Игрок - миттельшпиль

Я
Я сидел над доской, время от времени постукивая пальцами по её краям.
  На доске ничего не стояло. Игра вроде бы ещё не началась, но как бы уже и началась: на центральном поле, в физическом смысле ещё пустом, уже существовали сменявшие друг друга образы. Деревянная лакированная фигурка. Маленкькая живая фигурка в джинсовой юбке и жакете, с распущенными каштановыми волосами. Смеющийся клоун в нелепо-яркой одежде. Затенённая фигура в чём-то тёмном, но с открытыми и яркими, словно специаьно подсвеченными, ногами. Они мелькали передо мной, а я сидел и смотрел на их мелькание.
  Потом что-то изменилось, я словно ожил. Согнал все образы в один, смешал и наконец водрузил на центральную клетку фигуру. Рука привычно направилась обратно к коробке. Кто ещё? Родители, друзья, может быть, любовник?.. Сколько? Рука застыла. Я ничего не знал.
  Рука медленно вернулась к одинокой фигурке, взяла её, повела вдоль клеток, описывая маленький круг. На одном цвете она смотрелась, на другом – никак. Когда круг замкнулся, я повторил цвета. Коричневый. Серый. Синий.  Оранжевый. Умение любить, недолюбливать, проходить мимо, понимать. Красный? Здесь я усомнился. Мне хотелось думать, что да.
  Всё? Спросил я себя. Внутри что-то шевельнулось; я насторожился – оно затихло. Я посидел, прислушиваясь. Тупик. Всё. Тишина. Можно бросать дело.
  И тут мои пальцы нащупали что-то. Кубик, белый, точнее, потемневший игральный кубик. Как он здесь оказался – не знаю. Но он остановил мои пальцы, я подобрал его и кинул.
  С громким стуком кубик приземлился на столе за пределами доски. Прямо в свете лампы, так что отчётливо были видны шесть несерьёзно-голубых крапинок. Сегодня, значит, я мог получить только такую подсказку. Что ж, и на том спасибо.
ОН
- Что давишь, Алик?- спросил Сергей, влетая в офис.- Предсмертную записку?
- Стихи пишу,- буркнул тот.- Тебе нужно железо?
- Сиди, сиди.- Сергей опустился на диван и потянулся за фирменным календариком.- Сегодня у нас, кажется, тихо?
- Вроде.
- Ты уже думал насчёт отпуска?
- Нет ещё,- пробурчал Алик, продолжая глядеть в монитор.
- Я хочу уйти со следующей недели.
  Тут Алику пришлось оторваться от своих дел; он повернулся к Сергею и только раскрыл рот, как Сергей, явно ожидавший этого момента, снова заговорил:
- Знаю, знаю. Если паразиты из “Эстэка” будут тянуть лямку и дальше, я задержусь.- Он мило улыбнулся.- А ты что думал? Но если за сегодня-завтра всё утрясётся, не удивляйся, если в понедельник ты меня здесь не увидишь.
- Сразу порйду к окулисту,- невежливо буркнул Алик, возвращаясь к своему делу.- Как я понимаю,-добавил он, водя глазами по строчкам,- Света вышла в отпуск?
- Догадлив, братишка.- Сергей улыбнулся ярче обычного.- Слушай, Алька,- произнёс он уже совсем другим тоном,- так и правда стихи?
- А если и стихи?- зыркнул на него Алик.
- Никогда не подозревал в тебе таких наклонностей.
- И правильно. Готовлю расценки для потенциального заказа. А стихи я бросил писать в седьмом классе.
- А, значит, всё-таки…
- Каюсь, каюсь. Написал я одно-единственное стихотворение, когда в первый раз влюбился.
- Тебя жестоко раскритиковали, и ты поклялся могилой предков не прикасаться к перу?
- Почти угадал. Вообще-то моему другу и его девушке оно понравилось. Я оставил его им, а потом эта самая девушка моего друга сказала мне, что показала его девушке, в которую я влюбился, а ей не понравилось. Так что,- Алик перешёл на рык,- если тебе нужны дармовые вирши, чтобы подсовывать Светочке как свои,- отвянь от меня и купи диск поэтической хрестоматии.
- Невидал таких,- покачал головой Сергей.- Ну трудись, трудись, нечего предаваться воспоминаниям. Главное, не забудь – на следующей неделе будешь крутиться за двоих.
  На этом июнь и закончился. Одним из событий, ознаменовавших начала июля, был звонок, прозвеневший в офисе Computer Conquest в четверг, в 15:27.
- О, это ты,- услышал он Викин голос.- Слушай, а у нас тут засада. Компьютер сломался.
- Что с ним?
- Только что три раза выключался свет, и…
- Ясно.- Алик отметил выключение света но в их офисе компьютеры были защищены бэкапами, и выключения, длящиеся несколько секунд, не создавали никаких неприятностей, кроме мерзкого звукового сигнала. Похоже, Вику захватило посреди какой-то операции, и она не догадалась выключить компьютер и подождать, но попыталась закончить работу.- В каком режиме он сейчас?
