Следы войны. История одной семьи

Следы войны
История одной семьи

Посвящается ветерану Афганистана М.

Моё первое редакционное задание…
Это случилось около месяца назад, а я помню всё, словно время замерло на месте и остановилось. Говорят, журналист должен относиться к своей работе только как к работе и ничего более. Но для меня история семьи, которая находится на пороге нищеты, нуждается в помощи и сочувствии со стороны людей, закона и власть держащих – это не пиарная статья накануне выборов в городскую Думу. Человек, с которым я встретилась – настоящий человек!

***

- Здравствуйте, мы из редакции газеты «М.». Можно поговорить с Анной Петровной? – спросила я, осматривая ветхое сооружение, которое едва ли можно назвать домом.
Действительно, снаружи домишко производил жалкое впечатление: окна почти вросли в землю, разбитые стёкла заклеены скотчем, крыша перекосилась, а рядом красовался трёх этажный особняк, который буквально пожирал его своими габаритами.
- Добрый день, извините, но жена лежит в больнице. У неё с сердцем совсем плохо. Анна инвалид первой группы, хотя ей всего 40 лет. Я не знал, что она в газету написала…
- Разрешите войти, может, Вы сможете ответить на некоторые вопросы? – попросила я.
- Заходите, только мне никогда не приходилось с журналистами разговаривать – сказал Алексей и попросил пригнуться, потому что забор крутого домины, выстроенного по соседству буквально поглотил их дворик.
Погода стояла ужасно холодная, несмотря на  наступившую весну. Снег валил как из ведра, а северный ветер продирал до костей. Мои руки замёрзли окончательно. Я стояла не в силах пошевелиться, не понимая, почему нас не приглашают в дом. Мужчина чувствовал себя почему-то неловко, неуютно и молча посмотрел на  дверцу:
- Я бы пригласил Вас зайти, но может, лучше здесь поговорим – пауза – понимаете, мне не удобно Вас… У меня…
- Не волнуйтесь – остановила я его – давайте всё же войдём, а то очень холодно.
    Я была несказанно рада, оказавшись в тепле, даже скудная обстановка, отсутствие дневного света и беспорядочно разбросанные вещи, не вызвали негативных эмоций. Мужчина долго искал место, куда посадить своих гостей и, наконец, принёс ящик, застланный старенькой скатертью.
- Расскажите о себе для начала, а потом можно поговорить по поводу письма Вашей жены – предложила я, достав блокнот, и приготовилась записывать.
- Я родился и вырос в Литве. Закончил Рижское высшее авиационно-инженерное училище. В Афганистане прослужил более года, принимал участие в 14-ти боевых операциях.
- Алексей, может, расскажите о том времени? Мой дедушка воевал во время Великой Отечественной Войны. Я хочу понять, что чувствует человек, находившийся на войне, как это влияет на его дальнейшую жизнь?
- Я служил на авиационной базе в городе Баграм более года. Всегда любил фотографировать, вот и там не оставлял любимого занятия. Снимал всё тайно, стараясь не высовываться.
Однажды я увидел, как хоронили погибших, помещая их в цинковые гробы. Кто больше уложит покойников в один гроб, тот получал поощрение от руководства. Я спрятался, до конца не осознавая, что происходит, за небольшой оградой и фотографировал. Вдруг слышу:
«Лёнька наш молодец, сразу пятерых запихал» – завистливо произнёс невысокий человек. Он поднял с земли отрубленный крышкой палец и снял с него кольцо. Кое-как обтерев его о рукав рубахи, засунул в карман.
Я замер в своём укрытии, но неожиданно чьи-то сильные руки схватили меня:
- Тсс…тихо, не бойся. Я не выдам тебя, фотограф, если поможешь. У меня две больные местные женщины в палате, никто не хочет с ними возиться. Дожидаться врачей некогда, они могут умереть в любую минуту.
- А что с ними?
- Дифтерия. Надо будет их держать, пока я буду снимать плёнки у них в горле.
Мы пошли к палате молча. Наконец, оказались внутри. Удушливый запах болезни и сырости, лихорадки и плесени, больничной палаты и погреба ударил нам в лицо. Пронизывающий холод, холод трясин, стоял в этом нетопленом, покинутом жизнью помещении, унылом и мрачном. Часы остановились. Из тёмного угла доносился частый громкий хрип — дыхание больной девочки.
Мать тихо лежала в длинном деревянном ящике, под ветхим одеялом. Она слегка повернула голову в нашу сторону.
Доктор зажег свечку и повел меня в угол к постели девочки.
Она была страшна - обтянутые скулы, горящие глаза, спутанные волосы. При каждом вдохе на её исхудалой шее обозначались глубокие впадины. Она лежала на спине, сжимая обеими руками покрывавшие ее чёрные лохмотья; и как только мы подошли, она легла ничком, спрятав в них голову.
Я взял её за плечи, а доктор, заставив ее открыть рот, вырвал из ее горла большую беловатую пленку, показавшуюся мне сухой, точно кусок кожи.
Ей сразу стало легче дышать, и она выпила немного воды. Мать, приподнявшись на локте, смотрела на нас.
Она прошептала:
- Сняли?
- Да, снял.
- Мы тут одни останемся?
Голос её дрожал от страха, от леденящего душу страха остаться одной, без помощи, в потемках, чувствуя, как надвигается смерть.
Я сказал:
- Нет, милая, я побуду здесь, пока доктор не вернётся.
Ожидание, казалось, длилось целую вечность. Когда врач вернулся, то пожал мне руку. Я вышел и направился к своим.
На следующее утро мы с частью были уже далеко от этого ужасного места. Я так и не знаю до сих пор: живы ли те женщины или нет?

