Обман Судьбы

Убивать нельзя. Это еще Моисей сказал. А Моисей был не дурак. Он ведь пять тыщ лет назад это сказал. А пять тыщ лет назад дураков не было. Пять тыщ лет назад кого ни возьми, каждый – или мудрец, или философ. Дураков тогда не было. И Моисей тоже не был дураком. Хоть мы и знаем, что ничего такого на горе Синай Бог Моисею не говорил. Все эти заповеди Моисей сам придумал. Просто он боялся, что людям не понравятся его заповеди, потому и придумал, что это их ему Бог продиктовал. А когда оказалось, что заповеди-то в общем не плохие, несмотря на то что их мало кто соблюдал, поздно уже было говорить, что Бог тут не при чем. Но Моисей все же был не дурак. И первой его заповедью было: не убивать.
Но есть люди, которым насрать на то, что говорил Моисей. Потому что эти люди глупые. Пашку тоже насрать было на Моисея. Он даже не знал, кто такой был Моисей. Вы скажете: слово «насрать» звучит чересчур грубо, и вы окажетесь правы, я и сам не сторонник подобных выражений, но в данной ситуации нет у меня иного выхода, чтобы выразить то презрение, которое выказывают эти люди по отношению к тому, что говорил Моисей. Я мог бы все же обойтись без этого слова, написать, например: Но есть люди, которым в высшей степени «все равно», что говорил Моисей. Потому что эти люди глупые. И Пашку тоже было в высшей степени «все равно», кто такой был Моисей. И мне такой вариант, открою вам душу, даже более пришелся по душе, однако редактор настоял на первоначальной версии.
Зачем глупые люди убивают? У всех есть свои причины, очень мало людей, которые убивают просто так. Некоторые убивают, чтобы попасть в телевизор или в Госдуму. Некоторые чтобы получить сексуальное удовлетворение. Некоторые – потому что нечего жрать. Некоторые – чтобы пофорсить перед девками на Мерседесе.
У Пашка была своя причина. Он хотел обмануть Судьбу. «Вот все говорят, - думал он после того, как прочитал «Героя нашего времени», - что судьба, все предопределено. А вот я и проверю». Не знаю, как и где он достал пистолет и патроны к нему. Это осталось в тайне, да это и не столь важно, ведь даже оружие, чтобы там ни говорили пацифисты, можно использовать на благо человечества. Однако Пашок выбрал другой путь. Каждый день он выходил вечером на улицу, шел в парк и проверял Судьбу.
Как, спросите вы. А просто. «Вот, - думал Пашок, мертво схватив рукоятку пистолета в кармане брюк, - идет мне навстречу женщина. Ей предопределено прожить еще *** знает сколько, а я возьму щас и в одну секунду изменю ее судьбу и убью. А Судьба не успеет даже понять, что произошло. А возьму и не убью, хотя ей, наоборот, суждено быть убитой в этом парке. Ну или взять вот этого мужика с собачкой». Так Пашок и обманывал Судьбу. Хочет застрелит, хочет – нет. Вытащит пистолет, направит человеку прямо в затылок и уже пальцем даже на курок слегка надавит, так чтобы Судьба уже приготовилась к смерти, а потом вдруг крикнет: бах! – и резко спрячет пистолет назад, в карман. Обманул, бля!
А если таки застрелит, помчится как угорелый домой, запрется в комнате и сидит, смеется – обманул! – а у самого зубы стучат и руки дрожат. Ну это же прямо псих какой-то, возмущенно воскликнет читатель, как же не стыдно про таких писать, скажет он и, встав с кресла, продолжит: ведь нужно писать о морали и совести, о человеческом гении и силе разума, нужно писать так, чтобы пробудить в человеке желание творить. А вы, меня тошнит, да-да тошнит, закивает головой возмущенный читатель, вставший с кресла, и в подтверждение своих слов, что-де тошнит его, схватит рукопись и начнет потрясать ей в воздухе, вы, пишете о больных каких-то, это же невозможно читать, и бросит рукопись наземь. А может, и не бросит, но автор в любом случае обидится и пошлет возмущенного читателя, вставшего с кресла, на ***, ничего не обосновывая, конечно, ибо каждый образованный человек знает, что, если вы уж выбрали крайнюю степень оскорбления, допустимого для применения в обществе, а именно таким является оскорбление «не изволите ли пойти на хуй», то ничего обосновывать не требуется, более того, даже не рекомендуется, об этом вы можете прочитать в любой книге по этикету.
Читатель же, пусть и возмущенный, но оставшийся сидеть в кресле, попросит продолжить рассказ об этом больном человеке, ведь это же чрезвычайно интересно, каков предел душевных терзаний и страданий человеческих, а человек этот страдает, это же очевидно. С психологической точки зрения рассказ ваш ****ец как интересен, скажет оставшийся сидеть читатель и поинтересуется, что же было дальше. А дальше, дальше Пашка поймали. Где-то через неделю. Это было очень просто. Потому и поймали.
На допросах Пашок держался молодцом: спокойно рассказывал про свою теорию, как он обманывал Судьбу, не волновался. Правда, ему повезло – старший следователь по его делу попался хороший. Вот уж действительно повезло. Понравился ему Пашок, хоть он и смотрел будто свысока на всех, нагловато так – мол, я Судьбу обманывал, это вам не дырки стирать. Старший следователь не любил бить на допросах подозреваемых, но если подозреваемый попадался наркоман или просто смотрел на всех так же нагловато, как и Пашок, то тут он обычно срывался. Но Пашка не трогал. Наверное потому что его уже заебали все эти козлы, которые убивают, потому что нечего жрать или на мерседесе хочется девку свою покатать.
Следователь, Пашку он разрешил называть себя по имени-отчеству – Николай Василич, а посему, и нам, полагаю, не возбраняется именовать его именно так, все хотел разобраться в теории Пашка, даже вопрос: где Пашок достал оружие, - почти не интересовал его. «Погоди, погоди, - сказал Николай Василич, выслушав Пашка уже в шестой раз, поставил ногу на стул, где сидел арестованный, и оперся на нее рукой, - что-то не сходится. Так ведь Судьбой, может, как раз и было предопределено, что ты застрелишь этого парня, а? И не застрелишь, кого ты там еще хотел застрелить? И твоя Судьба попасть сюда, ко мне. И Судьбой уже предопределено, что с тобой будет дальше, а? Ну подумай сам. Выходит, никого ты не обманул, а?»
Пашок задумался, и с его лица мгновенно исчез налет гордыни. Теория Пашка, квинтэссенция, так сказать, всего его жизненного пути, была опровергнута в одночасье старшим лейтенантом милиции, не изучавшим философии вовсе, а по литературе имевшим в школе оценку три. Следователь достал сигарету и закурил. «Выходит, не обманул, а?» - повторил он. Ему понравилось, что он вдруг сообразил так ловко подвергнуть сомнению теорию Пашка. Следователь подошел к окну, открыл его и затянулся. Пашок, задумавшись, поднял голову. Там, за окном, мужик в шляпе уронил сетку с яйцами и громко выругнулся. Николай Василич сел на подоконник, повернувшись к Пашку, и тихо засмеялся. Вскоре, когда смех следователя превратился в громкое гоготанье, Пашок подхватил его своим визгливым, как у девчонки, сбивающимся смешком.