Покаяние отрывок из повести

- Грибов, на выход –
Сергей проснулся от того, что тяжелая дверь, скрипя
несмазанными петлями, открылась, впуская в затхлую атмосферу комнаты, стены которой были обтянуты  мягкой поносно желтой тканью, струю сквозняка вместе с целой гаммой удушающе омерзительных запахов. Сергей понимал, что запахи на самом деле самые обычные, и для любого другого человека настолько привычны, что на них просто никто не обращает внимание. Все дело было лишь в его обостренном восприятии.
- Черт побери, что это за гадюшник, и как я здесь очутился – подумал Сергей. Он помнил, как долго не мог заснуть лежа на шикарной кровати пансионатского коттеджа, вслушиваясь в шум ветра и стук капель дождя.  Кроме него, и пришедшего за ним типа внушительных размеров, в комнате никого не было. – Ну, долго я буду ждать – тип явно начинал терять терпение – Шевели задницей, а то главный ждать не любит. -  Теряя остатки сна, Сергей вспомнил, что этот тип раньше, когда их тормознули на обратной дороге в Краснореченск, представился инспектором ДПС Кзаровым. Сейчас инспектор, потеряв былую учтивость, и непонятно для чего переодевшись в белый халат, выглядел штатным вышибалой  из третьесортного кабака. – Ну чего ты на меня уставился? – грозно спросил Казаров.  – Говорят тебе, пошевеливайся -
  Казаров для пущей убедительности играл зажатой в правой руке резиновой дубинкой. 
У псевдоинспектора были весьма весомые аргументы, так что Сергей решил с ним не спорить. Длинный коридор с множеством плотно закрытых дверей,  по которому они шли, закончился большой комнатой .  У окна стоял старый деревянный стол, подобный тому, что видел Сергей в кабинете у доктора Вахля. За столом чинно восседал следователь Перепелкин, тоже облаченный в белое.    Сергей внезапно понял, что все происходящее вокруг нереально, и, скорее всего, это очередной идиотский сон. – Немудрено – подумал он – что после случившегося  за последнее время всякие гадости снятся. Взрыв во время церемонии освящения, разрушивший собор, построенный на средства его друга детства Ильи, странный разговор с  его заместителем Коробовым, породивший море безумных подозрений, попытка нападения в поезде, все это не могло не отразится на душевном равновесии.  Сергей вспомнил, рекомендации, которые он почерпнул в детстве из отрывного календаря. Чтобы прервать плохой сон необходимо было либо ущипнуть, либо укусить себя за какое-нибудь чувствительное место.  Сергей, что есть силы, укусил себя за руку. И … ничего не произошло.
Перепелкин, казалось,  посмотрел на него с некоторым разочарованием  - Сергей Петрович, вы прямо как ребенок, и что это вы кусаться удумали, у вас что, зубки режутся –
Сергей молча переварил циничную реплику.
- А мы вас заждались – продолжал Перепелкин – Как видите уже все в сборе. Я думаю, со многими вы прекрасно знакомы  –
Сергей обвел глазами помещение. Напротив стола, на некотором удалении, стоял ряд потрепанных временем стульев.   На самом дальнем от него стуле возле стены,  у горшка с пластиковой пальмой, сидел отец Иннокентий, опасливо поглядывая на вошедших.  Его правый глаз заплыл, украшенный здоровенным фингалом. Батюшка вместо рясы, как, впрочем, и все остальные расположившиеся на стульях люди, был одет в какую-то немыслимую пижаму в голубенький цветочек. Сергей с досадой обнаружил, что его наряд тоже ничем не отличается от наряда отца Иннокентия.  Помощник депутата Бабищев и Коробов сидели рядом друг с другом с многозначительным видом и о чем-то оживленно шептались. Илья разместился особняком вертя в руке игрушечный детский молоточек, который от резкого движения был способен издавать надрывно пищащие  звуки. Далее в различных позах расположились журналист Задоненко, обильно потеющий мэр города Краснореченска, компаньон, и по совместительству «крыша» Сергея,  Артур.  В комнате было еще с  полтора десятка людей, которых он не знал  и раньше никогда не видел.
