Седьмой

Седьмой

Чудовище, здоровенная махина, похожая на паука, только лапы гибкие, будто гадюки. Оно затолкало бедного хлопца себе в пасть и тут же сжевало, брызнув кровью. Капитан бросил копье в чудовище. Схватил ещё одно.
-Вперёд!
Мы все побежали, я даже успел ткнуть одно из щупальц, но чудовище быстро сползло в реку, оставив на песке кровь и обрубки, да ещё глубокие борозды, будто после тяжёлого трактора. Оно весило тонны три не меньше! Я хорошо в весе разбирался, я ж на КЧПК работал. Конотопский человекоперерабатывающий комбинат, если кто не знает. Самое передовое предприятие в области. Я вот простой оператор разделочного участка, а мне дали путёвку. Начальство то не знала, что такая херня будет с этими чудовищами. Они ж думали, что нормально, поплаваю, отдохну. О нас начальство заботилось и мы его любили. Это редко где бывает, а у нас всегда.
-Ну ладно, хватит орать!
Бегают все, места себе найти не могут. Какой толк от этой беготни? Нужно, чтоб всё по делу было. И ничего страшного. Ну напало, так вроде первый раз. Уже нападали, уже гибли. Это их кровь бередит. Кровь человека пугает. Я тоже, когда первый раз в цех пришёл, так чуть сознание не потерял. Полгода привыкал, а теперь ничего. Теперь подходит ко мне туша, я её спокойно обрабатываю, дальше пускаю. И крови совсем не боюсь, потому что кровь сырьё, вкусное, но не страшное. Да, сейчас бы миску крови жаренной с молочком. Это самое лучшее блюдо.
Сглотнул слюну. Обедать время, но все галдят, крутятся с этими копьями, того и гляди поранят друг друга. Суетливые мужики. Капитан, вроде молодец был, а и этот нервничает, руки у него дрожат. Слабаки. Вот тот, который с пистолетом ушёл, то ядрёный был. Кремень. Может и ушёл, выстрелов то не слышали. Только рискованно. Не люблю я леса, на корабле мне лучше, в коллективе.
-Мужики, хватит галдеть, давай подобедаем да плывём дальше.
-Какой обед?
-Обычный.
-Нашего товарища убило!
-Так что теперь не есть?
Не любил я кипешевать. Спокойно надо, а не слюни распускать.
-Капитан да успокой ты их, а то сейчас друг друга копьями посшибают!
-Тихо! Всем молчать!
Минут пять пришлось капитану орать, чтоб успокоились. Я, чтоб время не терять, набрал себе супчика и поел. Следом и другие потянулись, вроде утихли.
-Мы опять совершили ошибку, потеряли бдительность! Думали, что опасность только из леса, но она повсюду! Из леса, из воды, с неба! Мы должны быть на стороже каждый момент! Теперь правило, по одному не отходить, только вдвоём и вооружённые!
-Капитан, Татарин был прав!
-Какой ещё татарин?
-Который ушёл. Он уголовник, его многие в городе знают, кличка Татарин. Он был прав! Нужно уходить с корабля! Нас тут перебьют по одиночке и всё. Мы плывём в никуда!
-А Татарин твой куда ушёл?
-То есть?
-Куда твой Татарин ушёл?
-Он не мой, я здесь остался! Но он ушёл, если бы на него напали были бы выстрелы, но не слышали.
-А если его подстрелили попрыгуны. Стрелой, так что он и выстрелить не успел. Или другая напасть? Откуда ты знаешь, что он ушёл?
-Надо было просить его, чтобы если дойдёт, сообщил о нас в милицию.
-Там ему никто не поверит. И не пошёл бы он туда, он же бандит!
-Ну, хоть попробовать стоило бы.
-Стоп! Кончайте галдеть, говорите по одному! Я предлагаю сейчас проголосовать. Мы должны определиться, что делать дальше. Плыть так плыть, уходить так уходить. Я за то, чтобы уходить. Но я считаю, что мы должны быть вместе, поэтому если большинство решит плыть, то я поплыву.
-На корабле должна быть дисциплина! На корабле нельзя демократию устраивать!
-Капитан, мы имеем право решать собственную судьбу. Мужики, правильно я говорю?
