармена перед собой правой рукой, а левой — сжимал кулак Дженсона, в котором был зажат осколок бутылки.
— Сегодня странный день. — Мужчина наморщил лоб. — Я еще так не делал. Без зеркал. Без всего.
Хозяин «Трех селедок» прохрипел что-то невнятное.
— Странное ощущение, — казалось, что мужчина говорит сам с собой. — Все так ново. И эта бутылка.
Он качнул головой. Его стальные пальцы вонзились в горло щуплого бармена. Лицо того побагровело, он раскрыл рот, но не издал ни звука. В глазах бывшего старпома танцевали огненные снежинки, из глаз текли слезы, а бар постепенно темнел.
Или нет?! Может, это…!
Бармен сморгнул слезы и скосил глаза в сторону двери.
Да! Кто-то спускался в бар с улицы.
Через мгновение в дверном проеме показались двое полицейских. Сержант Холк Вескало и прима-лейт Вадим Ильин зашли повидать своего старого приятеля и, как водится, угоститься бесплатным пивом. Огромный темнокожий сержант понял ситуацию быстрее своего начальника. Он шагнул в сторону борющихся мужчин и цапнул висящую на его боку кобуру.
Но мужчины в белом плаще уже не было у стойки. Он отшвырнул от себя хозяина «Трех селедок» и, сшибая по дороге стулья, обогнул два стола и шмыгнул в кухню. А там — выскочил на улицу через второй выход. Сержант с грохотом протопал за ним.
Худощавый лейт ненадолго присел рядом с хрипящим на полу Дженсоном. Убедился, что все в порядке, и побежал вслед сержанту, одновременно вызывая подмогу по служебному комму.
Белый плащ мелькал далеко впереди на пустой улице. Это была одна из тех улочек, на которые из домов ведут запасные выходы. Обычно на таких улицах мало кого можно встретить — ведь принято прогуливаться перед фасадами домов. Тем более, в дни с такой удачной погодой. И потому оба полицейских бежали вслед напавшему на хозяина «Трех селедок», желая только одного: чтобы никто не появился на пути.
Как обычно бывает в таких случаях, надежды их не сбылись. Из арки дома вывернулся молодой парнишка, и как раз прямо перед человеком в светлом плаще. Тот пробежал мимо, но тут же метнулся назад и схватил мальчика. Сграбастал в объятия, — оба полицейских вскрикнули — душит?! заложник?! — помедлил пару секунд и отшвырнул мальчишку в сторону. Светлый плащ в последний раз мелькнул впереди — мужчина свернул в боковую улочку.
Сержант помог подняться парнишке. Тот ошеломленно смотрел то на полицейских, то вслед убежавшему мужчине. Через пару мгновений к Вескало и мальчишке подлетел лейт.
— Что… что он… — задыхался от бега лейт.
Парень покраснел и что-то пробормотал. Утерся ладонью, сплюнул, и посмотрел в проулок, куда канул мужчина в плаще.
— Что? — пробасил сержант. — Все хорошо?
— Чего он от тебя хотел? — наконец справился с дыханием Ильин.
Мальчик запунцовел еще сильнее, яростно вытер ладонью губы и опустил голову.
— Он… поцеловал.
— Поцеловал, — изумился лейт. — Поцеловал?!
— Ну да…
Лейт с сержантом пораженно переглянулись. Еще мгновение, и они бежали дальше, продолжая преследовать странного преступника. На бегу лейт обернулся к мальчишке и прокричал:
— Оставайся тут! Скоро подъедут наши товарищи!
Весь разговор занял не более десятка секунд. Преступник не должен был далеко убежать. Однако в проулке никого не нашлось. Полицейские обошли все прилегающие дворы, но не увидели никого, кто был бы похож на их «клиента». Им попалось несколько человек, похожих на того, что напал на хозяина «Трех селедок», один был даже одет в такого же цвета брюки и остроносые туфли. Но один взгляд на его лицо — и полицейские отошли в сторону.
Чуть позже они обнаружили плащ беглеца. В нем нашлось несколько купюр и смятая визитка с оборванным краем. На бледно-синем куске бумаги наклонным шрифтом было напечатано: «Дмитрий Никитин». Чуть ниже, намного более крупным шрифтом: «Избавляю от проблем». И все. Ни телефона, ни адреса.
Несколькими минутами позже к лейту и сержанту присоединились их товарищи. Они прочесали все окрестные дворы и подъезды домов. Лейт и сержант растеряно — преступнику некуда было деться! — бродили с одной из поисковых групп. Им вновь попался на глаза тот мужчина в серых брюках. Он неспешно шел в сторону ближайшей автобусной остановки.
Ильин покосился в его сторону. Что-то знакомое было в лице этого человека. Но это точно был не тот, кто напал на «старика Вильямса», уж его-то лицо лейт рассмотрел хорошо. Поэтому полицейский отвернулся и направился вслед за товарищами.
Мужчина проводил его равнодушным взглядом. Дошел до остановки, и, немного помедлив, достал из кармана маленькую записную книжку в алом переплете и тонкую стальную ручку. Пролистал книжку, задумчиво покатал ручку меж пальцев, на которых еще виднелись следы свежих порезов, и записал пару цифр. Полюбовался несколько секунд на них и спрятал книжку обратно в карман. Огляделся вокруг и прислонился к стенке остановки.
Голова болела все сильнее. Бутылка из-под «Черного ярла» оказалась довольно увесистой.
И — совершенно неожиданной.

…Девяносто семь…

—

Дмитрий швырнул синий бумажный пакет на стол. Тот шлепнулся на дубовую столешницу с чавкающим звуком. Дмитрий поморщился и отошел от письменного стола к окну. Постоял несколько минут, покачиваясь на носках и рассматривая город с высоты двенадцатого этажа.
На улице накрапывал мелкий дождь. Небо было затянуто серой хмарью, которая оседала на дома словно липкая паутина, высасывая из людей хорошее настроение и желание работать.
Вот и Дмитрий бы с удовольствием повалялся бы на диване, разглядывая симпатичных красоток на экране телевизора. Или почитал бы умную книжку, — он на днях сделал набег на книжный магазин и купил десяток книг в разноцветных обложках. На худой конец можно было бы попробовать научиться решать шахматные задачи — самоучитель вот уже которую неделю скучал на холодильнике. Или можно еще чего придумать интересного.
Но всему этому сейчас не время. Работа.
Он надел плотные черные шелковые брюки и легкий ярко-белый свитер. Сверху накинул темно-серый плащ. Захватил и черный зонт. Через несколько минут Дмитрий вышел из подъезда и направился к ближайшей станции метро.