- Присаживайтесь, Сергей Петрович, - ласково предложил Перепелкин – Что это вы стоите, как чужой? -  Пока во сне не было ничего пугающего, и Сергей последовал предложению костюмированного  следователя. Он подумал, что не проснулся от укуса, лишь потому, что и сам укус был только частью сна. Правда, стул достался ему не совсем обычный. В его деревянной плоскости была прорезана большая круглая дырка, под которой стоял эмалированный горшок синего цвета с инвентарным номером. Видя замешательство Сергея, Перепелкин  подбодрил его – Ну, что же вы, Сергей Петрович, присаживайтесь смелей, это же ваш любимый стульчик. -   
Когда все, наконец, расселись, наступила тишина – Сейчас пугать начнет, это у него метод такой, шоковая терапия – доверительно с довольным видом  прошептал Сергею сосед справа.
Глаза Перепелкина   налились   кровью, и он что есть силы пронзительно заорал – Сволочи,   ублюдки.  Вы   все полное дерьмо. Все-е-е. Живете в своем засранном мирке, плевать вам на остальных.   И сколько будете так жить. Негодяи, воры. Вы гнойные волдыри на теле общества.  Готовы ради своих сиюминутных прихотей всех и все продать. Вы предатели. Твари… - От неожиданности Сергей чуть было не провалился в дырку в стуле, а сосед слева, с менее крепкими нервами благополучно обмочился. – Что я вам говорил, талант. Я многого в жизни повидал, но такого прессинга… – восторженно прошептал сосед справа.  Сергею сон уже переставал нравиться, и он пожалел, что не укусил себя посильнее. Перепелкин закончил орать так же резко, как и начал. 
- Вы все должны понять, что вы ублюдки – продолжал он уже задушевно ласковым голосом – Ведь так? -
- Та-а-ак – раздался нестройный хор голосов. Сергей себя
ублюдком не считал, и потакать желанию персонажа бредового сна вовсе не собирался.
- Не слышу – вновь пронзительно заорал Перепелкин
- Т-а-а-а-к – уже более дружно отреагировал зал
- Тогда   пришло   время     каяться –  провозгласил
Перепелкин – начнем с вас Илья Андреевич –
Илья резко встал, отчего игрушечный молоточек в его руке издал жалобный писк. – Да, я виноват – потупив взор, начал Илья. Всю свою сознательную жизнь меня интересовали только деньги и общественный статус. Я всегда завидовал людям, у которых все было с самого детства, как у Сергея Петровича, например – Илья, кинул виноватый взгляд в сторону Сергея. Все это было настолько комично и глупо, что тот еле-еле сдержал смех. Загробным тоном Илья продолжил свой монолог -  Я всегда старался быть лучше его, быть первым, но мне не везло, когда он предложил мне открыть фирму и начать наше дело, я согласился. Я думал, что смогу обойти его, воспользовавшись его же успехами. Но он все равно всегда оставался первым. Мне было трудно перенести такое положение, и поэтому я вышел из дела, уехал в Краснореченск, купил завод. Я думал, что здесь смогу стать первым. Но и тут мне не повезло. Вся власть в городе в руках у мэра. Мне опять предстоит плестись в хвосте. Мне жутко стыдно, что я завидую и этому человеку. Простите, господин мэр, что считаю вас грязным жуликом, подонком и извращенцем. -  Да ну что вы, какие могут быть обиды – растроганно  ответил мэр. – И вы меня прощаете – с надеждой спросил мэра Илья.  – Конечно, прощаю – по щекам мэра текли неподдельные слезы счастья.
- Попрошу не отвлекаться, Илья Петрович – строго вставил Перепелкин – А вам, господин мэр, мы слово еще дадим, придет и ваша очередь. Сергея безумно разбирал смех, и он с трудом сдерживался.
