Записки рыболова-любителя Гл. 541-543

541

Буквально через две недели мне снова пришлось вести разговоры на эту тему, теперь уже в Апатитах - с Остапенко, Леонтьевым, Ивановым, Ляцким, Петрунькиным, и куда более мучительные, чем в Мурманске с Ивановым. Формальным поводом для моей поездки в Апатиты была просьба Петрунькина, председателя месткома Апатитского отделения ПГИ, рассмотреть и обсудить их предложения к коллективному договору.
За несколько дней до этого там был Пивоваров, но они от него никакого толку не добились. Он там, похоже, ещё больше публику возбудил тем, что с Петрунькиным вообще разговаривать не стал, претензий ничьих слушать не пожелал, неясно было, зачем и приезжал-то.
Очевидно было нарастание взаимного недовольства и непонимания между Пивоваровым и апатитянами, и я предложил Пивоварову послать меня попробовать разобраться с их претензиями.
28 сентября 1991 г., там же
В Апатитах меня первым делом ознакомили с двумя бумажками. Одна из них представляла собой подписанное сорока сотрудниками АО ПГИ, в том числе Остапенко и Мингалёвым, коллективное требование "повысить зарплату всем категориям работающих в ПГИ пропорционально проведённому повышению зарплаты научных сотрудников". Вторая содержала предложения АО к коллективному договору, среди которых были такие как "предоставить финансовую самостоятельность Апатитскому отделению", "установить контроль месткома над финансовой деятельностью администрации" и тому подобная довольно агрессивная и весьма безграмотно сформулированная чушь.
Я готов был обсуждать эти "документы" с кем угодно, то есть с народом на собрании или с его представителями в просторном кабинете директора, но сначала мне хотелось послушать начальников отделов (Лазутина, Остапенко, Ляцкого, Леонтьева, Лемнева) и председателя месткома Петрунькина.
Лазутина не было, с Ляцким я уже неоднократно разговаривал, так что я решил начать сразу с главных нынешних бузотёров - Остапенко и Леонтьева. Пригласил первым Остапенко, тот сразу попросил и Леонтьева позвать, вместе, мол, чтоб держаться. Позвал и того, и повёл разговор с обоими сразу.
Тяжёлый разговор.
Обоих я знал давно. Леонтьев был одним из первых выучеников Ляцкого и Мальцева, под их руководством сделал кандидатскую, а потом пошёл служить Распопову сначала в Учёные секретари, потом начлабом стал, резко отмежевавшись от своих недавних наставников - непримиримых врагов Распопова.
С Остапенко же я пил водку в измирановской гостинице вместе с Юрой Саенко, они в один день на одном совете защищались. И Остапенко, нагрузившись как следует, поносил и Ляцкого, и Мальцева на чём свет стоит, невзирая на то, что я сообщил ему о своём давнем приятельстве с ними. Мафия, мол, они, воображают о себе много, тоже мне учёные. Наверное, тормозили ему диссертацию Юра со Славой.
С тех давних пор оба - Остапенко и Леонтьев - забурели, в матёрых мужиков превратились. Грузные оба, большие. Леонтьев попузатее, Остапенко повыше. Остапенко - тёзка мой полный, Александр Андреевич, Леонтьев - Сергей Васильевич.
Претензии их к администрации мне были понятны. Да, Пивоваров - балабол, болтун, трепло. Даже некомпетентен в практических делах. Может нагородить, наобещать чего угодно, не задумываясь. Деньги считать не умеет и не хочет учиться. Организатор никакой, в людях не разбирается, мечется туда-сюда. Над ним смеются уже. Всё так.
Но Вы же сами его выбрали. За него в Апатитах больше 80% проголосовало. А теперь что? Бунт против него поднимать? А к кому аппелировать? К ООФА? К Мигулину? И что он скажет?
А скажет он вот что. Всё. Хватит. Так вам, "демократам" и надо. Навыбирались. Ну вас на фиг. И назначит директором того же Терещенко. Лучше вам от этого станет?
