Эксперименты. Часть 1. 5

Жизнь… Каждый день жизнь продвигается вперед, повторяя один и тот же заученный мотив на манер старой приевшейся шарманки… Время идет, движется, летит, но порой дни тянутся очень медленно… как стрелки часов с подсевшей батарейкой… один час за другим, минута за минутой… одно и то же… Сколько можно? Кто знает…
­ Как у тебя прошел день, Наум?
­ Нормально…
­ Точно?
­ Точно…
Наум почувствовал, как сзади его обнимают женские руки, и отстранился. Руки не унимались, и еще вдобавок провели по его волосам. Сделано было все это очень неумело, и к тому же, не мешало бы прежде снять маникюр.
­ Хороший ты мой…
Хм… мать всегда останется матерью, правда в случае Наума все ее природные инстинкты нуждались в длительной прокачке с целью повышения уровня для придания им хотя бы надлежащего вида. Наум увернулся от второй попытки погладить его по голове, и руки матери скользнули по воздуху. Неудачный заход, идем на третий круг…
­ Опять сидишь за компьютером…
Данные слова не являлись порицанием, обвинением — скорее даже наоборот, поощрением. Да-а… мать Наума явно выходила из рамок обычного представления о тех, кто заботится о своих детях. Впрочем, он уже привык, и сейчас оставался, как всегда, невозмутимо угрюмым. Третья попытка — руки матери попытались обнять сына, но тот съехал по сиденью вниз, и получилось, что своими ладонями женщина накрыла ему лицо.
­ Ма-а… — (недовольный голос из-под рук).
Женщина еще на секунду задержала свои руки на лице сына, полагая, что это будет тоже своеобразным проявлением ласки, и слушая, как Наум начинает потихоньку задыхаться, а потом отпустила их, готовясь к попытке нежности номер четыре. К несчастью (или к счастью…), попытку пришлось отложить на потом, благо в следующую секунду раздалась дикая трель мобильника, и мать Наума немедленно схватилась за внутренний карман пиджака, а затем потянулась туда за своим Эриксоном, извлекла его и начала свое обычное дело — разговор на две стороны одновременно:
­ Да? Слушаю… да… да… да-да… то есть как? Да как он посмел?! Ой, дорогой, у тебя такая красивая картинка на экране, скинешь ее мне, хорошо?
­ Она у меня уже три месяца… — глухо пробормотал Наум.
­ Да? Значит, я только сейчас заметила… Да? Нет! Что? Что это значит? Да как они посмели?!
Наум хмуро смотрел за окно — на улице уже почти стемнело. Он потянулся к мыши и сменил обои. За его спиной продолжался разговор:
­ Да? И что они говорят? Что значит “подумаем”? Кстати как у тебя сегодня в школе Наум?
­ Нормально… — (глухой голос и скучающий вид).
­ Да? Может ты мне расскажешь что-нибудь интересное? Да нет это я не вам… вы продолжайте…
­ Зачем… ты сейчас разговариваешь…
­ Ну и что… я и тебя тоже слушаю… Да? Что? Немедленно делайте — я говорю вам, тут медлить нельзя! Наум ты сегодня пообедал в Макдональдсе, как я тебе говорила?
­ Нет…
­ Да? Да. Да! Да-да… нет! Нет, нет и еще раз нет! Почему — чем плох Макдональдс?
­ Мне не хотелось…
Собственно говоря, Наум сегодня ел — Галина Бланка + Роллтон…
­ Ну как хочешь… — мать попыталась пожать плечами — в ее здоровом пиджаке этот жест был не очень заметен.
“Почему она, как всегда, не переодевается? Наверное, опять что-то срочное”. Наум отстраненно посмотрел на свой компьютер — экран медленно горел заставкой Хеллфайр — пламя было красивым и завораживающим, а из динамиков доносился негромкий треск. Подумаешь… Наум с абсолютно перпендикулярным видом посмотрел на заставку, а затем двинул мышью, чтобы та исчезла. Винда выкинула “Коврик для мыши выполнил недопустимую операцию и будет свернут…”, но не упала — XP, все-таки… Тем временем за спиной Наума шел прежний разговор:
­ Да? То есть, как? И что это значит? А вы пробовали… нет, я вам говорю, надо попробовать еще раз, раз так не получается… Ты сделал уроки?
­ Ага…
­ Ты у меня такой хороший мальчик… подожди-ка, мне звонят по второй линии.
Наум отвернулся и опять уставился на компьютер. Разговор на три персоны, когда все трое говорят одновременно? Без проблем! Вот только Наум четко знал, что мать теперь уже точно совершенно не будет его слушать.
­ Да? Ну и как прошло? Да? Правда? — судя по тону голоса, матери звонила одна из подруг. Впрочем, тон тут же изменился на официально-деловой — (другая линия). — Я говорю, вам надо попробовать пробиться! Что значит, не дают? Дадут, если будете стараться! Не могу же я все сама делать! Наум… ты уже ужинал?
Наум не ответил — он отстраненно смотрел в окно, на огни города. Те мерцали в темноте ночи, затмевая небо, которое, впрочем, все равно закрыли облака. Все обыкновенно и спокойно… ничего нового, ничего интересного…
­ O, FORTUNA!
Наум вытянул на себя ящик и достал свой Сименс.
­ Да… Нет… Я не хочу слушать плеер… Нет, я не приду!
Он выключил телефон и в сердцах бросил трубку обратно в ящик. Тем временем мать, зажав сотовый между головой и ухом, ожесточенно спорила по двум линиям одновременно, плюс одной рукой делала пометки в своем органайзере, а второй стягивала с себя пиджак. С точки зрения программиста, такой многозадачности, какой обладают женщины, позавидуют любые ОС. Между делом, мать еще и произнесла, обращаясь к Науму:
­ Дорогой, тогда, может быть, ты приготовишь ужин?!
