Чуевая легенда. Часть вторая. Глава 11 - Глава после 11 и перед1

ГЛАВА 11. НЕДОПЕРЕПИЛ.
Даже колеса у этого поезда на стыках рельсов стучали не так, как им было положено. Через раз.
Ту-дук... Тук. Шум ветра за окнами. Ту-дук... Тук. Чей-то мат в соседнем купе. Ту-дук... Тук. Стук колес бьет по воспаленным мозгам словно молот по наковальне. Так же ритмично и так же назойливо. Через раз.
- А кому постеля? - Усатая толстая проводница, с трудом переваливаясь с ноги на ногу, медленно шла по вагону и сметала все стоящее и сидящее на своем пути.
- Почем, красавица?
- Восым тисач. И сам урод.
Ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук.
- Тетенька, а чай будет?
В ответ отборные казахские ругательства и паровозный гудок. И снова ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук.
Недоперепил подождал, пока мощный торс проводницы прошествует по всему вагону и вернется обратно в свою каморку, потом, кряхтя и чертыхаясь, соскользнул с верхней полки в свои полустоптанные кроссовки и вышел в тамбур покурить. Там уже стояла незнакомая девушка с сигаретой в руках и с интересом изучала погнутую заплеванную табличку с надписью "Окурки не бросать!". Куда их не бросать, естественно, не указывалось. Но в этом-то и был весь основной кайф. Окурки не бросать... в окно. А на пол можно. Или не бросать в урну. И тогда все равно - на пол.
Рука залезла в карман старых вельветовых брюк с надписью "Спорт" на ползадницы и нащупала там пакетик с кислотой. "Попробовать, что ли? - Недоперепил с интересом уставился на девушкин "кардан". - Нет. Потрох сказал, на месте, значит, на месте". Рука скользнула глубже и извлекла на свет изрядно помятую пачку "Примы".
Спички.
Огонь.
Кончик сигареты послушно затлел, и едкий дым защипал в носу, вышибая из глаз слезы.
Ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук.
За окном однообразные пейзажи обширных казахских степей. Пошарпанный вагон. Облезлая табличка. Привлекательная женская задница.
Оригинальный путь к светлой мечте. Светлый путь. Недоперепил отвернулся от окна и глубоко затянулся.
- Как Вас зовут, простите?
В мыслях обращение: КРАСИВАЯ ЖОПА.
- Мать Тереза.
- Очень приятно.
В мыслях: ДЛЯ ЖОПЫ ВПОЛНЕ ДАЖЕ ПОДХОДЯЩЕЕ ИМЯ.
- А я - Федор.
Ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук.
- А Вы, простите, откуда?
(ЖОПА).
- Из Саратова.
(ЖОПА - С ВОЛГИ. КОНКРЕТНО).
- А я вот с Питера качусь. Мир смотрю.
Девушка наконец-таки оторвала свой взгляд от таблички с "окурками", которые "не бросать", и с интересом посмотрела на Федьку.
- Что-то не похоже. Давно там живешь?
- Да так... - Недоперепил понял, что попал впросак. - А до этого жил в Краснобобринске. Это недалеко от Ростова.
- А я в Новороссийске жила.
(К ЧЕМУ МНЕ ЭТО? ХОТЯ... НОВОРОССИЙСК... ПРЕДКИ).
- А у меня там родаки прозябают. Говорят, что хороший город. Чего это ты сорвалась оттуда?
- Да так... - девушка старательно затушила окурок о стенку вагона. - Скажи, только честно, я похожа на стерву?
Сигарета выпала из недоперепиловских рук и разбилась горящим кончиком на тысячу маленьких искр.
(ВОТ УЖ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО - ЖОПА!)
... А за окном все те же казахские степи и светлый путь к светлой мечте.
Ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук.

