Story love - роман, часть ii

19.02.29               
                LOVE    STORY
                love   story   I I

     Все  встречающиеся  в  романе  названия  объектов,  равно,  как  и  имена - собственные,  ни  в  малейшей  степени  не  соответствуют - действительности,  и  любые  параллели - с  реально  существующими,  являются - чистой  случайностью.  Автор  сделал  все  возможное,  чтобы  эти  параллели - не  возникали  и  не  несет  ответственности - за  всякого  рода  домыслы,  которые  могли  бы  появиться - у  внимательного  читателя. 
     Подчеркнем  еще  раз:  все  описанное  в  этом  тексте - это  просто - выдумка,  фантазия  автора. Чтобы  полностью  исключить  двусмысленность - подведем  итог: - весь  текст  целиком - является  фантастической  формой,  ставшей  "объектом" - игры  индивидуального  ума.  И  только.     Автор.   
     А  если,  вдруг,  есть  в  этом,  какая-нибудь  заслуга,  то  пусть  она  пойдет  на  благо  всем  живым  существам.

                ИСТОРИЯ   ЛЮБВИ
                роман
                Посвящается - Ю.В.М...(см. - &)
               
                часть  вторая
                *
                Печальный  мир!
                Даже  когда  зацветают  вишни...
                Даже  тогда...
                *
                Наша  жизнь - росинка,
                Пусть,  лишь  капелька  росы
                Наша  жизнь  -  и  все  же...
                (Исса)
                Перед  казнью
                Я  сейчас  послушаю,
                В  мире  мертвых - до  конца,
                Песнь  твою - кукушка!
                (Неизвестный  автор)
                О  этот  мир,  печальный  мир  и  бренный!
                И  все,  что  видишь  в  нем  и  слышишь - суета.
                Что  эта - жизнь? -
                Дымок  в  небесной  бездне,
                Готовый  каждый  миг  исчезнуть  без  следа...
                (Фудзивара  Киёскэ)
                *
                Когда  солнце  страдания  закатывается,
                Приходит - Покой, - Господин  звёзд
                В  этот  мир  творения,  в  это  место -
                Дымных  спиралей - Мандалы, -
                И  глупец  говорит  себе,  что  его  мысли,
                Всего  лишь  -  мысли          
                (Сараха,  98-99)
                ё                *
                Море   весной
                Зыблется  тихо  весь  день
                Зыблется  тихо...
                (Бусон)               
                I
   О


  прошедшей  зиме,  Лик  не  хотел  даже  вспоминать.  Он  вообще  теперь  предпочитал  не  думать  ни  о  прошлом,  ни  о  будущем (в  особенности),  а  жить  в  нескончаемом - сегодня,  беспокоясь  только  о  текущих  делах  и  насущных  проблемах  и  не  загружаясь,  понапрасну,  воспоминаниями,  от  которых  веяло  вселенским  холодом,  даже  посередине  жаркого  лета.  Он  сидел  на  своем  рабочем  месте,  за  столом,  и  перед  ним  лежал  раскрытый   вахтенный  журнал,  куда  он - только  что  записал  показания  счетчика.  За  окном -  непривычный  пейзаж  с  лесом  и  соснами,  а  за  полосой  сосен  виднеется -  озеро,  и  из  окна  Лику  виден  высокий,  правый  берег,  с  белыми  песчаными  дюнами.  И  солнце -  садится,  и  дюны,  из  белых  делаются -  янтарными,  а  зеленые  кроны  сосен -  буро-коричневыми,  и  возникает  под  сердцем  щемящее  чувство  красоты...
   Озеро  называлось -  Разлив,  по  контрасту  с -  Вепским  Заливом,  и  соединялось  с  ним  -  маленькой  речкой  Тархункой,  и  поселок  носил  такое  же  название -  Тархунка,  и  военный  санаторий,  в  котором  теперь  работал  Лик,  тоже  именовался  "Тархунка".  Котельная  санатория  работала  и  зимой,  и  летом,  и  кочегары,  работавшие  на  ней,  обладали  своеобразным  чувством  юмора,  потому  как  и   котельную  наградили  подобной   кличкой,  а  чтобы  не  сильно  выделялась,  и  знала  свое  место,  слово  сократили  до  "хунка",  и  он,  раз  втрое  суток,  приходил  теперь  на - "хунку"  и  вставал  на  трудовую  вахту.  Лик  не  оказался   в  числе - избранников,  счастливо  избежавших  всеобщей  участи,  и  попал  в  сильную  зависимость  от  опийного  раствора, (на  жаргоне - "черное"),  на  игле  сидел - плотно  и  был  вынужден  работать  летом,  чтобы  денег  хватало  на  ежедневную  "дозу". 
   Да  что  там  кривить  душой,  Лику  было  очень  выгодно  работать  в  этом  санатории.  Во - первых, -  зарплата  в  военном  учреждении  была  в  полтора  раза  выше,  чем  на  гражданке,  при  той  же  системе  работы;  а  во - вторых,  и - главных, -  вокруг  санатория  росло  несметное  количество  маков.  Это  сильно  экономило  бы  Лику  деньги.  При  "наличии - отсутствия"  толерантности,  и  при  условии  не  возрастания  "дозы".  Но  поскольку  такое,  наверное,  бывает  только  в  раю,  а  Лик  жил,    все-таки...  скорее  всего...  пожалуй  что...  в  аду...  то  он  в -  итоге,  не  только  не  получал   прибыли,  но  был  еще  всем   вокруг - должен.  Грюн,  находящийся  в  аналогичном  положении,  старался  их (долги),  по  возможности - гасить,  но  и  его  немереных средств,  при  необычайно  быстро  возросших  расходах,  спорадически  не  хватало.
    Е д и н с т в е н н ы м  человеком,  из  всех  неисчислимых  прочих,  сумевшем -  совершить  невозможное,  погасить  необоримое,  овладеть  неисчерпаемым,  и  не  испытывать  непреодолимого  притяжения  опийных  препаратов,  ни  в  малейшей  степени,  оказалась -  Олаври."  Отработанный  природой  тысячелетиями,  освященный  традициями  и  обросший  невероятными  легендами - непостижимый  механизм  взаимоотношения  человека  и  опиума,  неизбежно  давал,  в  случае  с  Олаври, - непоправимый  сбой.  И  самой  главной  компоненты  этого  взаимообращения -  неразрывного,  как  алмазные  оковы,  привыкания - не  было. Все  позитивные  составляющие -  пожалуйста,  все  негативные -  пожалуйста,  но  это -  всё!  Словом,  каждый - следующий  раз, -  все  равно  что -  первый,  никакой  разницы... Наверно,  только  профессор  и  академик - Фернанд  Гарсия  Чимвара  знал,  что  такие  случаи  в  медицине - бывают.
   Но  Лик  с  Грюном -  попали...  Ох,  как  они  попали... Поэтому-то  Лик  и  не  хотел  вспоминать  минувшую  зиму,  и  даже  заходом  солнца - не  следовало  ему  сейчас  любоваться...  Говоря  словами  Грюна,  его   библейского  кумира - следовало  теперь  цитировать,  отбрасывая  антитезы,  то  есть: "...время  умирать... время  вырывать  посаженное... время  врачевать... время  разрушать... время  плакать... время  сетовать... время  собирать  камни... время  уклоняться  от  объятий... время  терять... время  бросать... время  сшивать... время   молчать... время  ненавидеть;  время  войне..."*         
"Не  об  этом  надо  сейчас  думать, -  рассерженный,  отвлекшей  его  мыслью,  в  сердцах,  одернул  себя  Лик, -  А  о  том,  как  половчее  собрать  ту  симпатичную  грядочку  с  маком,  которую  я  присмотрел,  когда  ходил  на  разведку". 
    Он  ожидал  приезда  своего  нового  друга  и  собрата  по  несчастью,  по  имени - Лов  Дукмас,  с  которым  Лик  познакомился  в  "Ханое"  минувшей  зимой.  Лов  был  помладше  Лика - лет  на  пять,  но  это  не  помешало  ему  накопить  бесценный для  выживания  опыт,  так  необходимый,  крепко  повязанной  опиатами - молодежи,  а  его  личный  стаж  в  этом  вопросе,  значительно  превосходил  стаж  Лика. Лов  часто  теперь  сопровождал  Лика,  в  его  походах  по  садоводствам,  в  изобилии  раскиданным  по  гроссбуржкой  области.
    В  стране  в  это  самое  время,  началось - что-то  вроде  экономического  подъема,  период  какой-то  невиданной  активности  в  среде  руководства,  всех  уровней  государственной  администрации,  время  всевозможных  директив  и  указов - о  необходимости  усиления  личной  заинтересованности  граждан  в  экономической  и  политической  жизни  страны.  И  тогда  же  началось  повальное  увлечение  граждан -  покупкой  и  застройкой  новых  дачных  участков  в окрестностях  Гроссбурга. (Что-то  вроде  модного  направления  в  курортологии  того  времени,  когда  считалось,  что  климат  только  Средней  полосы,  может  дать  человеку  полноценный  отдых,  а  трудовая  терапия  на  собственном  огороде,  только  украсит  его  жизнь, а  взращенные  им  дары,  в  виде  плодов  и  ягод,  укрепят  его  здоровье,  привнеся  в  его  жизнь - красоту,  гармонию,  покой  и  сон.)+
Мода  была  подхвачена  средним  классом  общества,  и  поветрие  начало  чрезвычайно  быстро -  распространяться.  Родители  Лика  не  избежали  общей  участи.  И  теперь  у  них  было - две  дачи:  старая  в  Ольено  и  новая  во  Мглинской,  в  восьмидесяти  километрах  от  Гроссбурга,  не  доезжая  двадцати  километров  до  небольшого  городка - Лугово,  на  южном  направлении.  Власти  города - приветствовали,  и  всячески  развивали,  эту  инициативу,  дешево,  продавая  участки,  и  обеспечивая,  дополнительное  и  бесперебойное,  снабжение  транспортом - автобусами  и  электричками. ( Родители  Лика,  на  волне  всеобщего  ажиотажа,  покупали,  в  это  время -  третий  дачный  участок,  уже  на  северном  направлении,  в  Грезино,  но - чуть  подальше  от  Ольено). 
    Но  большинство,  горожан,  следуя  модному  поверью,  только  дешево  покупали  участки.  Но  не  очень  спешили  их  застраивать,  на  все  сразу,  не  хватало,  ни  средств,  ни  времени,  а  просто -  столбили  и  расчищали  свою  землю,  чтобы  когда-нибудь,  в  будущем,  когда  будут,  как  они  надеялись,  время  и  возможность, -  обстроиться  там.  Поставить  домик  и  жить,  на  старости  лет, -  на  природе,  наслаждаясь,  чистым  воздухом  и  питаясь,  свежими  овощами  и  фруктами,  выращенными  собственным  руками. А  пока,  участки - зарастали  сорняками,  в,  том  числе,  и  маками,  питаясь  и  наливаясь  соками,  очищенной,  но  не  засеянной,  земли,  которая,  неукоснительно,  следую  своим  природным  законам,  с  каждым  годом,  возвращалась  в  первобытное  состояние...
 


                I I               



 
"Разведка - боем" -  есть  такой  военный  термин,  означающий - проведение  диверсионно-разведывательных  мероприятий  на  чужой,  неизведанной  территории,  в  условиях  возможного  столкновения,  и  последующего  боя,  с  вражескими  вооруженными  формированиями,  и,  успешное,  возвращение - обратно,  на  безопасную  базу,  с  собранными,  или  добытыми  в  бою,  сведениями  и  трофеями.
   Лов  Дукмас,  приехал  на  последней  электричке,  как  они  и  договаривались,  и  Лик  встречал  его  на  платформе,  полностью  снаряженный,  для  ночной  вылазки.  Одетый  во  все - темное,  с  рюкзачком  на  спине,  в  котором  лежало  два  свернутых  длинных  покрывала  и  отточенный  нож  в  чехле,  чтобы  срезать  хрусткие  стебли,  а  затем,  завернуть  их  в  темное  покрывало,  для  удобства  ношения,  при  сборке  и  дальнейшей  транспортировке,  на  котельную,  на  "хунку",  то  есть... 
"Грядку  можно  убрать  минут  за  десять,  и  шагать  еще...  пол  и  еще -  пол - километра...  и  тогда,  к  рассвету,  всё  будет...  Боже", -  Лик  содрогнулся  от  счастья,  не  веря  в  такую  возможность, -  "Неужели,  это -  БУДЕТ..."   
    Лов  тоже  прибыл  на  операцию,  одетый  в  черные  брюки  и  штормовку  с  капюшоном.  Дело  им  предстояло,  по  тем  временам,  самое  обычное,  носило  оно  название -  дербан,  и  занималось  им,  примерно,  половина  "ханойской"  молодежи.  Так  и  передвигались  за  солнцем,  по  области,  с  юга, (как  раз  в  районе  Мглинской),  где  урожай  поспевал  раньше,  и  дальше,  на  север,  где  маки  созревали - позднее.
   "А  что  прикажите  делать?  У  "хачиков"  на  рынке,  доза,  стоит  столько,  что,  если  перевезти..." - Лик  оборвал  внутренний  монолог  и  перепрыгнул  канавку,  идущую  вдоль  забора,  того  участка,  который  им  и  предстояло  обнести.   Перешагнув  низкую  ограду,  он - жестом,  подозвал  к  себе  Лова  и,  все  также,  не  произнося  ни  слова  указал  ему,  на  смутно - белеющие  в  темноте,  растения. 
     Лик  постоял  несколько  минут,  прислушиваясь  и  ожидая, -  пока  Лов  привыкнет  к  темноте  и  все,  как  следует -  рассмотрит.  Ему  не  понадобилось  много  времени,  Лов  был  парень  опытный,  ловкий,  среднего  роста,  с  хорошей  координацией  движений.  Отменной  выдержки.  Нельзя,  невозможно,  дербан - назвать,  делом - безопасным.  И  тут  всегда  нужно  знать  человека,  с  которым  идешь.  А  там  уж,  как - судьба,  у  кого - какая.  Можно  сходить,  как  на  праздник  и  вернутся.  Но  один  раз  в  Лика - даже  стреляли,  и  пуля  из  винтовочного  обреза  попала  в  сосну,  в  полуметре  от  его  головы.(И  дело  было  даже  не  том,  что  его  перепутали,  тогда  с  кем-то  другим,  просто,  дербан,  есть -  дербан...)   
    Тем  временем  Лов  встал  с  дальней  стороны  гряды,  внимательно  и  быстро,  оглядев  пути  отхода,  и  пошла  работа.  Мысли  Лика  машинально  вернулись  к  прерванному  рассуждению: - "Так,  если   перевести   ее,  в  соотношение  к  тому  количеству  доз,  которое  мы  соберем  себе  этой  ночью,  то - получится... полу... Очень  трудно  точно  посчитать...  Допустим,  вместе  мы  соберем  "ханки"  на...  допустим -  десять  бинтов,  значит, - по  пять,  на - брата,  в  каждом  бинте...  ну-у   -  четыре  дневных  дозы,  пять,  на  четыре, -  двадцать  дней...  Вместе  с  Грюном, -  десять...  Не  учитывая  рост,  самой  дозы.  А  если, - учитывая?  Доза  растет  в  геометрической  прогрессии,  очень  легко - посчитать,  значит,  один  бинт  расходуется  не  за  четыре  дня,  а  за..."- Лик  задумался  и,  с  изумлением,  получил  невероятный -  результат, - "Выходит,  что  на  пятый  день  мне  нужно - четыре  бинта  продвинуть,  чтобы -  сняться...  А  у  меня  их  всего -  пять..."
- "Быть  этого  не  может!"-  Лик  даже,  остановился, - "Господи,  ну  ведь,  все  правильно,  на  третий  день  мне  будет  нужно  варить - целый  бинт,  для  того...  А  вместе  с  Грюном?  Боже!  Ну  почему,  я  начинаю  думать  о  будущем?  Уже,  раз  и  навсегда,  я  выяснил,  что - нет  смысла  в  этом, -  нет  и  быть - не  может,  в  этом - никакого  смысла...  Смысл  есть - в  "во  что  бы  то  ни  стало",  вот - то,  единственное,  что  должно  меня  сейчас  беспокоить".  Он,-  вынул  из  рюкзака  материю  и  стал  перекладывать  на  нее - срезанные  маки,  потом - помог  сделать  то  же  самое - Лову.  И  они  взяв,  каждый  по  своей  вязанке,  завернутых  в  ткань  растений,  нарочито - неторопливым  шагом,  двинулись  в  сторону  санатория.
   "Господи,  да  разве  в  силах  человеческих  обеспечить  себе - будущее,  заметь,  Господи,  не  знать  о  будущем,  какие-то  там,  никому  не  нужные,  тайны,  а -  жизнь  себе  нормальную - обеспечить?"-  мысли  Лика  были  горьки  и  исполнены -  разочарования.    
    Однажды,  Лик  проснулся  ранним  утром,  от  приснившегося  кошмара, - мокрый  от  пота,  трясущийся  от  озноба,  заранее  представляя,  всю  муку  начинающегося  кумара...  Как - вспомнил,  вдруг,  об  оставленном  в  холодильнике  маленьком  пузырьке  с  раствором,  и  так  этому  обрадовался,  что - не  поверил  себе,  но  все  оказалось - правдой (уникальный  случай),  он -  укололся,  пришел  в  себя,  и  написал  тотчас  же -  стишок,  над  которым  часто  потом,  потешался  вместе  с  Ловом,  да  и  Грюн,  оценил  его - впоследствии:               
                "Мчусь - в  тяжелой  думке,
                К  маковой   делянке,
                Чтоб  на  утро - в  "хунке", -
                Вмазать - свежей  ханки.
                (Вытирая, -  слюнки...)"
    Всего-то,  месяц - назад,  Лик  вел  душевную  беседу  с  Грюном,  оба  были  под  кайфом,  оба  были  добры  и  снисходительны.  Лик  вообще  заметил,  что  "черное",  как-то  заставляет  забыть  обо  всем,  кроме  того - нескончаемого  "сейчас",  которое  растягивается  до  размеров,  сопоставимых,  разве  что - с  целой  жизнью. Лик  с Грюном - неторопливо  обсуждали   поразительную  жизненность  и  актуальность  высказываний - двухтысячелетней  давности,  настолько - точно  применимых  к  их  теперешнему  существованию,  что  делалось  даже - не  по  себе,  от  пронзительной  мудрости  и  проницательности  библейских  персоналий...  Лик  собственными  глазами  прочитал  в  Библии (от  Матфея, I V, 34):  "Не  заботьтесь  поэтому  о  завтрашнем  дне,  ибо  он  сам  о  себе  позаботится.  Сегодняшний  день  один  имеет  немало  забот.",  и  поклялся  себе  страшной  клятвой,  что  не  забудет  слова  Христа,  но  мысли,  не  подвластные  разуму,  все  норовили  увести  его  в  сторону  от  этой  истины. 
   

