Восьмой

Восьмой

Все смотрели, как нечто схватило повара за шею и перекусило её, будто даже не заметив вылитого супа и удара миской. Суп стекал, голова покатилось по песку, а труп стал подыматься. Никто не пробовал метать копья или ударить мечом. Потому что нечто было невидимым. И только здравый смысл подсказывал, что оно есть, не мог же повар сам себе голову отрубить и подняться метров на десять вверх, после чего пролететь немного по течению реки и скрыться за деревьями.
Кто-то закричал и скоро уже кричали все. Потому что многое под силу человеку, но только не чудовища, которых невидно. Всем вдруг стало невыносимо жить. Как жить если вот спокойное ешь, а смерть рядом с тобой, уже раскрыла свою пасть и сейчас голову откусит! А ты ложечку набираешь и предвкушаешь пожевать! Можно вытерпеть чудовища летающие и ползающие, душащие и жалящие, но нельзя вытерпеть чудовища невидимые! От них можно сойти с ума, потому что теперь нигде и никогда не будет нам спокойствия! Не будет! Везде они будут нас сторожить и убивать, беззащитных, потому что нет защиты от невидимых чудовищ!
Я забежал на корабль и нырнул в кладовку, где были припасы, плотно закрыл за собой дверь и взмахнул мечом, проверяя пустоты. Вроде бы здесь не было невидимых чудовищ, но я ведь не знал, может они столь невидимые, что не нащупываются даже мечом! Мне не хотелось жить, я подумал, что может вспороть себе живот и умереть, как самураю. Я знал как нужно наносить удар, как вести лезвие потом. Я ведь увлекался военной историей! Я знал все виды боевых парусных судов, виды холодного оружия и доспех, знал всех великих полководцев, знал военные обычаи многих народов! Господи, я радовался как ребёнок, когда увидел этот корабль, почти точную копию древних кораблей! Я не верил своему, счастью, я думал, что сбылась моя мечта! А теперь я сижу в этом корабле и хочу умереть. Потому что я не знаю, как жить дальше! Как жить с невидимыми чудовищами, как жить с постоянным холодом на затылке, с ожиданием того, что меня вот-вот убьют!
Я закрыл глаза и спрятал лицо в коленях, закрыв уши пальцами. Я не хотел ничего видеть или слышать, я боялся жить! Гнал от себя прочь все мысли. Но они приходили, такие назойливые. Прежде всего обидится дядя Валентин. Он одолжил мне деньги на путёвку. Их я должен был отработать осенью в его магазине. Мы так делали не раз, он думал, что совершает благое дело, помогая бедному родственнику работой. Я ненавидел эти его подачки, ненавидел работать в его магазине, болтать об олифе и строительных смесях, о преимуществах жидких обоев и высоком качестве польского гипсокартона. Я был весь в мыслях о героях, о жарких битвах и дальних путешествиях, а вместо этого мне приходилось говорить какие-то глупости о водостойких красках и трубах из полиэтилена. Теперь умру и мне не придётся этого делать! Представлял, как будет злиться дядя Валентин, рассказывать всем, что вот ведь, сделал добро человеку, а он взял и умер, не отдав даже долга. Ну, как так можно?
Я открыл глаза. И пусть убивает. Пусть! Мысль о том, что я перестал бояться невидимых чудовищ была очень приятна. Я убрал пальцы из ушей и удивился тишине. Не слышно было ничего. Ни криков, ни разговоров, ни шагов. Наверное, все разбежались со страха и я остался на корабле один. Я даже представил, как подниму якорь, стану возле руля и поплыву на корабле сам. Но тут я вспомнил, что мы же идём против течения и без гребцов мне никуда не уплыть. Можно попробовать плыть по течению, но долго это продолжаться не может. Капитан говорил, что корабль не управляем при заднем ходе. Только вперёд. Древние моряки даже подумать не могли о такой проблеме, они ведь плавали по морям, где развернуться ничего не стоило. Особенно симпатичны были мне финикийцы. Маленький народ, а плавали по всему тогдашнему миру, основывали города в дальних землях. Молодцы.
