Между шестым и седьмым fedos

– Я не позволял пользоваться лифтом детям дошкольного возраста, не перевозил легковоспламеняющиеся и взрывчатые вещества, и вообще, был предельно внимателен и соблюдал все правила пользования лифтом. Но все равно не дотянул. Не дотянул каких-нибудь полтора метра. Кабина лифта со скрежетом остановилась между шестым и седьмым этажами. Ты, кстати, куришь?
– Да, но сегодня без сигарет.
Я поставил ополовиненную бутылку портвейна на пол, достал из внутреннего кармана куртки пачку Честерфилда и протянул Наде.
– Спасибо, – Надя ногтями подцепила желтый фильтр и легонько потянула на себя. Мне этот жест, почему-то показался очень сексуальным.
– Да, зажигалка есть, – предугадала мой вопрос Надя. И принялась потрошить свою сумочку, раздутую, словно воздушный шар.

… Надя – корреспондентка районной газеты. Ее прислали взять у меня интервью, как у первого пострадавшего.
– какого первого пострадавшего? – удивился я, когда раздвинутые на 20 сантиметров двери лифта просунулось лицо девушки. Часть лица. Симпатичного задорного лица с каштановыми волосами, серыми, чуть раскосыми глазами. Курносая и с родинкой над губой.
– до меня в лифтах половина города застревала.
– разве вы не знаете? – Надя сделала, на сколько могла, широкие и полные ужаса глаза, – ведь сегодня грандиозная акция. Массовая забастовка работников Мослифта и всех сопутствующих организаций. Так что вряд ли кто придет к вам на помощь в ближайшие 24 часа.
– а разве это не запрещено законом. В смысле – забастовка этих структур?
Я начал судорожно вспоминать что-то из курса права.
– Запрещено, конечно, – подтвердила мои подозрения Надя. – Но у нас в стране много чего запрещенного: проституция, продажа алкоголя лицам, не достигшим 21 года, черная бухгалтерия, наркотики…
– как я понимаю – это все темы твоих будущих материалов.
– Прошлых. – поправила Надя. – Разве вы не читаете местную газету? Ее же бесплатно распространяют.
Я решил не ставить Надю в известность о судьбе районной газеты попадающей в мой почтовый ящик.
– Времени на это нет. – соврал я.
– хотите, я вам свежий номер дам, – Надины глаза загорелись. – сейчас у вас времени предостаточно.
Ее голова исчезла из моего поле зрения, но зато взору предстали чудесные коленки, не прикрытые шотландской юбкой.
– вторая и четвертая полоса. Там мои материалы.
В проем между дверей пролезла свернутая газета. Нерешительно взяв любезно протянутую прессу, я убрал ее в рюкзак.
– ты вроде бы здесь по другой причине. – Напомнил я….
Так мы и познакомились…