Большинство закивало головами. Дурачки. Что они могут решать, если ничего не известно. Что за река, как с неё выбраться. Решать можно, когда знаешь, а когда ничего не знаешь, так хрен что решишь. Пустая болтовня. Вот почему у нас на комбинате хорошо, потому что болтовни нет, конкретно всё. Организация на высшем уровне, всё как часики. Не бывает так, что я пришёл, а работы нет. Идут туши своим чередом, я их обрабатываю. Раньше это трудно было, топором возиться, а сейчас электроножи, пилы специальные. Раз-раз и готова туша. Раньше норматив был двенадцать минут на тушу, а сейчас четыре. Тушу разделываю на куски, потом срезаю филейные части и перекладываю на транспортёр, где дальше переработка идёт. И никакого тебе крика или неразберихи. И никто не хочет судьбу свою решать, как эти дурочки.
-А ты за что?
-Я как все.
Криво посмотрели, умники нашлись. Посмотрю я на вас, когда тварь какая-то и вас слопает. Набрал себе гречневой каши, черпнул побольше мяска. Свинина то чепуха, с чемясом не сравнится, но мы люди не балованные. И так сойдёт. Присел на песочек и жевал. Копья при себе держал, чтоб ежели вдруг что. Вдруг полезет какая тварь меня жрать, я ей задам. Потому что не сурло какое-то, а работник КЧПК. Мы гордились, где работаем и уважали себя. Не было такого, чтоб у нас кто напился и на улице валялся или скандалы с мордобоем жене устраивал. Мы то даже на работу в галстуках ходили. Всегда выбритые, умытые, одеколоном вспрыснемся. Потому что на флагмане работали. Это вам не просто так. Работяги на других заводах грязные, что черти, а у нас спецодежда да импортная. Красивая такая, удобная и сколько не стирай, а всё как новая. И санитария у нас строгая, чистота, порядок, блестит всё, хоть работаем то с мясом. Пойдите на любой мясокомбинат, посмотрите, что там за срач. А у нас, как в аптеке.
Голосовали и решили плыть дальше. На пять человек больше вышло за плавание. И правильно, тут вёсла ворочаем, а то неси на себе жратву да воду и жди, что там из кустов выскочит. Тем более карты нет, дорог не знаем, а тут плыви и плыви себе по реке. Хорошо, что так.
После голосования всем как полегчало, расселись есть. То-то же! Порядок великое дело. Когда решено, когда без сомнений, так и хорошо человеку жить. Хуже всего без порядка. Когда перестройка была, началось у нас на заводе. То сырья нет, то денег, свет отключали, люди уходить стали. И мне жена говорит, что уходить, а куда? На базар, так я к торговле не способен. Я рабочий человек, а не спекулянт, работать привык, а не стоять да людей дурить. Люблю, чтоб по честному. Я работаю, мне платят, а в торговле одно надувательство. Поэтому никуда я не ушёл и слава богу. У нас большинство, кто ушёл, запили. Потому что привыкли мужики к порядку, чтоб всё четко, а вокруг беспорядок и мельтешение одно. Пропали ребята.
Мне тоже трудно пришлось. Потому что год зарплату не платили. Приходим на работу, час-другой поработаем и сидим. Сидение это с ума сводит. Когда работаешь, так хорошо, сам довольный и время быстро идёт. А сидеть, так не дождёшься вечера. Мужики козла забивали, но это неделю можно, потом уже кости видеть не можешь. Ещё и жрать нечего. На работе, то перекусить всегда есть что, всё-таки пищевая промышленность, но дома голодают. У нас же охрана строгая, ничего не вынесешь. Денег не платили. Я уже вечерами и вагоны подряжался разгружать и сторожем работал, чтоб хоть как денег заработать на пропитание. Но с комбината не уходил. Держался, потому что без комбината мне жить, а я всегда верил, что оживёт предприятие. И ждал. Больше года прошло, пока закрутились колёсики, стали вагоны с сырьём прибывать, зарплату выдали, долги стали гасить. Полегчало тогда и я радостный ходил, будто пьяный, потому что мне моя работа самая лучшая и я без неё никуда.