                I I I               



   К  утру  они  действительно  все  закончили,  и  еще  до  восхода,  вынесли  "выдоенные"  маковые  головки  и  стебли,  пока,  не  догадываясь - просто  сжигать  их  в  топках  котлов,  эта  мысль  придет  в  их  головы - чуть  позже.  Получилось  даже - двенадцать  бинтов!  Маки  оказались  сочными,  и  сок (ханка),  все  тек  и  тек  со  срезанных  головок,  поражая  друзей  своим  изобилием.  Его  "удойность",  по  словам  Лова,  превышала  общепринятые  показатели.  И  они,  наконец-то - укололись.      
   "Черное",  с  каждым  миллилитром  входящего  в  кровь  раствора, - заполняло  сосущую  пустоту  кумара  и  прочно  занимало  свое  законное  место.  Растворяя  в  себе  всю  тревогу,  ожидание,  нетерпение,  боль  и  отчаянье,  не  оставляя  от  них  и  следа,   и  принося  долгожданное  успокоение  и  тихий  экстаз.  Купая  в  чистых  водах  радости,  еще  недавно,  натянутые,  как  струны  и  звенящие  от  напряжения,  но  уже  сильно  расшатанные  и  потрепанные,  нервы.  Природа,  в  извечной  своей  благодати,  была  бережна  к  увечным  и  больным,  а  прикосновение  ее,  было  подобно - ласковому  притрагиванию  крыла - Ангела,  или  руки - Господа...
    Так  они  теперь  и  жили.  Лик  привозил  с  дербанов  бинты,  на  которых  они  с  Грюном  держались,  пока  не  вываривалось  все  до  капли,  включая  вторяки  с  третьяками  (дважды  и  трижды  варенные).  Потом  Лик  покупал,  рыская  по  городу  и  находя,  "готовое  черное",  то  есть,  попросту  говоря - раствор,  и  снова   уезжал  на  дербан,  но  уже  не  выбрасывал  "доеные"  головки,  а  отвозил  их  на  дачу  и  сушил  их  там  на - чердаке,  потому  как - научился,  к  тому  времени, -  готовить  раствор  и  из  сухих  перемолотых  маковых  коробочек. 
Олаври  пыталась  лечить,  заболевшего  Грюна  и  Лика - своими  нетрадиционными  методами,  с  помощью  мануальной  терапии,  к  примеру,  но  болезнь  эта - плохо  поддавалась  лечению.  Хотя  надо  отдать  ей  должное,  она  очень  старалась.  Грюн  долго  не  мог  принять,  как  артефакт, -  ее  собственную  невосприимчивость  к  опийной  зависимости,  но  потом,  смирившись,  даже  гордился  уникальной  особенностью  своей  избранницы.  Олаври,  успешно  удавалось  снимать  головную  боль,  но  суставную  боль,  при  которой  казалось,  что  болят - кости  скелета,  как  она  ни  старалась,  полностью  снять -  не  могла.  Она - сильно  расстраивалась  от  неудач,  и  никакие  совместные  усилия  Грюна  и  Лика  ее  подбодрить  и  доказать,  что  такое  ни  под  силу  никому - в  целом  мире,  не  приносили  положительного  результата.  Хотя  говоря  серьезно,  Лик  был  не  мало  изумлен  ее  экстрасенсорным  даром.   
    Забегая  вперед,  можно  поведать  об  одном  ее  потрясающем  достижении.  Лик,  на  фоне  своей  сильной  зависимости,  получил - до  кучи,  еще  и  "парез"- неприятная  штука,  когда  частично  атрофируются  мышцы  лицевой  мускулатуры,  нервные  импульсы  не  доходят - до  сигнальной  системы  мозга,  и  половина  лица,  как  бы - обвисает,  словно  при  параличе,  но  половина  лица -  работает  нормально - вся  мимика,  гримасы  и  тому  подобное.  Слава  Господу,  что  при  таком  парезе - поражалась  только  внешняя,  то  есть - только  подкожная  мускулатура,  отвечающая  за  мимику,  потому  что - жевать  и  глотать  пищу  он  мог. 
     Но  вся  правая  половина  лица - бездействовала.  Глаз  не  закрывался  и  не  открывался,  а  был - полуприщурен.  Ухо  не  шевелилось,  да  и  в  общем-то,  черт  с  ним,  с  ухом, - рот  самое  главное.  Рот!  Из  всего  рта,  работала  только  левая  половинка,  правая -  была  полуоткрыта  и  скорбно  опущена  и,  вместе  со  щекой, - обездвижена.  Это  была -  мука.  Например,  чтобы  попить,  ну - проглотить  воду,  нужно,  чтобы  рот  был - закрыт.  С  левой  стороны  Лик  мог  сжать  губы,  а  из  правой  стороны  рта,-  вода,  тем  временем -  выливалась  и  стекала - по  подбородку  и  дальше - по  шее,  за - рубашку.  Приходилось  руками  прижимать  губы,  во  время - еды,  иначе  все  вываливалось  и  выливалось,  обратно. В  носу,  внутри  его  правой  половины  тоже,  что-то  заклинило,  но  дышать  особенно  не  мешало,  да  и  глаз,  в  конце  концов,  можно  было  закрывать -  рукой,  но  ведь,  страшно  же,  было - просто  смотреть  на  такое  лицо.  Да  и  на  лицо, - это  было  уже  не  похоже.  Лик  не  узнавал  себя  в  зеркале. 
   Особенно  жуткой,  была -  улыбка.  Правая  половина  лица  неровными,  бесформенными  складками -  перетекла  в  область  скулы,  и  висела,  вместе  с  приоткрытым  и  загнутым  вниз  ртом,  чуть  ниже  подбородка,  прищуренный  глаз,  со  съехавшим - вниз  нижним  веком,  смотрел - неизвестно  куда,  при  этом  левая,  здоровая  половина - счастливо  улыбалась,  левый  уголок  губ  загибался  вверх,  а  по  правому,  приоткрытому  вниз,  уголку  губ -  стекала  слюна...  Как  вам  такое  зрелище? 
    Лик  мотался  по  врачам - почти  полгода,  пока  не  догадался  обратиться  к  Олаври.  Она  даже  не  дотронулась  до  его  лица.  Посадив  Лика  в  удобное  кресло,  Олаври  принялась  словно  бы - ощупывать  воздух  вокруг  его  головы,  тихо,  как  бы  про  себя,  произнося  непонятные  слова,  что-то  типа:  "... этот  канал  закрыт,  а  тут -  пробка,  так,  а  здесь...  два  канала - сплелись... а  с  этой  стороны... закрыт,  и  здесь -  пробка... так,  это  мы  развяжем... и  эту  пробку -  вытащим..."  Лик  ничего  не  понимал,  но  Олаври  продолжала - пассы,  и  Лик  почувствовал  вдруг,  что  руки  его - отяжелели,  и  дремота  откуда-то  навалилась,  он  закрыл  глаза  и  увидел  в  темноте  под  веками - цветные  узоры,  сплетенные,  как  бы  из  светящихся  нитей  разной  толщины  и  разных  цветовых  оттенков,  он - расслабился  и  стал  наблюдать  за  необычными   дремотными  видениями... 
   Сколько  времени  это  все  продолжалось - он  не  заметил,  но  когда  он  полностью  проснулся,  то  увидел  перед  собой  улыбающуюся  Олаври  и,  недоумевающую  физиономию  Грюна,  и  с  изумлением  понял,  что  может  едва-едва  шевелить -  всем  ртом!  А  на  другой  день - все  мышечные  функции  правой  половины  лица - полностью  восстановились.  Вот  это - Олаври!  Вот  вам  и  нетрадиционная  медицина!  Традиционная  медицина  билась,  как  рыба  об  лед,  полгода  и  все  было - напрасно. Один  сеанс  с  экстрасенсом,  и -  все  в  порядке!  Лик  был  безумно  благодарен  Олаври. И  с  тех  пор,  он  поверил  в  нее.  А  Олаври,  до  конца,  поверила  в  свои  возможности.  Долгие  и  продолжительные  аплодисменты.





                ГЛАВА   I I I /1/2  ( о  поездке  в  Бинск )

               


          В  этом  безумный  период  времени  Лик  со  своей  подружкой  Мэй,  начинали  потихоньку,  что  называется – «крышами  ехать».   Еще  зимой   Лик  отдал  телевизор  за  десять  кубов  черного.  А  тут  начало  лета,  первые  числа,  и  ждать  когда  созреют  местные  растения  было  невозможно,  помрешь  раньше. 
      И  тут  приходит  письмо  от  Чата,  и  говорит,  ну  он  много  чего  говорил,  но  самое  главное  это,  что  если  я  достану  сенсемильи,  где-то  не  меньше  стакана,  то  у  него  есть  люди  в  городе,  они  мало  того,  что  поменяют  ее  на   «бинты»,  но  и  поселят  дня  на  три  в  гостинице,  в  отдельном  номере. 
- Сколько  «бинтов», - спрашиваю
- Много,  не  прогадаешь,  я  специально  не  мерял,  но  люди  говорили – два   метра,  плюс – минус  дециметр, -  отвечает  Чат.  А  у  Лика  воображение  богатое,  он  как  представил  себе…   В  общем   до  туалета  добежал,  на  кумаре  все-таки,  да  каком  кумаре,  фактически  на  ломках  уже.    
Когда  Лик  вышел  из  туалета,  вытирая  холодный  пот  платком,  решение  созрело.  Осталось  только   найти  эту  самую  сенсемилью,  да  еще  целый  стакан.   Тут  он  и  Мэй  подключил   к  поискам. 
В  общем    день  выдался  на  редкость  тусовочным,  не  будь  Лик  на  ломах.  Но  в  итоге  помогли,  как  всегда   Кэй  с  Ирэной.  Все  было  готово  для  поездки   в  этот  Бинск,  будь  она  неладна   эта  поездочка.
         До  Столицы  добирались  поездом.   До  Бинска    вроде  бы  -  тоже,   да  точно – поездом,  он  еще  и  остановиться  не  успел,  как  появились  какие-то   южные  люди,  а  с  ними  Чат.  Лик  открыл  окно  изнутри  и  услышал,  что  терпения  ни  у  кого  нет,  и  обмен  будет  проходить  прямо  здесь  на  вокзале.  Лик  отдал  им   пакет  с  сенсемильей,  взамен  получил  другой  пакет  совсем  легкий.   Все  уже  собрались  расходиться,  как  вдруг  вспомнили,  что  Лик  с  Мэй  не  обустроены,  и  один  из  грузин?  арменин? Пошел  проводить  их  до  гостиницы.
Аппартаменты  были  не  столь  шикарные,  не  сравнить  с  теми,  в  которых  Лик  отдыхал  с  Кисой  и  Ловом  Дукмасом.  Но  дареному  коню,  как  говорится…  Лик  обо  всем  этом  размышлял,  а  руки  знай  делали  свое  дело.
      Кусок  бинта   уже  варился  в  кружке  на  кухонной  плите,  и  Лик  доставал  из  сумки  остальные  составляющие,  как  то -  ангидрид,  баяны,  вату  и  прочее.
   (А  пахли  бинты…  Когда  Лик  развернул  пакет,  у  него  руки  затряслись,  как  ненормальные,  потому  что  запах  не  оставлял  сомнений,- это  был  настоящий  горный  или  предгорный  маковый  сок.)            
        Посадив  смолу  на  густую  корку  он  полил  ее  кубом  ангидрида,  и  на  маленький  огонь,  чтобы  еле  кипело,  потом  охладил,  снял  крышку,  снова  чуть  нагрел  и  выжег  остатки  ангидрида  и  налил  столько  воды,  чтобы  выпарившись,  было  сколько  нужно – раствора.  И  наконец  вмазался.  Боже.  Боже.  Боже.  Господи,  ну  почему   ты  научил  меня  этому.  Без  черного  я  уже  не  человек.  Жидкий   слизняк,  без  рук,  ног,  головы,  да  еще  это  все  болит  и  кто-то  это  все  выкручивает.  А  сейчас  я  человек,  и  бледная  бедная  Мэй,  которая,  чтобы  не  путаться  под  руками,  ушла  в  комнату,  тоже  сейчас  вернется  к  жизни.  Хотя  никогда  не  веришь  поначалу,  что  два  кубика  чайного  цвета  раствора   могут  совершать  чудеса. Но  веришь  ты  там  или  не  веришь,  но  Мэй  и  верить  ни  во  что  не  нужно,  вот  он – кайф,  показал  язычок  крови,  и  пошел   менять  одно  состояние  живого  организма  (которое – жидкое),  на  божественно  прекрасное,  но  до  поры  до  времени.
          Бинтов  за  стакан  сенсемильи   дали  действительно   два  метра  и  хороших  бинтов,  долго  можно  продержаться.  И  решили  тогда  Лик  с  Мэй   съездить   в  городишко  под  названием  «Заветы  Ильи – пророка»,  где  проходил  офицерские  сборы  их  общий  знакомый  Лео,  архитектор  и  великолепный  рисовальщик.  Как  истекли  три  дня,  на  которые  пустили  их  пожить,  Лик  с  Мэй  пошли  на  вокзал  и  взяли  билеты  до  этих  самых  «Заветов…»
       Теперь  окружающий  мир  все  время  менялся,  и  слава  Богу,  что  в  нужную  сторону.  В  «Заветах…»  долго  искали  общежитие,  где  жил  наш  Лео.  Нас   проводили,  даже  дверь  его  нам  открыли,  по  причине  отсутствия  самого  хозяина,  на  службе.  Кухня  была  рядом,  почти  напротив,  и  ничто  не  помешало  Лику  с  Мэй – догнаться.
        И  полетели  деньки-денечки,  в  полусне  в  полуяви.  Даже  когда  ангидрид  кончился, -  трескались  так  -  чистяком  и  оказалось  тоже  не  худо,  видно  действительно  мак  хороший,  надо  только  на  приходе  кодеиновые  иголочки  перетерпеть,  и  все  дальше  только – переться.  У  Лео  даже  гитара  была  там – электрическая,  и  колонки – комбики,  так  что  вечерами,  после  службы,  Лео  радовал  нас  своими  композициями   и  гитарными  рифами  и  проходками.  Разок  даже  Лик  попытался  что-то  изобразить,  но  получалось  плохо,  все-таки – черное,  да  и  гитара  все-таки – электрическая.
           Самого  города  Лик  не  запомнил,  всех  воспоминаний – площадь,  перед  кинотеатром,  в  окружении  разных  магазинчиков,  из  которых  Лик  запомнил  только  кондитерский.  И  то,  наверное,  только  потому,  что  почему-то  все  время  хотелось  шоколаду,  а  там   в  магазине  его  было  навалом.
          В  общем   вернулись  в  Гроссбург,  когда  уже  наши  маки  стали  созревать.  А  было  это  через  год  после  атомной  аварии  на  электростанции,  что  наделала  шороху  во  всем  мире.  И  действительно   в  тот  год  маки  уродились  какие-то  странные.  В  чем  странность?  Да,  попадались  отдельные  растения,  у  которых  на  конце  стебля  была  не  одна  семенная  коробочка,  а  -  две  или  даже  три  головки.  Текло  со  срезанных  головок  гораздо  обильнее  и  даже  цвета,  не  только  самих  цветов,  это  было  бы – естественно,  а  цвет  стебля,  цвет  листьев,  не  были  зелеными,  как  в  обычные   годы,  а  были,  под  действием  радиации   что  ли   зелено-фиолетовыми,  красно- сиреневыми  и  т. п.  Были  пессимисты,   которые  в  тот  год  уезжали  неизвестно  куда.  Но  Лик  им  не  завидовал,  того,  что  росло  во  «Мглинской»,  ему  и  хватало  и  его  вполне   устраивало.

                I V


                TERTIUM    NOPDATUR`#               

    В  скором  времени  Лик  обзавелся  собственной  филосовско-религиозной  доктриной,  ближе  всего  подходящей,  к  уже  существующей  доктрине - Чань ( Дхьяна,  Дзен),  в  свете  которой  личный  опыт  воспринимался,  как  чистое,  ни  с  чем  не  связанное,  непосредственное  переживание,  само  по  себе.  При  этом  внутренний  взор  проникал  в такую  бездонную  глубину,  что  его  собственное  "я"  просто  терялось,  как  бы  растворяясь  в  необъятной  пустоте,  и  значения  или  отношения  уже  никакого  ко  всему  происходящему  не  имело.  Этот  момент,  то  есть -  отсутствие  самого  наблюдателя,  а  именно - самого  себя,  в  этих  погружениях  и  беспокоил  Лика  больше  всего. Он  все  недоумевал,  как  такое  может  быть,  пока,  однажды,  Грюн  не  попытался  ему  это  объяснить  и  не  дал  после  этого  почитать  ксерокопию -  Д.Т.Сузуки,  где  Лик  и  прочитал  о  сатори,  даже  понял,  что  имел  в  виду  автор - "Основ  Дзен - Буддизма".  Но  так  и  не  смог  квалифицировать  свой  опыт,  в  терминах  и  понятиях  этого  великого  ученого. 
    Но - одну  проповедь,  древнего  китайского  учителя  дзена,  по  имени  Хоней  Нинью (ученика  Еги  Хоэ), Лик  запомнил  на  всю  жизнь,  в  такой  восторг  она  его  привела: "С  мешком  за  плечами  и  чашей  в  руках  я  более  двадцати  лет  бродяжничал  по  всей  стране  и  посетил  более  двадцати  учителей  дзена.  Но  в  настоящее  время  я  не  достиг  ничего  такого,  что я  мог  бы  назвать  своим.  Если  хотите,  я  вам  скажу,  что  я  ничем  не  лучше  куска  камня,  лишенного  разума.  Те  почтенные  учителя  дзена,  которых  я  посетил,  тоже  не  достигли  ничего  такого,  что  могло  бы  принести  пользу  другим.  С  тех  пор  я  остаюсь  абсолютным  невеждой,  ничего  не  знаю,  и  не  имею  разума,  чтобы  что-либо  понять.  Однако  я  доволен  собой.  Гонимый  неумолимым  ветром  кармы,  я  оказался  в    стране  Цзян-нин  и  был  поставлен  во  главе  этого  скромного  монастыря,  чтобы  руководить  другими  и  общаться  с  миром.  Таким  образом,  я  здесь  обслуживаю,  как  хозяин,  всех  паломников  из  разных  частей  страны.  У  нас  имеется  достаточно  соли,  приправы,  овсяной  каши  и  риса,  чтобы  их  хорошо  накормить.  Занимаясь  этим,  я  спокойно  провожу  время,  но  что  касается  истины  буддизма,  то  даже  и  о  тени  ее  не  приходится  мечтать". 
   А  другой  восточный  мыслитель,  которого  звали  Ошо  -  (Бхагван  Шри  Раджниш),  пришелся - очень  по  душе  Лику,  своим  нескончаемым,  как  водопад -  юмором,  и  Лик,  постепенно  перечитал  все,  что  он  нашел  в  самиздате  из  книг  этого -  "Действующего  Будды",  как  иногда  называли  благодарные  ученики,  своего  грандиозного  Учителя...  Ошо  был  буддой  в  буквальном  смысле  этого  слова,  то  есть -  Просветленный.  Он  был  настолько - с в е т е л,  что  мгновенно  заражал  своим  весельем -  всех,  кто  его  в о с п р и н и м.  То  есть  восприняв  его,  любой  становился -  т а к о й  же,  то  есть -  т а к и м,   как  он - С А М,  -   Б ОД Х И,  то  есть -  буддой.  Здесь  даже  не  стояло  никакого  вопроса.  Потому  что,  любой  вопрос,  содержит  в  себе  и  ответ.  А  тут  никакого  ответа  не  требовалось.  И  так  все  было  ясно.  Но  этот  эффект  сохранялся - только  при  контакте  с  Ошо.  Разрыв  контакта  означал  что  САМ, (Без - БОДХИ) -  ты  воспринимал  все  не  так - ясно,  и  что - ответ  тебе  нужен,  потому  что  сам  ты - один  сплошной  вопрос,  и  тебе  тогда  становилось  не - так  весело,  и  совсем  ты  был  не  светел,  а  значит,  никакой  не - просветленный,  и,  соответственно,  не - будда.
     В  этом  и  заключался  великий  парадокс  Ошо, -  "парадоксального  будды", - с  которого  все  начинается,  и - к  которому  все  возвращается.  Так  и  хочется  написать  эти  мысли  по  кругу:  "То,  что  есть, и  то,  чего  нет, - одно:  То  чего  нет,  и  то,  что  есть, -  также  одно:  Не  задерживайтесь  там  долго,  Где  ничего  нет.  Один  во  всем,  все  в  одном - Если  это  осознано,  То  пусть  ваше  несовершенство  вас  больше  не  волнует.  Верный  ум  -  это  не  разделенное.  А  неразделенное  это  верный  ум.  Слова  не  могут  его  описать.  Ибо  он  не  связан  с  прошедшим,  настоящим,  или  будущим".*** 
Это  так  напоминало  все  то,  что  происходило  с  Ликом  после  грюновского  "сандоса",  что  он - невольно  поражался,  как  это  Ошо,  вослед  за  Сосаном, - добился  такого  постоянного  присутствия  во  вселенной,  возможность  попадания  в  которую,  Лику  предоставило  и  обеспечило  ДЛК,   принадлежащее  старому  дедушке  Грюна, -  Фернанду  Гарсия  Чимвара.  Но  от  зависимости,  это  знание - не  спасало,  и  ломало  его,  при  всем - при  этом,  ни  чуть,  не  меньше,  чем  обычно.
    И  тут  подвернулся  такой  случай.  Лов  передал  Лику  приглашение,  от  их  общего  друга - Кисы,  который  был  соседом   Лика  по  месту  обитания.  Район,  где  они  жили,  носил  неофициальное  название - Космос... именно  так,  с - многоточием.  Киса  был  на  двенадцать  лет  моложе  Лика,  но  к  тому  времени,  они  уже  давно  знали  друг  друга,  можно  сказать - дружили.  Киса  теперь - был  женат  на  девочке,  которую  привел  в  их  компанию  небезызвестный  казанова - Рик  Тармон.  Ей   было  четырнадцать  лет,  звали  ее  Лия,  и  сам  черт  был  ей  ни  брат. Мама  ее  была - тоже  еще  очень  молодой,  буквально  на  пару  лет,  постарше  Лика,  и  принадлежала  она  душой  и  телом - театральной  богеме;  с  отцом  ее  тоже,  было,  что-то  вроде, - непрерывной  бизнес - деятельности,  так  что - никакую  спецгимназию,  в  которую  ее  определили,  она  не  закончила  и - на  половину. 
     Последний  муж  Лии - сидел  в  этот  момент  в  тюрьме,  безо  всякой  надежды  вернуться,  именно - к  ней,  она  считала,  что  с  ним  она - покончила,  и  он  ее  больше,  не  интересовал.  Любая  ее  прихоть,  считалась -  имеющей  статус  закона,  и  Кису  она  сейчас  любила,  а  сидящего  в  тюрьме  мужа -  нет,  хотя  муж  и  был  хорошим  знакомым  Кисы,  чуть  ли  ни - другом.  И  муж,  и  Киса  понимали  свое  положение,  но  не  вступать  в  единоборство  со  стихией,  у  обоих  хватало  разума.  В  отличие  от  Лии,  у  которой  его - не  было,  и  вообще  не  было - ничего,  на  него  похожего,  кроме  ее  молодости,  миниатюрной  кукольной  красоты,  стервозного  характера  и  безумных  капризов.  Но  зато  уж  капризисы-то  свои,  она  исполняла,  так - пламенно,  и  с  такой - отдачей,  что  все  остальное  ей,  по  молодости  лет  и  скудоумию -  прощали.
    Она  не  умела  притворяться,  да  и  не  была  на  это  способна,  ведь  для  этого  нужно  было - хоть  малейшее  усилие,  а  она  сроду,  от  лени,  ничего  тяжелей  баяна (шприц  на  арго),  в  руки - не  брала.  Вот  Киса  и  выучился  на  вора,  он  прошел - крутую  школу,  из  тюрем  и  лагерей,  но  сохранил  в  себе - человеческое  достоинство,  дорожил  старой  дружбой.  И  вообще  был  парнем - незлым,  энергичным,  веселым,  с  закаленными,  прямо - "дамасской  стали" -  нервами,  имел  такую  совершенную  выдержку,  что  сумел  стать - настоящим  вором,  профессионалом.  Но  за  дружбу  держался  крепко,  и  к  Лику  относился  просто  и  искренно,  как  к  старшему  брату,  уважая  его  опыт  и  возраст. 
    Умный  парень,  только  очень  еще  молодой,  но  все  же  старше  на  шесть  лет,  чем  Лия.  Высокого  роста,  с  большими  ловкими  руками,  он  не  производил  впечатление  сильного  юноши,  но  был  достаточно  силен.  Легкая  асимметричность  фигуры,  большая  голова,  очень  странного  разреза  глаза - (они  сразу  притягивали  к  себе  взгляды,  но  он,  с  детства,  привык  к  вниманью  чужих  глаз,  и  спокойно  встречал  их  лучи  или  вовсе  не  замечал  их).  Словом, -  всё  в  нем  выдавало  аристократически - вырожденную - "голубую  кровь  и  белую  кость" - с  первого  взгляда,  не  было  и  нет  нужды  в  представлениях,  но  все-таки   звали  его - Константин   КристМасмэн.
    Его  джульетта  не  могла  похвастаться  красотой  фамилии (хватало  красоты  тела),  но  носила,  на  взгляд  Лика,  не  менее - замечательную  и  подходящую  ей  фамилию -  Хедвич.  Что  означало   удвоенная  ведьма -  на  диалекте) - прекрасно  отражающую,  всю  ее  внутреннюю  сущность,  до  такой  степени,  что  Киса,  с радостью,  именно - так  и  величал  ее,  на  домашних  разборках,  которые,  из-за  склочного  Лиеного  характера,  случались  у  них  постоянно,  но  почти  никогда,  видимых  изменений,  ни  во  что,  не  вносили.  Отчасти,  из-за  скверной  ее  памяти,  а  на  деле - от  Кисиной  сообразительности.  Лик  часто  замечал,  как,  встретившись  с  Кисой - впервые,  незнакомцы - каким-то  нюхом  ощущали  необходимость,  вести  себя  с ним - элементарно  вежливо,  и  всегда - предельно  корректно - говорили  с  ним,  чутьем,  угадывая  в  нем - аристократический  дух. 
     Специализацией  Кисы,  были - машины,  в  изобилии,  стоящие  по  ночам  во  дворах,  рядом  с  домами  их  владельцев.  Он  себе  изготовил, (а  кое-что  и  заказал  изготовить -  специалистам)  целый  набор,  удивительной  формы -  инструментов.  Большей  частью  похожую - под  разными  углами  и  кривыми,  изогнутую  металлическую - проволоку,  типа  уличной  электрической,  но - не  такую.  Вся  она  была - разной  толщины,  из  вся - из  разных  металлов.  От  тонкой  стальной (не  толще  лески  на  плотвичек),  до  медных  и  латунных - загогулин,  не  очень  длинные,  не  больше  двадцати - тридцати  сантиметров,  и  все - с  удобными  рукоятками,  точно  подогнанными,  под  размер  Кисиной  руки.  И  по  ночам  Киса -  уходил  на  несколько  часов, (всегда  по - разному,  от  часа -  до  четырех)  и  возвращался  с  двумя  большими  баулами  "хабора",  который,  с  Лииным  горячим  участием,  прогуливался - за  четыре-пять  дней,  и  Киса  снова  уходил  в  ночь. 
    С  каждым  годом,  так  жить  становилось  все  труднее,  но  когда  Лик  работал  на  "хунке", - они  так  жили,  до  самого  последнего  времени.  Киса -  спалился,  и  месяц  назад  исполнилось  полгода,  как  он  находился  на  "химии" (принудительный  труд  на  благо  родины).  И  вот  от  него -  письмо. 
Киса,  приглашал  Лика - к  себе,  в  городок  под  названием - "Маковое  Поле",  где  он  отбывал  срок,  то  есть - жил  в  люксе  гостиничного  номера,  вместе  с  Лией,  и  где  было  четыре  комнаты,  так  что  в  нем  могли  с  комфортом  разместиться  все  желающие.  Лик  был  желающим,  Лов -  тоже,  и  они  решили  поехать.  Немедленно. Сейчас. ( Киса  писал,  что  мачья  кругом - море,  кислое  у  него - есть,  что  Лик  может  увезти  с  собой  бинтов - не  меряно,  и,  что -  вообще,  все - наглухо,  пусть  везет  с  собой   друзей).               
               