 - И еще, – продолжал Илья – я очень виноват перед народом, перед жителями города Краснореченск, я плачу им нищенскую зарплату, заставляю работать сверхурочно. Я нагло использую этих прекрасных трудолюбивых людей, необоснованно считая, что у них руки из жопы растут и задрочены только под стакан. И еще я к своему ужасному стыду не плачу полностью налоги,  на которые наше великое государство содержит чиновников и бюрократов.  Я всегда оправдывал это тем, что если я, все же, буду их выплачивать полностью, то мои деньги все равно не дойдут до тех, кому на самом деле нужны, пенсионерам, врачам, учителям. Я не прав – спросил Илья, обращая полные слез раскаяния глаза в сторону Перепелкина. – Может быть, я ошибаюсь, и чиновникам деньги тоже нужны, может быть, я слишком жадный? -
Прошу вас не отвлекайтесь от темы – безразличным голосом попросил Перепелкин – мне лично нет никакого дела до того, что вы там  платите или не платите. Мы все  сегодня каемся, и не важно в чем. Поняли.  Ладно, Илья Андреевич, с вас на сегодня хватит. И так, кто у нас следующий. - 
Следующим оказался Бабищев. Тон его исповеди был печально размеренным, правда без слезной патетики, присущей предыдущему оратору – Мне тоже есть, в чем покаяться  перед вами, мои товарищи по несчастью, сограждане. Так получилось, что всю свою сознательную жизнь я посвятил себя служению родине. Сначала это был СССР, ну а потом Россия, так получилось, что во время последнего передела собственности на наших огромных просторах, мне и группе верных стране товарищей, отдавших себя без остатка сохранению безопасности государвства, почему-то ничего не досталось.   Когда я смотрел как новые хозяева  жизни вроде Сергея Петровича и Ильи Андреевича, дерутся друг с другом за право обладания благами, обирая и разоряя мою страну, мне и моим бывшим коллегам,  старому товарищу, господину Коробову, казалось, что только мы  сможем остановить этот беспредел. 
- Говорите только за себя – предостерег Перепелкин
- Так вот, я сейчас понимаю, что мною больше двигала корысть,
нежели чем желание помочь своему народу, да и какой он мой, народ то, он сам по себе, а я сам по себе –
- Не отвлекайтесь от темы – снова поправил его Перепелкин
- Да я, собственно говоря, уже закончил –
- И это все, маловато – возмутился Перепелкин, - А храм кто
взорвал, дядя? –
- Это вот у него спросите – прошипел Бабищев, злобно глядя на
Сергея.
- Не волнуйтесь, спросим – утешил Перепелкин – а теперь послушаем отца Иннокентия. Ну-ка, батюшка  поведайте нам свою историю.
    Отец Иннокентий  начал свою историю издалека, со славного октябрятского детства и не менее славной комсомольской юности, когда в порыве праведного негодования сдал КГБ своего отца, за антисоветскую пропаганду самостийности Украины, который к тому же одарил сына неблагозвучной фамилией Педрилко. – Он не был хорошим человеком – оправдывался перед присутствующими батюшка – много пил, мать обижал. А может быть, время такое было. Я уж теперь и не знаю, но потом я все искупил служением людям и богу. -
- И чего это он тут хочет чистеньким казаться – внезапно возмутился Бабищев – Скажите, пожалуйста, служение людям. Может быть, он нам перечислит сейчас признаки тоталитарной секты. В чем отличие вашей конфессии …-
- Молчать - благим матом заорал Перепелкин – Тебе слово уже давали. Надо было тогда языком молоть. А сейчас, заткнись, а то живо порцию   галоперидола получишь. –
         -  Так вот, - продолжал отец Иннокентий  - тот грех я уже искупил ежедневными молитвами. – Батюшка запнулся.
- Ну смелее, смелее – подбодрил его Препелкин – Здесь все такие же ублюдки как и вы, чего скромничать то.
- Да я и не скромничаю, чего скрывать-то. Дело в том, что я весь в отца пошел, у меня, это… повышенное либидо -
- Чего у него повышенное? – достаточно громко спросил сосед слева от Сергея, восторженно сидя  в луже, стекающей в горшок мочи.      
- Трахаться он любит – перевел на русский язык Перепелкин. – Продолжайте батюшка -
- Ну, вот и я говорю, что мой отец не одной юбки не пропускал. Вот и я, частенько общаюсь с  прихожанами, а у меня так и встает. Мне очень стыдно, перед вами мои сограждане. -
- Мы пришли к очень удивительному выводу – подытожил Перепелкин – Все наши беды, исходят от нас самих. От того что мы, бесконтрольно запустив свои глубинные желания и страхи, пытаемся изменить мир вокруг нас под свои недостойные амбиции, а не стремимся быть частью этого мира. Как самый успешный среди вас в своем раскаянии, отец Иннокентий получает приз. -
- Приз – заорал Перепелкин, и из-за зашторенной ранее двери выскочила девушка в белом халате и протянула батюшке пластиковый пакет.