- Он завис как будто в DOS’е. Ну, в общем, экран чёрный, я стараюсь напечатать на нём команды, он еле-еле печатает две буквы и всё, никакой реакции. Давай ты пошлешь к нам кого-нибудь.
- Подожди. Нажми на системном блоке зелёную кнопочку, самую верхнюю, это повторное включение. Когда он включится, скажи мне, что появится на экране…
- Я уже нажимала,- перебила его Вика тоном «не-считай-меня-дурой».- То же самое.
- Ясно.- Алик быстро прикинул положение дел. Все на вызовах, кроме него и Ирочки, в офисе никого.- Тогда иди пить кофе. Минут через тридцать я подбегу.
  Он положил трубку, вернулся к документу и заметил, что пробивается к его содержимому через лёгкий туман, оставшийся в голове после разговора. Закрыв глаза, Алик три раза глубоко вдохнул и выдохнул и вернулся к делу.
  Спустя двадцать минут он всё закончил, предупредил Иру и вышел из здания.
  Июльская жара ничем не отличалась от июньской – она лишь деликатно напоминала, что не след путать начало лета с его серединой. Прохожие казались тёмными призраками, листья на деревьях блестели, дробя солнце в сотнях живых зеркал. Шум машин с заметным усилием прорезал жаровые подушки.
  То ли в соответствии с чьим-то мудрым суждением, а скорее по случайности, на вход во французский офис примерно с 11 утра уже падала тень от здания; сейчас этот уголок наверняка навевал воспоминания о Мурманске тому, кто там бывал.
  В большой комнате три женщины оживлённо обсуждали сложившуюся ситуацию. Француженка, поджарая, седая, некрасивая и обаятельная, напоминала охотничью собаку своим внимательным, почти настороженным видом. Она была одета неброско, в свои явно почтенные года выглядела так, словно никогда не болела, а морщины казались пикантной странностью её внешности.
  При появлении Алика разговор рассыпался. Вика представила Алика мадам Шенье, он пожал её тонкую руку и хохмы ради попытался произнести tres bien. Француженка предсказуемо расхохоталась и что-то залопотала. Как охотничьи собаки, она была дружелюбна. Или как иностранцы.
- Мадам Шенье надеется, что танцуете вы лучше, чем говорите по-французски,- перевела Вика.
  Алик ответил, что обязательно поищет компьютерную программу с уроками танцев, ещё раз улыбнулся мадам и сбежал во внутреннюю комнату. Там было, чем заняться.
  Когда Алику удалось вывести машину из состояния ступора и начать проверку винчестера, он заметил, что неподалеку стоит Вика и явно ждёт, когда можно будет начать разговор. Алик взглянул на неё.
- Мадам Шенье интересуется судьбой компьютера.
- Судьба его пока неизвестна. У него разрушились какие-то кластеры, но какие и сколько – я пока сказать не могу. Это называется «образовался бэдблок». Я пробую определить, насколько повреждены те функции, которые вам нужны. Если повезёт, ты не ощутишь никаких последствий. Если не повезёт, нам придётся забрать его и заново обучать уму-разуму.
- То есть, он может делать то, что нужно, и с повреждёнными кластерами?
  Алик кивнул.
- Я могу сказать мадам Шенье, что всё скоро выяснится?
- Скоро – не скоро,- улыбнулся Алик.- Часам к…- Он поднял руку и присвистнул.
- Не свисти. Денег не будет,- серьёзно напомнила Вика.
  Алик медленно повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза.
- Вика,- произнёс он, чётко отпечатывая слова,- ты – приятная и необычная девушка. Пожалуйста, разговаривая со мной, не говори вещи, которые я привык слышать от глупых бабок. Меня это бесит. Хорошо?
  Вика удивлённо взглянула на него.
- Чего это ты вдруг? Что хочу, то и буду говорить, конечно. Ты будешь мне указывать?
- Нет. Но ты должна соответствовать образу интеллигентной девушки, не повторяющей дремучие пошлости.
- Не собираюсь я чему-то там соответствовать.
- И правильно,- согласился Алик, возвращаясь к своим манипуляциям.- Замечательно, что ты умеешь отстаивать свою позицию без глупого раздражения. Так вот, вряд ли у меня получится закончить раньше половины шестого. Возможно, позже. Возможно, значительно позже.
- Я передам мадам Шенье.- Вика удалилась. Из соседней комнаты донеслись голоса, затем она вернулась и доложила:- Они оставили мне ключ и ушли. Будешь кофе?
- Нет.
- Так сильно занят?
  Алик покачал головой.
- Сейчас всю работу проделывает он. Проверка идёт очень медленно, так что будет скучно. Хочешь – иди домой, оставишь мне ключ, я занесу его сюда завтра утром без пяти девять.
  Вика качнула годовой.
- Я подожду.
- Тогда у меня другое предложение. Мы ждём тут, пока наш трудяга закончит работу, а когда он нас отпустит, идём в кафе ужинать. Идёт?
  После небольшой паузы – Вика быстро не реагировала, заметил Алик,- она второй раз улыбнулась и ответила:
- Идёт.
  И она пододвинула к компьютеру второе кресло.
- Значит, Москва тебя не приняла,- заметил Алик.