***
- Станция Чемолган. Время стоянки - пять минут.
Федор выглянул в окно и увидел деревню, отвернулся. Мать Тереза подкуривала очередную сигарету.
- Ну а дальше?
- А дальше я закончила школу, уехала в Саратов, поступила на юрфак (ФАК - ЭТО, ПОЖАЛУЙ, КРУТО) и там одно время училась. Играла в нашей факультетской команде КВН, писала сценарии для игр. Жила. Но никто не видел во мне Женщину. Никто не пытался заглянуть ко мне в душу.
- Как это?
- Ну, понимаешь, у меня много денег. У меня "стоячие" родители, своя квартира в Саратове.
Поезд тронулся. Недоперепил посмотрел на отползающую назад деревню и подумал: "Душа и деньги с квартирой. Странная увязка. Точнее, НЕувязка. Совсем ничего не понимаю".

***
Ночь. Завтра к утру поезд наконец-таки притащится на место. Федька перетащил новую подругу вместе с ее вещами в свое купе и теперь смотрел на то, как она интересно спит. Благородные черты лица, красивые плотно сомкнутые губы. Сбившаяся простыня открывала приятно возбуждающий вид обнажившейся из-под халатика груди. Обычная городская красотка. Что привело ее сюда, в Казахстан? Зачем ей нужны эти дикие степи? Почему она считает, что похожа на стерву? И назвала себя в начале знакомства по-дурному - Мать Тереза. А на самом деле имеет очень даже красивое имя - Юля.
Странная девушка.
Недоперепил влез на верхнюю полку, подложил под голову руки и, бездумно уставившись в потолок, затих.
И снова это спотыкающееся ту-дук... Тук. Ту-дук... Тук. Ночью все звуки слышаться отчетливее. Настолько отчетливо, что невольно режут слух.
А где-то впереди, уже совсем-совсем близко, легендарная Чуйская долина. И Иван Петрович Воскобойников - "спаситель и защитник всех наркоманов". Спаситель, которого самого сейчас нужно спасать. И кому? Федьке Гольеву - обычному краснобобринскому тусовщику. Страшно? Нет, скорее непривычно. Еще бы! Одно дело смотреть Чипа и Дейла по телеку, и совсем другое - самому выполнять эту мышиную-с-хвостиком роль. "Спасатели, вперед!", с ума сойти можно.

***
Пыльная извилистая грунтовка. Сумка с "Москожгалантерей" по левую сторону и Юлька - по правую. У Юльки в руках облезлая табличка "Окурки не бросать!", которую она все-таки отодрала в тамбуре перед выходом, и чемодан с различным бабским барахлом. С "крылышками" на каждый день.
- Ну почапали, что ли...
Мать Тереза молча пошла вперед. Недоперепил двинулся следом.
Легкий ветерок приятно ласкал волосы и тело, но все равно было нестерпимо жарко. Сказочных плантаций мака и анаши видно пока не было, а вместо них во все стороны, пока хватало глаз, простирались самые обычные сероземные казахские степи, поросшие полынью и типчаком. Недоперепил пнул валяющийся на дороге камень.
- Легенда. Чуйская долина. Круто. Поймал бы сейчас Дорошеныча - убил бы нафиг. Наркоша долбаный! И этот - Потрох, твою мать! - "езжай, Федя, и долину посмотришь, и Воскобойникову поможешь". Суки конченные! Подставили.
Юлька молчала и упорно шагала вперед. Федор матюкался и шел следом.
Хотелось пить.
Неожиданно сзади на дороге показался дико ревущий и пылящий на весь Казахстан допотопный "мурмон". Недоперепил выставил руку и - без особой, впрочем, надежды - махнул. Дребезжа и фыркая, "газон" остановился. Из кабины высунулась улыбающаяся казахская рожа, с виду напоминающая задницу, и на чистом русском языке спросила:
- Куда херачите, черти?
- Чуйскую нарколечебницу знаешь? Нам туда.
- И мне, как ни странно. Наркоманам хавчик везу. Прыгайте в кабину - поместитесь. А до больницы еще километров сорок.
Недоперепил закинул свою сумку в кузов, забросил туда же юлькин чемодан и залез в машину. Мать Тереза с трудом заперлась следом, и "мурмон" тронулся.
- Ну как там, в настоящей Чуйской долине?
- Да нет больше долины. Вырубили все нахер. После того, как в прошлом году какие-то гады похитили Воскобойникова, в больницу новая власть пришла. Наркоманы вешаются. От былого кайфа только легенды остались.
Федька глубоко вздохнул и положил голову на юлькино плечо. Девушка ничего не сказала. Недоперепил задумался. "Где искать сейчас Ивана Петровича? С чего начинать? Куда соваться? Может, его уже нет и в живых в помине? Все-таки восемь месяцев прошло, а от него ни одной весточки. Может, бросить все к чертовой бабушке и обратно - в Краснобобринск? Забить хрен на все их проблемы с "черным экспрессом", который, благодаря Васе Питерскому, травит сейчас людей от Ростова до Питера и дальше. Плюнуть на путепровод Воскобойникова, с помощью которого Вася хочет своим опийным дерьмом завалить все остальные города и веси, включая бывшие сестры-республики. Хотя...". Перед глазами снова встала картина прощания с Потрохом Псориазом: "Ну что, Недоперепил. Деваться некуда - сам напросился. Все торчки страны на тебя в своих глюках смотрят. Считай, лавры Шварца тебе обеспечены. Скорее всего - посмертно. А я пока разберусь с местной "конторой". Да, пока не забыл. Держи - это тебе как меч-кладенец. Инструкцию по применению помнишь?".
В протянутую федькину руку падает пакетик с кислотой. Тишина.
Или он это все просто придумал?

