Сирена

Роман Янушевский

   Я бросил взгляд на часы: без десяти десять, значит, осталось еще десять минут... Рядом со мной грузно плюхнулся на сидение толстяк-сабра и тотчас же тяжело засопел, мне даже показалось, как я почувствовал работу его легких – два мощных насоса качали воздух на пределе мощностей, оттого и звук получался такой натруженный. Да что мне этот толстяк, я вижу его в первый и последний раз.

   Слегка отряхнув свой рюкзак от налипших на него семян какого-то сорняка, я открыл его и вытащил газету – надо было как-то убить время. Тем более, что автобус полз еле-еле, с трудом маневрируя в тель-авивской пробке, закупорившей и без того узенькую улочку. Еще десять минут... Можно пока почитать, отвлечься. Я смотрел в газету, глазами хватался за слова, узнавал их и тотчас же без всякого сожаления прощался с ними, сминая их, как листы бумаги и выкидывая в корзину, и лишь только через несколько минут осознал, что скользил взглядом вхолостую. Я не понимал, хоть ты убей, о чем мне пытался рассказать журналист, и тогда принялся разглядывать фотографии на развороте.

   Толстяк с любопытством косил в мою сторону, но не говорил ни слова. Вдруг он встал, и впереди него люди тоже принялись подниматься с сидений. Я удивленно посмотрел в окно. Таксисты уже остановились и вышли из машин, дворник отставил в сторону свой совок и метлу и как-то вытянулся, стал даже выше что ли. Стояла немолодая тетенька, положив руку на руку, одной из них придерживая тонкий поводок от маленькой собачки, что-то с интересом обнюхивающей. Манекены на витрине тоже не сидели, они смотрели вперед каким-то отсутствующим взглядом.

   Я услышал шепоток, пробежавший по салону: «Сирена, сирена, уже гудит сирена...». Я ничего не слышал, но поднялся со всеми. Мое сидение было сзади, угловое, в полный рост стоять было очень неудобно – мешался потолок и идущий от него боковой выступ, пришлось немного пригнуться.

   Весь салон стоял, как один человек, все молчали. Неужто встали все, до единого? Пыхтел толстяк, но уже тише. За ним стоял парень-солдат, как и я, а у окна топтались две тетки. Где-то в передней части автобуса белела платком арабка, тоже уважала минуты молчания и памяти, хотя это были минуты о гибели евреев. Выбрался из-за руля сам водитель.

   Из всей моей родни в страшные годы погиб только старший брат моей бабушки Йосеф. Молодой паренек добровольцем ушел на фронт и не вернулся. Сначала он слал открытки родителям и любимой сестренке, а зимой 42-го его часть перебросили на оборону Ленинграда, и где-то там в снегах Йосеф и сгинул навсегда, никто не знает точно, где он похоронен. Я думаю, что у каждого стоящего в битком набитом салоне автобуса был свой Йосеф, а может, Циля, а может, целая семья родных, которым не посчастливилось дожить до конца войны.

   И вдруг я с удивлением заметил чью-то макушку, торчащую слева от нас – кто-то не поднялся. Быть грозе, подумал я.

   Кто-то дал невидимый сигнал, и все расслабились. Зашел внутрь магазина пузатый продавец; хлопнул дверью белого «Мерседеса» таксист; дворник подтянул к себе совок и немного сгорбился, принялся водить метлой по асфальту; пожилая тетенька пошла дальше, немножко покачиваясь на своих широких каблуках, за ней семенила ее собачка. Прошло всего несколько секунд, я моргнул – закрыл глаза и тотчас же открыл их, и мир уже стал другим, обычным, суетным, как будто только что никто и не застывал здесь, молча вовсе. Перелистнули страницу, жизнь ведь тоже не стоит на месте.

   Я потерзал свою несчастную газету в руках, а потом решительно убрал ее обратно в рюкзак.

 «Да что же это такое, какая хамка. Надо быть такой сволочью. И сидит, главное, книжку она читает!!» - раздался громкий недовольный голос одной из теток, сидевших слева от меня. От возмущения она перескакивала с иврита на русский.
 «Ну в самом деле, надо же совесть иметь, видно же, что все стоят!» - вторила тетке ее подруга.
«Да не говори, это кем же надо быть, чтобы так себя вести – гадиной последней!»

   Русскоязычная бабушка принялась мягко защищать девушку: «Ну что вы, она же просто не знает, недавно из России приехала, что вы все ее так ругаете?»
«Ну разве не видно, что все стоят, можно было бы и догадаться. Да она специально это сделала!» - бушевала теперь уже на иврите тетка, яростно размахивая руками.
«Она просто не понимает,» - спокойно отговаривала ее бабушка.

   Девушка сначала не поняла, что она стала причиной бушевавших страстей, но обернувшись, увидела, что все внимательно смотрят на нее. Автобус притормозил на остановке, она с удивлением посмотрела вокруг, поежилась, сжала газетку в руке и выпорхнула на улицу.