­ Я не умею готовить, — буркнул тот. Он почувствовал, что закипает. — Попроси Катю.
­ Ну почему же… то, что ты сделал в прошлый раз, было очень вкусным… может, повторишь, а то видишь, я сегодня немного занята…
Все — последняя капля. Наум слетел со стула, и, прихватив мобильник и ранец, обув кроссовки (с такой злостью запихнув в них ногу, что обувь чуть не разошлась по швам) и сдернув с вешалки ветровку, вылетел из квартиры, так громко хлопнув металлической дверью, что со стороны лестничной клетки посыпалась штукатурка. Через несколько секунд он уже вылетел на улицу — в домашних спортивных штанах и легкой майке под ветровкой — и побежал.
Рядом с домом Наума, если спуститься вниз, был небольшой парк, с чем-то средним между речкой и лужей. В темноте ярко горели круглые фонари, выхватывая окружающие предметы в желтом цвете, а чуть дальше, где освещение заканчивалось, все предметы были в полумраке, разгоняемом лишь огнями города. То, что парк был достаточно грязным, к счастью в темноте заметно не было. Через речку-лужу перекидывался небольшой каменный мостик с металлическими перилами… а на нем торчала фигура, в платье-колокольчике и странноватой формы кофте.
­ НО ЕСЛИ ЕСТЬ В КАРМАНЕ ПАЧКА…
Огонек сигареты чуть заметной точкой блестел в ночи. Вся изломанная, и потрепанная, она выглядела так, что, наверное, сейчас даже самокрутка дала бы ей фору. Впрочем, какая-то надпись на сигарете, да и фильтр все же остались, что указывало на ее фабричное происхождение, но различить марку уже не представлялось возможным. Сигарета потихоньку тлела — кусочек пепла отвалился и упал в воду с неслышным шипением. Сама сигарета висела так, что, казалось, она сейчас полностью вывалится изо рта девушки и упадет в лужу вслед за пеплом — лишь край верхней губы удерживал ее от этого.
Глаза девушки находились в свободном полете, ровно, как и ее мысли — взгляд был устремлен куда-то вдаль, но куда конкретно — оставалось совершенно непонятным. Создавалось ощущение, что она о чем-то сильно задумалась, но это было лишь ощущение — голова у девушки была совершенно пустой. Динамик плеера с тихим шипением напевал свою тему, добавляя темному пейзажу в ночи особый колорит. В общем, состояние девушки сейчас можно было охарактеризовать, как недоразвитую медитацию в исполнении извращенного мышления современного подростка. Курила Анфиса или нет — понять было сложно… создавалось ощущение, что она просто придерживала сигарету за самый край, не давая ей упасть. Для этого она сложила губы трубочкой, и сейчас стало особенно заметно, что они у нее пухленькие, и какие-то бледноватые, явно нуждающиеся в хорошей помаде, которую она, очевидно, забыла намазать.
В это время послышались чьи-то быстрые шаги, и Анфиса равнодушно повернула голову в ту сторону. На конце моста показался Наум… он тяжело дышал, и вся одежда на нем ходила ходуном.
…Сигарета полетела в воду…
­ Хочешь?
Наум с непонимающим видом смотрел, как девушка, с абсолютно равнодушным лицом протягивает ему плеер… а затем вспомнил и дернул головой:
­ Не надо…
Анфиса пожала плечами и опять отвернулась к воде. Отражения парковых фонарей и огней города оставляли на речке размытый световой след, который шевелился вместе с водой, волнуемой небольшим ветерком.
­ …
Наум подошел к Анфисе и стал рядом. Та взглянула на него краем глаза, а затем повернулась и присела, опершись спиной на перила.
­ Поссорился с мамой?
­ …? — у Наума невольно раскрылись глаза, и он непонимающе посмотрел на девушку. — С чего ты взяла?
­ Просто так…
Анфиса сидела прямо на бетоне моста, согнув ноги в коленях, и смотрела куда-то в землю. Наум помрачнел и проговорил:
­ Все взрослые — дураки.
Прошла минута… другая… третья… Анфиса отключила плеер, и сейчас ночную тишину разгонял лишь негромкий, но постоянный пульс города.
­ Анфиса…
­ …
­ Почему ты водишься со мной?
­ …
­ …? — Наум повернулся и посмотрел на девушку. Та все так же сидела на земле, уставившись в только ей одной известную точку пространства пере собой, и молчала.
­ Брюс… Уиллис…
­ …?
Наум чуть отвернул голову в сторону, и в этот момент девушка, поднявшись на ноги, обняла его за шею сзади и прижалась щекой к уху парня. От нее разительно несло табаком…
­ Брюса Уиллиса я люблю больше, чем тебя…
Наум молчал…
­ У тебя глаза… голубые и чистые… как у ребенка…
­ …
­ И уши… большие и лопоухие… как у щенка…
Silence…
­ И мысли — большие и чистые…
­ …?
­ А у него — мужество… сила… и характер… — при последних словах девушка пригнулась к Науму, вплотную приблизившись губами к его щеке.
Тот отстранился и глухо пробормотал:
­ Тогда зачем ты это делаешь?
­ Просто так… — Девушка не успокаивалась, и продолжала тереться носом о лицо Наума.
­ Почему ты не возишься со своими одноклассниками? — буркнул Наум.
­ Просто так… — (новая любимая фраза).
Парень с силой дернулся и сумел вылезти из объятий Анфисы. Та посмотрела на него и пожала плечами.
­ Взрослые скучные…
­ А я — веселый? — буркнул Наум.
Девушка опять сложила губы трубочкой и проговорила:
­ А-га.
У Наума сжались кулаки, и тут сзади послышался какой-то шум.