***
Белое четырехэтажное здание, обнесенное высокой бетонной стеной и колючей проволокой. Вышки с часовыми и патрульные с обкумаренными собаками.
Водила "мурмона" сказал, что все это построили сравнительно недавно, после похищения Воскобойникова. Нововведения, признаться не из лучших. От чуйских полей действительно остались только воспоминания и неестественно голые клочья земли. Новым хозяевам чуйская конопля не нужна. Юлька - себе на уме. Постоянно молчит и ни на что не жалуется, просто идет вместе с Федором.
Доверяет. Или просто уже больше нечего терять?
(СКАЖИ, Я ПОХОЖА НА СТЕРВУ?).
Нет, пока не похожа.
Контрольно-пропускной пункт. За толстым бронированным стеклом - самодовольная рожа дежурного.
- Вы к кому?
- Брат у меня здесь лечится. Вот, приехал к нему с его подружкой.
- Фамилия?
- Моя?
- Нет, брата.
- Не помню... (ГЛУПАЯ ОТМАЗКА). Понимаете, у меня частичная амнезия, и я помню брата только по фотографиям. И то снизу.
- У вас с братом что, фамилии разные?
- И отцы тоже. Мы родственники по матери. (ПО КАКОЙ, УТВЕРЖДАТЬ НЕ СТАНУ).
- У подружки тоже амнезия?
- Она глухонемая.
- Пусть напишет.
- Неграмотная.
Мать Тереза со всего маху саданула каблуком по недоперепиловской ноге. Федька покраснел от боли и скривился.
- А ваши документы?
Недоперепил достал свой паспорт и протянул его в окошко.
Самодовольная рожа углубилась в чтение документа.
- С Ростова - в Казахстан?..
- Ну так брат же, - Федька развел руками и сделал невинное лицо. - Пусти, дяденька, повидаться.
- Подожди, сейчас главного вызову, разберемся.
Дежурный поднял трубку внутреннего телефона и гаркнул:
- Дежурный по КПП - капитан Чайник! Свяжите меня с командиром.
- Мудак! - Федот через окошко выхватил из капитанских рук свой паспорт и, схватив Юльку, быстро вышел из КПП.