Пивоваров, по крайней мере, человек порядочный. Или хочет им быть, старается. При всех его недостатках у него и масса достоинств есть. Вспыльчив, но отходчив. Управляем. Любит в Москве и за границей "связи устанавливать", коммуникабелен, без комплексов, а это важно для положения института во внешнем мире.
Так что бунтовать против него бессмысленно и вредно. Я, во всяком случае, не собираюсь поддерживать борьбу против него, хотя и мне в нём многое не нравится. Надо приспосабливаться к нему.
Теперь по конкретным вещам. Повышение зарплаты. Инженерам. И не только инженерам. А и всем. Откуда? Из каких шишей?
Научным сотрудникам повысили, так на то Указ Президента был, который и денег на это пообещал, да не дал. Я бы и научным-то сотрудникам подождал повышать, раз денег не дают, это уж Пивоваров решил под вашим же давлением.
А всем повышать, когда бюджет неизвестен, это, извините, авантюра. Я - не Павлов, у меня печатного станка нет. Да и народ наш в ПГИ - не шахтёры, забастуют - страна не зарыдает.
И тут я Вас, Александр Андреевич, решительно не понимаю как подписавшего это письмо. Ну, народ, ладно. Ему плевать, где начальство деньги возьмёт, это его, мол, заботы, на то оно и начальство. А Вы-то - сами начальство, начальник отдела, представитель администрации.
Добудьте денег, заключите договора или сокращение проведите, и повышайте зарплату у себя в отделе, кто Вам мешает? А письма такие подписывать ультимативные - это и значит народ возбуждать на бунт вместо того, чтобы его успокаивать, разъяснять ситуацию. И за это Вам Пивоваров ещё 600 р в месяц платит как начальнику отдела? Дорогое удовольствие.
А финансовая самостоятельность Апатит? Это же блеф. Старая идея - деньги поделить между Мурманском и Апатитами. А что делить-то? Какие деньги? И уж если делиться, то это же невыгодно Апатитам, договора пока только в Мурманске предвидятся.
И про долги прошлого года безполезно сейчас спорить, не из чего их возвращать, да и не ясно вовсе, кто кому должен и должен ли.
29 сентября 1991г., там же
Всё это я им говорил неоднократно и раньше. А они в ответ, словно не слыша, тоже всё старые доводы приводят: все вокруг давно уже зарплаты повысили, у нас же тут в Апатитах все другие институты рядом, под боком, их зарплаты нашему народу на нервы действуют...
Я им в ответ:
- Да не считайте вы деньги в чужих карманах, что за психология советская! Они - другие институты - по своим средствам живут, а мы по своим должны.
Не реагируют.
И опять двадцать пять:
- Мурманск грабит Апатиты, вот в прошлом году куда наши деньги ушли?
- Сами знаете куда: на МЕРЫ и модули терещенковские.
- Верните эти деньги нам.
- Из чего?
- А нам всё равно. Это ваши проблемы.
И т.д., и т.п.
В таком вот духе проговорили с обеда до семи вечера в институте, потом к Остапенко пошли и за водкой далеко за полночь всё о том же, а с утра опять в институте, но уже с подключением сначала Ляцкого и Иванова, потом Петрунькина, причём без обеда, с одним чаем, так что к поезду я был как никогда измочален.
Договорились лишь комиссию создать по выяснению, кто кому должен за прошлые годы. Все остальные их требования я обещал рассмотреть вместе с Пивоваровым и дать ответ через неделю.

- Да ну их на фиг, - думал я, трясясь в вагоне из Апатит в Мурманск, - пусть отделяются, если им так хочется. Им же хуже будет, так хоть скандалить, может, перестанут.
И предложил Пивоварову: во-первых, Остапенко официально предупредить о его неполном служебном соответствии в связи с подписанием им "требования народа"; во-вторых, предложить апатитянам изыскать средства на повышение зарплат за счёт сокращения штатов; в третьих - предоставить им финансовую самостоятельность, но с условием: деньги между Мурманском и Апатитами делятся либо по текущим фактическим затратам, либо по смете прошлого года, после чего чтобы никаких обращений к директору за помощью не было.