Выйдя из арки дома, Дмитрий выглянул из-под зонта. Холодная влажная морось тут же легонько уколола его лицо. Он недовольно хмыкнул, отер лицо и до самой станции метро мрачно шлепал по лужам, рассматривая брусчатку под ногами.
Через полчаса он уже входил в магазин «Сепия», предлагавший неплохой выбор разного рода предметов для художественного ремесла. Его малая известность вполне устраивала Дмитрия.
Тяжелая коричневая дверь с литой фигурной бронзовой ручкой открывалась неохотно. Она с куда большей радостью захлопывалась, желая, видимо, прибить неосторожного посетителя. Из-за прилавка навстречу Дмитрию вынырнул старший менеджер магазина, шестидесятилетний натурализованный северянин по имени Тони Винас.
— Господин Никитин! — довольно улыбнулся он и пригладил свои рыжие волосы. — Вы давно у нас не были.
— Да. Был занят.
— Понимаю, понимаю… Вы, люди творческие, всегда загружены работой. Город растет, дома строятся, и всем нужен хороший интерьер! — менеджер почему-то считал Никитина дизайнером по внутренним помещениям.
«Дизайнер» молча кивнул.
— Вы желаете, как всегда, приобрести мольберт?
— Да. Как обычно. Этюдник с крепким основанием.
— У нас нынче очень хороший выбор! Кроме старых моделей, на днях мы получили партию совершенно новых, только разработанных! Уверен, они вам понравятся, — Тони приглашающее махнул Дмитрию. — Прошу сюда.
И он повел покупателя к стенду, на котором выстроились самые разнообразные станки и этюдники. В этот миг из-за стеллажа с рамками и багетами появилась девушка. Дмитрий замер и уставился на нее.
Похожа на южанку. Высокая, спортивного телосложения. На сильных, развитых плечах — фиолетовая шерстяная водолазка, крепкие бедра обтянуты черными лосинами. Твердый, волевой подбородок. Высокие, но не слишком широкие скулы. Черные, — смоль! — волосы свободно падают длинными локонами на плечи. Свободный разлет красивых бровей. И — глаза. Дмитрий почувствовал, что в этих блестящих агатовых глазах можно утонуть. Нырнуть и больше никогда не всплывать.
Нырнуть прямо сейчас.
Девушка подняла на него взгляд, улыбнулась. Взяла простую еловую рамку размером с четверть листа и направилась куда-то вглубь магазина. Дмитрий, не отрываясь, смотрел ей вслед. Рядом с ним соловьем пел Тони, расхваливая товар, особенно вот эти новые, — да-да, новейшие! — этюдники. Наконец он решил, что достаточно рассказал о достоинствах товара и спросил, какой именно мольберт возьмет художник.
— Да-да, — пробормотал Дмитрий, не отрывая взгляда от девушки. — Обязательно.
— Э-э-э… так вы берете «Ренуар»? Или «Микеланджело»?
— Беру, да…
— Господин Никитин, прошу меня простить, что вы выберете? «Ренуар»?
— Да.
— Или «Микеланджело»?
— Хорошо.
— А может вам «Алфаро»?
Дмитрий раздраженно взглянул на продавца.
— Пусть будет «Алфаро».
Тот рассыпался в извинениях, поняв, что чем-то провинился перед столь выгодным клиентом. Дмитрий махнул рукой — не стоит того — и скользнул между рядами выставочных стеллажей вслед девушке. За его спиной остался стоять рыжеволосый торговец. До него, наконец-то, дошла причина рассеянности покупателя.
Дмитрий нашел девушку у полок с мелками, пастельками и углем. Та рассеянно крутила в руках коробку с березовыми углями.
Девушка довольно долго выбирала себе угли из полусотни разных видов. Все это время Дмитрий стоял неподалеку, делая вид, что интересуется кистями. Сердце его билось. День казался уже не таким хмурым и серым!
Наконец он решился и шагнул к ней. Девушка тут же обернулась, как будто ожидала, что он подойдет.
— Я… Меня зовут Дмитрий.
— Как! Вы хотите познакомиться прямо здесь? Прямо сейчас? — усмехнулась девушка.
Дмитрий пожал плечами. Затем молча кивнул.
— И вы вовсе не охотник за деньгами моего отца?
— Деньгами? Нет. Я не знаю, кто ваш отец, — удивился Дмитрий.
— Точно? Эти женихи такие… такие липкие! Особенно один из них, он просто жаба и акула в одном лице. Не станьте таким же!
— Я не знаю ваших женихов. И отца тоже.
— Хорошо, я вам поверю. Не обманите меня, — улыбнулась девушка. — А кто вы?
Он достал из кармана визитку, и черкнул черным фломастером несколько слов на обратной стороне. Девушка взяла этот кусочек картона, прочла его имя и хмыкнула:
— «Избавляю от проблем»? От любых?
Мужчина пожал плечами. Девушка перевернула карточку и прочла: «Если будет грустно — позвоните». Чуть ниже шел номер телефона.
— Меня зовут Карен. Если вдруг заскучаю — позвоню! — она помахала в воздухе визиткой и направилась к выходу из магазина.
Девушка шла, слегка пританцовывая. Дмитрий следовал за ней. Около входа Карен резко развернулась и еще раз взмахнула карточкой.
— Не забудьте. Вы обещали избавить меня от грусти!
Она бросила несколько бумажек на стол у кассы и вышла. Хлопнула дверь.
К Дмитрию приблизился старый негоциант.
— Очень хорошая клиентка, — с гордостью произнес он. — Часто покупает у нас очень дорогие, и, разумеется, хорошие кисти. А один раз купила столько медовой акварели, что ее хватило бы на год целой мастерской.
— Она говорила о женихах.
— Да! Ее отец известный человек. Торговец железной рудой и нефтью. Вот и вьются вокруг нее молодые люди. Не все, правда, достойные, — понизил голос старик. — Говорят, среди них есть и пара сыновей нехороших, но богатых людей.
Дмитрий надолго задумался.
— Э-э-э, господин дизайнер, вы будете брать мольберт? — через некоторое время осторожно осведомился Винас.
«Дизайнер» вздрогнул. День тут же померк. Работа… Его ждет работа. Он неохотно кивнул.
— Да. Давайте тот, что покрепче.
— «Алфаро»? Триста пятьдесят с особой скидкой для вас.
— Согласен.
Тони Винас тут же выписал ему счет, упаковал этюдник и вызвал такси. Дмитрий покинул «Сепию» и отправился за следующей покупкой.