Я вышел на палубу. Потом вернулся за мечом. Против невидимых чудовищ он не поможет, но против видимых может и подействовать. А кто знает, с какими придется столкнуться сейчас. Чувствуя в руках тяжесть острого меча, я подумал, что похож сейчас на финикийца. Мореплавателя среди неизвестных опасностей. Даже приосанился и хозяйским взглядом окинул корабль. Никакой он ни «Чайка», это настоящий «Арго». Только бы знать за каким руном мы плывём! Должна же быть какая-то цель, иначе ради чего все эти жертвы? Не может же быть такое путешествие бессмысленным. Конечно, я слышал выражение, что цель путешествий – путешествие. Я так не думаю. Цель путешествий, это открытие новых земель, поиск сокровищ, месть, как в случае Троянский войны. Должна быть цель, просто мы её пока ещё не знаем.
Я глянул на берег. Он был сплошь усыпан следами поспешного бегства. Брошенные котлы с ужином, оружие, вещи и голова повара. Несчастный наверное даже не понял, что с ним произошло. У него в глазах непременно застыло удивление. Но голова лежал лицом в песок, а проверять мне не хотелось. Я спустился на берег, подошёл к котлу с кашей, зачерпнул и стал есть. Древние герои думали, что судьбу нельзя изменить. Поэтому нужно делать то, что должно и будь, что будет. Не зачем боятся невидимых чудовищ, потому что это не спасёт от них. Спокойствие и сосредоточенность на цели путешествия, даже если я до сих пор не знаю её. Придёт время и мне всё откроется.
-Эй!
Я вздрогнул. Я же не настоящий герой, как в легендах, я обыкновенный человек. Я и от легкого порыва ветерка вздрогнул бы, что уж говорить об окрике. Выдохнул и повернулся, изображая улыбку.
-Оно улетело?
-Что оно?
-Чудовище, невидимое чудовище.
-Откуда я могу это знать, если оно невидимое?
-Ну, ты ничего не ощущаешь?
-Вроде бы нет. А где остальные?
-Разбежались, все разбежались.
-Ничего, скоро придут.
-Ты думаешь?
-Вряд ли кому захочется ночевать в лесу.
-Да, ты прав. Я потому и вернулся, что не хочу ночевать в лесу, лучше на корабле.
-Садись ужинай, остывает.
Он нерешительно шагнул из кустов. Прошёл несколько метров и остановился. Вглядывался.
-Даже если оно тут есть, ты вряд ли увидишь.
Он кивнул головой и подобрал чей-то меч. Своего оружия у него не было.
-Вдруг больше никто не придёт?
-Будем жить на корабле. Запасов хватит. Или пойдём по берегу реки. Что захотим, то и сделаем.
-Ты такой спокойный.
-От моих нервов ничего не изменится.
Я гордо держал голову и мудро улыбался. С каждым мгновением мне всё больше нравилось быть героем. Не дрожать в суете, но жить в умном спокойствии. Поправил меч, зачем-то насыпал себе ещё каши, хотя есть не хотел. Но жевал, выказывая полную безбоязненность. Успокоенный моим поведением, взялся за еду и пришедший. Хотя он ещё пугливо оглядывался по сторонам, будто ждал, что вот-вот из ничего возникнет невидимое чудовище и растерзает его, однако споро летала ложка, жадно плямкали губы, человек ел, а значит самое страшное было позади.
Вскоре из леса появились другие члены команды.  Больше по одному, иногда по двое, они выходили из-за деревьев. Сперва нервные, дрожащие, согбенные, они на глазах выправлялись, потухшие их глаза зажигались, слышались первые слова, а потом и смех. Испытавшие минуты одиночества в страшном лесу, они бурно переживали возврат в команду, к кораблю, который сталь теперь не просто посудиной, а настоящим домом.