Самостоятельность так самостоятельность. Раз они директору не доверяют, а это так, поскольку само требование отделения означает недоверие к нынешним распорядителям средств, то пусть к нему и не бегают потом.
Пивоваров, злой, как чёрт, на баламутов-апатитян, с этим предложением согласился. Я на всякий случай ещё и СУС мурманский собрал обсудить мои предложения. СУС их одобрил, прекрасно понимая, что Мурманску от отделения Апатит хуже не будет.
Затем Иванов, Остапенко и Петрунькин приехали в Мурманск разбираться с прошлыми долгами (как и ожидалось, пришли к тому, что за два последних года Апатиты с Мурманском примерно квиты), и я им объявил о намерении администрации предоставить Апатитам самостоятельность на таких-то условиях.
Они опешили слегка, ибо, похоже, сами-то не слишком всерьёз относились к аболяционистским требованиям апатитского населения ПГИ. Пообещали обдумать предложение.
И, наконец, Пивоваров отправился в Апатиты на собрание АО обсуждать их предложения к коллективному договору, прихватив с собой меня.
Народ тамошний явился на собрание готовым сказать директору всё, что он о нём думает. Пивоваров предложил начать с вопросов к нему, но ему довольно невежливо дали понять, что им,  мол, и так всё ясно, вопросов нет, давайте колдоговор обсуждать сразу.
Пивоваров оскорбился и замолк. А народ, приступив к обсуждению колдоговора, гда главным пунктом была пресловутая финансовая самостоятельность Апатит, тут же убедился, что без вопросов к директору ему никак не обойтись. А Пивоваров теперь ни на какие вопросы отвечать не собирался - я вам, мол, предлагал, а вы не захотели.
Обстановка на собрании моментально стала склочной. Пивоваров завёлся. Взял себе слово и объявил свой ультиматум: или я, мол, царь, или отделяйтесь и живите, как хотите, а я буду лишь формально числиться директором, но всякую ответственность за вас и ваше будущее в этом случае я с себя снимаю. Хлопнул дверью и ушёл. В который уже раз. И я с ним. А народ остался гудеть.
- Не согласятся они на такую самостоятельность, - уверял я Пивоварова на обратном пути в Мурманск.
- А тогда пусть не вякают, - хорохорился директор.
11 октября 1991 г., ПГИ
На том, собственно, очередная волна бузы и кончилась.
Во всяком случае разговоры о финансовой самостоятельности Апатит на время прекратились.
Вскоре окончательно определился объём бюджетного финансирования института на год, денег дали чуть побольше, чем в прошлом году, но с учётом инфляции и неясности с хоздоговорами этих денег до конца года не хватало. Тем не менее надо было их как-то распределить в институте, то есть сделать наконец то, чего так жаждали апатитские любители делить деньги вроде Серёжи Леонтьева.
Я предложил Пивоварову поделить то, что осталось ещё неистраченным, скажем, к 1 июня, не по головам, а по темам, а ещё лучше - по крупным направлениям, коих у нас пять, а уж внутри них пусть деньги руководители направлений делят по группам, как сочтут нужным. При этом  под направлениями я имел в виду те пять тем, которые которые предлагались адмимнистрацией в качестве основных плановых тем в конце прошлого года (темы Пивоварова, Намгаладзе, Ляцкого, Лазутина и Терещенко), и к которым потом были приплюсованы темы Леонтьева и Остапенко.
Пивоваров согласился и объявил о таком своём решении на Учёном Совете в конце мая. Интересно, что теперь уже никто не отстаивал старого принципа делёжки "по головам" и не возражал против перехода к потемному финансированию, но, естественно, запротестовали Остапенко и ребята из отдела Леонтьева (его самого не было на Совете):
- Как, мол, так? Это что же, получается, наши темы выкинули?
Ответ был:
- Ваши темы вписываются, входят в направления, они не самостоятельны по существу и будут финансироваться руководителями тех направлений, по которым вы работаете: Пивоваровым, Ляцким, Намгаладзе.