Через час грузовое такси остановилось у подъезда дома, в котором жил Дмитрий. Он взвалил на плечо этюдник и открыл дверь подъезда. Таксист же осторожно вытащил из кузова картонную коробку, — судя по всему — тяжелую, — и какой-то сверток. Они добрались до квартиры Дмитрия и внесли покупки внутрь. Там тот расплатился с водителем.
Когда таксист ушел, Дмитрий подошел к столу и вскрыл конверт. Достал из него пачку денег, фотографию и маленький пакетик из металлической фольги. Сел в кресло у стола и принялся внимательно рассматривать фотографию. Очень внимательно.
…Вечером Дмитрий бродил по городу. Ветер нес водяную пыль вдоль проспектов. Когда особенно сильный порыв ветра залеплял холодной моросью глаза, Дмитрий вытирал лицо ладонью и брел дальше. Нераскрытый зонт висел, зацепленный за боковой карман плаща. Горло ужасно болело, а вместо дыхания изо рта рвался тяжелый хрип.
Стемнело.
Молодая хрупкая девушка в оранжевом плаще спросила у Дмитрия дорогу к… к чему-то. Вопрос он забыл через мгновение после ответа. Но ее слова привели его в чувство. Он огляделся и мрачно усмехнулся. Он стоял на Хрязевской, а неподалеку виднелся перекресток со 2-ой Морской.
Мужчина пожал плечами и направился к перекрестку. Минутами позже он спустился в бар «Три селедки». Свободным оказался лишь пара столик — у входа и напротив стойки. Дмитрий выбрал тот, что у стойки. Сбросил на стул плащ и подошел к бармену.
Тот с готовностью поднял брови.
— Что желаете, господин?
— Двойной «тунец». Лайм. Один.
Дженсон едва заметно вздрогнул и вгляделся в лицо посетителя. Оно оказалось незнакомо и это успокоило бармена. Вскоре он поставил перед Дмитрием заказанный коктейль. Но весь вечер хозяин бара нет-нет, да бросал взгляд на этого посетителя.
Дмитрий вернулся за столик и принялся мелкими глотками отхлебывать «тунец». Он разглядывал посетителей, особенно внимательно рассматривая студенток. Одна из «ночных бабочек» пыталась поймать его взгляд, но он легонько качнул головой, и она отстала. Когда напитка в его стакане осталось на два пальца, в бар вошли полицейские.
На удивление или нет, но это были высокий темнокожий сержант Вескало и чуть ниже его ростом поджарый прима-лейт Ильин. Сержант, — натурализованный южанин в первом поколении, — давно уже понял, что ему вряд ли светит в полиции звание выше сержантского. И потому нес службу без излишнего надрыва, но вполне достойно. Ильин же, наоборот, был урожденным северянином, и в мечтах своих, — довольно обоснованных, кстати, — видел себя не менее чем полковником. Он старался браться за любые дела, которые сулили известность в городе, или же позволяли почаще появляться на глазах у начальства. Однако откровенным карьеристом он не был и занимался даже явными «висяками».
Вот и сегодня они с Вескало вернулись с одного подобного дела. С одной стороны — прессы будет просто море, а с другой — явный «висяк». Посему оба, не сговариваясь, направились из участка прямо к «старику Вильяму».
Хозяин «Трех селедок» прогнал из-за столика у стойки двух «ночных бабочек». Те, недовольно надув губы, упорхнули ко входу. Освобожденный стол Дженсон протер, смахнув крошки в подол застиранного фартука. Видя мрачные лица полицейских, он добавил к их заказу, — литровым кружкам светлого пива, — еще по одной за счет заведения.
Прима-лейт коротко кивнул ему, а Вескало хлопнул по плечу и осклабился.
— Ты понимаешь людей, Вильям — хмыкнул сержант.
— Еще бы, — усмехнулся Дженсон. — Столько людей перебывало здесь. И каких!
— Каких же? — с некоторым неудовольствием спросил лейт.
— Да хоть вы! Вот взять вас, господин Ильин, ведь когда-нибудь я буду рассказывать внукам о том, что в моем баре пил пиво сам генерал Ильин.
Лейт усмехнулся и качнул головой. Ой, и змея же этот бармен! С медовым языком.
— Чего хочешь узнать-то? — напрямик спросил Вескало.
Дженсон кинул пару быстрых взглядов по сторонам, наклонился к столику и что-то прошептал. Вескало расхохотался. И даже Ильин усмехнулся и откинулся на спинку стула.
— Не бойся, все узнаешь, сегодня же вечером! — веселился сержант.
Бармен недоуменно поднял брови.
— Начальство так решило, — проворчал лейт. — Типа скрывать не зачем. А то после того случая с бизнесменом-химиком пресса недовольна…
— Смотри, — перебил его сержант, — сейчас начнется.
И он ткнул пальцем в сторону маленького телевизора на стойке.
На экране как раз появилась заставка известной передачи «Тыквочка» — широко раскрытый рот с длинным языком, извивающимся подобно змее. Затем на экране появился и телерепортер Жан-Клод Мюрат, ведущий программы. Он медленно, напоказ, облизал губы, подмигнул зрителям и начал программу. На повестке дня стоял лишь один вопрос — ради него «Тыквочку» освободили от всего остального. Несколько минут ведущий изрекал какие-то благоглупости о полиции, затем перешел к более конкретным вещам.
— Доблестная полиция сегодня порадовала нас удивительной новостью! — он еще раз подмигнул. — Известный контрабандист Наум Снайдер, которого полиция никак не может поймать на горячем… — тут ведущий хихикнул и на мгновение умолк.
— Скотина… — злобно прошипел Вескало.
В баре стало намного тише, многие из посетителей забыли разговоры и теперь смотрели в экран телевизора, что висел на стене.
— Так вот… На горячем его не поймали. И не поймают. Вы спросите почему? Потому что он стал холодным!
Ведущий замолчал. Потом еще раз подмигнул.
— Наша программа сумела получить в свое распоряжение видеозапись убийства! Да-да, убийства Наума Снайдера!
На экране возникла лужайка, залитая ярким электрическим светом. Поляна была ограждена со всех сторон белыми стенами, на которых лежала ячеистая стеклянная крыша. Похоже, — зимний сад в богатом доме. На траве были установлены несколько столов с закусками, а меж ними прогуливались группы людей. Большей частью мужчины, но камера иногда задерживалась и на женских фигурах.