***

Алексей молча посмотрел в окно, затем встал и подошёл к столу. Сделал пару глотков воды, он снова вернулся ко мне и сел на противоположный конец ящика.
- Меня никто не спрашивал: хочу ли я воевать? 
Война!.. Драться!.. Убивать!.. Уничтожать людей!.. В наш просвещенный век, когда, как говорят, человеческий гений достиг небывалых высот науки и невиданных глубин философии, у нас имеются школы, где учат убивать, убивать издалека, виртуозно, умерщвляя одним ударом, убивать несчастных, ни в чем не повинных людей, честных кормильцев семьи. Поразительнее всего то, что народы не восстают против своих правительств. В чем же разница между развитыми и слаборазвитыми странами? Почему всё общество не поднимается на борьбу, едва заслышав это страшное слово «война»?
Я видел войну своими глазами, а не понаслышке. Видел, как люди, снова превращались в диких зверей, не помня себя, и убивали друг друга…
 
- А что стало с вашими военными фотографиями? – поинтересовалась я.
- Четыре альбома я снял, пока находился в Афгане, но на таможне их, разумеется, отобрали. Правда, воспоминания отпечатались у меня в памяти, гораздо чётче, чем на снимках.
- Неужели, Вам человеку имеющему боевые награды и президентские почётные грамоты, не положена жилплощадь? Почему Вы живёте в таких ужасных условиях? 
 - Я стою на очереди больше пяти лет, а она с места не двигается. Моей зарплаты и пенсии едва хватает, чтобы прокормиться, одеть, обуть своих жену и детей. Богатый сосед выстроил особняк и готов нас совсем изжить. Обращались мы в суд, да что толку, у кого деньги – тот и прав. Так и живём, с трудом сводя концы с концами. Пришлось недавно купить мобильник, которым пользовалась два раза: вызывали врача.

***

После интервью я шла по улице и анализировала услышанное, представляя макет будущей статьи, и никак не могла придумать название. Столько я узнала, столько услышала…
Отрадно, что даже в таких тяжёлых условиях эта семья  сохраняет присутствие духа и смотрит в будущее с надеждой. Правда, Алексей поделился, что часто задумывается, как будут жить его родные, если не дай Бог что-то с ним случится? 
Я вдруг вспомнила слова из письма Анны: «Надеюсь, что скоро наступит весна, будет тепло и мне станет легче. Я мечтаю жить без войн, ссор и скандалов. Господи, помоги бедным людям! Успехов всем в работе и личного счастья».
- Почему бедные люди, живущие в таких трудных условиях, задумываются о других. Зачем забивают себе голову чужими проблемами, когда хватает своих?
Интересно, о чём задумывается хозяин особняка, глядя на жалкий домишко своих соседей? Неужели только о том, как его сломать и присвоить всю землю себе?
  В настоящее время, в век компьютеров и электроники, встаёт как первоочередная проблема душевной теплоты, сочувствия, доброты, милосердия, благотворительности. Плохо, когда люди, стремясь к собственному благополучию, забывают о том, что они живут в этом мире не одни, что кругом тоже люди, о которых нужно думать, с которыми нужно считаться. А.П. Чехов говорил: «Спешите делать добро». После потери добра происходит потеря нравственности. Нельзя допустить перерождения человека в робота. Невозможно истребить доброту.