- Мне не хотелось бы там жить. У меня в Москве тётя, но, конечно, я ей не нужна, и это неприятно осознавать. Меня не выгоняли, в лицо неприятных вещей не говорили, ничего такого, но всё равно. Ты понимаешь: везде снуют хозяева со своими делами, никогда нельзя закрыть за собой дверь и отгородиться от людей.
- А ты любишь бывать одна?
- Иногда. Я привыкла, что дома у меня своя комната, и я всегда могу засесть в ней.
- И чем же ты занимаешься в одиночестве?
- Зависит от настроения. Слушаю музыку, танцую, просто сижу и думаю.
- Танцуешь в одиночестве?- Алик поднял брови.- Почему не на вечеринках?
- На вечеринках не разгонишься. Всё время кто-нибудь возникает: "Вичка, перестань выламываться!", а дома можно танцевать, как хочешь. Мне нравится придумывать движения.
- Убегаешь, значит, от друзей в одиночество?
- Думаешь, у меня много друзей? Старая подруга, которую ты видел на фотографиях, и её муж.
- Ну-у. Не говори мне, что у тебя нет массы знакомых и поклонников. Да на тебя парни должны лететь, как мотыльки на свет.
  Вика пожала плечами с довольно равнодушным видом.
- По-разному бывает. Сейчас – нет. Так получилось.
- Почему?
- Долгая история.
- Расскажешь?
- Как нибудь потом.
- А сейчас ты сидишь здесь целыми днями в компании двух женщин.
- Ну что ты, я считаю, мне очень повезло с работой.
- Есть возможность выбраться во Францию?
  Вика толкнула его в бок.
- Кто теперь говорит пошлости?.. Кто меня будет звать туда и зачем?
- Ну, чем чёрт не шутит… а если бы тебе три месяца назад сказали, что ты устроишься на работу к иностранцам – в нашем-то городишке? На долларовую зарплату, а?
  Они неспешно болтали, компьютер неспешно заполнял полосу индикации процесса, из угла доносился мерный шелест вентилятора.
- Ну вот и всё,- наконец сказал Алик. Он открыл Виндузу, проделал несколько простых функций. – Думаю, будет служить исправно. – Он велел компьютеру закончить работу и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову.
- Если завтра обнаружатся какие-нибудь перебои – что вполне возможно  - звони. В таких случаях бывает, что проблемы обнаруживаются лишь через день-другой. – Он сделал паузу и уже другим тоном добавил:- Ну-с, какое у тебя настроение? Заглянем в "Пельменную" на углу или предпочтём нечто пошикарнее?
- Не знаю,- засомневалась Вика, отводя взгляд.- Может, не сегодня? Мама ждёт меня к ужину.
- Э-э, так не годится,- улыбнулся Алик.- Не разочаровывай меня, усталого и голодного. Я хочу принять твоё общество, как лекарство, для восстановления сил. Если ты позвонишь маме, дело уладится? Или у тебя тяжело идёт общение с родителями по таким вопросам?
  Вика, похоже, не столько слушала Алика, сколько думала.
- Ладно,- спустя несколько секунд сказала она и потянулась к телефону. Алик отметил, что она ничего объяснять не стала, просто сказала, что задерживается примерно на полчаса, что на другом конце провода, похоже, восприняли вполне нормально. Да и по самой Вике трудно было предположить, чтобы в её семье злоупотребляли истерическими реакциями. Вот и чудненько.
  Они вышли на порог, Вика привычно справилась с массивной дверью, и они спустились по ступенькам.
- Так куда идём?- спросил Алик.
  Вика неопределённо повела плечами.
- Сам решай.
- Ты очень голодная?
- Нет.
- Тогда не будем претендовать на ресторанный ужин и начнём скромно.
  Они двинулись к углу здания. Алик поотстал и остановился, глядя ей вслед. У угла она оглянулась и внимательно посмотрела на него.
- Ты что? Передумал?
  Алик улыбнулся.
- Извини.- Он быстрыми шагами нагнал её.- Когда я иду сюда, мне в голову приходят танцы и танцоры, и я начинаю определять, насколько красивая походка у прохожих. Мне захотелось посмотреть на твою походку.
- Ну и как?- улыбнулась Вика.
- Я не профессионал, оценить могу только с субъективных позиций, "нравится" или "не нравится". Твоя походка мне нравится.
- Спасибо,- серьёзно сказала Вика.
  "Пельменная", несмотря на простецкое название, не была дежурной забегаловкой с двумя блюдами в меню, пивом и столиками для стоячего поедания и традицией убирать зал при посетителях. Она располагалась на центральной улице и поэтому поддерживалась в абсолютной готовности выполнить любые пожелания клиентов. Меню им подали в претенциозной толстой папке тёмно-малинового цвета. Вика не стала листать его.
- Я хочу вертуту.
- И всё?
- Я не очень голодна.
- Мороженое? Кофе?