Голос за кадром хихикнул и объяснил, что это собрание одного из кланов контрабандистов, которым руководил, покойный, — ага! — Наум Снайдер. Видео же пишет один из охранников Снайдера.
Запись пустили на ускоренное воспроизведение.
— Вот, тут будет самое интересное!
Наум Снайдер, грузный сорокалетний мужчина, стоял у одного из столов и что-то вещал. Перед ним остановилась довольно большая группа людей. Они внимательно его слушали.
Вдруг Снайдер умолк. Он уронил бокал, который держал в правой руке и попытался схватить себя за горло. Камера дернулась в его сторону. На экране возникло лицо Снайдера крупным планом. Изумленно вытаращенные глаза. Рот открыт и силится что-то произнести.
Несколько секунд и на экране вновь общий план. На этот раз видно, что к главе контрабандистов бегут охранники, а он крутится на месте, одной рукой вцепившись себе в горло, а другой теребя ворот рубашки и костюма. Лицо контрабандиста постепенно принимало багровый оттенок.
Затем в отчаянии Снайдер выхватил из кармана пистолет и начал стрелять вокруг себя. Похоже, он уже не соображал, что делает, и пули попадали и в тех, кто его еще недавно слушал, и в бегущих на помощь охранников. Несколько секунд — и в павильоне воцарился ад. Все стреляли во всех. Похоже, внутренняя обстановка в клане была далека от спокойной.
Камера прыгала в руках у охранника — изображение дергалось, в кадре мелькали стены, опрокинутые столы, разбитая посуда, крыша, осыпающаяся стеклянным крошевом, появлялись распахнутые в крике рты, пистолеты и ножи. И кровь, кровь, кровь… Много крови. Напоследок камера совершила головокружительный кульбит и экран захлестнуло чем-то белым с зелеными крошками.
— Мертв, — констатировал лейт. — Мы его нашли под столом. А камера упала в салат.
Ведущий «Тыквочки» захлебывался от восторга. Запись пустили по второму кругу, показывая наиболее зрелищные моменты. За кадром раздавался голос, заглушающий стрельбу и вопли контрабандистов.
— Эти… Эти животрепещущие подробности… Эта экспрессия! Посмотрите, как они кричат! Так искренне, так неж… гм… — было слышно как ведущий шумно отхлебнул газировки из бокала. — Да, для них все там так неожиданно! Так по-настоящему!
Программа вскоре закончилась. В баре вновь раздались голоса, посетители зашумели и задвигали стульями. Видимо им было что обсудить.
Дженсон вышел из-за стойки, и поставил полицейским еще по бесплатному пиву. Поллитровому. Присев за стол, он обратился к сержанту:
— Так эти слухи правдивы?
— Какие?
— Ну, что Снайдера задушили у всех на глазах.
— Да ты ж сам все видел, — изумился сержант. — Мы потом на шее у него нашли ссадину от шнура.
— Мало ли, что я видел… И что, убийцу-то не поймали?
— То-то и оно.
— А может они того?.. Сами своего босса?
— Ага! И стрелять друг в друга тоже начали сами? Видел же запись.
— Ну, не поделили чего… — Дженсон помахал в воздухе рукой, — сам знаешь, как это бывает.
— Нет! Не в этот раз. И не это не первый такой случай, — громко прорычал Вескало и рыгнул. — Попомни мои слова — и не последний. Что-то неладно в нашем городе. И давно! С тех пор, как приняли закон о натурализованных в первом поколении, все в городе пошло наперекосяк. Теперь вот эти убийства… Наверняка это все как-то связано.
Дженсон с сомнением поджал губы. Лейт же с осуждением взглянул на своего подчиненного. Но, поскольку они были уже не на дежурстве, да и Вескало скорее был приятелем, а не подчиненным, то Ильин промолчал. Вескало был готов еще что-то рассказать бармену, но того отвлекла шумная компания студентов, которые потребовали пива.
Много пива! И вон тем цыпочкам — тоже.
Полицейские допили свое пиво и ушли. Дженсон вернулся за стойку и принялся переставлять бутылки и стаканы, изредка поглядывая в сторону Дмитрия. Непонятный посетитель. И лицо странно знакомое. Бармен покосился в сторону телевизора, затем вновь кинул взгляд на Дмитрия.
Тот взглянул на него в ответ.
Бармен тут же принялся протирать стаканы ветхим полотенцем, которого явно заждалась стиральная машина. Дмитрий оглядел свой стакан. Его передернуло. Он вытер губы салфеткой, молча поднялся и вышел из бара.
Там, у входа в «Три селедки», он остановился и помассировал горло. Достал из кармана книжку, затянутую в алый бархат и, при свете раскачивающегося под ветром фонаря, перелистал ее. Нашел нужную страницу и нацарапал карандашом две цифры.

…Девяносто восемь…

—

Струи воды взлетали в небо.
Там они рассыпались сверкающими на утреннем солнце живыми бриллиантами. Миг — и они уже летели по ветру жемчужной пылью. Фонтан на центральной площади города никогда не уставал рождать эти недолго живущие драгоценности.
Дмитрий сидел на плитах иссиня-черного лабрадора, из которых был устроен ограждающий фонтан бордюр. Перед ним стоял этюдник из красного дерева, а в руках мужчина держал плотный лист бумаги с шероховатой поверхностью. Дмитрий рассматривал серые выщербленные стены старой городской ратуши и прикидывал, как именно стоит рисовать эту городскую достопримечательность. Расположить лист по вертикали, — тогда древняя ратуша на рисунке окажется как бы устремленной из прошлого в будущее, или же по горизонтали, дабы придавить кривовато построенный дом грузом прошедших веков?
Он с досадой сплюнул… Время. Опять это чертово время!
Тень на мгновение закрыла бумагу, и рядом с Дмитрием на камень опустился парень лет двадцати пяти. Коренастый, невысокий, урожденный северянин. Его трудно было бы распознать в городской толпе, ведь именно малозаметной внешности и требовала его профессия. Он работал курьером. Впрочем, был у него и недостаток с точки зрения того занятия, какое он себе выбрал. Когда он улыбался, его передние зубы оказывались слишком крупными. Примечательная деталь.
Дмитрий про себя звал его Бобром. Как он знал, Бобер стеснялся своих резцов и копил деньги на стоматолога, чтобы заменить зубы обычными, не такими запоминающимися.
Курьер покосился на пустой лист в руках Дмитрия. Затем взглянул на ратушу.
— Тебе письмо, — тихо произнес он.
— От кого?
— От заказчика.
— И кто же он?
