Подражание Борхесу

Эту местность возможно описать только одним путем, путем созерцания и примирения с собой внутренним, причем так, чтобы в конце концов все окружающие поняли тебя, твой замысел и дружно произнесли отгадку, еще одну, которая может и не быть правильной. Но Сфинкс молча смотрит своими слепыми глазницами.

Что же было найдено мной на дне стакана с газированной водой, который я выпил в суете Киевского вокзала?
Солнце жарко опалило Москву в тот день и, казалось, что вода превратилась в какой-то ужасный тягучий напиток, подобно сладким и мягким жидкостям, что таятся в глубинах сверкающих бутылок за спиной бармена. Но, это была все-таки вода из краника. Три копейки с сиропом, одна – без оного. Одна копейка, брошенная куда-то в глубины этого железного ящика, пробренчавшая и упавшая на дно денежного ящика потревожила микровыключатель, подставив стакан, через секунду раздается некий птичий клекот и падает что-то прохладное и прозрачное в вовремя подставленную емкость или просто льется, сверкая брызгами, на сухой белесый асфальт и достигнув пика своей безуспешной карьеры, высыхает.
Я выпил эту воду не задумываясь, привычка – вторая натура, над тем, что может произойти дальше. А когда последние пузырьки углекислого газа исчезли у меня на языке, там, глубоко на дне этого нехитрого произведения стекольной промышленности я уловил смутный налет пепельного цвета, поражающего своей глубиной аномальной окраски и, на пленке этой, проявились знаки. И все стало ненужным, куда торопиться, если впереди еще вечер, потом ночь, потом, может быть, утро, но в этом никто не уверен.

Еще дальше за горизонт видна одна и та же местность, она тянется справа и слева, сзади и спереди, вверху что-то чистое, а под ногами красновато-коричневая поверхность. Бесконечность пространства и это все, о чем я знаю. Говорить о рельефе нет особого смысла, какие-то горы, овраги, прямолинейные, разной глубины, в горах живут дикие племена, их иногда касается кто-то невыразимый, просто так вот возьмет и сотрет в порошок, возможно, вершины сияют именно оттого, что все смазано кровью и потом тех существ, конечно, если ты поднимешься на гору с целью заглянуть за горизонт, что требует дополнительного описания, то ты можешь даже потрогать это сияние, обойти его контуры, а потом либо стать частью блеска, либо уйти.
А ведь всякому должно быть понятно, что такое горизонт и, тут следовало бы дать определение оному, и мой горизонт не похож на чей-то другой. В данном случае линия горизонта ограничивается стеной, отчего становится спокойно и тихо в душе, укладываются все проблемы: немножко отдохнуть, и я, кто не уверен, получится ли передать это тем, кто прочтет и поймет, стараюсь сделать этот шаг. Мне трудно и страшно от осознания непонимания и той темноты, которая окутывает иногда, смешиваясь с отдаленным гулом и звенящей тишиной, с шорохами в этой ночи, непроглядной и мягкой, приносящей тревоги. Стена высока и на ощупь шершава. Цвет красно-коричневый или мне это кажется. А если встать и держаться за стену рукою, а потом просто передвигать нижние конечности, что не может относиться к четвероногим представителям местной фауны, а тем более флоры, как таковой тут её просто нет, есть только стена, предположим она сейчас справа и есть тропа, натоптанная такими же как я, паломниками в царство непрерывных событий, держать ее и не отпускать, тогда некоторые теряют не только время, хоть оно и не ограничено никакими рамками, да и вряд ли кто-то знает о времени, вечность окружающая, настигает их дряхлость, и они на глазах превращаются в бурую массу. Сколько же вас погибло на этом пути и почему я постоянно возвращаюсь на то самое место, откуда вышел и сколько раз так повторится, ответа на этот вопрос не даст никто. Я остался последний и кричи не кричи.
И вполне закономерно, что и от меня останется кучка бурого вещества, но я слышал, об этом болтают старые люди на перекрестках и на пыльных аллеях, навострил слух, сжался пружиной, гепардом перед прыжком, не подвел меня слух, хоть что-то осталось в серой скуке, до меня долетел шепот, касаясь крылом бабочки, женщины, ласкающей тебя, слова пророчества, полузабытого, но от этого не потерявшего красоты, нанизанной на ленточку времен, когда-нибудь, а вдруг это происходит уже сейчас, вся земля засверкает кровью и невыразимые увидят и поймут что-то понятное только им.