Первым делом возвращавшиеся подбирали оружие, затем подходили к котлам и брали еду. Жадно ели столпившись рядом и не расходясь, чувствуя всю прелесть коллектива, всю крепость локтя товарища. Чувствуя успокоение и расслабленность, волной нахлынувшие после ужаса невидимого убийцы. Всем было хорошо, все были будто пьяные, немного от пережитого, а больше от счастья обретения новой семьи, которой стал наш экипаж. И когда я предложил дать клятву на крови, то никто не высмеял меня, никто не отказался, не обозвал это глупым занятием, как непременно произошло бы в начале пути. Потому что сейчас мы стали другие. Мы очень изменились всего лишь за несколько дней плавания, мы преобразились духовно!
Я делал надрезы на больших пальцев, мы прикладывали их к лезвию меча, по нему кровь стекала в чашу. Затем мы разбавили кровь уже начавшим остывать чаем и каждому досталось по глотку, по несколько десятков капель сладковатой жидкости, которая должна была соединить нас, сделать единим организмом, которому по силам будут все грядущие невзгоды. До этого момента были стадом напуганных туристишек, ошеломлённых и напуганных происходящим. Теперь же мы команда, теперь мы едины и нас ничего не сломит.
Все уже выпили, когда я подумал, что неплохо бы сказать сейчас клятву. Да, мы теперь братья по крови, но клятва совсем бы не помешала. Я стал лихорадочно придумывать текст, что-то насчет единства в достижении цели, но ведь будут спрашивать, что за цель, а я не знаю. Цель обязательно есть, в этом нет сомнений, не бывает больших путешествий без цели, а в том, что это большое путешествие сомневаться не приходилось. Нужно подождать когда цель нам откроется и тогда уж произнесём клятву.
-Моем посуду и подымаемся на корабль.
Все стали послушно исполнять мои команды, единогласно признавая за мной лидирующую роль. Я ведь единственный, кто не покинул корабль, кто не потерял присутствия духа и не бросил оружие. Я видел уважительные взгляды и не обращал внимания, потому что герою чуждо самолюбование. Герой живёт не для щекотания собственного самолюбия, а для исполнения особого предназначения, которое и отличает героя от обычного смертного.
Мы погрузились на корабль, трап был убран, якорь поднят, но тут оказалось, что нет капитана. А для того чтобы сидеть за рулевым веслом необходим хотя бы минимальный навык. Я то знал устройство древних кораблей, их размеры и характеристики, но я никогда не управлял ними, а в книгах этот вопрос освещался слабо. Секунды бежали, словно песок сквозь пальцы, я должен был что-то сказать, чтобы не показать свою растерянность. Герой, как зуб. Зуб обязательно выпадет, если начал шататься, также и герой, если хоть раз даст маху, то перестаёт быть героем. Окружающие не чувствует его героизм.
-Капитана то нет?
Я знал, что нет, но показательно оглядел палубу "Арго", вроде бы разыскивая его взглядом. Я уже знал, что делать и не дал никому усомнится в моём героизме.
-Кто-то видел капитана?
Все молчали. Капитан убегал вместе со всеми, а тогда было не до оглядываний, тогда все бежали словно бешенные животные, неслись стремглав сквозь кусты, падали, ушибались, вскакивали и бежали снова, подгоняемые жгучим страхом невидимого чудовища. Только когда люди обессиливали, он падали на землю и ещё пытались ползти, после чего обречённо замирали, прислушиваясь и в каждом шорохе ожидая смерть. Проходили минуты, длинные будто зимние ночи, человек лежал, смерть не приходила и ужас отступал. Начинала давить ветка под боком, мешать муравьи, бегающие по руке или надоедливый комар над ухом. Ещё некоторое время люди боялись пошевелиться, лежали недвижимо, в нелепой надежде, что невидимое чудовище не заметит их. Но проходило ещё несколько минут и люди начинали ёрзаться, отгонять назойливых насекомых, приподниматься, готовые во всякий момент припасть к земле. Затем они вставали и опасливо оглядывались, страшась любого звука или блика солнечного света. Осмеливались идти ещё через несколько минут. Всё такие же испуганные, прятаться было ещё мучительнее, поэтому они шли и выходили к кораблю.