Уже поели все, помыли посуду, истыкав копьями воду, чтоб паучища снова не подлез и сели на корабль. Степенно гребли, оглядывая леса по берегам. Сосед мой сзади, громко рассказывал, как служил в штабе ПВО в Киеве, метров сто под землёй. Складно рассказывал, всё с шуточками. Выходило так, что не служба, а одно веселье. У меня по другому было. Меня отправили аж в Забайкалье, на китайскую границу. Тогда пограничники при КГБ состояли, вроде как отдельное государство. Отбирали туда строго, не дай бог какая провинность или происхождение не то, только лучших брали. И меня тоже. Родители крестьяне, сам с хорошей характеристикой, не пил, не блудил, не привлекался. Вообще то посылали нас в Ленинград, на финскую границу. Только пацаны устроили тёмную одному сержанту, который докапывался сильно. Я ничего и не знал, спал себе. Даже не приглашали меня, знали, что я в тёмных делишках не участвую. Утром проснулся, нас выстроили и давай распекать, что мерзавцы и негодяи, не видать вам колыбели революции, а вместо этого будут вам сопки Маньчжурии. И послали нас перевоспитывать бог знает куда. От одной Москвы только девять дней ехать. Чуть не подурели.
От станции ещё везли на грузовиках и привезли в такую глушь, что кругом тайга и до ближайшего села два дня ходу, если дорогу знаешь. А зимой совсем безвылазно, потому что как выпадет снегу, так даже вездеход не проедет. До весны считай, как в осаде живём, только по рации переговариваемся. Ещё и на посты ходим. Там такой снег, что никакой лазутчик не пролезет, но охраняем. Морозы за тридцать градусов, нацепишь два комплекта нательного белья, комбинезон на вате, бушлат, сверху еще и доху. На ноги валенки. Идёшь, будто гора, согнуться не можешь, а ещё и автомат сбоку болтается. Придёшь на пост и стоишь шесть часов. Тайга, деревья кругом, тишина. Сам себя сторожишь. И хоть тепло одетый, а мороз как начнёт пробирать, так и пляшешь и ногами топаешь, не можешь дождаться, как смена придёт.
А однажды погнали нас в кросс. Начальник заставы, капитан Мухин был, я ещё удивлялся, что вроде офицер, а не может фамилию на человеческую поменять, хоть бы уже Птицын. Значит, пришла ему разнарядка, что проводятся соревнования по лыжным гонкам, надо прислать двух самых лучших. Мухин хотел прикинуться, что снег, но ему в штабе сказали, что и так застава отстаёт по воспитательной работе, в прошлом году боец застрелился, если не будет лыжников, так не видать Мухину майорской звездочки вовек. Ну, он и выгнал нас на кросс. Все, кто не на дежурстве был поехали. С утра холодно было и ясно, а к обеду снег повалил. Там это часто бывает, что погода за день по три раза меняется. Мухин приказал всем на заставу. Приехали, сели уже в столовой есть, когда оказывается, что не хватает двоих. Один узбек был из-под Термеза, другой земляк мой, из Недригайлова. Хотели бежать их искать, но Мухин приказал не выходить. Он опытный был, знал, что пойдут искать и сами заблудятся. Когда буран, так за метр ничего не видно. Надеялись, что сообразят парни в снег врыться, да костерок развести, переждать до утра, пока затихнет.
С утра пошли искать, целый день лазили и ничего. Тайга есть тайга. Снегом всё замело, чуть ли не под два метра, даже собак с собой не брали, потому что они идти не могли, барахтались. Только ближе к весне и нашли их. По отдельности. Спрятались они под кедром, но костра разводить не додумались, хотя спички были и ножи, хоть лыжи можно было на дрова покрошить. Когда начало морить в сон, то землячок мой сообразил, что замёрзнут и предложил уходить, но узбек то к морозу не привычный, побоялся из ямы вылезать. Наш сам пошел. Только не в ту сторону. Около километра прошёл, изнемог и залез под дерево. Так по одному и замёрзли. Весной собаками их и нашли. У одного мыши лицо надъели. Мы их к гробы погрузили и отправили.