— Небо и ветер, — сверкнул зубами Бобер. — Море и дождь.
Дмитрий хмыкнул:
— Надо бы как-нибудь за тобой проследить.
— Надорвешься, — хихикнул Бобер.
Дмитрий помолчал. Какое-никакое, а все же развлечение. Хоть эта игра ему уже поднадоела.
— Еще что-нибудь? На словах?
Курьер кивнул.
— Только одно. Сегодня. Любой ценой, но — сегодня.
— Невозможно. У меня ничего не готово, — покачал головой Дмитрий. — Нет… красок. И холста.
Бобер пожал плечами:
— Я просто передаю просьбу. А там уж дело твое.
Они помолчали.
— Как тебе удается меня находить?
— Древнее Искусство Почтовых Курьеров, — хихикнул Бобер. — Это моя работа. Я же не спрашиваю тебя, как ты рисуешь?
Он поднялся, кивнул Дмитрию и исчез в толпе на площади, оставив на лабрадоре упитанный пакет из синей бумаги.
Дмитрий посмотрел на чистый лист в руках, встал, убрал его в этюдник и осмотрелся вокруг. Хороший, солнечный день. Неплохо было бы сегодня посидеть здесь, рядом с фонтаном. Нарисовать старую ратушу, или одну из тех девушек-художниц, которых отличная погода привлекла на площадь у фонтана.
Но… Его ждет работа.
Чертова работа… Он ее ненавидел. А изредка у него хватало смелости признать, что ненавидит самого себя.
Дмитрий сложил этюдник и оправился домой.
Через час он бродил по огромному торговому центру и рассматривал зеркала. Весь второй этаж был отдан под торговлю строительными материалами, и немалый кусок площади занимали стенды и полки с зеркалами. Выбрав одно из них, довольно высокое и увесистое, он дождался, пока со склада принесут упаковку с зеркалом и отправился домой. Продавец хотел предложить ему в помощь грузчика, но передумал, увидев, с какой легкостью покупатель управляется с тяжелой коробкой.
Дома Дмитрий распаковал коробки.
Мольберт он поставил в зале к глухой стене, дальней от окна. Рядом к стене приставил и зеркало. Осмотрел обе покупки и остался доволен. Оба предмета идеально подходили друг к другу. Несколько тяжеловесный деревянный «Рафаэль» с алюминиевыми ножками-подставками ему нравился куда больше, чем новомодный, углепластиковый «Алфаро». Да и зеркало ему удалось подобрать в раме почти того же цвета и тона, что было весьма немаловажно.
Дмитрий провел рукой по облицованному дубовым шпоном боку мольберта. Затем провернул винты-зажимы и раскрыл коробку. Откинул крышку и отошел на пару шагов. Мысленно примерил зеркало к мольберту, и принялся подстраивать ножки мольберта под свой рост.
Установив мольберт, он принялся прилаживать на него зеркало. Однако дерево рамы оказалось покрыто тонкой пластиковой пленкой и закрепить его в держателях стоило Дмитрию больших трудов и мучений. Наконец он разозлился, плюнул на правильность и соразмерность цвета и примотал зеркало к держателям скотчем отвратного оранжевого цвета. Выглядело это исключительно омерзительно, но иного выхода он не видел. Времени было мало, а работа… Работа должна быть сделана.
Не зря ему передали пожелание заказчика.
Дмитрий дорожил своим именем в глазах клиентов. Люди должны быть уверены в качественном исполнении заказа. Так что, незапятнанное имя для него было всем. Ведь оно было единственным, чем он мог заработать нужную ему сумму.
Да… Только так он мог исполнить свою мечту. И не важно, что для этого…
Или важно?
Он махнул рукой и постарался изгнать из головы гадкие мыслишки.
Через полтора часа конструкция была готова, но потом Дмитрий обнаружил, что забыл перед настройкой снять домашние тапки. Чертыхнулся и принялся подстраивать зеркало с мольбертом вновь.
Прикинул фокус конструкции, отсчитал пару пальцев вправо и влево на погрешности и положил на пол обломки карандашей. Чтобы случайно не сдвинуть метки, он их тоже приклеил к паркету липкой лентой.
Что же, рабочее место было готово.
Осталось узнать, кто нынче послужит натурой для его картины.
Дмитрий прошлепал на кухню. Каменная плитка приятно холодила босые ступни. Дмитрий нашел давнюю заначку — почти целую бутылку вишневого ликера «Улыбка рассвета». Очень редкая вещь. И крайне дорогая. И настолько же крайне необходимая ему сегодня.
В городе говорили, что если мужчина и женщина выпьют эту бутылку совместно, то ночь их будет незабываема. Ведь этот напиток помогал понимать людям намного тоньше чувствовать мысли желания других людей. Проверить слухи про волшебные ночи Дмитрию как-то не довелось. Но вот остальные свойства оказались правдой. По крайней мере лично для него.
Десяток минут прошли и Дмитрий вернулся в комнату с полупустым бокалом ликера.
Он опустился в кресло у стола и надорвал пакет. Вытащил пачку денег, пересчитал — вполне приличная сумма, — и бросил их в ящик стола. К нескольким таким же. Извлек хрустящий конверт из металлической фольги, взрезал его и достал оттуда платок. Принюхался к тонкому аромату и нахмурился.
Сердце яростно забилось. Странное предчувствие заплескалось в душе у Дмитрия. Он осторожно встал. Бережно приложил к губам платок. Вслушался. Не в полную силу, нет, он притрагивался к мягкой ткани легкими, осторожными касаниями.
В груди как что-то взорвалось. Мир побледнел, затем потерял краски.
Дмитрий уронил на пол платок и изо всех сил сжал голову ладонями.
Он долго стоял, успокаиваясь. Потом вытащил из кармана синюю салфетку и машинально отер белый налет с губ. Отбросив в сторону смятую салфетку, он подошел к столу и вытащил из пакета последнее, что там оставалось — фотографию.
Урожденная южанка. Стройная. Черные волосы и темные глаза. На ярких губах насмешливая улыбка. Твердый, волевой подбородок. Широкие плечи обтягивает оранжевый свитерок с глубоким вырезом, на ногах — белые лосины.
Она?
Горячие карминные губы. Черные, как безлунная ночь волосы. Агатовые глаза с танцующими в глубине искрами. Такие огромные, что в них легко утонуть.
Она!
Дмитрий вдруг захлебнулся криком. Он отбросил от себя фотографию, и та вспорхнула почти к потолку, закружилась и упала, улеглась на паркет рядом платком.