                V         


    Городок  "Маковое  Поле"  располагался  на  реке  Хвир,  и  был  не  городком  вовсе,  а  большим,  районного  масштаба, - поселком,  с  деревянными,  в  основном,  домами.  В  поселке  было  несколько  каменных  зданий,  горком  с  государственным  флагом  на  крыше,  маленький,  но  очень  роскошный,  еще  царских  времен - вокзал,  немыслимый  в  своем  великолепии,  в  окружении  покосившихся  деревянных  привокзальных  пристроек,  склада,  камер  хранения  и  даже  каких-то - полуразрушенных  беседок.  Третьим  каменным  строением  была -  гостиница,  она  находилась  в  квартале  от  горкома,  и  зданием  была  вполне  современным,  называлась  она  "Интурист"  и  была  небольшой  и  изящной,  номеров  на  двадцать.  Люкс  был  правда  один,  но  он  вполне  оправдывал  свое  название.  Для  своих  сограждан  таких  номеров  не  строят. Обойдутся.  И  правильно  думают.   
Лия  шаталась  по  этому  лабиринту  из  шикарных  комнат, ( дорогой  отделки -  гостиных,  элегантных - спален,  просторных - прихожих,  удобных - кухонь,  стильных - столовых  и  бог  знает  еще  чего,  да -  уютных  туалетов,) - обдолбанная   раствором  черного - до  такой  степени,  что  еле  стояла  на  ногах.  При  этом  едва  ворочая  языком,  отдавала  приказы,  самого  разного  свойства, - всему,  что  случайно  попадало  в  поле  ее  зрения.  А  поскольку,  попадало  в  него - мало  что,  она,  шатаясь  и  приседая,  просто  махала  одной  рукой,  с  криком -  эй,  где  ты-ы-ы...  а  второй  рукой - она  держалась  за  притолоку.  А  рука  постоянно - съезжала,  и  каждый  раз  она,  чудом,  оставалась  на  ногах,  видимо  понимая - остатками  сознания,  что  только  добравшись  до  кого-нибудь,  можно  добиться  исполнения  своих   желаний.  Киса,  хоть  и  находился  на  "химии",  работал - на  себя,  зарабатывая  прорабом  на  стройке  хорошие  деньги,  но  это  было -  ничто,  по  сравнению  с  тем,  что  ему  удавалось - украсть.  Администрация  гостиницы  получала  от  него  такие  чаевые,  что  даже  не  появлялась  на  втором  этаже,  где  располагался  номер. 
Когда  Лик  с  Ловом  устроились,  заняв  одну  из  комнат -  побольше,  и  подснялись - с  мученической  дороги,  свежим  раствором,  которым  их  угостил  Киса,  то  решили,  по  его  наводке,  сразу  идти  на  дербан,  несмотря  на  призывные  кличи,  которое  издавала  Лия,  сумевшая  за  это  время  пройти  полторы  комнаты,  непрерывно  осыпая  проклятьями  все  препятствия,  попадающиеся  у  нее  на  пути.
-  Ничего, -  сказал  Киса,  махнув  рукой  в  сторону  Лии, -  Когда  вернетесь,  она,  как  раз  и  доберется,  вот  и  поздороваетесь.  А  мне  надо - на  стройку  бежать,  сегодня  последний  раз  у  цириков  отмечусь,  суну  им,  что  бы  дня  два -  не  появляться,  филки  пока  есть,  я  недавно  "Яву" -  ломанул,  ну  и  двинул  тут  же,  через  час,  в  другом  городишке,  а  сам  на  поезде -  вернулся. 
- Так  что -  гуляем,  Старый, -  так  он  иногда  обращался  к  Лику,  причем,  перед  этим, (ох,  давно  это  было) - даже  объяснил,  что   понимает  под  этим  словом, - старшинство  и  приоритет  Лика. (Этика  и  тактика  кисиной  наследной  крови)  Лику  было  все  равно.  Он  симпатизировал  Кисе,  признавая  в  том  волю,  силу,  талант,   исключительность  и  другие - редкие  и  дорогие  человеческие  качества.               
Когда  Лик  с  Ловом  вернулись  с  первым  урожаем  в  гостиницу,  красавица  Лия  храпела,  стоя  на  коленях  под  вешалкой,  одной  рукой,  крепко  сжимая  полу  какого-то  пальто,  висевшего  на  вешалке,  а  другую  уронив  на  пол,  голова  ее  свешивалась  на  грудь,  и  по  подбородку  текли  слюни.  Джинсы  на  ней  были  надеты,  но  не  застегнуты,  что  говорило  об  удачном,  походе  по  нужде,  но  витающий  по  номеру  горелый  запах,  говорил  о  менее  удачной  попытке,  что-то  приготовить  из  пищи. 
    Она  проснулась  при  их  появлении,  но  позы  не  изменила,  только  прекрасные  глаза  свои  чуть-чуть  приоткрыла  и  пробормотала  что-то,  из  чего  можно  было  только  понять,  что  Киса  не  исполнил  ее  мечту,  и  теперь  она  страдает. А  было  нужно-то,  чтобы  он   разрешил  ей,  еще  один  разочек  втрескаться,  когда  ей  так  плохо  и  одиноко.  И  что  ее  вообще  никто  не  понимает,  и  не  может  втрескать,  потому  что  все -  пруться,  а  ее - ломает,  потом  бормотание  стало  неразборчивым,  в  нем  стали  появляться  паузы,  и  она  снова  захрапела.
    Лов,  нагнувшийся  было  к  ней,  чтобы  лучше  понимать  чушь,  которую  она  несла,  распрямился,  посмотрел  на   реакцию  Лика,  и  следуя  его  молчаливому  жесту - пошел  на  кухню,  где  они  и  собирались  обработать  добычу. 
   Они  уже  заканчивали,  когда  вернулся  с  работы  Киса,  и  втроем  они - быстро  управились.  Киса  пошел  переложить  на  кровать,  так  и  валяющуюся  мешком  посреди  прихожей,  Лию,  а  когда  вернулся,  Лов  уже  сажал  на  корку  загустевшую  смолу,  перед  последующей  ангидрацией.  Киса  рассказывал  об  разведанных  им  участках,  на  вполне  безопасных  местах,  которые  он  предлагал  обнести,  в  первую  очередь. Когда  все  было  готово,  все  выбрали  себе  по  дозе  и... как  говорится, - понеслась  душа  в  рай! 
   После  прихода,  Лик  жадно  закурил  сигарету  и  восторгом  посмотрел  на  Кису,  который  тоже  имел  такой  вид,  будто - пухнет  от  иголочек,  приятно  покалывающих  кожу  изнутри,  какие  всегда  бывают,  если  сок  мака,  богат  кодеином.  В  этот  момент,  откуда-то  из  глубины  номера,  стали  доносить  призывные  крики,  словно  проведавшей  обо  всем,  своим  женским  звериным  чутьём,  и  проснувшейся  ровно  в  тот  миг -  Лии.
-  Ладно,  ладно, -  прокричал  в  ту  сторону  Киса, -  Сейчас  я  ее  успокою, -  сказал  он,  уже  обращаясь  к  друзьям, -  и  стал  выбирать  раствор  в  еще  один  шприц,  но  остановился  вдруг  на  середине  и  сказал,  будто  размышляя  в  слух:
-  А  что  же  мы  жрать  тогда  будем,  пусть-ка  она  нам  сначала  еды  приготовит,  а  то  хрен  вообще  чего  получит! -  решил  Киса,  и  собрался  сливать  раствор  обратно  в  бутылочку.  Лик  мгновенно  сообразил,  что  сейчас  начнется,  так  как  имел  некоторый  опыт,  и  еще  он  помнил,  что  у  Лова  в  сумке - лежат  свежие  домашние  пирожки,  которыми  его  снабдила  в  дорогу  теща,  и  он  быстро  произнес:
-  Не  надо,  Киса,  стой,  у  нас  все  есть,  у  Лова  в  сумке,  пусть  она  спит  дальше!  Лов,  который  уже  поднимался  со  стула,  все  понял  и  добавил,  направляясь  в  прихожую,  где  он  оставил  сумку:
-  И  с  мясом  пирожки,  и  с  вареньем - черничным,  и  с  капустой  есть,  и  с  рисом  с  яйцом,  и - даже  с  грибами  есть!
Киса  застыл  в  легком  ступоре,  не  зная,  что  ему  предпринять  в  первую  очередь,  и  тогда  Лик  пришел  к  нему  на  помощь:
-  Выбирай  дальше  и  иди  ее  шмыгни, - мы  с  Ловом,  такой  путь  проделали,  так  давайте - посидим  спокойно,  в  мужской  компании?
-  Ясен - пень,-  ответил  Киса,  продолжая  выбирать  раствор, -  Сейчас  я  этой  ведьме  такую  дозу  засажу,  до  завтра  не  очнется!
-  Очнется, -  со  вздохом  тихо  проговорил  Лик,  когда  Киса  вышел, -  И  часа  не  пройдет...    
               

                V I               
               

   Следующий  раз  Лик  приехал  к  Кисе  уже -  осенью.  Он  опять  вызвал  его  письмом.  Стоял  разгар  октября,  днем  еще  было  тепло,  а  к  вечеру  резко  холодало,  но  не  сильно,  до  десяти  Цельсия.  Киса  с  Лией  жили  уже  не  в  гостинице,  а  снимали  дом,  с  садиком  и  огородом.  Дом  принадлежал,  фактически  спившемуся,   майору  конвойной  службы,  повисшему  в  неопределенности.  Его  уже  почти  уволили  за  пьянку  из  рядов,  но  суда  чести  еще  не  было,  приказа  не  было,  с  довольствия  его  не  снимали,  зарплату  только  задерживали,  потому  что  не  успевали  подсчитывать  прогулы,  жил  он  в  казарме  и  был  страшно  рад  деньгам,  которые   получал  от  Кисы.  Лик  даже  догадывался,  что  деньги,  бывший  майор  получал  от  Кисы,  не  маленькие,  потому  что  за  весь  месяц,  что  он  у  него  прожил,  майор  попался  ему  на  глаза -  единожды,  и  тут  же -  исчез  из  поля  зрения. 
    Лия - красоты  своей  не  потеряла,  но  она,  как-то  у  нее -  потускнела,  и  стала  похожа  на  фальшивое  золото,  ее  милое  личико,  не  очень  украшали  темно-фиолетовые  круги  под  глазами  и  непричесанные  волосы,  но  Лик  все  понимал,  и  старался - не  замечать  предвестников  катастрофы,  от  крыльев  которых,  царапины  оставались  даже  на  потолке,  не  говоря  уже,  о  внешних  обликах,  лицах  и  руках  всех  присутствующих,  включая  и  самого  Лика.  Все  были  в  отметинах,  в  виде  ран,  синяков,  нарывов,  гематом  и  абсцесов,  вызванных  невыносимыми  условиями  вечнозависимого  существования,  в  которых  все  это  и  происходило,  потому  что,  именно  в  таких  условиях, - они  все  и  жили...
-  Привет,  Старый,  заходи,  я  уже  весь - изждался,  не  подпуская  Лию  к  фурику  с  готовым!-  так  приветствовал  Лика,  открывший  на  его  звонок  дверь, Киса.
-  Наглухо!-  ответил  ему  Лик,- Это  действительно -  круто!  Гостей  встречать,  еще  не  придумано  лучших  слов! ...Особенно  таких,  как - все  мы... -  и  Лик  окунулся  в  атмосферу  запахов,  вырвавшейся  из  дома  теплой  волны  воздуха.  До - смерти  знакомый  запах,  от  которого  тут  же  начинало  слегка  поташнивать,  и  сердце  начинало  давать  перебои,  подталкивая  изнутри.  Он  состоял  из  целой  смеси  разнообразных - подзапахов,  окислителя,  летучего  запаха  ацетона,  но  это  все  почти  не  чувствовалось,  по  сравнению  с  душным  запахом - самого  опиума,  макового  сока,  сконцентрированного  до  состояния -  густой,  тягучей  смолы  темно-янтарного  цвета.
   Лик  вошел  в  дом,  разделся,  сняв  с  себя  куртку,  и  осмотрелся,  обойдя,  вслед  за  Кисой,  его  новое  жилище.  По  приблизительной  оценке  выходило,  что  майор  ставил  себе  дом - еще  во  времена  материального  благополучия,  больше  никаких  выводов  Лик  сделать  не  успел,  потому  что  они  попали  в  комнату,  которая  служила  кухней,  даже  скорее  лабораторией,  так  как  настоящая  кухня,  находилась,  где-то  в  другой  части  дома,  в  какой  именно,  Лик  еще  пока  не  догадывался,  а  это  была  именно -  лаборатория,  в  ней  находился  длинный  неширокий  стол,  уставленный  химической  и  кухонной  посудой - одновременно,  на  столе  были  две  электроплитки,  и  в  углу  стоял  холодильник.  Именно  к  нему  Киса  и  направлялся. 
    Он  усадил  Лика  на  стул,  достал  из  холодильника  фурик,  и  выбрал  из  него,  кубика - три  темного  раствора,  в  личный  ликовый  баян (у  Лика  был  собственный  футляр  со  шприцем),  и  сам  уколол  его.  Киса  считался  в  кругу  знакомых  Лика,  чуть  ли  ни  первым  специалистом  по  уколам,  сказывалась  воровская  квалификация  Кисы,  его  умелые  руки.  Потом,  Лик  отключился  на  секунду,  от  крутого  прихода,  неожиданно  накрывшего  его  с  головой...  Когда  розовая  волна  отхлынула,  Лик  по  достоинству  оценил - качество  продукта,  приход - был  долгим  и  привязчивым,  как  игривый  щенок  или  котенок,  норовящий,  уже  наигравшись,  напоследок  еще  раз,  исподтишка,  зацепить  лапой.
   Комната,  в  которой  находилась  лаборатория, -  "процедурная",  как  называл  ее  Киса,  оказалось  проходной,  одна  дверь,  в  которую  они  вошли,  находилась  рядом  с  прихожей,  а  другая  была  на  противоположной  стороне  и  вела  в - еще  одну  комнату,  и  дверь  эта  была - полуоткрыта,  Лик,  вообще,  только - сейчас  ее  заметил.  Он  заглянул  в  открытый  проем,  и  тут  же  вспомнил  о  письме,  в  котором  Киса  его  уведомлял,  что  живут  у  него  сейчас  в  доме,  два  таджика,  но,  что  люди  они  тихие,  спят  почти  все  время  и  никому  не  мешают.
   Тихие  таджики  действительно  спали  прямо  на  полу,  на  спальниках,  которые  им  одолжил  Киса  и  укрытые  одеялами,  которые  им  одолжила  Лия.  И  Киса,  наконец,  поведал  историю,  которая  случилась  с  тихими  азиатами.  Оказалось,  что  ехали  они  на  самом  деле,  в  Гроссбург (и  ведь  немного  совсем  не  добрались,  каких-нибудь  полутораста  километров  всего).  Где  хотели  продать  большой  кусок  опиума-сырца,  весом,  где-то  в  полкило, ( в  аллюминевой  солдатской  кружке),  кто-то  им  на  родине  посоветовал,  что  можно  таким  образом  заработать  деньги,  и  стать  богатыми.  Как  и  зачем  они  оказались  в  этом  поселке,  никто  не  знал. Если  не  принимать  во  внимание  само  название  поселка - "Маковое  Поле".  Может  оно  их,  как-нибудь  попутало.  В  общем,  наткнулись  они  на  Кису,  а  может  их  кто  специально  к  нему  отправил.  Киса  уже  был  человек  в  поселке  известный  и  уважаемый.  Он  их  и  принял  по - братски. 
   Таджики  на  свою  беду,  или  на  свое  счастье,  не  знали  и  даже  не  подозревали,  до  их  встречи  с  Кисой,  что  опиум  легко  можно  окислить  ангидридом  и  получить,  в  домашних  условиях,  чуть  ли,  ни - героин.  Они  были  потрясены  открытием (сатори),  до  самых  основ (нирманокайя),  когда  Киса,  на  их  глазах,  проангидрировал  и  втрескал  их  раствором,  приготовленным  из  их  же  сырца.  Теперь  они  считали  Кису,  чуть  ли  ни - Аллахом,  потому  что  без  его  ангидрида,  их  сырец  превращался,  по  ценности,  в  кучу - хлама,  и  были  ему,  по  гроб  жизни,  обязаны  за  то,  что  тот  разрешил  им  пожить  у  себя  на  полу,  да  еще - цветной  телевизор,  да  еще - тайна  преобразования,  да  еще -"святой  ангидрид"...(это  сложное  слово  они  и  произносили  примерно  так -  аль-гирит)  они  были  уверены,  что  попали  в  рай,  хотя,  вроде  бы,  были - не  верующими. Во  всяком  случае,  Лик  ни  разу  не  видел,  чтобы  те  совершали  какой-нибудь  намаз,  кроме  того,  что  им  делал  два  раза  в  день - Киса. 
   Солдатская  кружка  с  сырцом,  была  еще  полна - на  три  четверти,  когда  Лик  приехал,  стояла  она  в  холодильнике,  и  таджикам  уже  фактически  не  принадлежала.  Киса,  объявивший  монополию  на  святой  ангидрид,  взвинтил  для  таджиков  цену  на  него  такую  хитрую, что  плату  брал  не  деньгами,  которых  у  них  все  равно  не  было,  а  сырцом,  которого  у  них  тоже  почти  не  оставалось,  и  жили  они,  уже  одной  кисиной  милостью.  Но  положение  свое  понимали,  поэтому  и  спали  убаханые  раствором,  иногда  просыпаясь,  посмотреть  телевизор,  который  не  выключался,  но  и  звука  у  него  не  было.  Иногда  кушали,  что  им  давала  Лия,  но  без  аппетита,  и  вообще,  они  были  апатичные,  вялые  и  молчаливые,  оживление  вызывал  у  них  только  укол,  тут  они  даже  говорили,  что-то  друг  другу - на  куштунском,  но  на  приходе  замолкали,  и  медленно  отползали  к  спальникам,  где  тихо  дремали  перед  большим  цветным  телевизором,  пока  их  не  срубало  окончательно.               
                "Вот  цветок  упал,
                Вот  другой  летит  цветок,
                В  вихре  ледяном..."
                (Рансэцу)