Только тут я подумал, что это в высшей степени подозрительно. Как так могло получиться, что почти вся команда вышла к кораблю из дебрей незнакомого леса? Что вело их среди деревьев и кустов? Здесь была явная загадка, но я не стал задавать вопросов, понимая, что могу этим только вернуть ушедший было страх.
-Мы не можем бросить капитана. Мы должны найти его.
Все дружно закивали головой, но когда дело стало за тем, чтобы вставать и спускаться на берег, то все замерли. Никто не хотел уходить с корабля. И все помнили, что именно на берегу невидимое чудовище съело повара. Страх полыхнул по бортам "Арго" будто сухая трава в конце марта. Все зацепенели, с ужасом чувствуя, что от былой уверенности и радости не остаётся и следа.
-Слушайте меня!
Я вышел вперёд и уверенно принял на себя страх многочисленных взглядов. Я должен был их успокоить, не дать запаниковать.
-Я знаю, о чём вы думаете! Вы боитесь невидимого чудовища!
Все дрогнули, как будто самим названием его, я мог привлечь чудовище. Я улыбнулся, искусно зародив в команде надежду. Я не был похож на сумасшедшего, а значит если я смеялся, то по делу, имея на это все основания. Может, я знал что-то про невидимых чудовищ, что позволило мне сперва не испугаться их, а теперь так вот уверенно улыбаться.
-Зря боитесь.
-Почему?
-Потому что невидимое чудовище больше нам не страшно!
Они переполнялись недоумением на своих скамьях. Они хотели верить мне, но боялись разочарования. Уж слишком силён был Неведимк в их мыслях. Но я ведь герой и моя профессия побеждать чудовищ! И я радостно задышал, чувствуя, что я сильнее невидимого чудовища, сильнее этого Неведимка, которого я сейчас одолею к радости всей команды!
-Вспомните сами, что каждое чудовище убивала лишь одного из нас! Одного унесла птица, одного растерзало чудовище из под песка, одного застрелили попрыгуны, одного убил речной зверь. Неведимк тоже уже убил одного, а это значит, что больше он не появится!
-Но почему?
-Тихо! Потому что так устроена эта река. Здешние чудовища довольствуются лишь одним человеком из команды.
-Но ведь птица прилетала и второй раз!
-А что толку? Мы смогли отразить её повторное нападение и тоже самое будет с Неведимком. Даже невидимое чудовище не может нарушить правила!
И все осели. Про нарушение правил звучало убедительно. Мы были родом из растрёпанной страны в которой правила существовали только для того, чтобы их нарушали. Может поэтому мы верили в правила и сейчас все мигом поверили, что невидимое чудовище больше не будет нас есть. Это была такая радостная и приятная мысль, что против неё нельзя было устоять, а спорить, призывать к здравому смыслу так и вовсе безнравственно.
-Да, да, ты прав!
Напряжение схлынуло и вся команда спустилась на берег. Некоторые позабыли даже оружие.
-Сохранять дисциплину, не забывать оружие!
Кто забыл, возвращались за своими мечами, остальные толпились на песке. Я думал, как быть с капитаном. Идти ли в лес всей толпой или маленькими группками, а то и вовсе цепочкой. Лучше всё таки разделиться, человек по пять, если получится. И тут оказалось, что я не знаю сколько человек в команде.
-Становись в строй! Мы должны пересчитаться! На первый-второй рассчитайся!
