За хорошее отношение к животным...

«Однажды, когда все монахи обители косили траву, в мирном храмовом саду невесть откуда появился крошечный котенок. Удивленные монахи долго гонялись за пушистым зверьком и в конце концов поймали его. Разгорелся спор между послушниками Восточной и Западной келий - и те и другие хотели взять котенка себе. Увидев это, святой Нансэн схватил зверька и, приставив ему к горлу серп, сказал: "Если кто-нибудь сумеет разъяснить смысл этого жеста, котенок останется жить. Не сумеете - умрет". Монахи молчали, и тогда Нансэн отсек котенку голову и отшвырнул труп. Вечером в обитель вернулся Дзёсю, старший из учеников мудреца. Старец рассказал ему, как было дело, и спросил его мнение. Дзёсю тут же скинул одну сандалию, возложил ее на голову и вышел вон. Тогда Нансэн горестно воскликнул: "Ах, почему тебя не было здесь днем! Котенок остался бы жив"».
Юкио Мисима «Золотой храм»

Разомлевший под солнцем день сонно шевелил пересохшими травинками. Школьные каникулы были на пике, учебный год был за горизонтом времени. Игнат и Андвей, как он себя называл, бездельничали - стреляли из рогаток по бутылкам. Хотя пара-тройка уцелевших бутылок пока упрямо дышали горлышками, среди оскалившихся в небо острых стеклянных шипов, интереса у стрелков они уже не вызывали.

Когда Антон подошел поближе, приятели увидели, что он держал в руках. Прижавшись, почти обсохшими тельцами друг к другу, открывая ротики с намерением издать писк, четверо котят в руках Антона пытались поднять головки, перевесившись лапками, будто пытались разглядеть, что с ними происходит. Впрочем, им вряд ли удалось что-нибудь увидеть; на месте глаз были скобки неразлипшихся век, придававшие условность и ненастоящесть их желанию воспринимать мир, в который они нечаянно попали.

При небольшом росте и щуплой фигуре Антон был резким в движениях с хорошей координацией.
Андрей, несмотря на то, что не выговаривал буквы «р» и «л», произносил «Повтава», «пововина», или благодаря этому, считался интеллигентом. Но, ни интеллигентность, ни дефекты дикции не мешали ему произносить слово «бл*дь» без искажений. Отец Андрея был инженером, «техновогом», как говорил Андрей, на деревообрабатывающем комбинате.
Игната считали валенком, и немного с мухами, из-за любви в чтению книг и хороших оценок в дневнике.

- Мамка велела утопить котят, - гордо сказал Антон.
- И где ты будешь их топить? - спросил Игнат.
- За горбом, - ответил Антон.
- Там вода уже высохла, - сказал Игнат.
- Сам будешь топить? - спросил Андрей.
Вместо ответа Антон раздал по котенку, оставив себе двоих. Парни не сомневались, он  принес котят, чтобы развлечь приятелей.

Они называли это место горбом. Невысокая насыпь метров двести длиной, поросшая травой, с заболоченной глубокой лужей вдоль нее. По берегам лужи росли старые ивы. По словам одних, эту насыпь соорудили древляне, чтобы обороняться от дружины княгини Ольги, после того, как, привязав Игоря за ноги к двум наклоненным березам, перерубили веревки, притягивающие деревья в земле. Другие говорили, что здесь проходила линия обороны города от немцев, и даже находили ржавые то ли гильзы, то ли каски. Но Игнат этого не видел, хотя и верил тем и другим.

Зимой на льду этой большой лужи устраивались сражения на санках, с настоящими таранами, разбитыми коленками и поцарапанными костяшками рук. Весной - катание на льдинах, переходящее в игру в салки, по уходящим под воду истончавшим и изломанным осколкам льдин.

Летом они перемещались на узловатые старушечьи руки старых ив. Обезьянами скакали по веткам, гоняясь друг за другом, иногда падали в грязную воду, после чего временно выбывали из игры, мокрым следом отмечая путь домой, навстречу нагоняю, чаще хорошему ремню. Иногда, чтобы не прекращать игру, тут же сушились у костра, надевали одежду, похожую на маскхалат, из-за прилипшей к ней засохшей тины, и продолжали карусель на ивах.

Перевалив через горб, приятели увидели, что вода в «озере» почти высохла, и для того чтобы до нее добраться, надо было прошлепать по грязи, успевшей затянуться сухой серой коркой. Остатки воды образовывали небольшие лужицы, такие мелкие, что топить новорожденных можно было только в жидкой грязи.

На душе Игната стало кисло. Он никогда не убивал таким способом. Стреляли лягушек и воробьев из рогаток, стреляли по белкам из самопала. Антону удалось подстрелить одну, и мальчишки трогали теплую тушку с разорванным самодельной пулей боком, не зная, что с ней делать. Не найдя применения своей неожиданной добыче, они отдали убитого зверька собакам, не попытавшись освежевать. Те растерзали и съели его вместе со шкуркой.