                V I I            
               
                "Листья  утонули...
                Там  они  на  самом  дне -
                Устилают  камни..."
                (Дзёсо)
                "Лист  летит  на  лист,
                Все  осыпалось  и  дождь -
                Хлещет  по - дождю..."
                (Кётай)
                "Тянется  к  северу -
                Вереница  гусей  вперемешку
                С  вереницей - паломников..."
                (Рансэцу)
 
Лик  вернулся  из  этой  поездки  с  растянутой  щиколоткой,  после  неудачного  прыжка  с  подножки  вагона  одного  из  поездов,  что  были  повсеместно  разбросаны  возле  депо,  которое  находилось  не  далеко  от  кисиного  дома. Лик  считал,  что  это  не  слишком  высокая  плата  за  почти - стопятьдесят  граммов  сырца,  который  ему  достался  от  Кисиных  щедрот.  Он  был  так  доволен  тем,  что  ему  не  нужно  ежедневно  лицезреть  прекрасное  лицо  красавицы  Лии,  находящейся  в  постоянном  передозняке,  и  видеть,  как  она  пытается,  в  этом  состоянии - кушать;  давным-давно  остывший  суп,  постоянно  роняя  в  него  лицо,  просыпаясь  от  этого,  но  с  упрямой  методичностью  сломанного  робота,  продолжающей  безнадежные  попытки  донести  до  рта,  давно  уже  пролитую,  пустую  ложку.
Или  ее  еже  утреннее  умывание,  после  первой  утренней  передозы,  когда  зубная  щетка  в  ее  руках,  все  замедляя  свое  движение, - останавливается.  Прекрасное,  но  припухшее  лицо  свешивается  над  раковиной,  а  не  в  силах  держать  ослабевшее  тело,  ее  стройные  ножки,  начинают  совершать - полу  приседающее  покачивание,  на  полусогнутых,  все  ниже  и  ниже, до  тех  пор,  пока  рукоятка  зубной  щетки  не  упиралась,  наконец,  в  раковину,  и  она  не  просыпалась.  Чтобы,  как  ни  в  чем  ни  бывало,  продолжить  утренний (время  уже  за  полдень) туалет. 
   И  так  на  каждом  шагу.  В  этом  смысле,  таджики  были  даже  в  чем-то  мудрее  ее,  так  как  никогда,  насколько  Лик  помнил,  не  умывались,  но  они  и  не  раздевались  никогда,  так  и  лежали  на  спальниках - одетыми,  их  дешевенькие  куртки,  так  и  провисели  весь  месяц  в  прихожей,  пока  Лик  не  уехал.
    Кисин  подарок,  не  имел  в  общепринятом  смысле - цены,  он  позволил  Лику  с  Грюном  пережить  зиму,  но  с  каким  трудом  это  все  удалось,  знает  один  только  Всевышний.  Организмы,  что  Лика,  что  Грюна,  были  настолько  ослаблены  постоянным  употреблением  опиума,  что  на  глазах  слабеющий  иммунитет,  все  больше  терял - сопротивляемость,  делая  их  доступными  разным  инфекциям.  Морфий,  ломая  нормальный  обмен  веществ,  перестраивал  всю  систему  функционирования  организма  на  свой  лад,  необратимо  меняя  метаболизм,  таким  образом,  чтобы  постепенно  взять  под  свой  контроль  и  центральную  нервную.  Друзья  понимали  это,  оба  были  людьми  грамотными,  и  разумом  Бог  никого  не  обидел,  но,  что  опиуму - разум?  Грюн  считал,  что  только  подмога,  что  развитые  люди,  гораздо  легче  и  быстрее  попадают  в  его  смертельный  капкан,  и  гораздо  труднее  от  него  выбираются,  если  такое  вообще  возможно,  в  чем  лично  Грюн,  сомневался.  Лик  сомневался  в  этом  не  меньше  него.
   Все  это  совпало  по  времени,  с  глубинными  процессами  происходящими  внутри  самой  государственной  системы,  и  там  тоже  начались  ломки.  Из-за  каких-то  инфекций  нарушился  нормальный  обмен,  и  началась   п е р е с т р о й к а   всей  системы  функционирования   правительства  на  иной  лад,  необратимо  меняя  метаболизм,  таким  образом,  чтобы  взять  под  свой  контроль  и  центральную  власть  в  стране.   
В  том,  что  эта  перестройка  хоть  что-нибудь  изменит  в  этой  жизни,  Грюн  лично -  сомневался.  Лик  сомневался  в  этом  не  меньше  него.
   И  действительно,  несмотря  на  становящийся  пестрым,  как  курортный  городок,  от  разноцветных  реклам,  а  обычно  серо-стальной  Гроссбург -  мало  изменил  свою  внутреннюю  жизнедеятельность.  Вошли  в  моду  марки  с  кислотой,  какая  жалкая  попытка  имитировать  сандос,  предпринятая  в  расчете  на  новое  поколение  молодежи,  не  заставшей  время  вагантов,  когда  "Ханой"  находился  в  своей  "системной"  ипостаси,  и  был  составной  частью  хиппи-культуры,  рок-н-ролла,  джона  леннона  и  коли  васина.
Все  больше  и  больше  знакомых  Лика,  начинавших  колоться  с  ним  вместе,  стало  попадать  в  госпитали   и  на  кладбища,  но  на  кладбище  все-таки -  меньше,  хотя  двоих,  уже  похоронили,  тем  ни  менее... Пусть  земля  им  будет  пухом...   
   Олаври  полностью  отдавалась  лечению,  это  поле  ее  деятельности  было  всегда  наполнено  пациентами,  нуждающимися  в  медицинской,  пусть  даже  нетрадиционной  помощи,  пострадавшими  в  результате  необдуманных  экспериментов,  попадались  и  плоды  безумных  опытов  по  изменению  сознания,  со  вполне  съехавшими  башнями. В  общем,  работы  ей  хватало,  но  именно  той,  к  которой  Олаври  стремилась,  больше  напоминающей - настоящее  искусство,  а  не  работу.
    Поврежденная  щиколотка  Лика,  зажила  в  тот  же  вечер,  когда  он  пришел  к  Грюну,  прямо  с  поезда.  Грюн  все  понял,  едва  бросив  взгляд  на  ликовы  зрачки,  и  сразу  стал  закатывать  рукав  рубашки,  одновременно  сжимая  и  разжимая  кулак, -  накачивал  с  понтом - вены,  которые  были  предметом  зависти  Лика,  потому  что,  как  раз  и  не  нуждались,  ни  в  какой  накачке,  а  были  выпуклые  и  широкие  от  природы,  и  держались  еще  очень  не  плохо.  В  то  время,  как  ликовые,  давно  ушли  глубоко  под  кожу,  убоявшись  дальнейшего  издевательства  и  пыток. 
Лик,  хромая,  доковылял  до  кабинета,  и  втрескал,  наконец,  изнывавшего  и  всего  будто - скрученного  от  кумара,  Грюна.  Как  он  расцвел...  В  буквальном  смысле  этого  слова.  Лик,  как  оказалось,  уже  довольно  сильно  попривык  к  мощности  азиатского  ханочного  раствора,  и  подзабыл,  какой  атомный  приход  он  испытал  у  Кисы,  когда  только  к  нему  приехал.  И  вот  теперь  ему  Грюн  напомнил...  Лик  распаковал  свою  машину  и  срочно  догнался.  Грюн  бился  от  восторга  минут  пять,  пока  его  немного  не  отпустило,  и  все  изумлялся,  и  все  не  верил,  не  мог  осознать  и  принять  тот  факт,  что  такое - БЫВАЕТ! 
    А  нога  у  Лика,  стала,  как  новенькая,  словно  и  не  было  растянутых  связок,  а  опухоль  спадала  на  глазах,  и  за  полчаса - исчезла!  После  этого  и  Олаври - вмазалась  полу  кубиком,  уже  просто  за  компанию,  соблазненная  рассказом  любимого,  о  небывалых  свойствах  и  качествах  горного  опийного  мака.  И  время - побежало,  потом - понеслось,  разогналось  до  максимальной  скорости  и  исчезло...



                V I I I            


    Что  это  была  за  жизнь,  и  можно  ли  в  самом  деле,  называть  это  жизнью,  Лик  даже  не  пытался  определить.  Он  просто  не  хотел  этого  знать.  Он  давно  и,  весьма  тщательно,  старался  перестать  об  этом  думать,  и  даже  запрещал  себе  это  делать,  но  не  всегда  это  получалось...
   Лик  неплохо  знал  химию,  он  воспринимал  этот,  в  общем-то  не  простой  предмет,  еще  со  времен  учебы  в  колледже,  очень  "по  своему", - на  уровне  образов,  каких-то  пространственных  образований,  и  поэтому  химия,  как  предмет,  давалась  ему  очень  легко,  и  получал  он  по  ней - высшие  оценки.  И  даже  друзья  и  приятели  Лика, -  признавали,  что  он  в  этом  деле - "рубит".  Имея - реактивы,  Лик  мог  легко,  за  десять  минуть,  приготовить  диоксиамид  эфедрина,  или - "эфедрон",  так  иногда  называли -  "белое",  в  "Ханое".  Он  мог  приготовить,  и  даже -  готовил,  несколько  раз, - первитин,  а  эта  штука  готовится  сложно,  весь  арсенал  органической  химии  нужен,  включая  химпосуду,  и  прочие - реторты.  Лик,  на  химическом  уровне,  понимал  те  изменения,  которые  в  нем  вызывал  опиум. Он  мог,  при  "прикольной"  необходимости,  и  наличии  времени  и  веществ,  создать  тетраацетилированый  морфин,  даже  превосходящий  по  ядерности,  героин. (По  расчетам,  если  записать  ход  реакции,  в  виде  химических  формул,  в  результате  сложных  вычислений,  выходило,  что  тетраморфин  в  пятьдесят  раз  его  сильнее.) 
     Но  все  эти  знания - ни  сколько  не  помогали  от  ломок,  которыми  все  чаще  и  сильнее,  эти  опыты  и  заканчивалось.  В  какой-то  степени,  помогал  переламываться - метадон,  но  и  он,  в  итоге,  был  не  менее  страшен.  Один  и  двух,  похороненных  Ликом,  молодых  парней,  как  раз  им  и  передознулся...   
("Все  это,  в  достаточной  степени, - омерзительно", -  скажет,  возможно, - с  негодованием, -  читатель, -  "А,  где  же,  нормальные,  обычные, - девушки,  не  такие  извращенки,  типа - чудовищной,  Лии,  а,  нормальные,  где  все,  "одноклассницы"  из  "Октавы",  где -  Марго, в  конце-то  концов!" -  воскликнет  он. " Да,  здесь  они...  здесь",  -  ответит  тихонько  Лик, - "Все  с  ними  в  порядке!"  Как  всегда, - относительном...)**
    Лик,  еще  со  времен  знакомства - в "Па-де-Кале",  был  влюблен  в  одну  из  девушек - "октавинской"  тусовки - рыжую  Хэлл,  и  у  той,  до  сих  пор  хватало  страха,  держаться  подальше  от  "черного".  Правда - "белое",  хоть  и  поздненько,  зацепило  ее  своим - когтем.  Но  не  сразу,  слава  богу,  поначалу  у  нее  и  на  "белое",  страху  было  достаточно,  у  нее,  вообще,  была  сильная  фобия  на  уколы,  еще  с  детства.  Только  благодаря  этому,  у  них  с  Ликом  родилась  нормальная  дочь,  как  раз  в  тот  год,  когда  в  стране  начались  перестроечные  ломки. (Кажется,  то  же,  год  Дракона)
Маленькое  существо,  по  имени  Рася,  названная  так,  в  честь  лучшей  подруги  Хэлл, -  Маргариты  Шаффэр,  росло  в  условиях  глобального  полураспада.  Всеобщего  полураспада.  Страна  полураспадалась  от  некроза,  Хэлл,  как  и  весь  народ,  от  алкоголя,  а  Лик,  как  все  его  друзья,  от  черного...  Слава  Богу,  это  продолжалось  только  три  года,  потом  здоровую,  подросшую  Расулю,  забрали  к  себе  родители  Хэлл.  Но  первые  три  года  своей  жизни,  Рася  провела  в  отдельной  квартире,  любезно,  предоставленной  папой  Лика,  дедушкой  новорожденной - Саулом.  Квартира  была  на  втором  этаже,  с  балконом,  маленькая,  однокомнатная,  но  очень  уютная,  со  всеми  удобствами,  к  тому  же,  через  дом,  от  дома  самого  Лика,  где  жили  его  родители.
    И  теперь  в  районе,  носящем  название - Космос...  стали  чаще  появляться  "октавинские",  да  потом  и  из  еще  одного  района (он  назывался - Грозный),  где  жили  родственники  Хэлл,  в  частности  ее  сестра - Ирэн,  со  своим  приятелем  Филом,  и  в  Космосе... - закипела  жизнь.         Космос... и  сам  был  не  беден,  выдающимися  личностями,  все-таки,  это  была  родина  Севы  Ньютаунски  и  Патриарха  панк-культуры  Гроссбурга - Пигга. А  на  улицу  ниже  Лика,  жил  Вик  Сой,  лидер  рок  группы  "Синема". И  вообще,  на  ярких  представителей  всех  других  культур  и  движений.  Взять,  ту  же -  Лию,  которая  через  год,  забеременеет  от  Кисы,  и  устроит  веселую  жизнь  всему  району.  Это,  к  сожалению,  не  шутка... 
    А  буквально,  в  двух  шагах  от  них,  жила - Нажди,  значительный  журналист  в  будущем,  но  тогда,  ее  все  называли -  "восьмиклассницей",  в  связи  с  одной  песенкой  В.Соя,  с  одноименным  названием.  Она  была  славная  дивчина,  и  хорошая  подружка  Хэлл,  и  была  она,  одарена  Богом,  добрым  сердцем,  и  совсем  не  женским  умом (сказывалась - наследственность  и  воспитание,  а  итог - тонко  чувствующая  душа;  ее  папа  был  первой  скрипкой  в - Нариинке.)   Училась  она,  действительно,  в  одной  гимназии  с  Миком  Борзом,  музыкантом,  певцом  и  лидером  рок  группы  "ТВ".  Эта  гимназия  тоже  была  недалеко  от  Лика,  и  еще  Нажди - была  единственная,  кто  оценил,  не  только  подборку  хайку (хокку),  которые  Лик  писал  еще  в  начале  своего  увлечения  востоком,  но  и  вообще - многие  ликовы  тексты. 
   Или,  например,  один  знакомый  Лика,  по  прозвищу - "Бяка",  который  был  личностью  нового  направления  в  пост-панк-модернизме,  и  олицетворял  собой, - архетип  ее  последней, - декадентской   волны...               
   Одевался  он - элегантно,  в  редкой  красоты  дорогой  джинсовый  костюм.  Его  большой  гладковыбритый  череп,  удивительно  подходил,  к  его  довольно  красивому  лицу  театрального  актера,  в  амплуа - героя-любовника,  но...  Были  некоторые  несообразности.  Его  красивая  куртка  была  в  нескольких  местах  аккуратно  прорезана  ножницами  и  по  всей  ее  поверхности,  вразброс,  были  навешаны:  фенечки,  фишки,  монетки,  крестики, ( ни  одной  булавки,  что  характерно)  и  прочая  атрибутика.   А  в  центре  лба, (его  красивая  гладкая  голова  была  предметом  тактильного  восторга  маленькой  Раси) -  был  классно  нарисован - "третий  глаз", как  настоящий,  со  всеми  полутенями.  Это  была  не - наколка,  хотя  тогда  уже  учились  делать  цветные,  и  многие  следовали  этой  моде,  но  "Бяка" не  носил  ни  пирсинга,  ни  татуировок).  Больше  всего  он  походил  на  актера,  в  роли,  какого-то  трехглазого, -  циклопа.  Впечатление  на  окружающих  это  производило  сильное. 
   А,  о  Пигге,  писали  и  газеты,  и  журналы,  и  даже  книги, (в  том  числе  и  научные),  так  что  не  будем  здесь,  сейчас,  о  нем  распространяться,  тем  более,  что  недавно,  его  не  стало...  Пусть  земля  ему  будет  пухом...  Кто  еще? 
    Азазелло  в  то  время,  тоже  уже  жил  в  Космосе... куда  перебрался  с  Грозного,  и  стал,  Ликовым - соседом,  и  жил,  через  дом - напротив.  Он,  Азазелло,  от  той  же - "безнадеги",  превратился  в  посредника,  между  оптовыми  торговцами  сенсемильей,  и  их  мелкими,  но многочисленными  потребителями,  отходами  с  чего,  он - и  жил  теперь,  еле-еле  сводя  концы  с  концами.
Хэлл  Миррор,  кроме  своей  красоты  и  молодости,  отличалась  еще - сверхобщительностью  характера,  и  всегда,  в  любое  время  суток,  была  в  курсе  всех  событий,  происходящих  не  только  с  ее  одноклассниками,  но  и  вообще,  со  всеми  своими  знакомыми.  Это  ее,  редкое  свойство,  держать  в  голове  тысячи  мелких  и  мельчайших  деталей,  иногда,  очень  полезных,  поражало  Лика  и  он,  с  восхищением,  поневоле,  пользовался  таким  необычным  талантом.  Хэлл  и  ее  ровесники  были  Драконы,  по  году  рождения,  а  это  поелику  накладывает  свой  отпечаток. Что  бы  ни  говорили. Как  бы  не  опровергали...  Пигга,  родился  в  год  Свиньи,  Мэй,  еще  одна  подружка  Лика,  родилась  в  год  Кролика,  и  была  точной  его  копией.  Лик, -  в  год  Обезьяны,  и  был  обезьяной  настолько,  насколько  это  вообще  было  возможно,  Грюн, -  в  год  Лошади,  и  тоже  был,  как  две  капли  воды...- (Да  что  там  говорить,  вот  вам  весь  список,  можете  сами  убедиться:  крыса,  бык,  тигр,  кролик,  дракон,  змея,  лошадь,  баран,  обезьяна,  петух,  собака  и  свинья.) 
    Хэлл,  хранила  в  себе  колоссальный  объем - обильной  и  мобильной  информации,  она  помнила - все  дни  рождения,  все  именины,  все  годовщины,  она  знала  множество  праздников,  в  том  числе  и  религиозных,  и  была  недовольна, -  одной  единственной  вещью  в  календарных  исчислениях.  С  ее  точки  зрения,  "завтра"  должно  было  наступать - не  сегодня,  то  есть  не - ночью,  которая  является  просто - продолжением  вечера.  А,  действительно, -  завтра,  то  есть - после  пробуждения,  когда  человек  и  начинает  новый  день,  с  его  утром,  днем,  вечером  и  ночью.  И  когда  такое  произойдет, - любой  человек,  уходя  в  штопор,  не  будет - путаться,  и  ломать  голову,  проснувшись,  какой  сегодня  день?  а,  твердо  скажет, - сегодня,  вчера  уже - кончилось,  а  завтра - еще  не  наступило.         



