Этот город...

В Москве весна, по чуть наклонённым улицам города на семи холмах текут ручейки, сливаясь в большие лужи. Почему-то в грязных огромных лужах кристальные, как кажется до этого слияния, струйки воды утрачивают всю свою прелесть и  очарование. Интересно, ведь зачастую в жизни происходит именно так: то, что изначально казалось столь прекрасным и обворожительным, теряет свою прелесть при более глубоком изучении, спустя небольшой промежуток времени, преобразуя наше мнение на диаметрально противоположное.
Стоит пройтись по Чистопрудному, как ты погружаешься в иной мир: мир, где всё ещё бродит Берлиоз и тяжело вздыхает, глядя на нас, суетящихся и бегущих куда-то. Мир, где пожилой мужчина играет джаз на контрабасе, только для себя, увлечённо и чувственно. Кажется, будто каждая нота этой музыки навсегда сплетается с мудрым городом. По каждодневному маршруту спешит «Аннушка», совсем не капая маслом на рельсы, будто помнит о своей незадачливой тёзке и последствиях, ставших почти историческим фактом, сказкой, в которую зачастую начинаешь верить, оглядываясь вокруг.
Пускай, идя по шуршащему гравию и слушая шелест голосов прохожих, вы и не увидите задумчиво бредущего куда-то Мастера в старой шапочке, но, кажется, вот тот мужчина чем-то похож на Бегемота. Но он Вас не видит. Именно поэтому создаётся иллюзия, что ты проходишь сквозь декорации фильма. Ведь и «Бегемот», и человек, столь увлечённо играющий джаз, и даже духи Берлиоза и Мастера смотрят сквозь тебя, не видя, не ощущая, созерцая лишь свой неведомый мир. И не я, не Вы не сможете этого изменить. Вопреки распространённому мнению человек – создание не коллективное, а частично-индивидуальное. Почему частично? Потому что он пытается вобрать обрывки индивидуальностей вокруг себя, накапливая информацию о мире. Но может обойтись собой, изучая лишь одно создание, примером служат... а впрочем, это неважно, мне, как и Вам, не нужны примеры, я ищу лишь себя и нахожу отклики вокруг. Так гораздо интересней, чем следовать уже указанным путём.
«Бегемот» тяжело вздыхает и встаёт с лавочки, ощупывая глазами пространство, будто ища кого-то знакомого или не очень. Натыкаясь на этот холодный взгляд я на секунду запинаюсь и перестаю говорить в диктофон текст. Глаза оказываются бездонными в своей ужасающе светлой прозрачности и угрюмости. Я, наверное, сотни раз натыкалась на такие взгляды, лишённые смысла, но каждый раз я вздрагиваю от грусти. Такие потерянные для себя люди разрушают весь образ весенне-радостной Москвы. На Чистопрудном продолжает шуршать гравий, не обращая внимание на то, что один из идущих замер. Наверное, каждая песчинка о многом может поведать, потому и откликается на любое движение…
Многие скажут, что я вновь пытаюсь описать иллюзорность нашего бытия, но нет. Именно бездонная весенняя Москва, непогрешимая в своей непостижимости, и есть настоящее. То, что не надо перерисовывать или дописывать. Она соединила в себе труды миллиардов людей, сплела исторические вехи, духи торжества и трагедии в единый комок чувств, опускающийся на тебя при каждом шаге. Наверное, поэтому город жизни и может вызывать лишь очень сильные чувства: Москву можно любить и ненавидеть, но остаться к ней равнодушным и забыть её в одночасье невозможно.
Вот Чистопрудный бульвар и закончился, упершись в здание метро, трамвайчик с нежным женским именем сердито спугнул бегущего куда-то человека и полетел по рельсам дальше – писать свою историю необузданного в чувствах города. Города Москва.