На пороге между

С каждым шагом становилось все труднее дышать. Он шел и шел, как робот, передвигая ногами, словно заведенная игрушка, может быть, даже не желая двигаться дальше, но и не в силах остановиться. Кругом – жирная, липкая чернота, она оплетала тело, проникала в легкие и – через глаза и рот – в самую душу. Ничего, кроме черноты. И голосов. Странных, туманных, навязчиво-глубоких, бесконечных голосов. Они то доносились издалека глухим, ломким эхом, то лились прямо в уши надрывно-ласковым, шипящим шепотом, едва не задевая холодные мочки ушей своими неосязаемыми губами. Сколько времени он шел вот так – вне пространства, вне мыслей, вне жизни? День, год, тысячелетие, или всего лишь одно мгновение? То самое печальное, неуловимое мгновение, что разделяет наш последний вздох с первым лучом солнца, разлепляющим так долго бывшие закрытыми веки?.. Он не знал. Думать было невероятно трудно. Идти тоже. Но он шел. Он понимал, что если остановится, то никогда не придет туда, куда шел. Только он не знал, куда идет. Но знал, что непременно должен идти. Он давно уж позабыл все то, что оставил позади, шагая, как раз и навсегда заведенная механическая игрушка, вперед и только вперед. Если в этой беспредельной густой черноте были хоть какие-то направления… Что-то подсказывало ему (может быть, голоса?), что конец пути уже близок, еще пара тысяч лет, и вот-вот, ну же, ну же, поднапрягись… Что там, там, там, куда ты идешь? Что там, там, там, за пределами тьмы? Голоса. Туманные голоса. Все, что осталось от тех, кто шел, шел, шел и дошел. Они звали его, манили, обманывали. Будь воля его, он бы так и оставался жить с закрытыми глазами. Но все решили за него. Так всегда было. Так всегда будет. Мы отправляемся в путь и не знаем, что там, там, там, за пределами липкой черноты. Может быть, новый, искренний, чистый, неподдельно-святой свет? Или свет – это та же тьма, только воспринимаемая закрытыми глазами? Откроем их и будем идти, идти, идти… Голоса подскажут нам путь.