                I X               

      Примерно  в  это  же  время,  Лик  познакомился  с  компанией  молодых  ювелиров,  только  что  закончивших  обучение  и  практику - на  гроссбуржком  комбинате  самоцветов,  и  начавших  заниматься - самостоятельным  трудом.  Лик,  как  большой  поклонник  реггея,  выменял  для  себя - джа-раставый  пятицентовик,  с  выбитым  на  нем,  цветущим  растением - сенсемильей,  и  попросил  одного  из  своих  новых  знакомых,  а  именно  Сэша  Туринеса,  сделать  из  монетки  кулон,  что  он  с  успехом  и  изготовил.    
      Лик  с  восхищением,  переходящим  в  благоговение,  смотрел  за  работой  настоящего  ювелира.  Туринес  работал - вдохновенно,  и  к  делу  подходил - творчески,  что  сильно  сказывалось  на  качестве  и  красоте  его  изделий.  Общая  беда  свела  их  вместе,  и  Лик  имел  возможность  наблюдать  за  его  работой  и  жизнью.
     Сэш  имел  подружку,  в  чем-то  неуловимо  похожую  на  Лию,  но  в  отличие  от  нее,  действительно  больную,  она  была  не  способна  на   лиину  симуляцию.  Сэш  в  ней  души  не  чаял,  и  был  с  ней  в  высшей  степени - кавалером.  Этому  человеку - чужда  была  жадность  и  алчность,  по  счастливому  стечению  обстоятельств,  Сэш  был  человеком  добрым,  чуть  ли,  не  до  ущерба  к  себе,  и  Мэй,  его  подружка,  как  более  эгоистическое  существо,  безжалостно  этим  пользовалась.
      Сэш,  во  всех  обстоятельствах,  трескал  ее - первой (не  в  смысле "первой" - как  подопытного  кролика,  на  которого  она  действительно  была  похожа,  так  как  родилась  в  его  Год,  а  в  смысле,  что  из  них  двоих,  когда  доходила  их  очередь,  она  трескалась -  первой).  Сэш  терпеливо  ждал,  что  скажет  его  ненаглядная  и,  бывало - отдавал  ей  часть  и  своего  раствора,  даже - если  его  и  поламывало...               
      По  году  рождения  Лик  был  обезьяной,  а  по  месяцу  рождения  он  был -  Лев,  и    может  поэтому,  всегда - страстно,  атавистически,  любил  лето. А  лучше  всего,  его  отношение  к  этому  времени  года,  выразила  в  своих  стихах  современная  японская  поэтесса - Токигути  Масако,  пишущая  в  стиле - гэйдайси,  и  называется  оно -
                "Пламя"
                "В  пространствах  времен,  где  никто  не  жил,
                Путями,  какими  никто  не  шел,
                Летят  две  прозрачные  хрупкие  бабочки.
                Да  нет,  не  там,  а  вот  здесь,  по  тихой  улице,
                Проскальзывая  между  полосками  света.

                Летят  они  тихо  рядышком.
                Но  время  беспощадно  ведет  их  к  огню.
                И  вот  одна  из  них,
                Взлетая  ввысь,
                Устремилась  к  смертельному  свету,
К  гигантскому  пламени,  переливающемуся  в  голубом  небе".               
               
Львы  не  мигая  смотрят  на  Солнце,  потому,  что  оно - их  Стихия, (как  потом  выяснилось,  и  у  обезьян - тоже).  Лик  не  мог  смотреть  на  солнце,  не  мигая,  но  понимать  это  следовало -  метафорически,  и  Лик  понимал  силу  своего  защитника  и  союзника, - "Звезду  по  имени  Солнце",  как  о  ней  пел,  уже  упоминавшийся  выше,  музыкант  и  поэт  Вик  Сой.  Лик,  несмотря  на  все  свои  несчастья,  начал  очень  ценить  этого  парня,  случайно  познакомившись  с  ним  поближе,  позапрошлым   - летом,  когда  Лик  с  Хэлл,  и  Игги  Шок  со  Снейкой,  и  еще  несколько  ребят  из  "октавинских",  отдыхали   на  Море,  недалеко  от  Ливадии. 
Игги  Шок  был,  чуть  ли,  ни  единственным  гимназическим  знакомым  Лика,  ну,  еще - два-три  ровесника  Игги,  были  знакомы  с  Ликом,  по  гимназии.  Но  разница  в  летах, (в  пять  лет)  в  ту - юную  пору,  была  фактически - непреодолимым  возрастным  барьером,  и  по  настоящему,  они  познакомились  только  после  армии.  И  Шок,  и  Сой,  тоже  были  Космические...  эта  часть  гроссбуржкой  земли,  оказалась  необычайно  богатой   на  таланты  и  способности,  и  была  родиной  людей - всесторонне  одаренных,  и  вряд  ли  это  случайное  совпадение,  было,  наверное,  что-то  особенное,  в  атмосфере,  самого  Космоса...  что-то - космическое!  Но  на  самом  деле,  каждый,  район  города  мог  похвастаться  чем-нибудь - особенным.   
    Остров  Святого  Базилика,  к  примеру,  чем  не  заколдованное  место.  Лик    познакомился  с  его  очарованием  поближе,  когда  стал  часто  попадать  в  госпитали,  по  причине  не  сносимых  опийных  абстиненций,  при "невыносимой  легкости  бытия",  с  ним  вместе,  и  при  его  наличии.  Весь  "Базька",  поделен  на  лайны,  вместо  обычных  улиц  и  переулков.  Всего  лайнов,  было  за  двадцать,  Лик,  до  сих  пор,  не  помнил  точную  цифру,  да  это,  наверно,  и  не  важно.  Главное  помнить,  что  госпиталь  находился  на  седьмом  лайне,  а  его  супротивуположная  сторона  была  шестым  лайном,  вот  и  вся  премудрость.  Еще  один  госпиталь,  распологался  на  четвертом  лайне,  в  нем,  Лик,  тоже  побывал,  чуть  раньше, (Лик  попал  туда  в  очень  трагический  день,  через  несколько  часов  после  того,  как  в  нем  скончался,  сраженный  алкоголем,  замечательный  гроссбуржкий  поэт  и  музыкант,  к  чертям!..  такой - классный  парень,  умница  и  антропофил - Майк  Зоу...  Пусть  земля  ему  будет  пухом...), но  главный,  городской  госпиталь,  специализирующийся  на  ликовых  абстиненциях,  в  котором  он  теперь  лежал,  был,  как  раз,  на  седьмом  лайне.  А  по  качественному  составу  больных,  находящихся  в  нем  на  излечении,  он  не  многим,  по  оценке  Лика,  уступал  "Сорбонне",  а  кое  в  чем,  возможно,  даже -  превосходил ее. 
Сюда  стекались,  доведенные  до  предела,  с  лопнувшей,  от  непрерывного  взвинчивания,  пружиной - интенсивности  существования,  сливки  - "центровой",  "ханойской"  и  прочей  не  менее,  изобретательной  и  предприимчивой  молодежи.  К  несчастью,  все  же - больной,  и  поэтому,  иногда,  и  бредприимчивой.  Чего  только  ни  творилось  в  этих  старых,  времен  начала  века,  стенах,  вполне  приличного  медицинского  учреждения.  Каких  людей,  с  которыми,  казалось,  были  оборваны  все  связи,  можно  было  там  повстречать,  и  с  какими  "уникумами",  можно  было  там -  впервые  познакомиться...
   Отделение,  на  котором  Лик  лечился,  было  совместным:  там  "лечили"  и  алкогольную  и  токсихимическую  зависимость. Отделение  считалось  "закрытым",  то  есть,  якобы,  его  нельзя  было  добровольно  покинуть.  Кроме  того,  практиковались  "внезапные"- обыски,  подушек,  матрасов,  одеял  и  прочего.  Какая - наивность. Общеизвестно,  что  хитрее  людей,  чем  те,  которых  насильно  лишили  какой-либо  жизненно-необходимой  потребности,  не  бывает  на  всем  белом  свете.  Но  строгие  врачи  находились  на  отделении - только  днем,  а  вечером  с  ними  оставались  молоденькие  медсестрички,  которым  запудрить  голову,  людям,  прошедшим  все  круги   ада, было  все  равно,  что - высморкаться. 
   Вместе  с  Ликом,  в  палате  лежали  люди  и  с  криминальным,  и  с  тюремно-лагерным,  и  с  всевозможным  другим,  сугубо   специфическим  опытом,  как  в  прошлом,  так  и  в  настоящем.  (Госпиталь  служил  еще  своеобразным  укрытием,  для  людей,  имеющих  на  данный  момент,  неприятности  с  законом.  Так  что  публика  была,  вся,  что  ни  есть, -  опытная,  изобретательная,  яркая,  и  умела  она  находить  выходы,  из  самых  сложных  положений. И  жизнь  у  них  протекала,  не  сильно,  отличная - от  той,  что  была  до  госпиталя.  Чуть  подлечившись,  те - кому  было  нужно,  находили  способы  уходить  наружу,  чтобы  продолжать   колоться,  пить,  искать,  продавать,  обманывать,  воровать,  в  общем,  заниматься  тем,  что  они  и  делали  всю  свою  жизнь,  с  учетом  личных  наклонностей  каждого.) 
Медсестричка   Элла,  заступающая  на  смену  по  ночам,  "положила  глаз"  на  Лика,  и  часто,  не  только  прикрывала  его,  на  время  недолгих  выходов  в  город,  но  и  несколько  раз  возвращала  Лику,  отобранные  у  него  на  обысках  баяны  и  фурики  с  раствором.  Лик  старался,  быть  благодарным  кавалером,  и  даже,  как-то  подарил  ее  кулон  и  сережки  из -  финифти,  украденные  по  случаю,  когда  он  работал  в  паре  с  соседом  по  палате,  оказавшимся - виртуозным  вором.      
   Лик  вышел  из  госпиталя  через  два  месяца,  почти  с  такой  же  дозой,  что  была  у  него,  до - этого,  но  и  обогащенный  неоценимым  опытом,  и  новыми  знакомствами,  которые  в  определенной   степени,  даже  немного  облегчили  его  дальнейшее  существование. (На  исходе  этого  лета,  погиб  в  Привепстике, - Вик  Сой...  Пусть  земля  ему  будет - пухом...)               
                "На  закате
                В  хрустальном  гробу  аквариума
                Зацвела  золотистая  водоросль".               
                (Дакоцу)


                X
                "Даже  ураган - должен
                Верить  в  чистоту  незыблемую  высей,
                Чтобы  спокойно  бушевать."
                (Дакоцу)            

   
    Что  поделать,  если  современная  медицина  не  может,  вылечить  ни  один  из  видов  химической  зависимости  человека,  против  его  доброй  воли,  а  если,  и  по  воле,  то  тоже  почти  никогда  не  получается?   ("Мир - любой  ценой!")?
    Гроссбург  в  это  время,  тоже  немилосердно - ломало.  Он  не  только  не  стал  исключением,  из  всеобщей  перестройки (переломке - было  бы  вернее)  начавшейся  в  Столице  и  перекинувшейся  на  все  остальное  государство,  но  и  принял  на  себя,  роль  лидера,  в  некоторых  сферах  зарождающегося,  в  муках,  "черного"  капитализма.
    Город  был  поделен  на  зоны  ответственности,  и  происходила,  как  это  часто  бывает  в  начале  любого  грандиозного  нового  дела,  постоянная  переделка  этих  зон,  до  тех  пор,  пока  наиболее  сильная  группировка,  не  выстроит  приоритетной  иерархии,  но  пока,   этого  не  случилось,  и  город,  временами,  содрогали  разборки,  сопровождающиеся  неизбежным  истреблением (крошиловом),  наиболее  боеспособной  части,  занятой  криминальным  бизнесом - молодежи.  Но  спивалось  и  старчивалось  их, -  тоже  немало...   
   С  одним  таким  "боевиком",  Лик  познакомился,  во  время  своего  второго  попадания  в  городской  госпиталь.  На  седьмом  лайне  Острова  Св. Базилика.  Звали  его  Серф,  но  он  просил  всех - называть  его,  по  фамилии - Цитрус.  Он  занимал  соседнюю  с  Ликом - койку,  делил  с  ним  одну -  тумбочку,  и  "лечился",  в  отличие  от  Лика,  от  алкогольной  зависимости. (В  их  тумбочке  всегда  стояло  не  меньше  одной  бутылки  литрового "Скотча",  и  соотношение  это,  по  надобности,  беспрепятственно  возобновлялось).  Серф  зарабатывал  у  себя  в  бригаде,  настолько  хорошо,  что  денег  никогда  не  считал  и  даже,  не  думал  о  них. 
   Он  принадлежал  к...  назовем  их, -                "Смолловской"  групперовке,  одной  из  самых  сильных  в  городе  в  то  время.  И  "Смолл"  очень  ценил  своего  помошника,  и  два-три  раза  в  неделю,  кортеж  из  четырех  черных  "400"-х  мерседесов,  выстраивался  под  окнами  госпиталя.  И  оттуда  выходил  "отец",  с  группой  охранников,  заходил  на  отделение,  отзывал  Серфа  в  уголок  для  беседы,  и  по  полчаса  и  более,  убеждал  его  в  необходимости  лечения,  уговаривая - оставаться  в  госпитале,  до  полного  выздоровления.  Потом  шел  в  ординаторскую,  бросал  два-три  слова  врачу,  оставлял  на  столе  пачку  денег,  и  вместе  с  "братвой"- уезжал. 
   Цитрус,  кивал  и  делал  виноватое  лицо,  во  время  таких  бесед,  но  в  отличие  от  своего  босса,  вовсе  не  был  убежден  в  необходимости  лечения,  а  может,  как  парень  сообразительный,  просто  понимал,  что  попал  крепко  и  навсегда,  и,  что  если,  ни - одно,  так - другое,  обязательно. Во  всяком  случае,  тумбочка  их  никогда  не  пустела,  Лик  специально,  следил  за  этим. Серф  был  доволен  тем  положением,  которое  было,  и  не  хотел,  ничего  в  нем  пока  менять. 
   Но  случалось,  что  Цитруса  вызывали  на  работу  и  из  госпиталя,  в  основном  ночью,  и  не  очень - часто,  раза  три  всего,  что  Лик  с  ним  лежал,  было  видно,  что "Смолл",  бережет  его.  Но  это,  все  равно,  нарушало  Серфов  покой,  и  он  всегда  возвращался  раздраженный,  и,  с  отвращением,  бросив  на  койку  пистолет (армейский "ТТ"),  он  с  нетерпением  присасывался  к  бутылке,  и  выпив,  необходимое,  с  облегчением  валился  на  койку,  чтобы - погрузиться,  наконец,  в  бесконечный  покой  нирваны,  из  которой  его  так  грубо,  вытащили...
    ...он  называл  эти  военные  группы - "РР",  и  это  был  небольшой  мобильный  отряд  из  девяти  человек,  три-тройки,  и  их  обучали  действовать  в  самых  жестких  условиях,  и  он  принимал  участие  в  военных  инцидентах  в Бисерии,  Фесалии, Абболе...
   ...они  были - всесторонне  подготовленными,  для  выживания  в  любых  условиях,  совершенными  машинами,  для  убийства,  разведки,  захвата,  разрушения  и  тому  подобное...  они  обучались  и  медицине,  но  специфической,  боевой,  хорошо  знали  анатомию,  физиологию  и  могли,  при  крайней  необходимости - прооперировать... 
   Как  выяснилось  из  его  рассказов,  предки  Цитруса,  были  из  Тайгирии,  этого  необьятного  таёжного  округа,  и  были  они - потомственными  охотниками,  специализируясь,  в  основном,  на  пушнине,  как  самой  дорогой  продукции  леса,  но  и  самой  труднодоступной.  Мало  было  просто  подстрелить  зверька,  надо  было  это  сделать  так,  что  бы  не  попортить  главную  ценность - мех,  а  для  этого  нужна  совершенная  меткость  стрельбы.  Любой  промах  безнадежно  портил  мех,  и  нужно  было  попадать  точно  в  ухо  или  глаз,  в  крайнем  случае  в  голову,  дожидаясь  удобного  момента  подолгу,  иногда -  часами. 
Поэтому,  врожденная  способность  Цитруса  стрелять  без  промаха,  даже  на  звук,  очень  высоко  ценилась,  сначала  в  армии,  где  он  дослужился  до  лейтенанта,  а  потом  и  в  банде... пардон,  -  криминальной  преступной  группировке - "Смолла".  Серф,  надо  заметить,  великолепно  владел  всеми  видами  оружия.  В  дверь  их  палаты,  почему-то  втыкались  все  острые  предметы,  которые  он  бросал,  от  ножей  с  вилками,  до  баянов  с  иглами.  Он  превосходно  владел  приемами  рукопашного  боя,  особенно  хорошо  дрался  ногами.  Серф  был  среднего  роста  с  виду  щуплый,  но  ногой  мог  вырубить  двухметрового  верзилу,  Лик,  был  тому  свидетелем. 
   И  еще  Цитрус,  почему-то  не  доверял  алкоголикам (наверно  исходил  из  собственного  опыта),  но  доверял  людям  с  другой  зависимостью,  как  у  Лика,  например.  Это  было  необьяснимо,  но  Лик  был  его  соседом,  и  Серф  заключил  с  ним  договор,  чтобы  Лик  в  его  отсутствие,  присматривал  за  количеством  спиртного  в  их  тумбочке,  и  вовремя  напоминал  ему - о  возобновлении.  За  это  Лик  мог  пользоваться  его  "Скотчем"  сколько  душе  вздумается,  а  поскольку  Лику,  это  было  не  нужно (настолько  редко,  и  всегда  при  какой-нибудь  посторонней  необходимости,  для  той  же - Эллы,  к  примеру),  то  все   было  в  целости  и  сохранности. 
    В  госпитале  лежали (лучше  даже  сказать,  жили),  как  люди  с  обильным   тюремно-лагерным  прошлым,  так  и  совсем   молодые  юноши,  как  правило,  сыновья  богатых  родителей,  которые  в  испуге  за  свое  драгоценное  чадо,  случайно,  по  их  мнению,  свернувшее  не  в - ту  сторону,  размахивая  деньгами,  требовали  отдельных  палат  и  сиделок.  Им  шли  навстречу,  но  максимум,  что  они  могли  получить,  это  три  ширмы,  которыми  обносили  койку,  с  лежащим  на  ней  сокровищем,  и  предупреждали,   после  этого  родителей,  что  с  этого  момента,  материальная  ответственность  за  ширмы  ложится  на  их  карманы.  На  что  те,  сразу  соглашались,  и  уходили,  успокоенные. 
     Но  к  вечеру,  чаду - становилось  скучно,  и  оно  вылезало  из-за  ширмы  на  свет  божий,  и  после  этого  события  всегда  происходили  почти  по  одному  сценарию.   Поскольку,  сразу  становилось  известно,  с  какой,  именно - абстиненцией,  поступил  новый  больной,   приходили  те,  чьего  поля,  чадо  было  ягодой,  и  предлагали  ему  обменять  ширмы,  на  тот  или  иной  продукт,  в  зависимости  от  поля.  И  родители,  приходя  на  другое  утро,  находили  свое  сокровище,  уже  безо  всяких  ширм,  и  в  своем  прежнем  виде...  Опытные  люди,  из  числа  больных,  могли  им  посоветовать,  где  можно,  не  дорого,  купить - такие  же  ширмы,  они  платили  за  них  еще  раз,  и  больше  уже,  такими  глупостями  не -  занимались.               