- Что это - удивленно спросил  отец Иннокентий
- Это вам поможет. Изделие, можно сказать, медицинского
назначения – торжественно произнес Перепелкин – «Катя 4 ароматизированная», улучшенной модификации. Подробная инструкция в упаковке. –
- А почему 4 – растерянно спросил батюшка
- Ну, хватит скромничать, вы же любите  объемных. И так,
 следующим   выступает наш дорогой Иван Федорович Задоненко.
Задоненко неуверенно приподнялся со стула. Сергей заметил, что левый карман его цветастой пижамы оторван, обозначая место своего прежнего пребывания строчками шва.   – Ну,   я  и не знаю, с чего начать -  неуверенно промямлил он.
- С начала – с иезуитской улыбкой сказал Перепелкин – Время то не тяните -
- Ладно – решился Задоненко – После окончания института в 1980 году я стал работать журналистом. Писал про то, что происходило в стране, про олимпиаду, про колхозы. Потом случилась перестройка, писал про положительные сдвиги в обществе, про гласность,  потом этих перестроек и переделок было до хрена собачьего, о чем было писать, о том и писал. Как акын таджикский, что вижу то и пою. А чего мне делать то еще было. Чего в этом постыдного.  Вы что думаете, пресса на самом деле бывает независимой. Да хрен вам. Независимыми бывают только бомжи. А мне семью кормить надо. - 
- Да ни черта  они не думают – утешил его Перепелкин – они слушают, что вы им поете. -
     - Да я готов признаться, что всегда писал по заказу тех, кто платил мне бабки. И пишу сейчас. И, между прочим, не плохо. – После этого Задоненко начал развивать тему своего творчества, подкрепляя его внушительным списком статей о трудовых буднях колхозников, о передовиках производства, о демократических преобразованиях,  о губернаторах, мэрах и прочей политической  элите. Становилось скучно. Сергей подумал, что сон уж слишком затянулся и пора бы просыпаться, отчего опять укусил себя за руку, чем вызвал очередную неодобрительную реплику со стороны Перепелкина.
Сосед справа сочувственно посмотрел на Сергея – Зря вы это, его злите. Живо галоперидол вколют. -
- А вы считаете, этот цирк с покаянием не зря. Вам что, доставляет удовольствие участие в этом спектакле – спросил Сергей
- Мне нет, но таковы здешние правила –
- Здесь, это где – поинтересовался Сергей подсознательно
понимая, что вступать в полемику с персонажами собственного сна, по крайней мере, глупо.
Сосед справа вновь настороженно посмотрел на Сергея – Да полно вам, Сергей Петрович, вы меня разыгрываете. Мы с вами пациенты Синеозерской психбольницы. Лечимся, так сказать, от психических нарушений, вызванных алкоголем и наркотиками, кто от чего . Вы уж с полгода здесь, впрочем, как и я. –
 Описавшийся сосед слева начал усиленно ерзать и тянуть руку вверх.
- Ну, чего вам, Петр Гаврилович  - поинтересовался Перепелкин
– все что могли сделать, вы уже сделали. - 
- А он не может чуть покороче – поинтересовался Петр
 Гаврилович, указывая на Задоненко – а то всем  высказаться охота. -  Зал одобрительно загудел.   
- Не волнуйтесь, и до вас очередь дойдет, - утешил   его Перепелкин. – Поскольку, я думаю, что господин Задоненко наплел нам про свою героическую жизнь уже достаточно, слово передается Владимиру Степановичу.