Надя наконец нашла зажигалку. Прикурив, она присела рядом с лифтом. Теперь мне не было видно даже ее симпатичных коленок. Лишь краешек синих туфлей, да ручку сумки. Любоваться обрывком собеседницы я не стал и тоже приземлился на пол, предварительно расстелив районную газету.
– каково это, застрять в лифте? – По звуку я понял, что Надя опять включила свой диктофон.
– трудно сказать, – я затянулся – каждый раз по-разному.
– Любопытно. И часто ты застреваешь?
– О-о-о, – протянул я прикладываясь к бутылке. – на моей практике шесть случаев. Все животрепещущие.
В проеме возникла Надина голова.
– Будешь портвейн?
Надя нерешительно смотрела на зеленеющие просторы, объемом 0.75 литра, потом отрицательно покачала головой:
– нет, я все-таки на задании.
– Как хочешь, – я опять приложился к бутылке, – так вот на моем веку семь случаев застреваний в лифте.
– ты же только что говорил, – шесть!
– пять, это если не считать, того раза, когда лифт отказался меня везти. Мне тогда было лет восемь, а то и меньше. Не дотягивал по весу. Вот двери лифта и закрылись, а я остался в полной темноте.
– жутковато, наверное.
– да, это самый страшный из случаев.
Потушив бычок о железную планку двери я бросил его в шахту.
– тогда кто-то вызвал лифт, и я был спасен. Но после этого случая я еще долго боялся ездить в грузовых лифтах. Кстати, все мои последующие застревания тоже были в грузовых. Правда я был не один….
Однажды мы просидели в заточении четыре с половиной часа. Нас было пятеро. Света не было. Чтобы покурить, мы по очереди подходили к маленькой щелочке между дверей. Никто не спешил нас спасать и чтобы окончательно не спятить, мы играли в жмурки. Была суббота, часов семь вечера. В подъезде довольно часто появлялись люди. И мы просили их о помощи. Кричали им, чтобы позвонили в диспетчерскую, но все делали вид, будто нас не существует. Правда, какая-то бабуля наорала на нас, за то, что мы сильно шумим. А подытожила она так: ТАК ВАМ И НАДО! Мы сильно удивились. Особенно Паша, ему час назад НАДО было быть в Театре, но никак не в лифте.
Я приложился к бутылке. Портвейна осталось на донышке и я, выжав оставшиеся капли, отставил бутылку в сторону. Язык уже двигался не так резво, как в начале разговора, но я продолжал:
– В другой раз мы просидели часа два, но у кого-то был с собою ганжубас. Так что мы не сильно обломались. Мало того, когда пришел лифтер, мы отказывались выбираться. И если нас не пробило на хавчик, вряд ли мы вылезли наружу.
Я порылся в рюкзаке и извлек вторую бутылку портвяка.
– Ты все еще отказываешься? – я выставил в проем пузырь «777»
Надя не прореагировала.
– Это конечно все интересно, но нашему читателю нужны свежие переживания. Так что повторю свой вопрос: каково это застрять в лифте, зная, что путь к свободе откроется не скоро? Что ты ощущаешь?
– я ощущаю себя клопом, посаженным в полиэтиленовый пакет. Будто нырнул под воду и не знаешь, вынырнешь ты или нет….
– Что, серьезно?
– Нет конечно. Просто сравнение понравилось.
Надя выключила диктофон.
– Слушай, я так с тобой никакого материала не сделаю. Ты уже пьян.
– а ты портвейна выпей, – предложил я.
Я действительно был пьян, так как за сегодня это была далеко не первая бутылка, «да и не последняя, – улыбнувшись, подумал я, и заглянул в рюкзак». В голове шумели мысли.
Надя поднялась. В проеме между дверьми были видны ее загорелые ноги:
– Все, я ухожу.
– Так быстро? – удивился я.
– а что тянуть? Материал я собрала, а слушать твои пьяные бредни я не намерена. Звук удаляющихся каблучков отдавался в голове все сильнее и сильнее. Потом все оборвалось и затихло. Свет тухнет, с ним была свобода такова.

Я очнулся лежа на выстланном районной газетой полу лифта.
– Какая Надя, сынок. – двери лифта открывались рывками. – звонок на пульт в три часа ночи поступил. Мы бы и раньше приехали, но у тебя адрес … Руки бы оборвать тем, кто так улицы называет. Я по вашему районы три часа кружил. А потом еще консьержка: «ничего не знаю, никто не шумел». Будь у меня совести поменьше, ты бы тут еще долго сидел.
– а как же забастовка и все дела?
– какая забастовка? – удивился лифтер – Ты что пил-то вчера?
Я решил промолчать.
– ну, вот и все, – бородатое лицо улыбнулось обнажая поредевший рот,– давай руку, помогу.
Выбравшись на лестничную площадку, я бросил взгляд в кабину лифта. На полу валялась скомканная районная газета. Часть видневшегося заголовка гласила: Наркомания почти…. И далее текст: «задержанная на днях Надежда Сви..» краешек загнулся, не давая возможности прочитать целиком.
Я отряхнул джинсы и закинул рюкзак за спину. Чувствительный удар дал понять, что в рюкзаке еще осталась бутылка портвяка.
-на вот, за труды. – я расстегнул рюкзак и извлек пузатую тару.
Лифтер нерешительно взял презент и хотел что-то сказать, но я уже скрылся за поворотом лестничной клетки. «семь колес – это для меня крутовато, – думал я сбегая по лестнице – лучше останусь на своих шести»