***
Река Чу - была голимой рекой. Наркоманской. Образовавшись слиянием нескольких мелких речушек и начинаясь где-то в горах мало кому известного Киргизского хребта, она величественно протекала чуть-ли не через пол-Киргизии, затем вместе с реками Ак-Суу и Кара-Балта образовывала Тасуткольское водохранилище и, нагло возомнив себя полноводной и широкой, пыталась течь дальше. Но ей это упорно не удавалось. Благодаря поддержке реки Курагаты Чу еще некоторое время продолжала нести свои воды в неблагодарные казахские пески, а потом все-таки постепенно пересыхала, и уже из последних сил делала вид, что впадает в озеро Акжайкын.
Как бы то ни было, Недоперепил и Мать Тереза за неимением лучшего варианта решили на первых порах остановиться именно на чуйском берегу, набить брюхо и обдумать план дальнейших действий. Пока Юлька искала дрова, разводила костер и пекла картошку Федька "вступал в контакт" с Потрохом. Он сидел на камешке, возле самой воды, и забивал косяк.
Курнул.

Питер. Звездная ночь. Человек в черном.
- Привет, глюк. Что на связь не выходил так долго?
- Шмаль у тебя голимая, Потрох. Никакого кайфа.
- Не гони! Ты, видать, с табаком ее забивал... Как дела?
- Проблемы.
Человек в черном медленно покачивается вперед-назад, переваливается с пятки на носок.
- Все изменилось. Долины нет. В лечебницу не прорвешься. Тоска. (ВСЕ ПРОПАЛО, ШЕФ. ВСЕ ПРОПАЛО. БАМБИНО). Где искать Воскобойникова, у кого спрашивать, кто похитил?
- Доставай кислоту. Схавай первую дозу. Самую маленькую. (СМОТРЫ НЫ ПЕРЕПУТАЙ, КУТУЗОФФ!)
Человек в черном. Звездная ночь. Питер.

- Ты заснул, что ли? Вставай, картошка уже готова. - Юлька стояла над Недоперепилом, как солнце над центральной Африкой, уперев руки в бока и немного склонив голову.
- Не хочу.
Недоперепил достал из кармана маленький целофановый пакетик и принялся бережно его разворачивать. Что ждало его впереди? Каким будет очередной, новый, приход? Какие границы раскроет для него кислота? Ведь он никогда ее не пробовал. К тому же ЭТА кислота, если верить Потроху, что-то особенное. (КАК ОН ПРО НЕЕ ГОВОРИЛ? А, ЧЕРТ НЕ ПОМНЮ). В пакетике - маленький пузырек. На пузырьке три риски. Три дозы. Четвертая для неподготовленного федькиного организма обещает быть смертельной. Псориаз, добрый какой, налил, судя по всему, и ее. Хотя весь-то кайф и заключался как раз-таки в недоперепиловской неподготовленности. Он мог получить от кислоты гораздо больше, чем кто-либо другой. Что именно - пока оставалось загадкой. Но Федор искренне надеялся, что все же - не съехавшую крышу, и не гробовую.
Аккуратно, по капелькам, под внимательный счет, доза была влита в чистый пластмассовый стаканчик. Юлька стояла рядом и с интересом наблюдала. Федька взглянул на нее, перевел взгляд на жидкость, выдохнул, зажмурился и вылил ее в себя.
Юлька хмыкнула, неопределенно передернула плечами и направилась обратно к костру. Недоперепил посмотрел ей вслед, оставшуюся кислоту бережно замотал в пакетик и пошел следом.

Обугленная картошка мажет руки. В черный цвет. Черный цвет - цвет ночи. Что это - поэзия или очередная дурость? Федька разломил картошку надвое, и в ту же секунду весь мир озарился яркой ослепляющей вспышкой. Солнце тоже разломилось на две равные половинки, и теперь эти половинки медленно расползались в противоположные стороны.
А Я ХОЧУ КУРИТЬ!
Просто. Сигарету. Огня.
Мне нужно много огня.
Море. Океан. Вселенную огня.
Я ХОЧУ ПОДКУРИТЬ СИГАРЕТУ!!!
И почему так холодно? Лед. Юлька, ты разве не видишь? Вокруг слишком много льда. Я замерзаю. Солнце раскололось и оттуда сыпется снег.
Море. Океан. Вселенная снега.
Умри сегодня, чтобы воскреснуть завтра. Я - Феникс! Я возрождаюсь из пепла. Втопчите меня в дерьмо, чтоб я всегда оставался чистым!
Стены слишком тонки. А в соседнем мире живут две сестры-близняшки. Они если не гребутся, то на пианине играют. И все слышно! А вокруг ночь и лед. Ночь слепит глаза, а лед согревает.
Так умирают гении.