Мухина под трибунал отдали, взамен прислали нам капитана Лесидзе, который охотник был большой. Как он стал заставой руководить, так у нас мясо свежее не переводилось. То марала подстрелит, то пару коз диких. Раз даже мишку уложил. Разрубили тушу на шесть частей да еле в вещмешках допёрли. Вкусное оказалось мясо, хотя жестковатое. Может приготовили плохо. У нас пищеблоком заведовал Егорыч, под пятьдесят прапорщик, тогда совсем дедом казался. Хозяйственный мужик, но готовил хреново. Вроде и еда нормальная, а вкуса нет. Я тогда уже на пищеблоке прилип. Хохлы всегда на пищеблоке прилепляются, потому что хозяйственный мы народ, не пропойцы. Когда Егорыч заболел, язва у него обострилась, так я сам и готовил. Всем понравилось, потому что я готовить научен. С детства я в поля выезжал. Кто постарше, те на сеялках стоят или комбайнах помогают, а я обед готовлю. Такие борщи варить научился, что все нахваливали. И как товарищам офицерам сварил под новый год борщеца, израсходовав припрятанную с осени головку капусты, так в большую силу вошёл. Даже когда Егорыч выздоровел, хотел турнуть меня с готовки, так офицеры не дали. Говорят, пусть Буенко готовит. Егорыч позлился, но против офицеров не попрёшь. Так что последний год я королем дослуживал.
И когда с армии пришёл, то в колхоз не вернулся. Захотелось мне в пищевую промышленность. Думал даже, чтоб в ресторан поваром, но там такой блат был, что не протолкнуться. И на комбинат пошёл. Меня там сразу взяли, тогда ведь с армии если приходишь, так льгота была. Дали комнату в общежитии. Я сначала на участке первичной переработки, но там мне не нравилось, там сырьё живоё, суетно всё. А на разделке, там уже туши идут, не просто туши, а шкура снята, потрошённые, кровь слита. Чистое мясо. Там уже разделываю. У меня пятый разряд, самый большой для раздельщиков. На мясокомбинатах, так раздельщиков пятого разряда либо совсем нет, либо один. А у нас на комбинате так двенадцать человек с пятым разрядом! Даже с министерства приезжали проверять, не махлюем ли, но у всех разряд подтвердился. Потому что флагман!

Пятый

Очнулся, когда уже солнце понемногу садилось. Голова была тяжелая, будто с перепою, руки не слушались, хотел подняться, но не смог. Потом увидел землю, очень странно увидел, будто лицо при земле. Потом не увидел руки. И лишь мохнатую лапку. Мотнул головой, чтоб стряхнуть морок, но почувствовал, как по голове что-то шлёпнуло. И я ощутил, будто у меня длинные уши. Я глянул в ручей и увидел зайца. Я оглянулся. Лежала моя одежда, рюкзак, пистолет, меч. Я хотел взять пистолет, но брать его было нечем. У меня были две заячьи лапы вместо рук! Это был страшный сон! Я хотел ущипнуть себя, но и щипать было нечем. Тогда я укусил одну из этих чёртовых лап, болтающихся у меня перед глазами! Я хотел проснуться, а вместо этого закричал от боли. Закричал дурным голоском, будто младенец! И тут только до меня дошло, что я стал зайцем. Это мои лапы! И я бросился бежать! Бежал очень долго, пока не сбилось дыхание и я не спрятался в кустах. Это было, как издевательство! Превратить Валеру Татарина в зайца! Меня переполняла злость, раньше я всегда в таких случаях матерился, бил морду, на крайний случай бил просто по стене или дереву. Но сейчас я ничего такого я не мог! Я был ****ным зайцем, паршивым косым!
От злости я стал кататься по земле. Потом рыл её лапами и хватался зубами за ветки кустов. У меня теперь были острые зубы, оставлявшие сильные порезы. Но на черта мне они ! Я не заяц! Я не хотел быть зайцем! Какого *** я стал зайцем, кто это чудит! Ух, попались бы мне эти мудаки из турфирмы! Я бы им устроил! Я бы им сделал! Я смотрел на эти вонючие лапки с коготками и чуть ли не кончался от злости! Сделали из меня зверька! И как такая хуйня могла быть! Не может такого быть!