Поспешно отойдя к окну, Дмитрий прижался лбом к стеклу. Он бездумно смотрел на город, а за спиной его горел пожар — ему казалось, что он ощущает обжигающий взгляд с фотографии. Пытка становилась все нестерпимее.
Он выбежал из комнаты, обогнув по дуге лежащие на полу платок и кусок бумаги с изображением Карен.
Ворвавшись в спальню, он подбежал к телефону, достал из кармана записную книжку, перелистал ее и лихорадочно набрал номер.
На экране появилось удивленное и встревоженное лицо Бобра. Увидев Дмитрия он побледнел как снег.
— Скажи, кто заказчик?
— Что? Кто… Как… как ты узнал этот номер?
— Тебе не нужно это знать. Кто заказчик?!
— Извини, но ты знаешь правила. Я не могу передавать тебе ничего, кроме…
— Я тебя найду. Веришь? И убью. Если ты сейчас не скажешь, — мертво прошептал Дмитрий.
— Верю, но не надо этого. Я ничего не знаю. Я пятый человек в цепочке. — Бобер беспомощно развел руками. — Я и не могу ничего знать. Ты должен сам решить, что тебе делать именно с этим заказом.
— Так ты что-то знаешь?
— Нет, не знаю, но я догадываюсь. Я не в курсе, чем ты занимаешься, но такие глаза как у тебя, я уже видел у других.
Его собеседник опустил голову, а курьер немного помялся и предложил:
— Это против правил… Но я ничего не буду сообщать своему куратору. День или два. У тебя будет время…
— Что?! Ты думаешь, я хочу сбежать?!
— Я не знаю… Но мне показалось…
— Я не могу! Мое имя! Мне нужны деньги! — проскрежетал Дмитрий.
А душа его вопила: чтобы уйти из этого грязного города! этого заброшенного мира! из этого проклятого времени!
— Ну да, всем нужны деньги, — пожал плечами Бобер, — я просто подумал…
Дмитрий ударил по сенсорной панели телефона. Экран погас. Курьер долго смотрел на темный экран, потом опустил голову и пробормотал:
— Я же говорил — такие глаза я уже видел.
Сейчас Бобер выглядел не молодым парнем, который едва добрался до четверти своей жизни. Он был похож ребенка, который вдруг обнаружил, что ему уже далеко за семьдесят.
Дмитрий же медленно вернулся в зал. Он стоял у порога, не решаясь его переступить. Перешагнул и подошел к лежащей на полу фотографии. Отступил к стене и прижался к ней спиной. Вновь шагнул ближе к центру комнаты. Круто развернулся и направился к креслу. Упал в него. Вскочил и несколько раз пнул ни в чем не повинный стол.
От ударов пара ящиков выскочили и по полу раскатились всякие канцелярские мелочи. Дмитрий с остервенением пинал их до тех пор, пока они не разлетелись по всей комнате.
Ему стало легче, но не намного. Теперь, когда на полу валялось много вещей, взгляд не цеплялся только за платок и фотографию. Но и сейчас Дмитрий ходил по комнате кругами, вдоль стен, избегая ее центра.
Дикая боль поселилась в его сердце. И он выплеснул ее в крике.
— Р-р-р-р-ра-а-а-а!!!
Упав на колени, он ударился головой об пол и свалился на бок. Подтянул к груди ноги и долго так лежал неподвижно. Через какое-то время он поднялся, шатаясь, и вновь подошел к окну. Губы горели. Он утер их и долго смотрел на белесые полосы на ладони.
Достал из кармана синюю салфетку и тщательно вытер губы.
Потом поднял с пола пузырек с черной тушью, присел рядом с фотографией, закрыл глаза и залил черной жидкостью лицо Карен. Отбросил в сторону пузырек и сел на пол в центре комнаты. Поднял фотографию и принялся рассматривать черты лица девушки едва видимые сквозь полосы черной туши.
Ничего особенного. Обычная южанка, каких полно вокруг. Слишком загорелая. Слишком, да. Некрасиво, просто вульгарно. Наверняка не раз обгорала под солнцем. Кожа с нее потом слезала лохмотьями. Точно, так и было, просто под одеждой не видно.
Черные волосы. Обязательно грязные, ведь на черном не видна грязь? Она их не моет. Черные волоса, да. Он мельком глянул на свои перемазанные тушью пальцы. Его передернуло. Он вновь уставился на фото девушки.
Да, у нее обязательно должны быть грязные волосы.
И руки — грабли, а не руки! Как у нормальной девушки могут быть такие широкие плечи? Это просто уродливо!
Черные глаза. Кто знает, что там у нее внутри? Болото? Да, торфяное болото. Или еще какое. Грязное болото, а не глаза…
Через час он поднялся с пола. Потянулся, разминая затекшее тело и побрел к стене, где стоял мольберт. Он подошел с фотографией в руке к зеркалу и взглянул в него.
И вздрогнул, увидев себя.
…Вечером, почти ночью, Дженсон в последний раз просмотрел сегодняшние новости. Он уже видел их несколько раз, каждый раз вслушиваясь в комментарии. В городе случилась очередная странная смерть. Ведущие информационных программ до хрипоты спорили, обсуждая удивительные подробности происшествия — наследница больших капиталов умерла на глазах у десятка людей.
Как рассказывали, Карен Юнус расположилась у городского фонтана и писала акварелью пейзаж — городская ратуша в лучах заходящего солнца. Рядом на стенке фонтана сидели ее подружки, которые по большей части просто трепались о своих делах, иногда вовлекая в разговор Карен.
Внезапно девушка побледнела, упала и тут же умерла. Как выяснилось позже, — от крайне редкого яда. Судя по тому, что говорили медики, яд был мгновенного действия и должен был подействовать не более, чем за пару секунд. Но даже за десять минут до смерти девушки никто к ней не подходил.
Удивительное и странное происшествие. Похоже, прессе будет о чем поговорить в ближайшие дни, а полусотне женихов — о чем погоревать.
И потому весь день бармен был рассеян: подавал клиентам не заказанное, получал деньги за не отданные заказы, отсчитывал сдачи больше, чем получал денег в уплату… Если бы такое длилось хотя бы неделю — «Три селедки» пошли бы с молотка.
Ближе к вечеру Дженсон очнулся, поставил вместо себя за стойку одного из поваров, а сам ушел в крохотную клетушку, которая была его кабинетом. Там он достал из стола несколько записных книжек и принялся неторопливо их листать. Потом взял телефон и набрал первый номер.