                X I
                "Цветы  вон  той  вишни
                Коснулись  глухой  тюремной  стены.
                О  цветущие  вишни,
                Белые,  чистые,  нежные,  как  марля,
                Приложенная  к  глубоким  ранам."
                (Мицуи  Футабако)               
     Грюн  вылетил  из  Эршалаима,  со  Святой  Земли,  первым  попавшимся  самолетом,  едва  узнав,  о  беде  случившейся  с  Ликом.  Лик - спалился,  по  собственной  глупости,  и  винить  в  этом  было  некого.  Все  произошло  от  полной  безнадежности  всей  ситуации,  в  которой  он  оказался.  Инфляция  росла,  с  каждым  днем  в  геометрической  прогрессии,  пол-литровая  бутылка  растворителя,  стоившая,  еще  два  года  назад,  если  перевести  в  центы, -  64  цента,  стоила  сейчас - 1950  долларов, (а  через  год,  она  будет  стоить  10000,  а  кое-где  и  20000  долларов.  Будем   надеяться,  Эмериге,  этому  далекому  заокеанскому  континенту,  чью  валюту  Лик  использовал  в  своих  расчетах,  чтобы  прояснить  себе  картину  финансового  краха,  бушующего  в  его  стране,  такое - никогда  угрожать  не  будет.)**   
    Давно  миновали  и  ушли  в  прошлое  те  изобильные  времена,  когда  можно  было  не  думать  о  дне  сегодняшнем,  теперь  его  заботы - в  полный  рост  вставали  перед  ликовыми  очами.  Все  блага  и  богатства  настолько  обесценились ("понты,  что  ни  день,  становились - дороже  денег"),  что  Лик  готов  был  отдать - что  угодно,  лишь  бы  снова  вернуться  во  времена - кисиной  "химии".  Даже  Лия,  казалась  теперь  Лику,  совершенно  милым  существом,  он  готов  был  месяцами  жить  с  ней - под  одной  крышей,  а  что,  славная,  в  сущности,  девчонка,  ну  обидел  Бог  разумом,  ну  и  что?  Лик  даже  пожалел  ее.  Что  ей  в  сущности  делать  еще,  в  этом  жестоком  мире?  Каждый  стремится  к  благополучию,  теми  средствами  и  используя - те  возможности,  какими  его  наделила  природа. 
    А  Лия?  Она  же,  наверное,  и  сама  не  понимала,  какую  чушь  она  непрерывно  несла?  Постоянно.  Да,  она  могла,  только  что  прополоскавшись,  выйти  и  сказать,  что  ее - ломает,  что  у  нее  все  болит,  да  еще  и  обвинить  в  этом - всех  и  Кису,  в  первую  очередь,  ну  и  что?  Все  ведь  прекрасно  понимали,  что  это - не  так,  даже  смотреть  на  нее  не  надо  было,  по  одному  хрипловатому  голосу,  с  нелепыми  паузами,  это  было  ясно. А  уж,  если  посмотреть  на  ее  лицо, (ротик - распущен)  или  хотя  бы -  на  глазки (в - кучку,  веки  припухшие),  водянистые,  зрачка  нет  и  в  помине,  одна - радужная  оболочка.  Да  и  взгляда,  в  общем-то  тоже - нет (потому  как - рубит),  то  любому  становилось  понятно,  что  это  такая - телега,  ну - шутка.  Ну  что  она,  так  по  своему - развлекается,  прикидываясь  несчастной,  и  слава  богу,  что  остальным  забот  мало? 
    Ну  и  что,  что - постоянно...  Ерунда  все  это... Привыкнуть  можно  к  чему  угодно.  А  она  многого  и  не  требовала.  Ей -   н е ч е м   было  -  выдумывать... Поэтому  и  потребности  ее  были - простыми...  Поскорее - передознуться.  И  здесь,  самым  существенным,  было  именно -  поскорее.  Так  как - передознуться,  было - обязательно.  Всенепременно.  Так,  чтобы - полоснуться  легонько - и  все,  дальше  только - "переться".  Так - "упереться",  чтобы - вообще  все, - как  -  божья  роса...   
"Господи,  куда  все  это  ушло"? - думал  Лик  в  отчаянии,  третий  день - подряд  переваривая  третьяки,  вызбытке,  в  мешках  стоявших  у  него  на  лоджии.  Толку  от  них,  никакого  не  было,  варить  их  было  долго,  то,  что  получалось  в  итоге,  помогало  на  полминуты,  не  больше,  и  смысл,  в  этой  каторжной  работе -  отсутствовал.  Но  кумар  не  спрашивает,  он -  приходит.  А  надежда,  умирает - последней. 
    Кроме  того,  отчаянье,  бывает,  подает  помраченному  сознанию - такие  идеи,  которые - нормальное,  разобравшись,  тут  же - выкинуло  бы,  как  совершенно  нереальные.  Но,  готовое  верить,  к  тому  времени,  во  что  угодно,  сознание  Лика,  с  восторгом,  принимало  такие  бредовые  конструкции,  что,  в  последствии,  само  приходило  в  ужас.  Да  и  вообще,  что  требовать  с  отравленного,  непоправимо  больного  и  необратимо  разрушенного  организма? 
Вот  Лик  и  переваривал,  давным-давно  переваренное,  не  догадываясь,  что  соседи  по  дому,  ходят  в  полном - недоумении,  переходящем  в  ужас,  от  непрерывного,  и  все,  усиливающегося, - запаха  растворителя.  Потом,  кто-то  догадался - позвать  на  помощь  органы  правопорядка,  а  участковый,  услышав  про  ацетон (основная  часть  растворителя),  не  нашел  ничего  лучше,  как  послать,  находящуюся,  случайно,  под  рукой, - "группу  захвата".  А  те  уже,  и  "захватили"  Лика,  не  оказавшего  им  никакого  сопротивления,  и - тринадцать  полиэтиленовых  мешков  с  третьяками (Лик  никогда  не  доверял  этому  числу),  которые  они  "захватили"  уже  в  квартире,  на  лоджии. 
   Молодые  энергичные  оперативники - обрадовались, отсутствию  серьезного  преступления,  к  которому  они  готовились, (захват  был  проведен  в  лучших  традициях  киноиндустрии,  молниеносно,  с  обнаженным  оружием  и  прочим - арсеналом  фиксирующих  средств)  и  расслабились,  вроде,  как  при  деле,  и  можно  вечерок  проволынить,  анекдоты  порассказывать. 
    На  счастье  Лика,  под  весь  этот  сыр-бор,  к  нему  в  гости  зашла  Нажди,  и  побледнев,   круглыми  от  ужаса,  глазами,  сначала - посмотрела  на  груду  автоматов,  брошенную  операми  на  диван,  за  ненадобностью.  Потом - выслушала  то,  что  Лик  просил  ее  сделать,  все  поняла  и  ушла  помогать.  А  после  нее,  когда  все  уже  заканчивали,  пришел  и  найденный  Нажди,  долгожданный - гонец,  приятель  с  раствором,  и  Лик,  под  шумок,  в  туалете  и  вмазался,  в  последний  быть  может  раз!?
   
               
                X I               
                "В  тюрьму  бросают  осот  и  репей,
                В  тюрьму  бросают  фиалки  и  розы.
                Тюрьма  наполнена  жизнью - словно  стоячей  водой".
                (Нагасэ  Киёко) 
    А  еще  через  месяц,  он,  впервые,  сумел  расслышать  ночью  свое  имя,  которое  Грюн  вместе  с  Олаври,  хором  проорали  с  Кардинальной  Набережной,  единственного  места,  откуда  можно  было  докричаться  до  тюрьмы.  Лика  поместили  в  девятку,  отдельно  стоящую  от  обоих  крестообразных  зданий  красного  кирпича,  из-за  формы  которых  тюрьма  и  носила  свое  название - "Два  Креста" - (один - на  тебе,  другой - на  жизни),  и - девятка (в  основном  для  подследственных),  особенно  верхние  этажи,  была  необходимым  винтиком  в  системе  информационно-обменного  комплекса,  который  успешно  связывал  тюрьму  с  внешним  миром.  Звуки  долетали  до  девятки  неплохо,  а  снаряженные  "малявой  пули",  так  и  вообще,  наверно,  каждая -  третья.
Но  Лик  не  смог  ничего  прокричать  им  в  ответ.  Он  лежал  пластом  на  верхней  шконке,  ближе  всех  стоящих  к  выходу  двухъярусных  нар,  и  был  слишком  слаб,  даже  для  того,  чтобы  ходить.  Но  он - слышал  их, - такие  знакомые  и  родные  голоса,  и  комок  стоял  в  горле,  и  слеза  медленно  вытекла  у  него  из  глаза,  и,  оставив  на  щеке  мокрую  дорожку,  затекла  ему  в  ухо... 
                "Я  лежу  на  спине,
                И  смотрю  в  потолок,
                С  ушами  полными  слез..." <'>
   ...Лик  вообще  был  жив,  только  одной  надеждой,  что  все  когда-нибудь  кончается... В  определенном  смысле  Лику  повезло,  что  он  попал  в  тюрьму  при  таком  жутком  дозняке.  Организм,  который  был  не  в  силах  справиться  с  уровнем  наступившей  абстиненции,  просто -  отключал,  измученное  сознание,  от  действительности.  И  Лик  был  ему  за  это - благодарен.  А  потом,  на  ослабшее  тело,  набросилась,  прятавшаяся,  до  сих  пор, -  инфекция,  и  его -  залихорадило,  начался -  жар,  бред,  беспамятство  и  все  остальные  "прелести",  так  что  первый  месяц  он  слезал  со  шконки,  только  по  нужде,  но  всегда,  с  неожиданной  добровольной  подмогой,  со  стороны  соседей.               
    Обитатели,  "хаты"- камеры,  в  которой  он  очнулся,  отнеслись  к  Лику,  с  сочувствием,  потому  что  почти  каждый  знал,  что  такое  опийная  зависимость,  не  понаслышке.  А  когда  Лик  смог  приподниматься,  пригодились  его  чертежно-рисовальные  способности,  и  Лик  составлял,  каждый  месяц,  красочные  расписания  дежурств  по  хатам,  для  всех  камер,  на  своем  этаже. 
Тюрьма  в  тот  год  была  так  переполнена,  что  и  на  "девятке",  в  каждой  хате,  находилось  не  менее  трех-четырех  человек,  с  двумя  и  более  "ходками" (сроками).  А  так  как  тюрьма,  всегда  имела  свой  собственный  язык  общения - "феню",  то  и  Лик  перешел  на  него,  ведь  и  надзиратели - "цирики",  именно  на  нем  и  объяснялись  со  своими  подопечными.  На  нормальном  языке,  тюрьма  говорила  только  с  волей,  которая  находилась  за  толстыми  стенами  и  за  высокими  окнами,  закрытыми  частой  металлической  решеткой (ресничками), откуда  и  долетали  ее  звуки,  в  виде  хоровых  и  одиночных  выкриков  с  Кардинальной  Набережной,  например  такие:
-  Сте-э-фа-а-ан,  ты  -  зде-э-эсь,  в  тюр-р-ме-э-э? -  спрашивает  бодрый,  сильный  голос,  со  стороны  реки.
-  Да-а-а... -  отвечает  другой  голос,  близкий,  тоскующий,  и  совсем  не  бодрый...
-  А  я,  на -  во-о-ле-э!  Ножик  у  меня  не  нашли-и-и!  Я  сказал,  что  он  у  тебя-а-а!
-  Козе-о-о-ол...   ...(Нет  сил  продолжать  этот  душераздирающий  диалог)   
Основными  доступными  развлечениями  в  тюрьме - были  карты  и  чай (этот  крепко  заваренный  напиток,  носил  название - чифир,  но  никто,  почему-то,  никогда,  не  называл  его  так.  Оно  выпало  из  обихода  тюремной  речи  в  тот  период,  или  просто  игнорировалось,  чай  и  чай,  название  не  мешало  ему  быть,  тем,  чем  он  был  по  сути - чифиром.  Но  большая  кружка,  для  его  приготовления, -  чифирбак,  в  речевом  обиходе -  остался). 
Карты (стиры)  были  естественно,  самодельными,  но  по  качеству,  точнее - искусству  исполнения,  не  могли  даже  сравнится,  ни  с  фабричными  или  типографскими.  Не  знакомому  с  таким  рисунком  человеку,  было  не  просто  сыграть  в  такие  карты (зарядить  пулемет).  Масти  на  стирах  были  изображены  с  такими  каллиграфическими  завитками,  что  увидевший  их  впервые  Лик,  не  мог  отличить  даже  бубей  от  пик. Но  скоро  привык  к  сюрреалистическому  изобилию  украшений,  на  плодах  творчества,  стирных  дел  мастеров. (Ему  удалось  принести,  оттуда,  такую  колоду  с  собой,  и  она  сразу  стала - предметом  восхищения  Грюна,  и  Лик  подарил  ее  ему) и  перестал  путаться.  Но  не  перестал  удивляться,  сказочности,  воплощенной  в  таких  казалось  бы  простых  вещах,  как  четыре  карточные  масти.          
Через  четыре  месяца  его  выпустили,  (постарались  все  родные  и  знакомые,  да  помогло  еще  то,  что  в  мешках  с  третьяками  почти  ничего  не  нашли.),  но  Лику, (получившему  от  четырехмесячного  лежания,  на  стальных  шконках,  смешение  позвонка),  этот  срок  показался  вечностью.  И  между  ним,  и  миром,  пролегла  теперь  какая-то  черта,  и  он  научился  думать,  по  обе  эти  стороны,  и  еще  очень  многому,  научила  его  тюрьма.  Но  первым  делом,  следовало  исполнить - мечту,  о  которой  он  грезил  долгими  зимними  ночами,  и  которую  загадал  себе,  на  Новый  Год,  встречать  который  судьба  заставила  его  в  неволе,  И  исполнять  которую,  нужно  было  в  первую  очередь. (Все  уже  догадались?) 
    Грюн,  хоть  и  не  знал  точного  дня  выхода  Лика,  но  все  же  постарался,  вместе  с  Олаври,  все  подготовить  заранее,  так  что  Лик  не  обломался,  когда  из  тюрьмы,  рванул  на  такси, - прямо  к  нему  домой.  Еще  находясь  в  неволе,  Лику,  случайно  посчастливилось,  свести  Грюна  с  одним  человеком,  обязанному  Лику,  долгом  чести,  что  позволило  ему  вести  сносное  существование,  и  в  его  отсутствие,  и  Грюн  теперь,  не  сильно  страдал,  приобретая  у  того - раствор,  по  цене,  как - обычный,  но  по  качеству... 
   Лик  даже  слегка  передознулся  от  радости. (Даже  в  легком  передозняке  с  черного - полощет,  но  мягко,  без  спазмов  и  боли,  желудок  просто  изливает  свое  содержимое,  чаще  всего - воду,  обезвоженный  организм  все  время  требует  жидкости,  давно  "торчащие"  люди  почти  и  не  замечают  этого.  Лик  был  знаком  с  девчонкой,  которой - нравилось  полоскаться,  ей  это  было  в -  удовольствие.  Так  вот,  она  утверждала,  что  только - тогда  и  "тащит",  когда - полощет.  В  определенном  смысле  она  была - права,  опиум  любой - дискомфорт  превращает  в  свою - противоположность.) 
   Поэтому  ничто  не  помешало  Олаври,  тут  же  вправить  на  место,  смещенный  позвонок.  И  снова  завертелась  эта  странная  жизнь,  обогащенная,  или,  отягощенная,  теперь  уже  и  тюремным  опытом,  и,  как  узел,  продолжала  затягиваться  еще  туже,  чтобы  лопнуть  когда-нибудь,  от  чрезмерного  напряжения,  и  что..?



                X I I               
                "Где-то  есть...
                Где-то  есть  сейчас...
                Где-то  есть  сейчас  глаза,
                В  которых,  как  небо  в  воде,
                Опрокинулась  глубина  других  глаз".
                (Мацуи  Футабако)               
    Грюну,  чтобы  обеспечить  себе  и  своим  близким  приличное  существование,  все  чаще,  приходилось, подолгу,  находился   за  границей,  где,  в  отличие,  от  тех  кошмаров,  какими  сопровождалась  ломка  государственной  системы  на  родине,  до  сих  пор,  все  было - в  норме. И  это,  была - вынужденная  мера,  просто  так  уж  сложилось,  что,  больше  всего,  знания,  которыми  обладал  Грюн,  ценились  на  Святой  Земле,  в  Эршалаиме.  Раньше,  Грюн  звал  Лика  с  собой,  уверяя  его,  что  такой  истории  с  тюрьмой,  там  просто  не  могло  бы  произойти,  там,  такое,  было - невозможно.  По  тому  бардаку,  что  творился  вокруг,  Лик  и  сам  об  этом  догадывался,  но  он  понимал  и  то,  что  беспокоило  Грюна,  на  самом  деле,  и  гораздо  сильнее,  чем  он  пытался,  это -  демонстрировать. 
    Олаври.  Она  оставалась  одна,  во  время  его  командировок,  а  ее  отношения - с  его  родителями,  с  каждым  днем - осложнялись.  Особенно  заметно,  это  стало,  после  смерти - дедушки  Фернанда,  который,  в  Олаври -  души  не  чаял.  И  теперь,  она  все - неохотнее,  оставалась  в  доме  на  набережной,  после  отъезда,  Грюна.  А  кроме  того,  она  познакомилась  с  людьми,  занимающимися,  модной,  в  тот  странный,  период  времени,  наукой,  скорее  даже,  понятием - астрологией.  Их  была,  целая - группа.
(Олаври,  как  человек,  не  обделенный  Богом,  талантом  и  умом,  все  равно  не  могла,  даже  близко,  сравниться,  с  необъятным  умищем,  Грюна,  да  и - никто,  не  смог  бы,  или,  Лик,  просто  не  знал,  этих  людей.  Но,  среди - своих  сверстниц,  Олаври,  конечно,   блистала,  разве  что - Нажди,  силою  своего  ума,  чуть  превосходила - ее.  А  Грюново - сверхсознание,  наверно, - раздражало  ее,  и  она,  чтобы  не  чувствовать  себя  ущербной,  искала  компании,  более  соответствующей - ее  уровню. Астрология  и  оказалась,  той  точкой  пересечения,  где  Олаври,  могла -  реализовать,  свои  потенциальные  возможности.   Утвердившись  не  только - как  неординарная  личность,  обладающая  не  только,  красотой  и  природной  интуицией,  развитой  в  прикладную  эскстрасенсорику,  но  и,  обширной  эрудицией,  в  близких  к  ней  областях  знаний,  а  самой  близкой,  оказалась - астрология.)
    У  Олаври  быстро  появились  друзья  и  подруги,  с  которыми  она  чувствовала  себя  превосходно,  а  некоторые  из  них,  кроме  квартиры  в  Гроссбурге,  имели  еще  какое-то  жилье  на  Лагоде,  на  знаменитом  острове  Иллаам,  святом  месте,  намоленном,  где,  с  незапамятных  времен,  находилось  несколько  монастырей  и  скитов.  И  Олаври  часто  уезжала  туда,  во  время  отъездов  Грюна,  пропадая  из  поля  зрения  Лика,  который,  в  силу  своих  особенностей,  не  мог  подолгу  находиться  на  острове.  И  Грюн  решился,  наконец,  на  серьезный  разговор  с  Ликом,  на  эту  тему.
 -  Лик,  пусть  Олаври  поживет  у  тебя,  когда  это  возможно,  что  тут  говорить,  сам  видишь,  что  у  нас  за  жизнь,  а  Олаври...  ей  нужны - новые  впечатления,  всем  они  нужны,  но  ей,  в  особенности  это - необходимо... Она  тоскует,  если  не  испытывает  постоянного  их - возобновления.  Я  ее  натуру - знаю,  то  есть,  мне -  кажется,  что  я  сумел  ее - понять.  И  я  прошу  тебя,  Лик,  пусть  Олаври  живет  лучше  с  тобой,  чем  с  кем - попало,  и  где - придется.  У  меня  душа,  будет - спокойна.  Ты  парень - видный,  мне  кажется,  что  ты  мог  бы  ее  к  себе  привязать,  пока  меня  не  будет  с  вами,  в  этой - клятой  стране? - и  Грюн,  отступив  на  шаг,  внимательно  и,  как  бы - оценивающе,  осмотрел  Лика,  с  ног  до  головы,  и  видимо,  остался  доволен,  увиденным.
   Лик,  однако,  был - немало  ошарашен  подобным  предложением,  но,  если  отбросить - определенный  процент  абсурда,  в  котором  они  по-прежнему - жили,  просьба  Грюна,  не  выглядела,  чем-то  совсем  уже - немыслимым.  Но  дело  было  еще  и  в  том,  что - Лик-то,  как  раз,  и  не  был - так  в  себе  уверен,  как - его  друг. Как  он  мог,  фактически - заменить  собой -  Грюна,  если  его  собственная  жизнь  была  для  него - непредсказуема?  Но  и  отказать  своему  другу,  он - не  мог.  Но  и  согласиться  Лику  было  трудно,  все  это  требовало,  определенно, - серьезного  напряжения  совести...
-  Пойми,  Лик, -  продолжал  убеждать  Грюн  друга, - Еще  два-три  года,  максимум - пять,  и  мы  все - завернёмся...  ни  один  человек  такой  жизни  не - выдержит.  Так  пусть,  хоть - это  время,  она  будет - довольна,  я  уж  не  говорю, - счастлива.  А  средствами,  я  вас  всех, - обеспечу,  это,  не  проблема. "...И  предал  я  сердце  мое  тому,  чтобы  исследовать  и  испытать  мудростью  все,  что  делается  под  небом:  это  тяжелое  занятие  дал  Бог  сынам  человеческим,  чтобы  они  упражнялись  в  нем".*
-  Чим,  раз  ты  так  говоришь,  то - отчетливо  понимаешь,  о  чем  меня  просишь,  иначе -  не  начинал  бы  этого  разговора.  И  я  тебя - понимаю.  И  еще,  я  понимаю,  что  нигде  и  никогда  в  мире, - такого   не  должно - быть...  нельзя,  чтобы  такое - случалось,  черт..,  вот  ведь... дела-а...  Но  раз  уж  мы  с  тобой - так  в  это  дело  вляпались,  то  и  выхода  наверное  другого  у  нас - нет.  Я,  честно  говоря,  от  такой  жизни  почти  перестал  иметь  дела  с  девчонками,  но  для  тебя...  я -  постараюсь...  ну-у...  в  том  смысле...  вот  черт...  сделаю  все,  что - смогу...  Пусть,  у  меня  живет,  а  там,  как  Бог - даст.
-  Спасибо,  Лик,-  видно  было,  что  Грюн, -  тронут, - Я  буду  твоим - вечным   должником...  еще  года - три...  приблизительно... -  это  он  шутить - так  пытается. "Пророк" - выискался",-  подумал  про  него  Лик,  и  плюнул  потихоньку,  три  раза,  через  левое  плечо,  проявляя,  тем  самым,  очень  характерную  для  себя - суеверность.
-  Только  присматривай  за  ней,  и  держи  ее - поблизости…  если  она  будет  с  тобой,  Лик,  мне  будет - спокойней, - от  волнения  Грюн,  как  замкнутый,  вращался  без  конца  вокруг  этой,  не  особо  приятной,  для  разговора - темы.
   Через  пару  дней,  он  перевез  Олаври  из  особняка  на  набережной,  вместе  с  ее,  удивительно  немногочисленными,  пожитками,  к  Лику  и  улетел,  успокоенный  или   наоборот,  весь  в  волнениях,  обратно  на  Святую  Землю,  в  Эршалаим,  оставив  Лику - Олаври  и  толстую  пачку - долларов.               
   