И тут я вспомнил про книжку. Её мои младшие просили читать. Жена читала. Там херня, что не пей водички, козлёночком станешь. А я ведь попил. Всё нормально было, шёл себе, а потом присосался к воде, как лох. Далась она мне, что потерпеть не мог! Придурок! В сказке этот мудозвон кажется с козлёночка выскочил. Но как именно, я не помнил. Совсем. То ли его расколдовали, то ли сам выкрутился. Может сеструха помогла? У меня была сестра, но она в Москве жила, замужем с кагебистом, так что со мной не зналась, чтоб не портить мужу карьеру. И что ж мне, в Москву бежать?
Я зачем-то стал жевать траву и мне вдруг понравилось. Тут же выплюнул, потому что я человек, не положено мне траву жрать! Это так ещё привыкну и крольчих трахать буду! Даже передёрнуло от такой херни. Я нормальный мужик, мне и баб хватает!
Соображал, что мне делать. Зря бросил пистолет. Хоть ничего с ним сейчас и не сделаю, но надо бы спрятать, чтоб когда обратно человеком стану, то был. Может и одежду смогу припрятать. В кусты затащить и то лучше, а то лежит возле ручейка, кто хочет может взять.
Чуть не заблудился в лесу, он же не знакомый, заячьих повадок не знаю. Еле вышел на ручеек и попрыгал по нему. Неудобное дело, трясёт всего будто по ухабам, голова болеть начала. А одежды нет. Уже много пропрыгал, но одежды не нашёл. Ничего нет, вроде и не было. Я уже злиться начал, может не в ту сторону бегу, когда меня что-то ударило, сбило с ног и прямо в ручей. Я закричал всё тем же дурным голосом, вода хлынула в открытую пасть и я захлебнулся.
Никто не видел, как откуда появился попрыгун и спустился к ручью, достал из воды тушку кролика, который так стремительно бежал, а теперь обмяк пробитый стрелой. Попрыгун вытащил стрелу, сунул её в колчан, бросил тушку в заплечный мешок и поскакал домой готовить ужин.

Седьмой

На корабле тоже готовили. Я негласно уже был главный на пищеблоке, все подчинялись моим распоряжениям. Командовать я не любил, но тут по делу. Готовили продукты, чтоб по высадке на берег быстро сварить, не задерживаться вне корабля. Хотя какая разница, если и на корабле уже гибли. Ну, хочет народ, так пожалуйста. Народ, как собака. Ты его строжить можешь и бить даже, но и про ласку не забывай. Вот как у нас вздыбился народ, когда чекровь перестали в столовую отпускать. Жаренная чекровь то самое вкусное блюдо, все привыкли, что на обед пару порций кушать. А тут приказ всю кровь отправлять на переработку, на жратву признали нерациональным. Ну все и вздыбились. Потому что любимое блюдо и если привыкнешь, так хуже, чем алкашу без водки. Собрались все перед заводоуправлением, стали митинговать. Вот тут можно было директору милицию вызывать да войска и разгонять всех к чертовой матери. Тогда времена строгие были, не сомневались бы, а мигом бы всех повязали. Но директор, тогда Леопольд Курвель был, вышел к коллективу, побеседовал, успокоил и уговорил разойтись, чтоб не доводить до беды. Кровь стали обратно поставлять, хоть и только бракованную, а Курвеля все ещё больше полюбили, когда потом хоронили, так все плакали, несколько человек с сердечными приступами слегло. Народ, как собака, долго добро помнит.
На ужин я варил суп. Лучшее моё блюдо борщ, но капусты не было. А какой же борщ я бывало варил. Нам можно было выписывать чемяса, так я всегда ребрышки брал. Выбирал, что с туши среднего возраста и упитанной. Для навара можно и сальца кусочек было добавить. Поставлю мясо в воде отмокать, а сам ставлю воду. Первой кладу фасолю. Её нужно перед варкой в воде часов несколько подержать, но недолго, иначе в борще разварится на мотлох. После фасоли капусту кладу, потом всё остальное. Сахарку добавляю, бурчок обязательно для цвета. Варю сперва на сильном огне, а потом допревает на медленном. И обязательно, чтоб когда сварился борщ, то дать ему постоять. Чтоб сам остыл, а не дуть на него. Пока остывает он, настаивается и входит в самую свою силу. Тогда его подавай, добавь сметанки хорошей, натри скорынку ржаного хлеба часныком и потребляй. Я еще любил красного перца покрошить, но это отдельно себе в миску, потому что редко какой человек может огненный борщ есть. Иной только губой дотронется, а уже кричит и плюётся, а я ем. С детства я перец любил, всегда у меня дома связка висела.