Несколько часов он разговаривал с людьми, обещал, угрожал, заискивал, предлагал, рассказывал тайны и обещал хранить их вечно. Одним из последних звонков он договорился о кредите под залог своего бара.
Трудный вечер, но Дженсон полагал, что дело не терпит отлагательств.
Отпустив повара домой, бармен вновь встал за стойку и принялся обслуживать поздних посетителей. Скоро уже была полночь и в баре оставалось едва ли с десяток человек. Поэтому Дженсон мог продолжить свои необычные телефонные изыскания.
Наконец все нужные телефоны были обзвонены, все полезные люди выслушали вопросы бывшего моряка, и некоторые — согласились помочь. Он как раз закончил разговор с последним из своих старинных приятелей как увидел, что на пороге бара появился человек.
Человек был одет в песочного цвета рубашку и светло-бежевые брюки. Лицо его казалось хозяину «Трех селедок» незнакомо, но отчего-то Дженсон не сомневался — сейчас тот закажет «тунец».
Незнакомец покачнулся, вытер холодный пот со лба, подошел к стойке, бросил на нее несколько бумажек и прошипел:
— Тх-ри двой-хных «тунц-ха». Лай-хм. Дх-ва.
Пока бармен готовил ему коктейль, человек отвернулся к залу, достал из кармана записную книжку и нарисовал в ней фломастером пару цифр. Цифры в ужасе расползлись на половину страницы. Человек достал из кармана салфетку, вытер губы и взглянул в настенное зеркало. Он был бледен, словно совсем недавно повстречался со своей смертью.
Может быть, так оно и было.

…Девяносто девять…

—

Двери с тихим шелестом разъехались в стороны.
Дмитрий вошел в залитый светом офис «Стеклотехникс АГТ». Из небольшого зала на две стороны — вперед и вправо — вели двери. Слева же стены не было — ее заменяло огромное полупрозрачное зеркало. Девушка за столиком у входа улыбнулась ему как старому знакомому.
— Господин Никитин, вам, как всегда, кофе с молоком?
— Да, — Дмитрий положил перед девушкой шоколадку.
Секретарша хитро прищурилась и проворковала:
— Ах, вы меня балуете. Наверняка хотите выведать какие-то секреты!
— Нет, зачем мне это? Господин Тимофеев здесь?
— Да, и он вскоре примет вас. Минут через пять-десять, не больше.
Десять минут прошли незаметно. Дмитрий сидел на кожаном диване, попивая кофе, которое приносила ему секретарша. После третьей чашки центральная дверь отворилась и на пороге появился директор «Стеклотехникс АГТ». Он проводил клиента до двери и повернулся к Дмитрию.
— Вы плохо выглядите, господин Никитин. Что с вами?
— Трудно сказать. Наверное, погода такая.
Тимофеев взглянул в окно, за которым светило яркое солнце и вежливо согласился, что погода могла бы быть и лучше.
Они прошли в кабинет Тимофеева. Тот опустился в свое кресло, а Дмитрий сел за маленький столик у окна. Тимофеев достал папку из стола, открыл ее на закладке и сообщил:
— Мы провели окончательные расчеты. Как выяснилось, предварительная цена, которую мы вам назвали, оказалось удивительно точна. Примерно в эту цену мы готовы изготовить вам десятиметровое зеркало с указанными вами параметрами по точности работы.
Дмитрий сцепил руки в замок и задумался. Он надеялся, что окончательная цена «Стеклотехникса» окажется ниже. Что же… видимо ему придется еще раз поработать. Или два раза.
— В ту цену входил и монтаж?
— Правильно. В эту тоже. Монтаж мы произведем сами, на ту раму, которую вы уже заказали и оплатили.
— Так, значит…
— Прошу меня простить, — спохватился Тимофеев, — но транспортные расходы мы не учитывали…
Дмитрий нехотя кивнул. Да, точно два раза еще работать. Ненавижу!
— Что с вами, господин Никитин?!
— Ничего… Ничего. Просто сердце болит.
— Может… — Тимофеев потянулся к кнопке интеркома.
— Не стоит! Все прошло.
Тимофеев побарабанил пальцами по столу.
— Если бы вы дали не такие жесткие требования по точности, мы бы могли намного снизить цену…
Дмитрий представил себе, во что он превратится, если зеркало окажется хоть немного кривым, и ему стало нехорошо. Нет, уж лучше еще поработать! Два раза… пять! Десять!
— Делайте все так, как договаривались. Аванс я вчера вам отправил.
— Да, мы уже получили, — директор «Стеклотехникс АГТ» расплылся в улыбке.
Директор проводил Дмитрия до двери, и они распрощались. Дмитрий вышел из офиса и не услышал, как директор пробормотал ему вослед:
— Бедняга. Совсем плох. Может быть, нам вернуть ему аванс? Вдруг умрет, и не расплатится за работу до конца?
Дмитрий вышел из офисного центра и отправился домой. Пешком. Вскоре по левую руку от него появился человек и подстроился под его шаг. Они долго шли по улице, не смотря друг на друга и не говоря ни слова.
Наконец Дмитрий не выдержал:
— Ну?
Курьер покосился на него.
— Тебе письмо, — холодно произнес он.
— От кого?
— От заказчика.
— И кто же он?
— К сожалению, правилами запрещено обсуждать отправителя и получателя корреспонденции, — ответил Бобер. — В общем, ты понимаешь.
Дмитрий хмыкнул:
— Даже так?
Курьер молча пожал плечами.
— Тогда давай, — протянул ладонь Дмитрий.
Получив конверт, он удивился и забеспокоился. Этот конверт был ему непривычен. Белая бумага и намного больше, чем обычный.
— Что там?
— Не могу знать. Возможно — заказ.
— Заказ… Заказ… Заказ!!!
Дмитрий взбесился. Он затащил Бобра в какую-то подворотню и прижал его к стене.
— Меня достал ваш город! Мне омерзителен ваш мир! — кричал Дмитрий. — Я ненавижу это время! Мне отвратна сама мысль, что я здесь живу!
— Даже так? — тихо произнес Бобер. — Вот так, да? Ты из другого мира?
— Да. Но если ты скажешь кому-то об этом — я тебя убью. Я научился убивать в вашем поганом зазеркалье.
— Верю. Я уже понял это. Ведь тебе нужны деньги…
— Да. Нужны. Я хочу уйти из вашего поганого мира! Хочу вернуться домой!
— И тебя там кто-то ждет?
Дмитрий промолчал.
— И мы виноваты в том, что ты делаешь?
И вновь нет ответа.