Такой ответ недовольных не устраивал, и они требовали делёжки не на пять, а хотя бы на семь частей. Пивоваров было заколебался, обещал ещё подумать, но уже после Совета я ему настоятельно рекомендовал не дёргаться и придерживаться выбранной линии, которая, кстати, очень понравилась Юре Мальцеву: наконец-то хоть какие-то зачатки конкуренции появились!
Остапенко же был страшно зол после Совета и высказался мне:
- Ну, что, отомстили нам с Леонтьевым? Довольны?
Леонтьев, разумеется, тоже не обрадовался и нашёл интересный способ борьбы: стал жаловаться на Пивоварова, который якобы закрывает (!) оптические исследования в ПГИ, всем, кому не лень, и, в частности, на конференции в Норвегии, куда ездило пол-ПГИ (я-то не ездил всё ещё никуда за границу), жаловался Фельдштейну из ИЗМИРАНа, Гальперину из ИКИ, Трошичеву из ААНИИ, которые тут же допекали Пивоварова: как же, мол, так? Нехорошо, мол. И мне потом Фельдштейн тоже пенял.
Кончилось это тем, что, когда пришли дополнительные деньги по программе "Арктика", Пивоваров отвалил Леонтьеву самую крупную долю (150 тысяч рублей из 520), чем всех удивил, а меня раздосадовал: позволил Леонтьеву показать, как надо деньги из директора выдирать - криком, базаром на всех углах.

542

Но это было уже летом, а сейчас вернёмся к весне.
В конце апреля и я начал ходить в бассейн с Сашулей благодаря массовому медосмотру в институте, в результате которого я обзавёлся справкой для бассейна.
На майские праздники у нас в гостях впервые побывали Пивоваровы, Аля Осепян с Татьяной Хвиюзовой, сами ходили в гости к Грише Костюченко на день рождения.
Митя же, оканчивавший в этом году среднюю школу, интенсивно занимался, главным образом, физикой, школьный курс которой мы с ним вместе пробежали по программе вступительных экзаменов МГУ от механики до оптики буквально за несколько дней. Оказалось, правда, что зря гнали.
Дело в том, что в середине мая в ЛГУ проводились пробные экзамены для желающих поступать летом. И тем, кто успешно сдаст эти пробные экзамены, останется потом сдать только один - по профилирующему предмету.
Информацию об этом сообщила Лариска Зеленкова, но не вполне точно. Якобы нужно сдавать с 12 по 19 мая физику, математику и сочинение. Обещала уточнить и позвонить, а мы тем временем взялись за физику.
13 октября 1991г., Мурманск, дома
Вопрос о том, куда поступать Мите, интенсивно, но как-то безрезультатно обсуждался у нас в семье. Собственно, дискутировались два варианта: химфак МГУ или химфак ЛГУ. Сам Митя чёткого мнения не выражал, как мы к нему ни приставали:
- Ну, сам-то как считаешь? Куда тебе хочется?
Из его невнятных бомотаний можно было сделать вывод, что МГУ, конечно, солидней, да и на футболы ему там было бы удобно ходить (могучий довод!), вот только сможет ли он туда поступить?
В ЛГУ наверняка поступить легче, да и родни, знакомых в Ленинграде больше: Бургвицы в Сестрорецке, Вовка Ярцев с Тамарой в Новом Петергофе, Лариска Зеленкова в Старом, будет к кому забежать в крайнем случае, подкормиться, помыться... Да и вообще, ЛГУ - альма-матер, Ленинград - родной город!
Правда, Петергоф, где химфак и общежитие, это не Ленинград, на Невский не сбегаешь, как в наши времена. Да и Ленинград уже не тот, совсем захирел. Главное-то, ведь, учёба, а у химфака МГУ авторитет вроде бы выше. Митя ведь курсы подготовительные при МГУ заканчивает, второй год уже контрольные пишет, по химии, математике, физике, и как будто бы не плохо: бывают, правда, четвёрки, но пятёрки чаще, так чего ему бояться в МГУ поступать? Трус в карты не играет.