Бессилие котят напомнило Игнату бессилие того кабана.

Было морозное субботнее утро. Отец был в запое и лежал колодой, иногда вставал, чтобы опохмелиться. Начали сходиться участники. Трое соседей-мужчин. Дядя Саша, Игнат всех называл «дядя», был главным исполнителем, дядя Гриша и дядя Коля. Невысокий сухой сутулый кацап дядя Саша пользовался авторитетом в этом ремесле. Все знали, он может быстро убить, и кровь не разойдется по салу. Орудием убийства была двадцатисантиметровая трубка с острием, представляющим срезанный наискосок конус. Через нее кровь из сердца вытечет в таз, оставив сало белым и приятным на вид. В торжественно-сосредоточенном настроении, как перед казнью, мать, заменяя пьяного отца, готовила подручные средства: паяльные лампы, ножи, горячую воду. Игнат помогал.

Кабан что-то чувствовал, тревожно похрюкивал в хлеву, соображая, что это за день с особым запахом, продиравшимся в ноздри и откладывавшимся в животе чувством тревоги. Кому-то нужно было войти в хлев и выманить его. Мать не могла, кабан, которого она кормила целый год, стал ей родным. Игнату никто и не предлагал, мальчик еще. Пошел дядя Саша. Кабан уже встревоженный, еще больше забеспокоился, увидев незнакомого человека в своем жилище.
- Катерина, он не выходит, беспокоится, - скороговоркой выплевывая непережеванные слова, сказал дядя Саша.
- Заре, вже йду, - мать появилась с кастрюлькой еды.
Некормленый с утра кабан поддался запаху пищи, и, хлопая заплывшими глазками и похрюкивая, тяжело вышел из хлева.

Чтобы повалить и удержать крупного самца, хотя и кастрированного, нужно не меньше четырех человек: по одному на каждую ногу. Двенадцатилетний Игнат понял, что ему представилась возможность получить крещение убийством. Убивать ему не придется, но подержать за ногу, пока дядя Саша будет колоть, придется - троим с кабаном не справиться.
Дядя Саша, изловчившись, захлестнул заднюю ногу кабана веревочной петлей. В следующую секунду переднюю ногу тоже захлестнула веревка, и кабан, подсеченный одновременным рывком дяди Саши и дяди Гриши, оказывался почти на спине. Игнат одновременно с дядей Колей, накинувшим петлю на заднюю, накинул такую же петлю, на переднюю. Дядя Коля с Игнатом одновременно потянули веревки, перевертывая жертву на спину на лежащий дощатый щит. В глазах животного отразился дядя Саша, с остро отточенной смертью.

Осознавал кабан, что доживает последние минуты? Вряд ли. Ему было неудобно и больно лежать в такой позе. Он вырывался и визжал. Игнат изо всех сил натягивал веревку, помогая удерживать громадную тушу на спине. Дядя Саша не вымерял ладонью расстояния от локтя жертвы вдоль и поперек. Прикоснувшись острием трубки, сделал резкое движение плечом. Кабан коротко завизжал, дернулся всем телом, освободил мочевой пузырь и вытянулся. Торчащий конец трубки вздрагивал в такт бешеным ударам сердца животного, из него толчками хлынула кровь. Когда конвульсии закончились, и кабан затих, Игнат подержал еще немного и отпустил веревку.
...
Антон поднял котенка и резко бросил на землю. Тушка шлепнулась, отскочила от земли, спружинив на спичечной грудной клеточке и снова шлепнулась. Чуть слышно запищав, котенок попытался встать; выпившим подростком заваливаясь на бок, успел сделать пару шажков. Рядом ударилось тельце брата, или сестры. Невидимая для него рука подхватила и подняла его вверх.

Андрей с Игнатом последовали примеру Антона. Котята падали, пищали, пытались встать, и снова оказывались в руках, чтобы в следующее мгновение упасть. После нескольких ударов об землю, трое котят лежали серыми тряпочками в, теперь уже, свободных позах, запрокинув головки вверх, как будто спрашивая небо, которое они никогда не видели. О чем они могли спросить безоблачное летнее небо? Что оно могло им ответить?

Черный с белыми пятнами котенок продолжал жить. С перебитым хребтом, волоча задние лапки, откинутые в сторону, цепляясь еще действующими передними, он пищал и полз, ничего не видя, захлебнувшись писком.

Антон взял котенка, подошел к старой иве и, коротко размахнувшись, бросил котенка в толстый твердый ствол. Встреча маленького пушистого тельца с узловатой корой старого дерева, породила глухой стук, похожий на вздох.