Курьер убрал его руки от своего горла, кивнул и ушел, не оглядываясь.
Дмитрий спрятал пакет в карман и отправился домой.
Через пару часов он стоял перед конструкцией из мольберта и зеркала. На полу валялись несколько толстый, очень толстых пачек купюр, а в руках у Дмитрия была белая салфетка. Он довольно долго ее рассматривал, не понимая, где мог ее видеть раньше. Ну да, это не так важно, — решил он, наконец.
Фотография натуры висела на тонкой проволоке справа от зеркала. Что-то знакомое чудилось в ней, но… Дмитрий так и не сумел признать этого мужчину. Впрочем, это было не важно. Все было не важно. Денег с этого заказа должно было хватить на оплату всех работ и даже транспортных расходов.
Скоро, очень скоро он вернется домой!
Дмитрий усмехнулся, поднял с пола бутылку «Улыбки рассвета», жадно допил ликер и швырнул пустую бутылку за спину. Зазвенело разбитое стекло. Дмитрий улыбнулся. В сердце чувствовалось тепло, какое всегда приходило после этого ликера.
Из кармана Дмитрий достал синюю салфетку и отер губы от белесого налета. Для работы поверхность губ должна быть чистой. Налет из умерших тионков будет только мешать.
Дмитрий вздохнул, приложил белую салфетку, которую прислали ему в пакете, к губам и впился глазами в фотографию.
Его губы задрожали, имплант, который жил в них, воспринял мысленную команду хозяина и выпустил в кровь порцию свежих тионков. Потом еще и еще. Кровь приливала к губам Дмитрия, они распухали, все больше напоминая губы местных урожденных южан.
Дрожали не только губы. Дрожало все тело. Сердце сбоило. Гениталии втянулись внутрь живота. Мозг перестал получать достаточно кислорода и погрузил часть самого себя в тягучий сон. Температура тела росла, на лбу выступил горячий пот.
Дмитрий медленно и осторожно отдал приказ другому импланту. Вокруг мозга, гениталий, сердца и нескольких иных органов возникли защитные сферы из тионков. Другие команды тионков тянули из белой салфетки чужую органику. Разлагали ее на составляющие, искали обрывки чужого ДНК.
Минута ил миг… и тело Дмитрия стало изменяться.
Но странно… изменения были невелики. Не настолько сильные, как он привык.
Странно, но не важно! Он впился взглядом в фотографию.
Еще миг — и сознание его провалилось в сверкающий водоворот!
Час или столетие — и он нащупал ту нить, которая тянулась от него к человеку-жертве. Он чувствовал его! Чувствовал! Вот он, на расстоянии вытянутой руки!
Да, но… Тот тоже был в азарте… Жертва Дмитрия тоже охотилась на кого-то… В изумлении Дмитрий едва не потерял связь. А когда нашел — удивился еще сильнее. Жертва остановилась и удивленно осматривалась…
Он чувствует меня?!
Дмитрий потянул из кармана револьвер. Это оружие ему прислали в том же пакете, что и деньги и фотографию. Дмитрий осторожно поднял револьвер и направил его на  жертву. К счастью, та не пыталась уйти с линии прицела. Она возилась с каким-то металлическим предметом.
Дмитрий захохотал и потянул спусковой крючок…
Вселенная взорвалась!
Через несколько минут он очнулся от боли в груди. Дмитрий долго лежал, глядя на пол перед глазами. Это все, что у него оставалось теперь. Несколько минут жизни — и все.
Проклятый мир… Проклятое время… Чертово зазеркалье… Почему я?!
В последние свои минуты, он, срывая ногти, царапал паркет. На дереве постепенно проявлялись три цифры. Тяжело дыша, Дмитрий перевернулся на бок, сунул руку за пазуху и нащупал липкое и горячее пятно. Сжал в кулаке ткань мокрой от крови рубашки. Потом перевернулся на живот и принялся, тщательно и не спеша выводить теплой алой краской номер его последней жертвы…
Всхлипнув, он ткнулся лицом в пол и застыл. Из-под тела робко выполз тонкий красный ручеек. Набрав сил, он набух и растекся жадным рдяным половодьем, скрывая под собой кровавую надпись на полу.

…Сто…

—

Прима-лейт Ильин и сержант Вискало застыли на пороге бара и изумленно рассматривали неожиданный погром в «Трех селедках». Почти со всех стен были сорваны деревянные панели и рабочие выворачивали из рам тяжелые старинные зеркала. Присмотревшись, полицейские поняли, что панели местами уже поставили на место, а вот зеркала — уносят прочь. Лейт и сержант переглянулись и молча согласились — кому-то в голову пришла просто идиотская идея!
Самое же удивительное было в том, что посреди разрухи за столиком сидел вполне спокойный Вильям Дженсон и отхлебывал пиво из тяжелой стеклянной кружки. Похоже, это он был тем самым безумцем, который все это затеял.
— Ты чего старина? С ума сошел? Чего творишь? — проворчал Вискало подходя ближе. — Чего бар гробишь-то? Такую красоту… Куда ты эти старинные-то стекла-то?
Лейт же молча приподнял брови, и изумленно покачал головой.
Дженсон указал полицейским на пару кружек с пивом, скучающих на стойке — берите, мол! — и ответил:
— Никогда не знаешь, чего ожидать от этих штук. То ли они украдут твою душу, то ли покажут тебя таким, каков ты есть на самом деле.
Ильин вновь покачал головой, а Вескало захохотал и хлопнул невысокого бармена по плечу:
— Я вижу, ты философом стал, капитан шейкера и джина.
Один из рабочих оступился и зеркало, который он с напарником тащил, проскрежетало рамой по полу. Хозяин бара заорал на нерадивцев:
— Эй, эй, осторожнее! Не разбейте, криворукие! До магазина вы должны довезти их целыми.
Он пожал плечами и добавил для полицейских:
— Решил их продать. Мне ведь недавно взятый кредит возвращать.
— И велик ли кредит? — поинтересовался лейт, оглядев бар и хмыкнув.
Невысокий бармен поднялся из-за столика и оперся о стойку. Полицейским стало ясно, что он дико, невообразимо устал.
Дженсон долго молчал, переводя взгляд с Ильина на Вескало и обратно. Те постепенно перестали улыбаться. Они еще ни разу не видели хозяина «Трех селедок» таким смертельно серьезным. Бывший старпом крутил в руках пустую тяжелую кружку из черного стекла.
Наконец Дженсон вздохнул и выговорил:
— Одна человеческая жизнь.
И вытер салфеткой белесую пыль с губ.