Недоперепил влез в самую середину костра, не чувствуя как горят волосы на ногах и плавятся подошвы. Ему стало тепло.
И в этот миг наступило ПРОЗРЕНИЕ...

ГЛАВА ПОСЛЕ 11 И ПЕРЕД 12. АНХЕЛЬ ПОТРОХ ПСОРИАЗ.
Пора ломаться... От лица остались только пятна под глазами. На работе все косятся. Шепчутся, что пью в тихую горькую...
Потрох брился.
Сегодня - пора. Федька скоро все поставит на свои места в Казахстане, если выживет. Жаль будет. Да нет, сам хотел. У него своя месть. Что такое месть? Это дело, которое сам себе придумываешь, когда нечего делать. Когда что-то перегорает.
Рабочая одежда - все комильфо. По законам аглицкого клуба.
Кислота и пачка "Мальборо". Особая пачка.

***
Бегемот долго не кололся. Он проклял день, когда рассказал Потроху об этой штуке. А вещь и в самом деле была презабавная.
Они тогда праздновали день рождения Алисы. Было немного скучно, грустно - не то дождь скользкий, не то торт слишком сладкий. Потрох слонялся по бегемотовой квартире как по посудной лавке - натыкаясь на гостей. Он не пил и почти не ел и только портил всем настроение своим видом поэта, читающего где-то в глубине души меланхолические стихи. Даже Алиса осуждающе смотрела на Анхеля, которого в этот день доставало все на свете. В конце концов он начал изучать содержимое книжного шкафа, не раз до того исследованное, и вытащил на свет божий не томик Верхарна, а пачку "Мальборо", которую тут же и решил почать.
Каким-то шестым чувством Бегемот почуял неладное и ломанулся к Потроху.
- Отдай пачку!
- Брось. Все уже давно курят, если ты не заметил...
У Бегемота обычно курили на балконе. Но сегодня и предки изменили традиции.
- Отдай пачку, говорю!
- Ты что, Серега? "Мальборо", что ли, жалеешь? У меня "Кэмел" кончился, кстати.
- Да не жаль мне "Мальборо", но нель-зя их курить, слышишь, нель-зя...
Вторую часть фразы Бегемот произносил пьяным шепотом, деля слово "нельзя" на две части отчаянно громкой паузой.
- Нель-зя... Я их с работы принес.
Анхель знал, где Серега работает. Это место было слишком серьезным, чтобы не подумать о последствиях курения.
- Хорошо, я отдам тебе "Мальборо", но скажи, почему нельзя.
Бегемот затравленно огляделся по сторонам и еще более тихим и более пьяным шепотом сообщил:
- Отравишь всех к еденой матери.

Это был новейшее вещество на основе никотиновой кислоты, только что разработанное и нигде еще не применявшееся. Оригинальность действия заключалась в том, что пропитанные им сигареты ничем не отличались от обычных ни по вкусу, ни по цвету, ни по запаху. Но самое интересное - человек, куривший сигарету, пропитанную никонихилом (так это вещество назвали в лаборатории) становился генератором яда: никонихил в легких превращался в яд, обретавший свое смертельное свойство через пару секунд после выдоха. Противоядием вновь полученной отраве был... сам никонихил. Получалось, что курильщик в закрытом помещении мог отравить всех вокруг, кроме себя.
Находка для шпиона, короче.
Единственное условие - непрерывно курить. Или быстро уйти.

Все это Бегемот рассказал Анхелю в тот же вечер, нарушив кучу запретов и выдав государственную тайну.