  Себе Алик заказал более солидный ужин, выискал в меню хитрое мороженое и "Эспрессо" для Вики, и они устроились ждать. Алик откинулся на мягком стуле, провёл пальцем по гладкой салфетной пирамидке, неторопливым взглядом оглядел спокойно сидящую Вику, улыбнулся ей и начал:
- Знаешь, о чём я иногда размышляю? Вокруг нас масса людей, и не так уж редко приходится решать вопрос: а насколько тот или иной человек важен для меня? Среди этой массы  наверняка немало людей, представляющих для меня определённую ценность. Это могут быть умения, знания, жизненный опыт, черта характера. Иногда люди оказываются ценны просто как участники какого-нибудь мимолётного эпизода, как авторы одного слова или поступка, а сами по себе они не так уж и значимы. Кто-то натолкнёт меня на мысль или пробудит во мне желание что-то сделать, и на этом его роль заканчивается. Некоторые говорят вещи, которые оказываются значимыми для меня совсем не в том смысле, в котором они были сказаны. Ты понимаешь, что я имею в виду?
 Вика кивнула. Алик ещё раз внимательно взглянул на неё, решил, что сама она говорить не настроена, но слушает его с достаточным интересом, и продолжал:
- Конечно, моя личная ценность каждого человека оказывается разная. Одни люди могут быть значимы на минуты, полчаса, два часа. Некоторые, как я сказал,- только на секунды, требуемые для произнесения одной важной фразы. Другие оказываются важными на довольно большой отрезок жизни. При этом, я считаю, чтобы жизнь была как можно более полной, всех этих людей нужно обязательно вычислить, вступить с ними в отношения, как можно точнее соответствующие степени их ценности, и получить то, что в них есть ценного.  Это, конечно, немного эгоцентрическое отношение к жизни. Но в результате этих размышлений я пришёл к выводу, что "отношения"- понятие, которое должно охватывать очень большой временной диапазон. Некоторые отношения вредно затягивать. Другие, напротив, нельзя прерывать. Я понятно излагаю? Тебе интересно?
- Интересно,- подтвердила Вика.
- Проблема иногда заключается в том, что сразу нелегко определить, насколько долги и глубоки должны быть отношения. Пока ты в них не вступил, трудно понять, насколько велика ценность того или иного человека. Но вступать нужно, иначе никогда не узнаешь ответ на этот вопрос. А мне не нравится что-то упускать. Ну, теперь ты, наверное, понимаешь, куда я клоню.
  Вика просто продолжала смотреть на него с любопытством, ничего не говоря.
- Переходя от общего к частному: мне кажется, ты представляешь для меня ценность. Я пока не знаю, в какой степени, но мне хочется общаться с тобой помимо наших деловых свиданий. Кстати, забавно, как слово "свидание" начало приобретать деловой оттенок в современной жизни. Понять, какой ты человек, попытаться разобраться, что в тебе есть вообще и что – для меня. А раз столь ценный человек – симпатичная девушка,- Алик улыбнулся,- мой интерес к тебе так или иначе носит романтический характер. Да, я полагаю, ты и так уже догадалась, что я влюбляюсь в тебя.
  Он остановился. Всё-таки он разволновался немного, а ему казалось, что он полностью спокоен. Типичный самообман, возникший на ощущении превосходства, отметил Алик про себя.
  Тут Вика заговорила.
- Нет, я не догадывалась,- сказала она. – И, признаться, сейчас тоже не сразу поняла, о чём ты завёл разговор. Уж очень своеобразно ты его построил. Мне ещё не высказывали симпатии в такой форме.- На её губах появилась лёгкая улыбка воспоминания, которая почему-то не понравилась Алику. – За это спасибо.
  Пока это было явно всё. Алик сделал глубокий вдох.
- Мы находимся в самом выигрышном положении: в начале,- проговорил он.- Сейчас абсолютно всё зависит от наших желаний. Мы можем стать друг другу кем угодно: друзьями, партнёрами, любовниками, всем, никем. Ну, вот я и посвятил тебя в свои мысли, и, естественно, мне интересно узнать твоё мнение по этому поводу.
  Он с облегчением откинулся на стуле. Оказывается, до сих пор он сидел, наклонившись над своим прибором в напряжённой, даже, кажется, немного агрессивной позе.
  Вика сидела, опустив глаза, но сейчас она подняла на него взгляд.
- Мне приятно, что я тебе нравлюсь,- медленно проговорила она.- Но я не скажу тебе ничего сейчас.
- Разумеется, я не тороплю тебя. Подумаешь и скажешь потом?
- Я подумаю.

Я
Получается, что я постоянно живу в состоянии ожидания.
  Когда я об этом думаю, мне кажется, что это состояние присуще каждому человеку. Не могу себе представить, как можно не ждать, что произойдёт что-то, что изменит жизнь и придаст ей raison d'etre. По-моему, все люди во все времена лелеяли эту веру. И человек, тоскливо и тупо передвигающий ноги по жизненной стезе, кажется отбившимся от общего направления, угнетённым патологическим пессимизмом, совершенно чуждым человеческой расе. Для меня завтра всегда горит первой яркой звездой на темнеющем небе.
  Я даже пользуюсь моим состоянием ожидания, и вот каким образом. В одной подростковой книжке, прочитанной ещё в школе, главный герой – мальчик – представлял, как тот или иной его знакомый входит в его дом – и сразу становилось понятно, "свой" он или "не свой". Так же и я. Если человек или ситуация вписываются в состояние ожидания, мне становится очень радостно. Но так бывает редко. Чаще всего то, что происходит на следующий день, совершенно явно относится к другому миру, не миру ожидаемому.