Тут роскошества такого нет, варил из чего было, добавлял химии всякой для вкуса. Приправы эти не любил, потому что не верил им. Непонятно из какой гадости делается. А я любил естественное. Чемяско свежее, капустка, картошечка, фасолька своя, сметанку у надежной бабушки куплю. Борщец такой была, что жена моя любила говорить, будто этот борщ ей в полжизни удовольствие. А ведь жили мы не плохо, квартиру мне комбинат выдал, двухкомнатную. Мебель купили, телевизор есть, холодильник, дача под городом. Там у меня такой порядок, будто на Красной площади! Все соседи завидуют, потому что у меня красиво и там и урожай всегда. Руки прикладываю, это главное. Без рук, без труда, ничего и не будет. Я вот перед каждым кустом картошки по десять раз поклонюсь оно и родит полтора десятка крупных да мелочи без счета. Яблони каждый год родят, виноград сладкий да крупный, даже персик у меня есть. Я его с южной стороны на карликовом подвое посадил, на зиму кутаю. И родит! В прошлом году два десятка персиков собрал. Доспевать они не успевают, так я их зеленными рву и кладу, она под кроватью доходят. И очень вкусные, может сладости особой и нет, но запах персиковый и сочные.
-Вон вроде место хорошее для привала. Как думаешь?
А что мне думать. Кивнул для согласия. Я в местах не смыслю. И в отдыхе не смыслю. Ни разу даже на море не был. Зачем мне море, если я на даче лучше всего отдохну? Как заслуженному человек мне всегда отпуск летом давали и я на даче занимался. Это я понимаю отдых, что на свежем воздухе работаешь, приятно посмотреть. То цветет что-то, то спеет, душой отдыхаешь. А на море валяться как собаке да жариться под солнцем. Не для меня. Никогда и не ездил, но тут путёвку дали. За трудовые достижения. У нас такое до сих пор есть, что если человек работает хорошо, то его помимо зарплаты награждают. Кому телевизор, кому путёвку. И мне выдали. Я то может быть лучше на даче посидел бы, но я комбинат люблю. И если мне начальство путёвку выдаёт, так я морду воротить не стану, я возьму и поеду. Я не какое-нибудь чмо неблагодарное. Поехал. Тем более, что не далеко, рядом тут да ещё на корабле. Мне и жена говорила, что съезди, хоть посмотришь, как люди отдыхают. И ничего хорошего. Так себе отдыхают. Ну, ладно если просто плыть, а то ведь ещё нечисть всякая лезет, губит мужиков. Это ж несолидно как-то, дурачество вроде.
Пристали к бережку, стали все посередке между кустами и водой, переминаются.
-Хлопцы, обед сам собой не сварится, так что давайте дрова рубить да огонь разжигать.
Треногу установил, дрова поспели, скоро плыла костёр, привесил котёл. Топляк горел жарко, так что вода быстро закипела, бросил туда картошку. Хоть в турфирме были и сволочи, втравили в такое путешествие, но запасы сделали хорошие. Посмотрел я сроки годности, везде свежая продукция, картошки крупная, чиста, котлы удобны, топоры и пилы острые, одно удовольствие ими работать. Когда хорошая подготовка, это всегда приятно. А то ведь у нас любят сунуть что попало в руки и работай. Лепят из говна пулю. Как говорит наш начальник участка Сергей Иванович Перепизженный, сколько не лепи, а пуля из говна, это пуля из говна, разве что ворон пугать. Сергей Иванович очень толковый специалист, говорит редко, но метко. И всегда по делу.
-Скоро там?
-Скоро? А что проголодались уже?
-На корабль хочется, а то стоим тут.
-Ничо, молодой еще, невредно постоять.