***
Привычная лестница, чуть ли не родной колодец. Время делать дело. "Шизгары" не слышно, зато играет "Лестница на небеса".
Потрох идет медленно. Ему немного не по себе: далеко не каждый день может окончиться так печально. Его лихорадит. Возбуждение перешкаливает, сменяется подавленностью. Но страха вроде бы нет.
Мир подернут шторой атмосферных помех. Антенна вынута из гнезда.
И если писать, то только прозой.
"Я - как экран телевизора, схватившего ангину. Весьма возможно, что за хвост. Теперь тема - привязать к нему веревочку, чтоб вертеть. Тятя, тятя, наши сети опкой притащили мертвеца... На веревочке узел бантиком. Хвост. Аукцион: "Кто больше за дохлую крысу на веревочке? Одна жизнь - раз, одна жизнь - два..." Молоток поднимается над коленопреклоненной лысой головой и на счет "три" опускается, проламывая темечко с ореховым - а не под дуб - хрустом. "Крак!" - говорит голова, челюсти с разных сторон разошедшегося черепа смыкаются на дереве... А вокруг - медитато-чивый сад. За каждым деревом - маркиз ест прокисший суп из вытекших мозгов. "Не угодно ли горох, доктор Ватсон?"
Перед Потрохом - витрина магазина. Взгляд вперился в табличку: "Горох - 1500 р." Я же здесь. До меня - кварк времени и квант пространства. И мистер Марк уже улыбается: чайка снова вскрикнула над морем - волнами пошел Каспаров на Карпова. Совсем как Шекли, выворачивая извилину, беря ее на болевой прием, при Котором. Которые, хайер! Хай, пипл, хай...
Рука, берущая кого-то за руку. Зорге.
- Привет. Рад тебя видеть.
- Харю в раму, Зорге.
- Стекло уже высадил?
- Нет еще. Рассада не поспела.
- А двосада как? Пора мой друг, пора...
- Туда, где зад - тучей? А жопой - гора? Ты случайно не голубой, Зорге?
- Нет, Анхель, я ас-сексуал.
- Ну тогда пока. Что мне еще с тобой делать?
ДЕЛО. Есть Д-Е-Л-О.
Сюр-приз - ты мертв! Сарррынь на кичку, Потрох!
Анхель стоял перед Большим Домом на Литейном. Вот оно, КГБ.
Где-то внутри - генерал Дубняк.
Над летним Питером - голубое небо. Очень хочется взять автомат и очередь за очередью высадить в эту смеющуюся голубизну все, что может рвать и крушить человеческое тело. Сложить руки и упасть вверх - на иглы стопудового ежа, занятого торговлей наркотиками на небе.

***
- Покрась забор своей кровью, - посоветовал Бегемот Потроху, когда они шли мимо Волкова кладбища пешком в сторону Лиговки. Анхель ругал ограду, осыпающуюся - листьями-лохмотьями краски - прямо на глазах.
- Давай лучше пописаем, - предолжил в ответ Потрох, - тоже окрас. И деревья лучше расти будут. Удобрение как-никак.
- Здесь и без твоего дерьма хватает удобрений.
- Хрен тебе! На Волковом уже давно никого не хоронят. Видишь, какие понурые, все в пыли.
Кусты и деревья действительно не блистали совершенством.
Мимо неслись машины и трамваи, тряся яйцами своих пассажиров.
Бегемот только что отдал Анхелю заветную пачку "Мальборо" и думал все больше о том, чтоб никто не стрелял сигарет.