  Вот я и живу как бы в двух мирах.
  Второй мир очень простой: там только ожидание да два-три эпизода из прошлого. Не знаю даже, как правильнее сказать: "простой" или "пустой". "Пустой" звучит как будто уничижительно. Но, наверное, потому, что этот мир пуст, в нём так много места для радости.
  В первом (или втором?) мире мало места для радости.
  Так что думать мне не надо было.  Алик никак, ну просто никак, не попадал в мир ожидания. Могу даже объяснить. Он не производил впечатления ни радостного, ни вдохновенного человека. Завтра было для него как кнопка на компьютере. Кнопок много. Перебрал все комбинации – и жизнь прошла. Такое вот программирование. У него какой-то свой, третий, мир, из которого он выходил ко мне – конечно, с очевидным удовольствием, но не забывая при этом опускать за собой шлагбаум. Первый мир он любил так же мало, как и я, но, похоже, ему нравилось бывать в нём со мной. И мне это было приятно.
  И, если уж быть честной, в первом мире у Алика много достоинств. Конечно, он жёсток, грубоват, самонадеян, но чувствуется, что он не совсем такой. Его грубость зиждется на образованности, на некоей своеобразной культуре, где прямота считается высшей ценностью. Наверное, я просто не такая. Я умею жёстко ставить парней на место, иногда делаю это со спортивным интересом, но это вынужденное. Прямота Алика естественнее и говорит о простом отношении к жизни – более простом по сравнению с моим.
  Надо признаться, подвернулся он тоже очень кстати. Я ему, разумеется, никогда не расскажу, что произошло со мной после возвращения из Москвы.
  Кажется, кто-то из французских моралистов сказал, что любовь способна развратить человека, как ничто иное. И я познала это на себе.
  Я жила для него в самом буквальном смысле слова. Хочешь секс – нет вопросов, я не страдаю от ложной скромности. Перенять его вкусы, интересы – тоже не проблема, для женщины, я считаю, это естественно. Тяжелее было отвернуться от моих друзей. "На что они тебе?- говорил он мне.- У тебя есть я. Если ты уходишь от меня к своим друзьям или ведёшь меня к ним, всё равно ты мне изменяешь, отворачиваешься от меня…" Я не хотела изменять ему, отворачиваться от него. Это он потом отвернулся от меня.
  Не могу описать, что со мной произошло. Я лежала пластом – сколько? Неделю? Две? Месяц? Я не помню – и не пыталась потом узнать у родителей. Не хочу. Я слишком хорошо помню одно: непрекращающиеся мучения, постоянно терзающий душу вопрос: "Почему это случилось со мной? Как это могло случиться со мной?"
  Я не получила на него ответ. Наверное, никогда не получу. Мои муки просто кончились, видимо, иссякла отведённая на них энергия, и я стала слышать другие слова, проснулись другие мысли. Я стала возвращаться в привычное состояние.
  Сейчас у меня никого нет. И не потому, что нет предложений. В них никогда не было недостатка, напротив, каких только не было, весь набор – от "незабываемой ночи" до "хочешь, прямо завтра улетаем в Париж". Я не хвастаюсь. У меня даже есть, если можно так выразиться, постоянный поклонник. Ему за сорок, время от времени он звонит и приглашает меня в ресторан. Каждый раз я отказываю. Выглядит он отменно, но запах у него – как бы выразиться – уже поблёкший, и я знаю, что он хорохорится, пытаясь удержать молодость.
  Впрочем, молодые ничем не лучше. Они наглые. Такое впечатление, что все насмотрелись американских фильмов. В прошлом месяце один предлагал мне переехать к нему. Он живёт один, и очень обеспеченно. Конечно, браком там и не пахло, но не в этом дело. И даже не в том, что запах его мне не понравился. Кисловатый какой-то. Я знаю такие запахи, они кажутся пикантными поначалу, но со временем дают оскомину. Но его тон! Как он был уверен. "Да ты просто обязана отдавать себя! Лови момент, пока ты молода. Потом будешь хотеть этого, жалеть об упущенных возможностях." Вот так. Чего только не приходится выслушивать девушкам, если они хоть немного красивы. О нём я жалеть не буду.
  А вот почему парням так трудно понять, что я не только красивая, у меня ещё и голова на плечах? Да и не только парням – людям вообще. Некоторые не могут скрыть удивления, когда до них доходит, что я не дура, у меня диплом филолога, я занималась психологией и юриспруденцией. Я могу в подходящий момент процитировать соответствующий теме разговора местный закон или дать более-менее подробные разъяснения. Поглядели бы вы, какие у некоторых парней делаются лица! По всей физиономии написано: "Засада!"
  Кстати, и здесь Алик не как все, ему импонирует, что я умная. Мою голову он ценит не меньше, чем ноги. Да, для нашего городка он парень хоть куда; я заранее рада за какую-то девушку. Что поделаешь, если он никак не смотрится в завтрашнем мире? Ничего.