А я в Москву в командировки чаще чем в Ленинград езжу, и бабуля с дедом во Владимире не так уж далеко, на выходные или на праздники можно будет съездить, и в Москве Бирюковы всё-таки есть...
Эту проблему (ЛГУ-МГУ) я обсуждал в Калининграде с Кореньковым и Саенко. У Саенко старший сын - Максим физфак ЛГУ заканчивает (с перерывом на армию после женитьбы), а младший - симпатяга-гимнаст Денис отучился первый год на физфаке МГУ; кореньковский же Алёшка собирается переводиться из КГУ в ЛГУ, тоже на физфак.
Так вот, по словам Юры Саенко, его Денис хотел из МГУ в ЛГУ переводиться; правда, по простой причине: в Ленинграде его закадычный школьный друг учится, и Алёшка Кореньков (тоже друг) туда собирается, и брат там, и вообще все они - "дети Б.Г." (Бориса Гребенщикова), а тот - ленинградец, и этого достаточно!
Сам же Юра считал, что Денис не прав, МГУ котируется выше и это - главное. А Юра Кореньков советовал мне, чтобы Митя поступал в ЛГУ и жил под присмотром ленинградских родственников и знакомых.
Так что мнения, как говорится, разделились.
Вступительные экзамены, кстати, в МГУ и ЛГУ проходили не одновременно, а были разнесены на две недели: сначала в МГУ, а потом в ЛГУ, и я считал, что надо сначала пытаться в МГУ поступить, а потом, если не получится, в ЛГУ, и уж как судьба решит.
Узнав про пробные экзамены в ЛГУ, я ни секунды не колебался - стоит ли пробовать. Во всех отношениях стоит. И хотя бы просто потренироваться экзамены сдавать. А если сдаст успешно - не помешает летом для подстраховки иметь уже почти гарантию на поступление в ЛГУ (за химию, которую тогда останется сдать, Митя не беспокоился). Митя был согласен со мной.
Но вот незадача-то получилась: Лариска напутала; когда я сам позвонил в деканат химфака ЛГУ, оказалось, что на химфаке физику сдавать не надо, они пишут 12 мая математику (кстати, в БФА НИФИ), а 19-го - сочинение. То, что мы с ним физикой занимались, конечно, в любом случае не пропадёт, а вот математику-то теперь надо форсированно гнать.
А тут ещё выяснилось, что Митин класс будет досрочно сдавать выпускной экзамен по информатике 18 мая, и Сашуля заволновалась: а стоит ли вообще ехать, зачем горячку пороть, и как же с информатикой, и зачем ребёнку эти нервные нагрузки, так что мы с ней даже поругались, поскольку у меня сомнений ни тени не было: нельзя упускать шанс, в школе его наверняка отпустят, пусть едет и пробует, он ничего не потеряет даже в случае неудачи, а если повезёт - летом легче будет.
Митя в споре не участвовал, покорно ожидая, что родители решат, и занимаясь при этом математикой.
Итак, я настоял, в школе Митю отпустили, и 10 мая он улетел в Ленинград. Останавливался, конечно, у Бургвицев. 12-го писал математику в БФА в полуразрушенном НИФИ, в той самой Большой Физической Аудитории, где столько лекций по физике и математике мы с Сашулей отслушали, где я защищал обе свои диссертации.
Результат стал известен дня через четыре - "отлично"! А 19-го Митя писал "Дно", как он выразился, то есть сочинение по пьесе Горького "На дне". Тут оценки не ставили: зачёт или не зачёт. 20-го Митя вернулся из Ленинграда, весьма довольный, хотя результата по сочинению, естественно, ещё не знал.
25-го мая у него в школе был последний звонок, 26-го мы с ним и с Сашулей ездили на катере через Кольский залив на Абрам Мыс погулять, где фотографировались "Любителем" наверху на фоне Мурманска и залива, а 28-го я по телефону узнал, что ему зачли сочинение.