***
Пока ты еще здесь и жив, смотри на это гребаное небо цвета крови тех, кого ты собрался убивать, пока они не убили тебя. Ослепительно черное небо вчерашнего дня, которое забыли выключить из сети перед тем, как выйти на улицу, и оно загорелось, взорвалось, запылали занавески-облака... Просвечивая сквозь них, плывет вверху хрустальный мост - от каждой камеры через Неву к Большому дому. Он выше облаков - мост ненависти.
Не каждому дано с него сорваться на иглы стопудового ежа, торгующего наркотиками на небесах.
Будь проклято все, чего нет! И если тебе кто-то сделал "нет", ты уже не сможешь спрятаться. Тебя мгновенно о-по-знают. Это как зеленка на лбу - о-по-знание. Ты смотришь в безумно черный мир ничто, которое живет и дышит в твоей крови, шевелит невидимыми на свету нитями биомассы, готовой сожрать в любую минуту все, что горит, и трахнуть все, что шевелится. То там, то здесь вспыхивают искры болотных огней Святого Эльма, повесившегося на той самой рее Летучего Голландца, которая послужила приманкой для Хищника. В последний раз.
За углом - тихая, спокойная, мирная улица Чайковского и Немировича-Втузенченко. Аллеи, старые дома. Там живет Циклодолина, и к ней можно прийти, сказать привет привет как дела ты еще жив какая досада хочешь чаю лучше водки а нет есть коньяк давай напьемся а деньги есть а у тебя нет знаю я твое нет ладно уговорил...
Когда все это было? И не с тобой.
Не ты провожал Недоперепила Мосбан поезд далеко чуть ли не навсегда зачем ты хочешь мне помочь мне пофиг анхель я сам по себе что хочу то и делаю а все-таки лучше денег добавь чем ерунду спрашивать...
- Который час? - перед Потрохом стоял мужик в потрепанной курточке, явно работяга, спешивший куда-то по своим канавороечным делам.
Или за бутылкой.
- Эй, парень, сколько времени?
Анхель протянул ему руку запястьем вверх.
Время делать ДЕЛО.
Спина мужика удалялась по направлению к Литейному мосту. На серой фланели еще была видна полувылинявшая надпись СПОРТ. Потрох сумел как-то выделить ее из списка рукоспин и ноголиц.
Последняя доза кислоты совершала свой последний же путь.

Не так, как всегда. Вместо того, чтобы вспучиться пространству, вспучилась материя. Линии внезапно стали прямее, чем у Евклида. Город нарисовался кошмаром Петра Первого с высоты спутника смерти. Мостовые скрипели, преодолевая смысл земной тверди. Из щелей брызнула затхлая жижа прошедших времен.
Равно-бедренный треугольник. Волосы. Женские ноги, сгибающиеся в коленях и садящиеся на высунувшуюся из-под асфальта руку. Глубже, глубже... Рывок вверх... Но рука, ухватившись хрен ее знает за что, вытащила вместе с собой и все остальное.
Серая дымка вместо тела. Просвечиваются кости. Все танцует - идет и танцует. У него к тебе слово, Анхель.
Блин, язык-то сгнил давно. Остались только знаки. Так он же и танцует.
Ноги, уходящие ввысь, снова cогнулись в коленях. Еще одна рука, еще один гость. Потрох видел каждый волосок, когда покрасневшая плоть поглощала очередную порцию смерти. С хищно вытянувшихся, чмокающих губ, дергаясь, стекала слюна страсти. Там, где она касалась тротуара, шипя, расползался асфальт. Влажные блестящие волоски топорщились, мышцы под кожей подрагивали мелко-мелко. Похоже, там, наверху, у стопудового ежа, скоро будет оргазм. Слышишь стоны? Аж ветер в ушах.
Блеклая дымка уже обступила Потроха со всех сторон. Он хорошо видел себя сверху, Питер жил своей жизнью, и прохожие старались не замечать странно выглядящего парня, пританцо-вывающего какой-то рок`н`ролл. Но Анхель-то знал, что он танцует буги-вуги на костях.
Ноги не останавливались, рожая на свет все новых и новых мертвяков. Стоны неба становились все тяжелей и громче. Губы уже не опускались ищуще, а падали, конвульсивно дергаясь, захватывая в себя очередную руку, рывком, чуть ли не чиркая по земле, вознося ее вверх. А вслед за ней и туманное тело пляшущих костей.
- А-а-а! - и деревья мгновенно согнулись и разогнулись.
Асфальт рядом с Анхелем напоминал вспаханное поле.
Последний, кувыркаясь в воздухе, летел прямо на голову.
Уворачиваться не хотелось.
И Потрох поймал мертвяка, прижав к себе бесплотные кости как давно не встречавшегося брата.

И дернулся в последнем содрогании сам.