  Я думаю, он был бы хорошим другом, но, хоть он и говорит, что мы можем стать друзьями, я в это не верю. Он втюрился, ясно, как день, и куда сильнее, чем пытается показать.
  И что мне теперь с ним делать? Я переживаю, мне его жалко. Непрятно будет его разочаровывать.

ОН
Офис опустел. "Эстэк"- таки перечислил деньги, отпустил милостиво Сергея в отпуск, и он абсолютно без напряжения представлялся на пляже в компании сиятельной блондинки, с бутылкой "Колы" в руке – рекламный ролик, да и только.  Один из работников отпросился, и Алик отпустил его на неделю – у человека ограбили квартиру. Работы же меньше не стало. Так что с утра собирались все, к десяти обычно оставались Алик в одной комнате, Ира в другой, а к одиннадцати исчезал и Алик.
  Вторник выдался шебутной, но Алик выдрал час для Вики. Он уже понял, что за этот час успевает так хорошо отдохнуть в прохладном закутке французского милосердия с прохладной девушкой, что у него на весь день сохраняется прохладное состояние духа, не поддающееся июльской геенне. Они не обсуждали чувства и отношения, компьютер служил идеальной дуэньей и послушным ребёнком. Вика сидела рядом, не сторонясь при приближении аликовой руки или головы, её рука спокойно принимала его руку, когда он перехватывал мышку. И Алик наполнялся её молчанием, прикосновениями, контактом их умов, радовался лёгкому истеканию информации, не встречавшему преград на своём пути.
  Он собирался было пригласить Вику куда-нибудь вечером, но пересидел и, взглянув на часы, вынужден был сорваться с места и чуть ли не в окно прыгать к машине, оставленной у офиса. Выруливая с территории здания "Милосердия" на улицу, Алик думал, что при определённой удаче освободиться к четырём и, если так, успеет перезвонить ей в офис. Утешив себя таким образом, он переключился на места, куда он должен был сегодня попасть.
  К четырём он действительно уже въезжал во двор, радуясь, что никуда не опоздал, что хорошее настроение пообтрепалось, но держалось, и ему не пришлось исхищряться, чтобы выторговать себе этот несчастный час – плюс к тому в таможне, которая пожирает время, как Сатурн своих детей! Товар был встречен, принят, отвозить его заказчикам сегодня смысла не было. Короче, оставалось последнее дело: положить документы на товар в папку с соответствующим договором, и можно звонить Вике.
  Алик обернулся. На заднем сиденье папки не было.
  Он чертыхнулся. Такие мелочи, как отсутствие на месте одной тонкой папки, могли обернуться неслабой головной болью. На пол она не соскользнула. В машине её явно не было. На таможне он её не доставал. Прежде, чем вновь объезжать все места, где он сегодня побывал, следовало посмотреть, не оставил ли он её в офисе.  Алик вроде бы помнил тактильное ощущение папки в руке… но чем чёрт не шутит!
  Он влетел в офис и только начал перекладывать бумаги на столе, как зазвонил телефон.
  Сначала Алик поднял трубку, затем подумал, что не надо было этого делать, затем услышал викин голос.
- Я тебе звоню, звоню…- проговорила она с непривычной капризностью в голосе.
  Алик выпрямился на стуле, шумно выдохнул.  Такой, значит, сегодня день. Всё сразу.
- Ты уже догадался, зачем?- продолжала она.
  Алик вышел из глюка.
- Сказать, что тебе ужасно скучно, и не смогу ли я…
- И это благодарность! Пример мужской самоуверенности – всё, что я заслужила за сохранение твоих бумажек? Ладно. Через двадцать минут я буду у тебя. С тебя бутылка пива.
  Она положила трубку, а Алик расслабленно опустился в кресло. Он не знал, что Вика любит пиво. Он не знал, что ощущение власти пробуждает в ней весёлость и кокетство. Он не знал, что может принять такой тон разговора.
  Он перевернул ситуацию и посмотрел на неё с другой стороны. В их отношениях до сих пор лидерствовал он, Вика же играла пассивную роль, не совсем соответствующую её натуре. Неудивительно, что она воспользовалась поводом, позволявшим ей временно взять верх. Прекрасно, пусть сегодня будет её день.
  Когда она появилась в дверях, Алик удивлённо вытаращился на неё. Чёрные короткие шорты и жёлтая блузка прекрасно оттеняли загорелую кожу. Её улыбка была завораживающей. Он вскочил, подошёл к ней, взял её ладошку и поцеловал.
- Виктория, ты прекрасна и многообразна. И вообще без тебя нашей фирме грозил немедленный крах. Грохот раздался бы такой, что завтра в центре города вылетели бы все стёкла.
  Небрежным, почти презрительным жестом он кинул протянутую ему папку на стол, не сводя глаз с Вики и не отпуская её руку.
- Завтра же,- добавил он,- я увольняюсь отсюда и устраиваюсь работать к вам техничкой, выполняя таким образом давнюю мечту моей жизни. А пока что идём – я немедленно должен купить тебе пива.
  Тут Вика смутилась и попробовала объяснить ему, что это совершенно необязательно, но он настоял на своём и потащил улыбающуюся девушку на улицу.
