Если б

Если б он мог, то выпил бы мое дыхание. Прямо через мой рот, несколькими жадными и глубокими глотками, взяв одной рукой за меня подбородок, а другую - положив на затылок. Все его поцелуи – лишь сублимация этого действия. И в его глазах я вижу сожаление, когда со стоном он отрывается от моих припухших губ.
Если б он мог, то оплел бы мое тело тончайшей паутинкой. Трепещущими от нетерпения серебристыми нитями заполонил бы каждый его уголок, повторив все изгибы и впадинки. Пробрался б сквозь поры под мою кожу и под ней стал бы второй кровеносной системой, и кожа бы моя засветилась изнутри белым лунным светом.
Если б была такая машина, он бы размножил мои поцелуи до миллиона и вкушал бы их вместо завтрака, обеда и ужина – маленькой десертной ложечкой, как истинный гурман.
Если б он мог, то уменьшил бы меня и носил бы всегда с собой, надев на цепочку и поместив у себя на груди как изящное украшение. Так близко к сердцу, что его беспокойный стук не давал бы мне уснуть.
Если б он мог, то натянул бы меня на себя как одежду. Разгладил бы у себя на ногах как шелковые чулки, у себя на руках - как лайковые перчатки. Своими пальцами сквозь мои он провел бы по коже, заново ощутив ее гладкость, сквозь мои ноздри он вдохнул бы ее запах. Он вынул бы серьги из моих ушей и снял бы все кольца с моих тонких пальцев. Расположил бы мои губы на своих губах и, причесав мои волосы гребнем, пошел бы в город. Он зашел бы в магазины и купил там легких туфелек на высоких цокающих каблучках и ярких платьев из тончайшего шелка. Одно из них обязательно было бы с целым рядом мелких пуговок – от верха и до самого низа, чтобы он мог расстегивать их. Остановился б у полок с рядами стеклянных пузырьков с плененными ароматами внутри, долго бы рассматривал их, накрутив на палец рыжую прядь волос, а потом выбрал узкий флакон с томящимся внутри алым цветком – именно такой, какой стоял у моего зеркала. Он бы шел по улицам и смотрел на отражения в витринах – через мои глаза. Он обязательно отправился бы на набережную, где ветер играл бы юбкой вокруг моих ног. Он смотрелся бы в воду как в зеркало, пытаясь разгадать - хотя бы теперь – значение моих улыбок.
Вечером, вернувшись домой, он ласкал бы мое тело. Несмело и немного неумело. Сначала так, как делал это он, потом так, как он помнил, это делала я. Испугавшись первой дрожи, он отрывал бы пальцы, а потом начинал бы сначала и целовал бы мои губы изнутри. А после того, как сладость растеклась бы по бедрам, и те сжали ладошку, и рот не смог удержать долгий вздох, он долго бы сидел с широко распахнутыми глазами и сбившимся дыханием. Быть может, и свет был бы включен, и  было бы зеркало - кто знает… Потом он уснул бы, свернувшись клубком, обняв себя-меня руками. Только наши души смотрели б разные сны.
Если б он мог…
И если б я могла позволить ему сделать все это... Нет, я, пожалуй, просто тихо улыбнусь.