Опять нервничают. То вроде попустило, а то опять волнуются, оглядываются по сторонам, копьями вертят. Чего вертеть? Солнце садиться, ужин поспевает, тишина, уж не жарко, благодать. Спокойно тут надо, не давать нервам волю. А то психованные все. Понимаю, что время такое. Мой кум на участке забоя уже тридцать лет работает. Тоже говорит, что нервный пошёл народ. Раньше ведут их до самого убойного аппарата и спокойно всё. Там же стены в спокойные цвета выкрашены, музычка играет спокойная, чтоб зря не беспокоились. И действовало. Народ спокойный был, никто и подумать не мог, что на убой ведут. Сейчас же ещё и до убоя далеко, а уже нервничают, вырваться пытаются, кричат, голова о стены бьются, даже пришлось их паралоном обшивать, чтоб головы раньше времени не разбивали. У нас по всем предприятию нормы на операции сокращаются, только на убойном участке увеличивать пришлось. Почти в два раза. Пробовали там и гипнотизеров использовать и травами успокоительными дымить, но никакого толку. Так и мучатся до сих пор. Разве что придумали на маленькие партии разбивать, чтоб коллективного безумствования не было. Один то дурить может и постыдится, а когда толпа, так такое могут утворить, что и сказать стыдно. Вот и эти орлы. Взрослые же мужики, при копье каждый, с мечом, а дрожат будто дети малые, которые Бабая боятся. Тьфу, стыдно смотреть. Мельчает народец.
-Всё, готово. Давай, морячки, миски.
Вот ведь молодцы, черпак для разлива и тот удобный. Таким черпаком хоть всю реку перечерпай, только ещё захочется. От удобных вещей мне всегда делалось приятно, потому что удобные вещи есть подтверждение человеческой толковости, победы над рас****яйством, какое я не любил. Лучше уж дурак, чем рас****яй. Дурака ещё научить можно, а рас****яя и могила не исправит.
-Ловко ты разливаешь.
-Долго ли умеючи.
Хорошо мне сделалось и даже уже не жалел, что поехал по реке. Работа мне всегда настроение повышала.
-Мне б такого кока на корабль, горя б не знал.
-А что, плохие были коки?
-Плохие. Ещё готовить так всяк, а чтоб порядок был на камбузе и чистота, так этого никогда.
-Э, нет, на кухне без порядка нельзя, тут порядок, как в аптеке должен быть.
-Правильно.
Налил я капитану и сам рядом с ним присел. Супец выдался хороший, хоть ему бы с полчаса настоятся, но торопился народ. Давились горячим.
-Да хоть дуйте, а то желудки испортите!
Мы с капитаном ели не спеша, он мужик толковый был, несуетливый. Как капитану и положено.
-Далеко плавали?
-По всему свету, считай. Только что на северном ледовитом океане не был, а так везде. Семь раз вокруг света проплыл.
-Семь раз?
-Семь раз. Это ещё немного, у нас в Черноморском пароходстве такие орлы были, что и по двадцати раз вокруг света метались. Торговый флот такая штука, что всё время в пути.
-Интересно, поди, мир повидать?
-Сперва интересно, а потом и нет. Потом уже больше за домом скучаешь, за семьёй. Оно ведь как, в портах до стоим день-другой, а в море неделями. Море то одинаковое, так бывает надоест, что хоть волком вой.
Я согласно кивал. Всегда так думал, что в интересных профессиях ничего интересного и нет. Хоть тебе космонавт или капитан. Моя работа ничуть не хуже, зато с работы пришёл и дома, рядом с семьёй. Хоть последнее время нервничал я из-за семьи. Дочка то что удумала. Старшая моя, Люба. Такой вроде телок, что и слова не выдавишь, глаза опустит да со всем соглашается, но придумала…
Что-то около меня порхнуло в воздухе. Я огляделся и капитан смотрит.
-Чего это?
-Бог его знает, ветер, что ли.
А самому и нехорошо как-то стало от предчувствий. Потому что не похоже на ветер и так кажется будто рядом оно.
-А ну бери меч.
-Зачем?
-Бери говорю!
Я только потянулся, а тут как хватанёт меня за шею. Я от неожиданности миской как двину и помер.