С чего начинается Родина 1

Семен Норгестрелович Баралгинов ждал автобус. Ему было грустно. Грязные листья поникших берез скупо плакали дорожной пылью. Пустынная остановка привычно тосковала по пассажиру. А экспресс - автобус все не  шел...
    Что до Семена - то он не в пример березе, грустил сопротивляясь: он созерцал. Забитые пылью глаза слезились, но разъятые усилием воли веки не давали угаснуть немигающему восточному взору.
    Дао - это тень. Дао - это газ. Дао - это мысль. Дао - это дух. Дао есть то, чего нет. Баралгинов уже устал перебирать мысленные четки.
   И вот, протыкая крутым лбом серебристое облако пыли, из небытия вынырнул импортный красный автобус.
   Потянувшийся к нему Семен Норгестрелович как - то разом воспрял, отряхнулся от налипших окурков и использованных талонов, подвязал брюки и смело шагнул прямо в салон.
      - Билет! - резко сбило тонус существо в аэрофлотовском сарафане и форменной кепке поверх рыжего парика.
      Шепеляво и саркастично улыбаясь, кондукторша ласково предложила: - Предъявите, товарищ, билетик, ну пожалуйста!
      Удивленный Семен хотел было вытянуть лицо, но геометрия  этой части его тела не позволяла более из-менять форму.
      Ласковая кондуктор, всеми своими жестами выражая крайнее нетерпение все еще вежливо и мягко заметила: - Товарищ! Поспешите предъявить билет, автобус экспресный, следует без остановок, а Вы нас задерживаете!
     - Но, - возразил Семен, которому все - таки удалось еще вытянуть лицо, - у меня же нет билета!
     - Ну вот, давно бы так! Честность - не порок! Сразу бы  и признался - довольно защебетала рыжая кондукторша - Плати штраф и садись!
     - За что же штраф ?
     - Как за что, за проезд без билета!
     - Но я же не ехал без билета - заобижался Семен Норгестрелович, - Я только вошел.
     - Сейчас поедешь, касатик.  Ехидно кивая обутой го-ловой, кондукторша тренированным жестом вдернула Семена в салон. Двери захлопнулись и все поехало.
    Жалобно заныла в глубоком баралгиновском кармане пушистая  трёшница, зёрзала, задрожала, забеспокоилась.
    
   Семён Норгестрелович Баралгинов ехал в автобусе. Ему было грустно. Но хорошо. На каждой остановке в автобусе всё прибавлялось жалобных пассажиров. И только занятое Семёном сиденье было покойно. На мягком ковре из окурков, использованных  билетов, тряпок, мятых газет, крепко спал усталый, измождённый долгими пешими переходами человек. Спал сладко, пуская слюну, подложив под голову кулак, в который была зажата последняя, пушистая, ватоподобная, зеленовато - серая трёшница. Она сидела там смирно - смирно, не пищала и не трепыхалась, чтобы не дай бог, не побеспокоить своего доброго хозяина. Сероватый циферблат электронных часов поблёскивал своими жидкими кристаллами в пробегающих солнечных лучах, посылая  в салон маленьких зайчиков. Времени на нём больше не было.
 Семён Норгестрелович Баралгинов спал. Ему было удобно, спокойно. И хорошо.