               
                X I I I               
                "На  холодные  руки
                Падает,  скатываясь  по  щекам,               
                Печальный  весенний  дождь".
                (Цудзи  Сэцуко)
   В  отличие  от  Олаври,  большинство  гроссбуржких  девчонок,  не  предавали  любви  и  любовным  отношениям,  какого-нибудь  особенного  значения,  город - был  богат  на  развлечения,  и  без  этого. Опять  же, - северный  край  и  не  жаркое  солнце,  просто  не  нагревало  кровь  своих  сограждан  до  такого  градуса,  когда  все  остальное,  как  бы  теряло  значение,  и  эмоции   - возобладали  бы, (взяли - верх)  над - рассудком. Но  среди  "ханойской"  молодежи,  встречались  иногда  девчонки,  один  облик  которых,  какая-то,  неподвластная  взгляду - аура,  заставляла  забыть  обо  всем  на  свете,  и  все  подчинить  одной  цели, - утолению,  неиссякаемой - жажды  обладания,  этим - восхитительным  объектом.
   Но  такое  случалось  редко,  даже  в  те  времена.  Рик  Тармон,  впрочем,  был  одним  из  таких,  мгновенно  загорающихся  от  женской  красоты,  молодых  людей  и  отдающим - себя  всего,  без  остатка,  для  достижения  этой  благородной,  в  своем  безумстве, - цели.  Рикки - вообще,  если  можно  так  выразиться,  был - основным  поставщиком  этого  редкостного  "товара".  Феерические  девчонки,  которых  он  регулярно  приводил  в  Ликову  компанию,  как  раз  и  отличались - наличием  упомянутой  ауры,  и  тот  случай,  когда  он  вывел  в  свет  Лию,  как  раз  и  говорит  о  его -   "правильности",  из  которого,  она  и  была  своеобразным - "исключением". 
   Но  чаще   всего,  девичья  любовь,  за  редким  исключением,  была - легко  доступна,  и  девчонки  сами  не  видели  ничего  необычного  в  том,  чтобы  переспать  с  понравившимся  им  человеком.  Но  лучше  всего  они  шли  навстречу  в  тех  случаях,  когда  расчитывали (еще  со  времен  Евы),  с  помощью  своей  вездесущей  интуиции,  достоверно -  прозреть:  во-первых, - ответное  чувство,  во-вторых, - благоприятное  будущее  и,  в-третьих - надежное  материальное  состояние,  их  кавалера...  И  авантажность  их,  в  этом  вопросе,  была - несомненной. 
    Но  дело  все  в  том,  что  сам  Гроссбург,  как  город,  был  привлекательным  местом  для  провинциальных  барышень,  с  несколько  иным  складом  характера.  Которые  никогда  не  раскрывались - сразу,  перед  внушавшим  им - робость,  огромным  незнакомым  существом  города,  не  спешили  показывать  свои  карты,  тем  более - козырные.  А  пытались,  всячески  отсрочить  неизбежное - поражение,  и  сдавались  ему  на  власть - постепенно,  в  более  доступном  им  ритме,  но  все  равно -  сдавались... И  так  было  не  только  с  барышнями,  а - со  всеми,  кто  в  него  приезжал... 
   Среди  них  были   и  такие,  которые,  благодаря  своему  развитому  или  богом  данному  уму  и  таланту,  вступали  в  борьбу  с  ним,  и  почти,  как  им  казалось,  подчиняли  и  ставили  его  себе - на  службу. Но  и  отдавали   они,  в  этом  случае,  все,  чем  одарила  их  природа,  полностью,  все - силы,  какими  они   владели  или - имели. И  это  был  равноценный - обмен,  город  обогащался  новыми  неизведанными  качествами -  страстями,  желаниями,  привязанностями,  наклонностями - но,  чтобы  испытать  их,  вынужден  был  сам  отдавать, - самое  ценное,  чем  он  обладал, -  людей,  которые  его - населяли,  и  ради  которых,  он  и  был  в  свое  время - возведен. 
   Олаври,  одаренная  природой  всеми  возможными  достоинствами,  прекрасно  разбиралась  в  инфраструктуре  этих  трансцендентальных  отношений,   и  умела  извлекать  из  них  пользу,  на  благо  себе  и  своим  друзьям.  И  ее  глаза,  были  одним  из  инструментов,  скорее  даже  приборов,  которые  она  для  этого  использовала.  Глаза  ее  были,  чаще  всего, - зеленые,  темно-фисташковые,  но  оттенки  красок  сильно  варировались,  от  серо-коричневого - до  фиолетового,  и  видели  они,  гораздо  больше,  чем  обычные,  человеческие. Она  была  среднего  роста,  красиво  и  пропорционально  сложенная,  смугловатая  девчонка,  и  только,  подойдя  к  ней  вплотную,  можно  было  заметить,  что  она  меньше,  чем  казалась  в  начале. 
   Этот  простой  пример  показывает,  что - все  и -  всегда  в  чем-нибудь,  да -   обманывались  на  ее  счет,  то  есть,  что  она  всегда  -  каждый  раз - открывалась,  какой-то  неожиданной  своей  стороной,  и  даже  людей - знавших  ее  годами,  она  умела  удивить  так,  что  приходилось - заново  пересматривать  все  свои  о  ней   представления.  (Лик  помнил,  что - когда  пришла  растаманская  мода,  и  реггей  звучал  отовсюду,  она - первой  сделала  себе  "дрэдд",  и  ходила  со  ста  восемью  косичками,  в  которые  были  вплетены  тонкие  шнурочки - ленточки,  трех  основных  цветов - расты,  не  говоря  уже  о  сенсемильи,  которая  сделалась  с  тех  пор,  ее  непременным  и  постоянным  атрибутом). 
Лик,  в  конце  концов,  наверное, -  смог,  почувствовать  себя  счастливым  с  Олаври,  настолько,  насколько  это,  вообще  было  возможно,  в  его  ситуации.  Искусство  любви,  древнее,  как  мир,  было  простым,  как  все - гениальное,  и  самым  главным,  было  условие,  входить  в  этот  храм,  оставляя  все  лишнее  и  ложное,  за  его  порогом.  Если  это  условие  соблюдалось,  ничего  больше  от  человека  не  требовалось.  Следовало  только,  каждому - для  себя,  выяснить,  что - для  него - это  лишнее  и  ложное,  и,   вычленив,  сразу - отбросить.  Но  и  в  этом, - не  было  ничего  сложного,  во  всяком  случае,  для  Олаври.  И  при  необходимости,  это  у  нее - можно  было  выяснить. 
    Лик  и  обратился  к  ней  с  этим  вопросом. (В  городском  жаргоне  было  такое  слово - " нифель",  означало  оно,  в  своем  буквальном  смысле, -  все,  что - мешает;  это  могли  быть  крупные  чаинки,  плавающие  в  чашке  с  чаем,  или  твердые  щепки  из  табака,  которые - выкидывались,  при  создании  "заряженной"  сенсимильей  папиросы,  потому  что  могли  повредить  ее - (надорвать  тонкую  бумагу),  иногда,  так  говорили - про  плохую  масть,  мол,  в  ней - одни  "нифеля",  то  есть,  что  она - безпонтовая  и  т.п.)  Олаври  объяснила  Лику,  что  в  этом  случае,  все  надо  понимать  несколько - шире,  и  здесь - "нифелями"  будут - тревоги,  заботы,  личные  трудности,  навязчивые  мысли,  одним  словом - внутренний  диалог, -  все  это  будет  отвлекать  и  тормозить,  ergo, -  это -  лишнее.  На  вопрос  Лика,  что  же  тогда -  ложное,  Олаври,  подумав,  ответила,  что  здесь  все - немного  сложнее,  но  тоже,  ничего - особенно  страшного,  не  было,  в  ее - представлении,  это  были  этические  и  эстетические  пристрастия,  типа - ложной  скромности,  эгоистических  претензий  к  окружающей  обстановке,  нелепой  привязанности  к  одежде,  фобия - обнаженного  тела  и  т.п.  Все  это - сильно  мешает  любовным  парам  и  неизбежно  уводит  от  главного,  ради  чего,  они  и  пришли  в  этот  храм, - достичь  ментального (нейроритмического) - резонанса,  без  которого, - невозможен  энергетический  обмен,  завершающийся - полным  экстатически-эмоициональным - катарсисом... (Такой - Ништяк, - Просто - Наглухо.) А  без  этого,  ничего -  хорошего  произойти - не  может.
   Лик  последовал  тем -  преткновенным  заповедям,  что  открыла  ему  Олаври,  и  наверное,  впервые  в  жизни,  он  был - так  счастлив,  как - когда-то  давно,  во  времена  своей  ранней,  начала  студенчества, - юности,  а  в  чем-то  даже  глубже  и  полнее. Олаври  уверяла  Лика,  что  только  такой, - полный  обмен  энергиями,  и  должен  всегда  происходить  между  мужчиной  и  женщиной,  все - остальное  она  считала - паллиативом. Но  Лик,  давно  уже  не  был - совершенным  существом,  честно  говоря,  он  никогда  и  не  считал  себя  им,  но  и  его,  непоправимо  подорванное  здоровье,  действительно  получало  от  Олаври,  во  время  их  близости,  свежий  заряд  энергии,  необычайный  по  своей  силе  и  чистоте...               
   И  через  с е м ь   месяцев, - началась  X I V   глава,  изложенная  в  первой  части  этого,  мягко  говоря,  невеселого  повествования.  И,  чтобы  место - под  этим  номером  не  пустовало...  ...попробуем  воспроизвести  последний - международный  телефонный  разговор,  между  Ликом  и  Грюном...

                X I V  (Телефонный  разговор,  Гроссбург - Эршалаим)

   Грюн,  отличавшийся  исключительной  тактичностью,  всегда  и  обязательно  звонил  в  Гроссбург - Лику,  перед  возвращением  со  Святой  Земли,  так  было  и  на  этот  раз:
-  Лик?
-  Привет,  дружище, - прилетаешь?
-  Привет,  Лик,  да,  прилетаю,  завтра  самолет  в  девятнадцать  ноль  пять,  так  что  ночью  буду  у  вас...  Ты...  уже  приготовь...  А  то  я...
-  Не  волнуйся  Чим,  раз  ты  вовремя  позвонил, - накладок  не  будет. Сейчас  в  городе  такая... хм,  тема - крутая!  Я  уже - неделю,  поверить  в  это  не  могу!  Такого  сыряка,  давно  не  было,  наверно,  со  времен - "кисиной  кружки"...
-  Да... Лик,  обязательно  бери,  ой,  как  хорошо...  сейчас  это  особенно  важно... А,  как - там  наша...  хм... -  визави?  Она  с  тобой?
-  Теперь, -  да.  О,  Господи...  знаешь,  Чим,  просто - зла  не  хватает...
-  Она  опять  уезжала?  На  остров?
-  Да,  Чим,  не  удержать  ее - ничем!  Поедет  в  гости  в  подружке,  скажет,  что  вечером  вернется,  и  даже  позвонит  от  нее,  но, - чтобы  сказать,  что - ненадолго  уедет...  и  -  привет,  две  недели - ее  нет,  потом - возвращается...
-  Не  сердись  на  нее,  Лик,  это  натура  у  нее - такая... отвязанная...
-  Знаю...  Ты - послушай, - удерет  она - в  очередной  раз, - возвращается, - знает,  что  просто - так,  ко  мне  не -  подъедешь,  видит,  что - рано  еще,  ну,  что - сердитый  я  очень,  и,  что - просто  пошлю  ее  подальше,  как  только  она - рот  откроет.  Тогда   знаешь,  что  она  делает?  Подойдет  тихонько  сбоку,  привет -  скажет,  и  толкнет  слегка  плечиком,  для  контакта,  потом  говорит  сразу, - не  хочешь  ли - взглянуть,  и  протягивает  мне  что-то... А  я, - в  ее  сторону,  и  не  смотрю,  думаю, - буду  спокоен  и  холоден,  ничто  меня,  мол,  не -  волнует,  и  я -  непокобе...  тьфу  черт, -  непоколебим.  И  тут  смотрю  одним  глазом  в  бок, -  что  она  там  мне - протягивает,  и  вижу,  что  это - стопка  цветных  фотографий,  и  на  самой  верхней -  она.   В  какой-то  избе,  у  печки,  дверца  у  печки -  открыта  и  хорошо  видно -  пламя.  А  на  переднем  плане,  на  фоне - пламени - стоит - она,  в  костюме - Евы,  и  только  на  руках  и  на  шее,  какие-то  украшения,  в  виде - браслетов  и  бус.  Хороша!..  Будешь  тут - холоден...  блин,  когда  тебя - всего,  от  возмущения -  колотит... и  бессильная  ярость -  душит... А  ей,  прикинь,  только  этого  и  нужно, - пар  из  меня - выпустить,  чтобы  я - выплеснулся  и -  расслабился, -  бери  меня  потом -  готовенького,  хоть  голыми  руками...  Ну,  не - мерзавка - ли?
-  Лик,  прошу  тебя, -  не  называй  ее - так,  ты  же  все  понимаешь...  А  кто  это  ее - снимал,  и  для  чего?
-  А-а,  Чим,  я  тоже  этим  заинтересовался...  Она  говорит -  для  рекламы,  только  вот  чего?  Этих  украшений,  если  это  именно - их  рекламируют,  и - не  видно! А - остальное, - ни  в  какой  рекламе,  блин, - не  нуждается...  Так  и  так -  ее! 
-  Лик,  прошу  тебя, -  не  ругай  ее  так,  ты  же - все  понимаешь,  и  я  понима... -  и  тут  Лик  услышал  в  трубке -  непонятное: - хэ,  хэ,  хэ,  хэ,  хэ...- равномерно  произносимое  грюновым  голосом,  но - таким  странным  тоном,  что - Лику  стало - не  по  себе...
-  Чим!  Это - ты!  Что - случилось?!
-  С...  с... Лик... постой... (пауза)   Все -  отпустило... (несколько  раз  делает  глубокий  вдох)  Понимаешь,  я  тут  заболел - чем-то  странным,  голову - словно  обручем  сжимает, -  свет  гаснет...  и  сознание  начинает,  ну,  как  будто - пульсировать,  и  меня -  замыкает...  Очень  не  приятная  вещь...
-  Ничего  себе...  Как  это  случилось?
-  Непонятно,  Лик,  никто  не  может  ничего  понять...  Может  климат  этот, - не  для  меня,  не  знаю - Лик.   Хочу  в  Гроссбурге,  к  знакомому  врачу  сходить,  но  ты  не  беспокойся,  я  себя - прекрасно  чувствую,  и  надеюсь  почувствовать  себя - еще  прекраснее,  когда  до  тебя,  наконец,  доеду,  и  засучу  рукав...
-  В  этом  можешь  не  сомневаться,  но  ты  меня  напугал,  ты  меня  здорово  напугал...
-  Не  бери  в  голову,  Лик,  все -  обойдется...  И  если  Олаври  здесь,  передай  ей  трубку,  пожалуйста.
-  Здесь,  сейчас  позову,  а  ты - давай...  это... - прилетай,  маленько - подснимешься  и  сразу - дуй  к  своему  врачу,  не  нравится  мне  все  это...  Удачи,  тебе...  Пока! - и  Лик,  повернувшись  в  сторону  комнаты,  крикнул  громко: - "Олаври!  Грюн  у  телефона!" -  Олаври,  выйдя  из  комнаты,  берет  у  него  трубку:
-  Привет...
-  Здравствуй...               

                X V               
                "А  когда  срывается  с  глаз  пелена  дождя,
                Я  вижу  ледяные  цветы.
                И  об  одинокий  камень  опять  разбиваются
                Волны  незамеченного  моря.
                Но...  уже  только  в  моих  воспоминаниях..."               
                (Цудзи  Сэцуко)
      Когда  Лик,  проводив  Грюна,  сначала  на  такси - до  дома,  а  потом,  поднявшись  в  лифте, - до  комнаты, - вернулся  домой,  он - сразу  же  пошел  на  кухню,  приготовить  что-нибудь,  к  чаю.  Но  не  успел  он  это  закончить,  как  пришла - Нажди,  узнавшая  о  том,  что  у  Лика,   в  гостях,  осталась - Олаври,  и  у  подруг  началась  оживленная  беседа,  как  показалось  Лику,  на  все  темы - сразу.  Они,  не  прерываясь  ни  на  секунду,  чтобы   попить  чаю  и  съесть  пирожное  или  печенье,  или  курабье,  в  общем, - "пырклю",  на  местном  языке,  самозабвенно  болтали,  успевая  и  поесть,  и  попить -  по  ходу  разговора,  длящегося  уже  третий  час.  Лику  показалось,  что  подруги,  страшно  довольны  тем  обстоятельством,  что  живут  друг  от  друга,  все  так  же - близко,  и  могут,  по-прежнему,  вот  так  встречаться,  у  Лика,  к  примеру,  чтобы  всласть - пообщаться. 
   Девчонки,  умели  проходить  к  Лику  в  гости,  с  каким-то,  особенным,  выражением  на  лице.  И,  как  ему  казалось, означающим,  как  правило,  что:  да,  все - очень  долго  их   ждали,  но  ничего  ни  поделаешь,  ведь  все - кончилось,  они  все-таки -  пришли,  а  раз - так.  То  это  и  значит,  что  начиная с  этого  момента  и -  далее,  сейчас  и  в -  дальнейшем,  всё -  будет,  наконец, - удивительным  и  прекрасным.  Жаль,  что  только  девчонки  умели,  создавать  такое  впечатление.  Парням - было  чему  у  них  поучиться. Это  придавало  бы,  хоть  какую-нибудь - надежду,  пусть  даже  только - ощущение,  что  все  так  и  будет,  хотя  всерьез,  надеяться  на  это,  было  бы,  как-то  наивно,  потому  что - несчастье,  свалившееся - в  одночасье,  на  всех  друзей  и  знакомых  Грюна,  включая  сюда  же  и  родственников,  было  безмерным...               
Но  с  Грюном,  действительно,  творилось,  что-то - неладное,  его  великолепный  вестибулярный  аппарат,  явно,  давал  сбои  в  работе,  и  руки  временами - вздрагивали, нет,  не  так...  Руки,  как-то  странно  дергались,  часть  любого  движения  совершая -  рывком,  потом,  постепенно  замедляли  движение,  до  нормального.  Это  был -  энцефалит,  так  говорили  его  родители,  вызванный - укусом  насекомого,  за  границей,  на  Святой  Земле.
   Грюн,  почти  не  мог  уже  говорить,  и  объяснялся  поэтому -  жестами,  центр  речи  был  поврежден  болезнью,  ноги  и  руки - дергались,  но  разум,  свой  необъятный,  Грюн  нисколько  не  утратил,  и  мог  пользоваться  им  в  полную  силу.  Лик,  прекрасно  понимал  его,  внешний  облик  Грюна,  давал  ему   исключительную  возможность - ловчить,  нет,  не  так...   просто  несоответствие   внешнего  и  внутреннего - приводила  людей,  и  особенно - родственников,  в  заблуждение.  И  позволяла  Грюну,  еще  плотнее  сесть  на  иглу,  в  смысле, - поднять  себе  дозу,  чуть  ли,  ни  в - двое.  Средств  у  Грюна - хватало  и  на  Лика,  и  на  себя,  он  просто  приезжал  к  нему,  каждый  день,  или  Лик,  привозил  раствор  к  нему - домой. 
   Грюн  с  Олаври,  снимали  теперь  квартиру  в  соседнем,  так  называемом,  "спальном"  районе,  не  слишком  далеко  от  Лика,  пять  минут - на  такси.  Собственно,  это  Лик  и  посоветовал  им  снять - эту  квартиру,  он  сам - снимал  ее  в  прошлом  году,  была  такая  необходимость,  в  силу  сложившихся  обстоятельств. Грюн  тогда  часто  навещал  Лика,  и  квартира  эта  ему - понравилась.
А  приезжал  тогда, - дальний  родственник,  но  близкий  знакомый  Лика,  из  Средней  Азии,  и  привозил  с  собой,  горный  опийный  мак,  и  для  облегчения  существования,  Лик  снял  на  это  время - квартиру,  хозяева  которой  уже  давно - находились  за  границей.  Квартира  была   двух - комнатная,  полностью  оснащенная  и  не  дорогая. 
    Родственник  привез  еще  и  бинты  с  маковым  соком,  ханкой -  оттуда,  сам  собирал.  Несколько  метров. Разницу,  между  горным  опийным  маком  и  гроссбуржким  пригородным,  объяснять  наверное  не  нужно.  С  квадратика - десять  на  десять  сантиметров,  получалось  тридцать  кубиков  такого  раствора...  Лику  тогда  показалось,  что  он  видел,  как  Грюн - визжал  от  восторга,  когда  они  его  первый  раз  опробовали,  Лик  и  сам  наверное - визжал,  было  с  чего,  но  только  он  мало,  что - запомнил.  Грюн,  когда  его  чуть  подотпустило,  заявил  Лику  следующее:
-  Знаешь,  Лик,  если  случайно  пораниться,  ну,  там - руку  порезать,  и  обмотать  рану  таким  бинтом,  то  болеть  точно  не  будет,  скорее - наоборот.  Если  забинтоваться  таким  бинтом - полностью - руки,  ноги,  тело,  голову,  то,  если,  к  примеру,  меня  будут - расстреливать,  хоть  из  АКМа,  то,  чем  больше  дыр  наделают  во  мне  пули, - тем  сильнее  и  сильнее  меня - "переть"  будет,  пока  не  вывалит,  наконец  в - нирвану! Как  тебе -  телега?
-  Наглухо, - ответил  ошеломленный  Лик, - Так,  наверное,  и  будет.            
    Еще  недавно,  Грюн  мог  говорить (сразу  по-возвращении,  он - говорил,  но  тихо,  шепотом,  но  потом -  перестал),  и  самостоятельно  обходиться  с  раствором  он - умел,  (он  и  раньше - всегда  обслуживал  себя - сам, - еще  бы,  с  такими-то  удобными  венами...)  Но  из-за  неожиданного  ухудшения  координации,  Лику  приходилось  помогать  ему -  уколоться,  (но  такое,  было - в  порядке  вещей,  мало  ли  кто,  по  каким - причинам,  не  мог,  в  нужный  момент,  уколоть  себя - сам). В  общем,  насколько  Лик  мог  судить,  Грюна - собственное  состояние  здоровья,  нисколько  не  волновало,  но  Лик  все  же  испытывал  постоянное  беспокойство.  Как  оказалось,  не  напрасно. 
   Через  пару  дней,  когда  Грюн  навещал  родителей  в  особняке  на  набережной,  это  и  случилось.  Лик  с  ним  не  пошел,  а  только - проводил,  а  сам - остался  ждать  его  внизу,  во  дворике,  с  видом  на  Загребной  Канал. 
   Не  прошло  и  часа,  как  к  дому  подъехали  две  машины  медицинской  помощи,  из  них  вышли  врачи,  и  Лик  замер,  все  поняв,  и  почувствовав,  как  сердце  его  застыло,  словно  схваченное  льдом,  а  потом - нагрелось,  и,  что  есть  силы, - ударило  по  закрывшей  его  ледяной  оболочке,  и  та - разбилась  на  тысячи  осколков,  которые  сразу  вонзились  своими  острыми  краями  во  все  места,  внутри  спины  и  груди  Лика... 
    Он  видел,  как  Грюна  вынесли  на  носилках,  и  рядом  шел - Дон  Чимвара,  и  по  тому,  что  тот - поправлял  руку  Грюна  и  держал  в  своих  руках - капельницу,  Лик,  с  невероятным  облегчением,  понял,  что  он - жив...
    Лика  пустили  к  Грюну  в  палату - только  на  восьмой  день.  Его  вообще  бы,  вряд  ли,  к  нему  пустили, - родители  Грюна  были  против  всяких  посещений,  потому  что,  от  страха,  считали  все  встречи  его  со  знакомыми - опасными,  не  без  оснований,  обвиняя  их - в  беде,  произошедшей  с  их  сыном.  Но  тут  было  безвыходное  положение. 
    К  несчастью,  Грюн  действительно  утрачивал,  временами,  контроль  над  сознанием.  Иногда, -  мыслил  точно  и  ясно,  как  прежде,  но  иногда, - это  было  заметно  по  глазам, - сознание  будто  уходило  на  другой  уровень  и  покидало  это  время  и  место.  Лик,  когда  увидел  все  это,  сразу  понял,  что  не  даст  ему  "черное"  в  такой  ситуации,  ничего,  кроме,  возможного  летального  исхода,  и  решил,  ни  в  коем  случае,  не  давать  ему - совсем  ничего,  ни - децилы. 
    Но  пригласили  его,  как  оказалось,  с  другой  целью.  Врачам  было  необходимо - получить  от  него  анализы,  а,  в  частности,  да - простит  их  господь,  анализ - мочи.  Но  заставить  его  это  сделать,  они  не  могли,  Лик  даже  не  понял  сначала,  почему:   оказалось,  что  хитрый  Грюн,  немного  придя  в  себя,  решил  побаловать  себя - черным.  А  ведь  почти  переломался - за  восемь  дней,  и  переливание  ему  делали,  чтобы  очистить  организм  от  шлаков.  Но  он,  воспользовавшись  ситуацией,  прикинулся - невменяемым  и  "не  понимал"  врачей  и  медсестер,  замучившихся  с  ним,  дожидаясь  его  похода  по  нужде, (ага,  нашли  дурачка), - он,  на  все  их  попытки - по-всякому,  объяснить  ему  то,  что  он  и  так  прекрасно  понимал, - делал  вид.  Что -  "нихт - ферштейн"  и  требовал  прислать  к  нему  Лика,  как  единственного,  кто  его,  якобы,  понимает. 
Лик  просидел  с  ним  в  палате  больше  суток,  ловя  моменты - возвращения  друга  в  сознание,  и  радуясь,  даже  недолгой  возможности - общения, (анализы  они  решили  сдать,  пусть - подавятся,  но,  самое  главное,  что  Лику  удалось  убедить  Грюна - не  колоться,  некоторое  время,  чтобы  сохранить  себе - хотя  бы  остатки  сознания).
    Вышел  Грюн  из  госпиталя,  только  через  три  месяца,  и  вернулся  к  Олаври - подлеченный,  говорящий,  нормально  двигающийся,  с  серьезно  сбитой, - дозой,  но,  судя  по  результатам - всесторонне  проведенных  исследований,  с  начавшимися  необратимыми - изменениями  в  коре  головного  мозга... Грюну  об  этом  не  говорили,  но  думать,  что  это  было  ему - не  известно,  было  бы,  по  крайней  мере -  смехотворно,  если  бы,  хотя  бы - кому-нибудь,  было  еще  смешно...
   