  Пять часов дня больше походили на полдень, чем на вечер. Алик и Вика сбежали от жары в парк, где чудом отыскалась скамейка в тени. Всем известно, как ужасно спланированы наши парки – почти все скамейки выставлены на самый солнцепек и как дурно воспитаны наши граждане, игнорирующие интересы парочек, нуждающихся в скамейках в тенистых уголках. Но сегодня мир был до вульгарности доброжелателен, и Алик с Викой устроились на свободной скамейке, держа в руках по бутылке пива, а Алик ещё и завладел другой Викиной рукой. Улизнувшее отрочество, возвращавшееся всё же изредка, чтобы стряхнуть взрослые размышления, как перхоть с чёлки, шуршало листвой деревьев над их головами и дышало ветерком им в спины, и вспомнилось, что в университетские годы пользовался Алик репутацией болтуна.
- Хороших людей,- рассуждал он,- надо искать не в центре общества, а на его периферии. Многие из них в школе и ВУЗе оказывались изгоями, а кто не оказывался, так или иначе привыкал к одиночеству и не стремится в гущу народа.  Ваш офис, если взирать на него как на обрамление твоей прекрасной загорелоногой персоны, вполне символичен – эдакое лежбище сбоку припёка.
- Тогда к тебе это не относится, нехороший ты человек?
- Относится в полной мере. Просто я давно разделил свои экстравертное и интравертное суб-эго и подкармливаю их по отдельности. Моя хорошесть, посему, на работе никак не провляется.
- Я, видимо, у тебя получаюсь интроверткой?
- Интравертность определённо доминирует, хотя наблюдается и латентная экстравертность. Но я бы не стал применять к тебе именно юнговскую систему.
- Почему?
- Трудно сказать. Большая часть информации о тебе была получена во время наблюдения за твоим поведением в "Пельменной", её, видимо, недостаточно для применения юнговской типологии.
- Надо же – Королева "Пельменной"! И какую же информацию ты получил?
- Ты, возможно, слышала, что Вивекананда советовал оценивать людей не по их крупным поступкам, а по мелким. Подвиги вроде как совершаются под воздействием момента и отнюдь не годятся для характеризации повседневного поведения человека. Зато можно многое сказать о человеке, наблюдая, как он совершает самые обыкновенные действия. Например, ест.
- И к каким выводам ты пришёл, наблюдая за мной в "Пельменной"?
- М-м…- Алик откинулся на спинку  скамейки и поднял глаза.- Сразу предупреждаю: я не наблюдал за тобой специально и не считаю свои выводы окончательными. Просто некоторые вещи привлекли моё внимание.
  Поощряемый Викиным заинтересованным взглядом, Алик вдохновенно продолжал:
- Во-первых, ты заказала большую вертуту, но не доела её. Заметна склонность преувеличивать свои возможности, и не похоже, чтобы ты чувствовала какие-либо неудобства, когда оказывается, что ты не в состоянии выполнить свои же решения. Это, дорогая моя, психология мечтателя. Далее, ты предложила оставшийся кусок мне. Сей факт свидетельствует о дружелюбии, умении делиться, но и об ожидании, что другие покроют твои недоделки. Ела ты вертуту, отрезая кусочки ножом – по крайней мере, последний кусочек,- стараешься хотя бы внешне соблюдать приличия, общественное мнение тебя интересует.
- Я с самого начала отрезала кусочки ножом,- вставила Вика.
- Я и говорю – рабыня приличий. Похоже, ты знаешь за собой всё то, что я упомянул.
  Вика отвела взгляд, улыбнулась. Если и так, какая разница? Она допила пиво, поймав бутылкой солнечный блик. Откуда-то из неисследованных территорий парка пробился к ним сквозь ветки голос Валерия Леонтьева.
- Идём посмотрим, где играет музыка.- Вика вскочила.
  Дискотечная клеть была пуста – видимо, ди-джей составлял великолепные сборники, уединившись в своей каморке. Леонтьев пел о маленьком кафе, ему было грустно и одиноко, но грусть оседала где-то в сгустившемся воздухе, и оставалась только сладковатая романтика и горьковатая память. Алик обнял Вику за талию, они влились в размеренное течение чужого воспоминания. "Маленькое кафе, где я сижу один за столиком на двоих",- пел Леонтьев, и Алик улыбнулся нелепому соответствию двоих на танцплощадке, рассчитанной на добрую сотню танцующих. Потом грусть дозвучала и унеслась в свою голубую страну. Песня оставила после себя сияющую пустоту.
- Это из его последнего диска, "Канатный плясун",- сказала Вика.
- "Так пел Леонтьев",- откликнулся счастливый Алик.
  Леонтьев запел снова.
- Не по порядку,- заметила Вика.- Это последняя композиция.
- О, песня со смыслом.- Алик прислушался к словам, затем громко прыснул.
- Занятная идея – использовать детские стишки для песни о конце века. Вот он, национальный инфантилизм во всей его красе! Вместо серьёзного анализа прошлого – попытка ухватить за хвост безоблачное детство… "Тише, Танечка, не плачь, мама купит новый мяч". Так и слышится: "Загадили двадцатый век – ничего, наступит следующий, никуда не денется." Мамина рука да не оскудеет, то есть, ты, боженька, давай, давай, а мы уж разберёмся. Нет, припев надо переделать. Сейчас… Сейчас… Вот! "Не печалься, имярек, мама купит новый век". Так главная мысль выражена яснее – и честнее.