Первый барьер был взят.
Для поступления в ЛГУ осталось сдать только химию. Но ещё предстояли выпускные экзамены в школе. И вступительные в МГУ! А как же? Сдавать, так сдавать. На всю катушку. Хотя опять же Кореньков, с которым я разговаривал по телефону, считал, что нечего ребёнка мучить, пусть теперь уж в ЛГУ поступает, коли почти уже поступил, а летом пусть отдохнёт лучше. И Володя Клименко так же считал.
Но и я, и Митя, воодушевлённые успехом, нацелились всё-таки на попытку поступления в МГУ, как и было поначалу задумано.

543

11 мая я вещал на ТВ в мурманской программе "1.5 часа в субботу". Сосватал меня туда, думаю, как "интересного собеседника", Гриша Шугаев, а пригласила ведущая - Нестерова Татьяна. Программа состояла из нескольких местных видеосюжетов, посвящённых любви, весне и снятых, главным образом, во время майских праздников - впервые без демонстрации, с плюралистическим кучкованием в разных местах "Пяти углов" и прилегающего сквера: там демократы, там ветераны, там христиане, там пляшут, там поют, там оркестр просто так играет...
В перерывах между сюжетами я отвечал на как бы связанные с ними вопросы ведущей, сидючи рядом с ней в креслах. Вопросы довольно туманно формулировались, но суть их сводилась, пожалуй, к следующему: "как продержаться в наше смутное время, на что опереться", так что мне пришлось даже извиняться за отчасти менторский тон, неизбежный, коли уж такие серьёзные вопросы задают.
И смысл моих ответов был тот (дословно-то я сейчас уже не помню), что за простые вечные истины надо держаться, на них и опереться. Не суетиться. Вот это самое главное. Не заботьтесь о завтрашнем дне, завтрашний день сам о себе позаботится. Самим собой сегодняшним нужно каждому заниматься, в первую очередь.
Мне, кстати, потом на собрании каком-то у нас в ПГИ Калитёнков это высказывание припомнил: хороша у нас администрация, не заботьтесь, говорит, о завтрашнем дне...
С 13 по 16 мая был в Москве, сначала в СПП у Щорса уточнял, какие договоа могут быть заключены в этом году с ВПКашными конторами (на миллион с лишним набегало, что позволяло закрыть в основном наши дыры), а потом в ИЗМИРАНе на дурацком совещании у Ораевского.
Там неожиданно услышал знакомый иностранный голос, гляжу - Гострем! С бородой! За исключением последней всё такой же в свои 77. Вылез и какую-то чушь понёс про то, что в Минске американцы уже что-то делают, а мы здесь спим, на что Ораевский довольно невежливо его пресёк:
- При чём тут Минск и американцы, что Вы городите? - абсолютно этим Гострема, конечно, не смутив.
В Москве по телефону узнал от Коренькова, что Дима опять пьяный через балкон в квартиру ворвался (9 мая) и два дня с Мишей взаперти жил. Ирина к деду ушла, считая, что Мишу Ужгины забрали, а он, оказывается, с папаней остался, который там спиртное дул, что было. Потом очухался и отвалил, как ни в чём не бывало. Кошмар.

Выпускные экзамены Митя сдал с одной четвёркой: за сочинение (по Чехову) получил 5/4, балл снизили за грязь. И ещё выяснилось, что он не аттестован по астрономии: в этой школе все изучали её в предпоследнем классе, а в Калининграде - в последнем. Учителя вспомнили об этом, когда уже экзамены начались, а Митя, естественно, и не думал беспокоиться. Никто у него не спрашивает, а ему, мол, что. В результате ему пришлось изучить астрономию за пару дней перед экзаменом по физике, а после физики на следующий день сдавать астрономию.
В аттестате у него оказалось 4 четвёрки: по НВП, физкультуре, биологии и истории (позорник). А ведь мог бы с медалью кончить, хотя бы серебряной, и тогда в любой вуз надо было бы сдавать только один экзамен по профилирующему предмету (правда, сдать его требовалось только на отлично).