                X V I               
                "Серое  море,  серое  небо,
                В  теплом  тумане - корабль,
                Словно  призрак,  висящий  в  воздухе.
                Серое  небо,  серое  море,
                Крепко  нас  держат
                В  своих  бесцветных  объятиях".   
                (Аюкава  Нобуо)
                "Я  стою
                На  мосту  Времени.
                Он  перекинут - над  пропастью
                Между  жизнью  и  смертью".
                (Кадзаки  Унтаро) 
   Однажды,  где-то  через  месяц  после  госпиталя,  Лик,  как  обычно,  приехал  к  ним  домой  вечером  и,  как  обещал,  привез  Грюну  его  не - большую,  к  тому  времени  еще,  дозу - раствора (четыре - кубика,  а  у  самого  Лика  была  тогда,  минимальная - восемь).  В  гостях  у  них  находилась  их  общая  знакомая - Тэнни  Глиб,  которую  тоже  недавно  выпустили,  из  психолечебницы,  и  Лик  сразу  догадался,  что  она,  с  подарком,  пакетиком - сенсемильи,  и  еще  у  них  в  комнате - на  столе  стояло  две  бутылки  сухого  вина,  и  одна  бутылка  была  почти - допита. 
   Когда  Лик  вошел,  Грюн  сидел  на  кухне,  а  из  кухни  хорошо  видно - прихожую.  И  Грюн,  увидев  Лика,  сразу  стал  закатывать  рукав,  благо,  что - снова  научился  это  делать,  но  втрескаться  сам - еще  не  мог.  Лик,  аккуратно  обслужив  его,  втрескался  сам.  А  после  они  пошли  с  Грюном  в  комнату,  где,  веселая  Олаври,  протянула  ему  и  Грюну  по  бокалу  с  вином,  но  Лик  от  вина,  поблагодарив,  отказался,  а  с  удовольствием  принял  у  Тэнни -  косяк  с  сенсемильей,  и  несколько  раз - затянулся,  а  потом  еще  и  "паровозика"  из  дыма - принял (объяснять  не  надо).  Грюн  выпил  вино  из  бокала,  постоял  какое-то  время  у  двери  в  комнату,  а  потом,  вдруг,  стал  медленно  оседать  на  пол,  словно  ноги  перестали  его  держать,  Лик,  еле  успел,  подхватить  его  и  довести  до  кровати,  где  помог  ему - лечь  и  спросил,  перепуганным  голосом:
-  Чим,  что  с  тобой? - и  не  дождавшись  ответа,  обратился  к  Олаври,  подошедшей  с  другой  стороны:
-  С  ним  раньше,  вчера,  позавчера,  было  что-нибудь, -  похожее? -  Я  имею  в  виду,  не  падал  ли  он,  как - сейчас? - спросил  он  у  Олаври,  которая  не  выявляла   особенной  озабоченности  по  поводу  происходящего:
-  Что  ты  имеешь  в  виду?  Ноги  его  часто  теперь  не  держат,  тогда  он  садится,  где  стоял  и  все! 
   Но  Грюн  уже  сам  открыл  глаза  и,  поймав  взгляд  Лика,  медленно  прикрыл  и  сразу - открыл,  свои  глаза,  что,  на  "их  языке",  с  помощью  которого,  они  успешно  общались  в  госпитале,  означало - "все  в  порядке".  Они  еще  немного  пообщались  подобным  образом,  но  беспокойство  Лика  не  проходило.  Больше  всего,  Лик  был  недоволен  тем,  что  Грюн  мешает  черное  с  алкоголем,  пусть  даже  с  сухим  вином. 
И  он  попросил  Олаври,  ни  в  коем  случае,  не  давать  ему  спиртного  и  даже  объяснил  причину,  не  забыв  упомянуть  о  печальной  участи  своих  нескольких  знакомых,  для  которых  смешивание  в  одно,  таких  вещей,  как  спирт  и  опиум,  закончилось  настоящей  трагедией...  Грюн - так  весь  вечер  и  пролежал  на  кровати,  но,  слава  богу,  сознания  больше  не - терял.  Лик  уезжал  домой  обеспокоенный,  оставляя  Грюна,  в  компании - с  не  совсем  трезвой - Олаври,  и  не  совсем  здоровой - Тэнни...
    Лик  лежал  у  себя  дома,  на  кровати  с  книгой  в  руках  и  не  находил  себе  места,  от  беспокойства,  сердце  его  билось  часто  и  гулко,  а  на  душе  было  тревожно  и  тяжело. "Надо,  было  остаться", -  твердил  он  себе, - "Зачем,  я  уехал?  Мог  бы,  спокойно  остаться  у  них  переночевать, - не  было  никакой  необходимости  возвращаться?"  Лик  поднялся  и  начал  мерить  шагами  комнату,  потом  свернул  к  огромному,  во  всю  ширину  стены, - окну,  завешанному  тяжелыми  портьерами,  и  ему  вдруг  захотелось -  раздвинуть  их  и  посмотреть  на  небо,  он  сделал  шаг...  и -  ослепительная  вспышка  света -  остановила  его.  Нестерпимо  белый  свет - мгновенно  угасал,  сменяясь,  не  менее  ясной -  материей..? -  энергией..? в  которой  не  было  больше  ничего - н е и з в е с т н о г о,  которая  была  еще  при  этом - вечная  и  абсолютно  живая...  Лик  рванул  рукой  портьеру  и  посмотрел  на -  небо... Сквозь  голые  черные  ветви  тополей,  было  видно  далекое  небо,  все  в  рваных  мелких  облаках,  которые  казалось,  уносились  прочь  с  этого  неба,  потому  что  оно  давило  на  них  своей  бесконечной  звездной  тяжестью... 
     От  всего,  только  что  случившегося,  в  сознании  у  Лика  осталась  одна,  более  или  менее  связная,  мысль  о  том,  насколько  правильно,  все-таки,  сказал  Иисус,  что  только  день  сегодняшний  стоит  забот.  Ибо  именно     з д е с ь    лежат  все  начала,  все  истоки - грядущего,  и  из  которого  уже - сейчас  можно  увидеть,  каким  он  будет  дальше - этот  сегодняшний  день.  Потому  что  к  вечеру,  к  ночи,  к  утру -  он  все  равно - умрет…  Умрет,  чтобы  дать  место,  для  рождения  нового  дня,  того,  что  называется - завтра,  и  которое  не  имеет  никакого  отношения  к…  и  абсолютно  никого  не  касается,  из  тех,  кто  живет - сейчас,  в - сегодняшнем  дне,  и - вместе  с  ним  к  вечеру,  к  ночи,  к  утру - закончится... 
   Было  уже  четыре  часа  ночи,  а  Лик  все  не  спал  и,  вдруг,  раздался - стук  во  входную  дверь, - с т у к,  а  не – звонок.  И  сердце  Лика  сжалось  в  такой  маленький  комок,  что  он,  не  ощущая  его  биения,  и  вообще,  не  ощущая - ничего,  только  звон  стоял  в  ушах,  поднялся  и  двинулся - к  входной  двери.  За  дверью  была  Тэнни,  и  Лик  понял  все,  едва  взглянув  на  нее.  А  Тэнни - плакала,  всхлипывала  и  бормотала  только: - "Умер...  он...  умер...  он...  он..."-  одно  и  тоже,  без  конца...
-  Уезжай   домой, -  тихо  проговорил  Лик,  и  опираясь  о  дверь  спиной,  съехал  по  ней,  и  так  остался  сидеть,  на  корточках,  сжимая  ладонями  пульсирующие  виски.  Тэнни,  спотыкаясь  и  причитая,  пошла  по  лестнице  вниз,  а  Лик,  все  повторял,  про  себя: "Это  я  убил  его,  я  убил...  Если  бы  ни  я,  он  бы  не - умер,  значит,  это  я  его  убил...  Если  бы  я  не  достал  вчера  раствор,  он  бы - жил,  бывало  же,  что  я  не  мог  ничего  найти... Господи... все... конец... Убил...  умер..."
   На  следующий  день  Лик  купил  готового,  на  все  деньги,  что  у  него  остались,  за  исключением  долларов,  которые  он  не  успел  поменять,  но  и  этого,  как  он  посчитал,  было  больше,  чем  достаточно.  Лик  приехал  в  Ольено,  на  самую - старую  и  самую,  любимую  им,  дачу. (Его  родители  теперь,  наоборот,  продавали  третью  дачу,  во  "Мглинской",  которую  они  купили,  сгоряча,  не  до  конца,  все  продумав  и  переоценив  свои  силы.)  Лик - весь  день  двигался  и  решал  дела - автоматически,  в  какой-то - прострации,  отключив,  от  перегрузки,  сознание  и  чувства;  он  всё  для  себя  решил,  осталось...  так,  попрощаться... 
   Сначала,  Лик  выбрал  свою - обычную  дозу,  чтобы - сняться  и  оценить  качества  приобретенного  продукта.  Он  включил  какую-то  музыку,  и  даже  не  вслушиваясь  в  ее  звучание, -  втрескался.  Раствор  был  в  норме,  не  лучше,  но  и  не -  хуже  обычного.  На  приходе  Лик - закурил  папиросу  с  сенсимильей,  которую  попросил  вчера  у  Тэнни,  но  почти  не - почувствовал  вкуса,  посидел  немного,  просто  так,  прислушиваясь  к  ощущениям,  внутри  себя.  Еще  ночью,  внутри  заледеневшей  ликовой  души,  как  острые  иглы,  торчали  три  резущих  слова -  Грюн  Дональд  Чимвара,  а  отдельно,  ничего  не  значащее,  безразличное  и  бесформенное,  как  камень,  слово -  убит... 
   Ничего  не  изменилось - внутри,  только  лед  стал - тверже  и  напоминал  уже -  стекло,  внутри  которого  была - холодная  пустота.  И  никакие  внешние  изменения,  н  и ч е г о   не  могли  сделать  с  "вечной  мерзлотой".  необъятной  пустоты,  которая  занимала  теперь, - все  пространство  ликовой  души...  И  тогда  он  распечатал - большой,  на  двадцать  кубиков,  баян,  и,  выпарив  примерно  до  половины,  весь  оставшийся  раствор,  чтобы  он  поместился  в  распечатанный  шприц,  остудил  его,  выбрал  и  стал  делать  себе - "золотой  укол"... 
С  трудом - поймав  вену,  и  увидев,  долгожданный  контрольный  язычок  крови,  Лик  услышал - знакомое  тарахтение  инвалидной  машины,  подъезжающей  к  даче  Тэнни. "Как  не  кстати..."- подумал  Лик  быстро  прогоняя  поршнем  раствор,  в  пять  раз,  превышающий  предельную  допустимую  концентрацию.  Но  не  успел  поршень  пройти  и  половины,  как  горячая  тяжелая  волна  прихода,  со  всего  маха,  как  шквал,  обрушилась  на  Лика,  сбила  его  с  ног,  несколько  раз  перевернула,  и  лед,  которым  было  покрыто  все  нутро  ликовой  души,  стал  не  просто  таять,  а - испаряться,  да  с  такой  скоростью,  что  Лик  понял,  сейчас  произойдет...   Взрыв!?
               
                * * * *
                "На  плечо  согбенного  человека
                Осень
                Тихо  приколола
                Легкий,  слетевший  с  дерева  лист.
                Может  быть  это  знак  печали  и  прощения..."
                (Акитани  Ютака) @

POST  SCRIPTUM, (past  squirtum):   Вместо  Эпилога...
   Те  немногие  вены,  что  оставались  еще  у  Лика - сделались  тонкими  и  пролегали  глубоко  под  кожей,  организм  берег  себя  от  насилия,  и  Лику  приходилось  использовать  тонкие  иглы,  но  тогда - кровь,  иногда  сворачивалась - в  том  конце  иглы,  что  одевается  на  шприц,  не  пуская  губительный  раствор - внутрь.  В  этот  раз,  так  все  и  вышло. 
   Лик  успел  прогнать  только  пол - шприца,  как  кровь  в  игле  свернулась,  прекращая  доступ  в  вену -  концентрированному  раствору,  и  поршень  встал,  пройдя  только  половину - своего  смертельного  пути.  В  итоге - Лик  отделался  сильным  передозняком,  от  которого  пришел  в  себя  через  сутки,  на  той  же  даче,  в  компании, - довольной  благополучным  исходом - Тэнни,  которая  сообразила,  как  использовать  в  личных  целях,  тот  раствор,  что  оставался  в  злополучном  большом  баяне... 
   Похороны  они - пропустили.  Грюна  в  последний  путь - провожали  без  них.  Тэнни - сожалела  об  этом,  а  Лик - не  пошел  бы  туда  и  так...  Олаври,  следуя  последней  воле  покойного,  перебралась  к  Лику  и  занялась  его  лечением - вплотную.  Но  Лику,  все  равно  пришлось  лечь  в  госпиталь,  чтобы  еще  и  на  химико-терапевтическом   уровне - профильтровать  кровь  и   отсорбировать - отходы  высокотоксичных      веществ,  накопившихся  в  его  организме. (Все  это - мало  чему  помогло,  если  ни  сказать,  что  это  не  помогло - ничему.) 
   Грюн,  пережил  свое  тридцатидевятилетие (3 раза,  по - 13), - на  тринадцать  дней, (суеверному  Лику,  мерещился  в  этом - такой - беспросветно-мрачный  смысл,  и  он  видел  теперь  окружающее,  в  таком  безысходно-тоскливом  свете,  к  которому  больше  всего  подошел  бы  - раненый  собачий  скулеж...),  и - ушел  из  этой  жизни... (Хотя с другой  стороны,  только  такой  человек,  как  Грюн, и  мог  умереть  в  такой  день!)  Лику  шел -  тридцатьвосьмой  год  личной  жизни,  а  Олаври -  двадцатьдевятый,  и  они  уехали  зимой  в  Ливадию,  в  город  Фиалту,  туда,  где  раньше  находилась  дача -  прадедушки  Грюна, -  Грюна  Лусия  Чимвары.  Поселились  они  в  гостинице - "Махараджи",  и  каждый  день  ходили  смотреть  на  незамерзающее  Море.  А  по  вечерам -  пили  крепкие  напитки (в  основном -  водку  или  коньяк),  которые  помогали,  если  ни  забыть,  то  хотя  бы - притупить  и  приглушить, -  боль,  чувство  вины  и  ощущение - трагедии,  разлитое,  казалось  уже  по  всей  биосфере,  и  уже  никому  не  было  места,  в  этой - исполненной  одним  страданием - жизни...   

                Конец
               
               
                И.Эшелонов,  сентябрь, 2002г.



& - Памяти  тех,  кто  отдал  свою  молодую  жизнь,  в  обмен  на  возможность  посещения  альтернативных  миров,  которая  предоставляется  человеку - употребляющему,  тем  или  иным  способом  -  Растения  Силы,  такие  как:  дерево  Кока,  куст - сенсемильи,  растения - маки  и  грибы -  псилокубы...  Пусть  земля  им  будет  пухом...  (Ю.В.М. -  можно  расшифровать  и,  как -  ювенильного   возраста   молодежи,  ведь - правда?)
#  -  Бесплодный  бунт, (лат.)
+  - Коллизия  взята  из  произведения  братьев - А. и Б.  Стругатских -  "Жук  в  муравейнике".
*  -  Экклесиаст: 3,1,(Одна  из  книг  Ветх. Завета,  написанная  Соломоном.)
**  - Свободные  ассоциации  автора.
" - Метафоры  заимствованы  из  четырех  великих  обетов  буддизма,  из  монографии  Дайсэцу  Тайтаро  Судзуки, - "Основы  Дзен-Буддизма", -               
"Пусть  живые  существа - неисчислимы,  я -  клянусь  спасать  их,

                Пусть  страсти - необоримы,  я -  клянусь  погасить  их.
                Пусть  Дхармы -  неисчерпаемы,  я -  клянусь  овладеть  ими,
                Пусть  Истина  Будды -  непостижима, я -  клянусь  постигнуть  ее".
                (Перевод  М. Королевой)    
*** -  Из  лекции  Ошо -  отрывок  из  проповеди - I I I  патриарха  дзен-буддизма  в  Китае - Сосана,  ученика  - Эка,  который  был  одним  из  учеников - Бодхидхармы...
<'> - Один  из  вирлибрисов  -  замечательного  поэта - Владимира  Бунича,  он  настолько  понравился  в  свое  время  автору,  что  он  не  может  себе  отказать  в  удовольствии,   привести  здесь  и  еще  один:
                "Дуешь  на  волосы  своего  ребенка
                Читаешь  названия  речных  пароходов
                Помогаешь  пчеле  высвободиться  из  варенья
                Каким  предательством  ты  купил  все  это?"
@  - "Из  японской  поэзии",  Издательство  "Прогресс",  Москва - 1964г.