- Ты пишешь стихи?
- Я? Боже упаси.
  Они дослушали песню до конца.
- Этот альбом у меня есть, - принялась размышлять вслух Вика. – Найти бы вот… Слушай, Алик, у вас в офисе наверняка валяется масса дисков с музыкой.
- У нас всё есть,- важно ответил Алик.
- Можешь поконкретнее?
  Алик вызвал в памяти последний список договора с поставщиком и перечислил все названия дисков с музыкой.
- Плюс сборники – поп, классика и барды, - закончил он.
- Отлично. Мне можно будет переписать кое-что себе на магнитофон?
- Без проблем. У нас магнитофон есть, я подключу его к компьютеру.
- Тогда мне придётся нанести тебе ещё один визит,- размышляла Вика.- Завтра куплю кассеты… Завтра после работы получится?
- Конечно,- обрадовался Алик.
  Они вышли с танцплощадки и зашагали по аллее парка. Вика молчала, думая, наверно, о завтрашней новой музыке, а не о нём, Алике, а Алик думал, что сильнее: удовольствие от того, что Вика завтра зайдёт к нему и можно будет побыть с ней, или неудовольствие от того, что придёт она вовсе не к нему, а за своей музыкой, а "дежурить" в офисе может в это время кто угодно, он же хоть домой топай один. Всё получается как-то ненормально, всегда приходится довольствоваться чем-то средним, и по концам не знаешь, доволен ты таким оборотом дел или нет.
  Проводив Вику и возвращаясь домой, Алик продолжал размышлять об этом, пока навязчивая мысль не превратилась в навязчивое состояние. Вика, завтрашний день, разные ощущения, варианты и возможности не давали ему покоя, пока он не пришёл домой, уселся за стол и стряхнул весь ворох с души на лист бумаги. И тогда наваждение прошло, и он смог заняться ужином.
  Среда прошла как в тумане. Привыкший делить себя пополам Алик поместил в архивную часть мозга всё, что было связано с Викой, но когда время подобралось к пяти, и он, налив себе "Крем-соды", плюхнулся на диван, оказалось, что он плохо помнит, чем занимался весь день. Словно часовая стрелка мгновенно стёрла всё, оставив в реальности только пустующее здание, мягкий диван, прохладное ощущение от воды во рту – то, что не нарушало ожидания.  Он сидел, неторопливо отпивал из стакана и слушал, как стучит его сердце. Он не помнил, когда в последний раз был в таком состоянии, и тешился мыслью, что причиной его волнений является лист бумаги, свернутый вчетверо и покоящийся в нагрудном кармане.
  Он услышал шаги, он увидел, как открывается дверь, увидел Вику в чём-то лёгком и розовом, её улыбку. Он с радостью всю жизнь просто сидел бы и смотрел на неё – как она склоняется над столом с дисками,  перебирает их, наблюдать внимание и интерес на её лице, в позе, движениях. Вот она совершает находку, некий Supertramp, который Алик ей не назвал, потому что он был дописан на чьём-то диске. Они поставили его на запись, Вика начала рассказывать ему, что у них очень побуждающая к танцу музыка, что не всегда достигается настойчивостью ритм-секции, а внутренней пульсацией композиции. Алик прислушался, ничего такого особенного не услышал, просто ребята неторопливо раскручивали что-то приятное. Наконец он решил, что момент созрел, и достал из кармана свой листок, исписанный не очень красивым почерком.
- Я вот всё-таки написал тебе стихотворение,- пояснил он смущённо.
  Вика прочла его, бережно сложила листок и спрятала его в карман. Она ничего не сказала о стихотворении, они заговорили о сегодняшнем дне, выпили пива. Алик снова завладел её рукой, попытался поцеловать, но она отвела лицо и сказала "не надо". Они ещё поболтали, ещё выпили. Когда началась какая-то медленная композиция, Алик потащил Вику танцевать. Он никак не мог придумать, как бы поделиться с нею своим чувством восторга, в голову лезли глупости, он молчал, но когда её волосы начали щекотать его губы, он отыскал её ухо и негромко и просто объявил:
- Мне очень хорошо сейчас.
  Так же негромко Вика ответила:
- Мне понравилось твоё стихотворение. Спасибо, Алик.
  И тогда он крепче обнял её, повернул её лицо к себе, решительно поцеловал и почувствовал, как её губы раскрылись.

ПРИЛОЖЕНИЕ: СТИХОТВОРЕНИЕ АЛИКА

В этом офисе с краю мира,
Малом царстве девушки милой,
Посреди июля – прохлада.
Тихо мыслит в углу компьютер,
Перед ним два кресла – по сути
Ничего больше и не надо.

Глянь в окно – дохнул ветер быстрый,
Машут ветки лапками листьев;
И они тебя любят, значит.
Пока пышет день сигаретой,
От нещадного жара лета
Я твою ладонь в своей прячу.