Разгильдяй всё-таки сынуля наш, в какой-то степени. Не слишком большой, к счастью, справедливости надо сказать. Сам же он по поводу своей безмедальности ничуть не переживал: ну чего, мол, поделаешь, не смог.

Кстати, в дни Митиных выпускных экзаменов в школе Ирина сдала экзамен за интернатуру и стала полноценным врачом.

12 июня, в день 27-летия нашего с Сашулей супружества, мы с ней ходили на выборы Президента России голосовать за Ельцина, причём я выполз из дома с острейшим радикулитом и еле добрался  до участка (в Митиной 53-й школе, он там в это время физику сдавал).
А уже на следующий день стало почти ясно, что Ельцин прошёл с первого тура, Попов и Собчак - мэры Москвы и Ленинграда, и 55% ленинградцев за переименование своего города в Санкт-Петербург - хорошие "подарки" Горбачёву.
14 июня - выпускной вечер у Мити. Мы с Сашулей ходили на выдачу аттестатов. Понравилось нам, что никто из выпускников не оказался не отмеченным хоть за какие-нибудь заслуги, и что среди прочих напутствий каждому был вручён текст молитвы монахов Оптиной пустыни.
Митя был награждён похвальной грамотой за особые успехи в изучении химии, математики и информатики.
26 июня Сашуля вылетела в Калининград в отпуск, а мы с Митей в Москву. Он - поступать в МГУ, а я в командировку, специально приуроченную к этому времени, для моральной поддержки ребёнка, мало ли что, может, в Ленинград придётся его срочно перебрасывать.
Незадолго до нашего отъезда у меня в Мурманске произошла забавная история с Олегом Трошичевым и Аллочкой Ляцкой. Они прилетели из Норвегии (где Леонтьев всем на Пивоварова жаловался) и спешили в Ленинград, но не имели туда билетов.
Дело было в воскресенье (или в субботу) и совершенно случайно они вышли на меня: я зачем-то оказался на работе у себя в кабинете, а Трошичев с чего-то туда позвонил, ну и, естественно, стал просить помочь достать билеты или хотя бы найти его сотрудника Латова, друга нашего Ейбога, который (Латов) ему (Трошичеву) клятвенно божился, что достанет в Мурманске билеты до Ленинграда. Ему (Трошичеву) туда прямо срочно надо.
Я дозвонился к Ейбогу домой и передал просьбу Трошичева - найти Латова или достать билеты (что обычно входит в Ейбоговские обязанности и из-за чего тот считает себя особенно незаменимым). Ейбог пообещал всё устроить, а я остался в кабинете заниматься своими делами и отвечать Трошичеву на его регулярные звонки, что пока никаких новостей нет.
Трошичев с Аллочкой сначала торчали в гостинице, а потом пошли в гости к Але Осепян и звонили мне оттуда. К вечеру Аля пригласила меня зайти в их компанию, что я и сделал, благо Аля живёт недалеко от института. И от касс Аэрофлота, между прочим. Проходя мимо них, я заглянул туда. Народу было немного, человека по три у каждой кассы. Я постоял минут десять и ... преспокойно взял билет Трошичеву до Ленинграда на ближайший ночной рейс.
Пришёл к Але, подивился, чего это они рядом с кассами сидят и маются, по Ленинграду тоскуют, когда в кассах народу нет, а билеты есть. Привыкли, что за них всё дяди делают. Уточнил у Аллочки, на какой рейс ей билет нужен, вернулся в кассы, купил и ей билет на тот же рейс, что и Трошичеву.
Вернулся снова к Але, и тут Ейбог туда позвонил:
- Нет, - говорит, - никакой возможности ни Латова найти, ни билетов достать, только на послезавтра по институтской брони.
На что ему Трошичев ответил:
- Спасибо большое, не беспокойтесь, у нас уже есть билеты.
- Откуда?
- Намгаладзе принёс.
Я был ужасно доволен.
Кстати, на все остальные дни никаких билетов в кассах не было...
(продолжение следует)