  Сосед справа встал, поправляя свою мятую пижаму.  – Я в отличие от некоторых предыдущих выступающих своего отца не сдавал и жил так, как мне подсказывала совесть, то есть как хотел. Когда некоторые писали слезливые статейки про улетающих олимпийских медведей, а некоторые усиленно служили родине,  я боролся за демократию, участвовал в антивоенном движении и попал под прицел ведомства господина Бабищева – сосед Сергея явно вошел в раж. Можно было серьезно усомниться в отсутствии у него интереса к публичному самобичеванию. - После участия в антивоенной демонстрации меня повязали и отправили лес валить.   Да, я признаюсь, что боролся и буду бороться за торжество демократии, и дурдомом меня не запугаешь, уже бывали – он победно осмотрел зал. – И чего это вы так распаляетесь,  – поинтересовался Перепелкин – вы здесь вовсе не из-за своих, мягко сказать, неуемных борцовских качеств. Меньше водку жрать было надо. Кто носился за соседом пенсионером с топором, и орал, что он агент Кремля. -  Владимир Степанович на пару минут смущенно потупился – А чего он про меня гадости во дворе рассказывал, все подслушивал под дверью, скотина. Все равно, я буду бороться –
- Ну а теперь, слово передается Сергею Петровичу – торжественно провозгласил Перепелкин – Что скажете хорошего -
- Ничего не скажу – Сергей прямо посмотрел в глаза Перепелкину – Я вообще не собираюсь участвовать в ваших покаяниях и исповедях. Если это дурдом, то какого черта я должен отчитываться за свою жизнь перед психами.  -
- Сергей Петрович, вы меня очень расстроили -  грозно произнес Перепелкин – Мне сдается, что вы совсем не хотите выйти отсюда нормальным и здоровым человеком. Чего вы боитесь. Запахов, которые, как вы утверждаете, стали нестерпимыми. А может быть, вы пытаетесь что-то скрыть от нас и самого себя, пряча, как страус, голову в песок -
  Это орнитологическое сравнение вызвало нездоровое возбуждение, если, вообще, слово здоровье применимо к пациентам психиатрической клиники. Зал загудел, а молоточек в руке Ильи вновь разродился верещанием.
- Молчать – заорал Перепелкин. Присутствующие  постепенно успокоились.  – Сергей Петрович мы настоятельно требуем ваших признаний. -
- Да не в чем мне признаваться – Сергей вышел из себя, эмоционально выплескивая всю злость, которая накопилась за долгие годы – Мне не в чем каяться. Я вообще никому не должен, ни вам, ни народу, ни государству.  Бесплатное образование, здравоохранение и так далее, это миф. Все это было в свое время оплачено трудом моих родителей и моим собственным. Я ничего не должен стране. И мне вовсе не стыдно, за то, что я скрываю налоги, мне не стыдно, что я живу только ради своих интересов и интересов своей семьи, и мне вовсе нестыдно, что мне плевать на все остальные 150 миллионов жителей, потому что им плевать на меня. Мне не стыдно, что у меня нет высоких идеалов или благородных целей, потому что  те, кто трепется о высоких идеалах и благородных целях на поверку оказываются самыми грязными подонками.  Одержимые высокими и, как им кажется, благородными идеями они готовы растоптать на своем пути все, что попадает им под ноги, готовы отдать приказ снайперам стрелять по тем самым, ничего не подозревающим людям, ради которых они и замесили все это дерьмо. И вообще, срать я на вас всех хотел. -
- Свинья – заорал Бабищев – Сволочь. Да у тебя дерьма на всех не хватит, а вот если все 150 миллионов на тебя насрут, ты в нашем дерьме утонешь. У нас его много. –
- Я предупреждал, что ты доиграешься – прорычал Перепелкин Бабищеву – в процедурную его. -   Двое дюжих санитаров потащили брыкающегося помощника  депутата к выходу.
Напротив, как ни странно, на  демарш Сергея Перепелкин отреагировал вполне спокойно.  – Да делайте что хотите, вы можете выйти на улицу и орать все эти глупости сколько вам влезет. Вы думаете, что кому то есть дело до вашего, возможно праведного, гнева. Ваши слова как камень, брошенный в навозную кучу. Легкий чпок, и опять тишина. Но скажите, разве вы сами идеальны. Почему вы не хотите признаться нам в своих проблемах? -   
- А нет у меня никаких  проблем. Меня тошнит от всех вас, ублюдки.  - Сергей встал, резко отбросив руку соседа справа, тщетно пытающегося удержать. У двери стояла пара санитаров внушительного вида, и этот путь отступления был отрезан. Сергей раздумывал всего секунду, а затем бросился к окну. Удар о пуленепробиваемое стекло был такой силы, что его отбросило назад на пару метров. Когда он пришел в себя, санитары уже крепко скрутили ему руки за спиной.  Над ним склонился ухмыляющийся Перепелкин  - Сергей Петрович, вы что, американских боевиков насмотрелись. Я не ожидал от вас такой прыти. - 
- Вколите ему двойную дозу – сказал он обращаясь к санитарам, тащащих отчаянно вырывающегося Сергея к выходу из зала.
После укола все те же санитары приволокли  его в палату с обитой тканью стенами. Последняя мысль, которая пришла в голову, перед тем как он провалился в сон – Если бы я спал, то наверное уже давно бы проснулся –