Нас оказалось 23 человека. Не так уж и мало, хоть пять человек уже погибло, а капитан пропал. Почти каждый четвёртый уже закончил своё путешествие, а ведь заканчивался лишь третий день плавания. С такими темпами вы вымрем за пару недель. Я отогнал эти мысли, в которых не было никакого толку.
-Мы должны разделиться.
-Зачем?
-На пятерки. Три пятерки пойдут в лес искать капитана, четвертая останется охранять корабль.
-А кто пойдёт в лес?
-Мы будем тянуть жребий.
Я достал из кармана спичечный коробок. Когда-то я изводил спички сотнями коробков. Я делал из них крепости и корабли, дворцы и церкви. У меня полкомнаты было заставлено спичечными постройками, я смотрел на них и мысленно наполнял их жизнью. Войсками, мирными жителями, всем, что черпал из исторических книг. Кто бы мог подумать, что мне в действительности придётся стать героем? Плыть на корабле "Арго" и противостоять чудовищам. Мне, занюханному студенту пединститута! Вот бы дядя Валентин увидел! Он же считал меня неудачником, болтуном и фантазёром, застрявшем в детстве. Вместо того, чтобы делать карьеру и зарабатывать деньги, я читал книги и всё о чём-то думал. Дядя не любил меня, но прислушивался к своей жене, которая говорила ему, что все мои проблемы из-за ранней смерти отца, которая надломила меня. Это несколько оправдывало меня в глазах дяди, поскольку свидетельствовало для него, что я любил отца. Ах если бы дядя Валентин оказался здесь. Куда бы делась его уверенность и самомнение, он испугался бы так же, как и остальные. Потому что он торгаш. А я герой. Наши пути различны и мы никогда не поймём друг друга.
-Капитан!
Все оглянулись на крик и увидел капитана, который как-то виновато брёл по бережку, натужно улыбаясь.
-Капитан!
Все очень обрадовались, что не придётся идти в лес, а я спрятал спички. Хорошо, что капитан появился, без него плавание бы становилось под вопрос, потому что управлять "Арго" на этой узкой речушке было очень сложно. С капитаном всё налаживалось, путешествие продолжиться. Все радовались этому, а мне вдруг стало страшно. Капитан шёл медленно, по берегу речушки, казалось, что вот-вот она разверзнется, изрыгнёт из себя неведомое чудовище, которое слямзит человека и скроется в глубине. Я даже взялся за меч, но глупо было бежать навстречу капитану и я заставил себя успокоиться. Герой должен быть героем всегда, не расслабляясь ни на минуту.
Капитан наконец-то подошёл к кораблю и только тогда я увидел, что у него мокрые штаны. Капитан стал рассказывать, что упал в какой-то ручей в котором жили водяные зайцы с ушами-плавниками, но эти объяснения были смешны. Пусть команда верили им с открытыми ртами, но я то знал, что это вранью. Просто капитана посетила медвежья болезнь. Будучи человеком стыдливым, но не вернулся к кораблю, пока не выстирал штаны, но ждать пока они высохнут не стал. А все эти разговоры про подводных зайцев, это чепуха.
Я улыбался. Теперь я остался одним командиром на корабле. Я единственный герой здесь и на мне лежит ответственность за этих людей. Я почувствовал себя Александром Македонским. Он был моим любимым героем. Человек, который сокрушил крупнейшую империю того времени, человек который завоевал всю тогдашнюю ойкумену, человек дошедший до Индии, он неожиданно погиб в самом расцвете своей славы. И это была благородная смерть. Смерть героя. Он свершил великое и вряд ли смог бы превзойти себе. Я думаю, он умер оттого, что на земле не осталось дел, достойных его. Настоящая смерть героя.
-Надо бы похоронить голову.
Капитан смотрел на меня. Он уже понял, кто сейчас главный на корабле и как бы испрашивал моего разрешения. Я кивнул головой. Как-то забыли мы про голову, сиротливо лежащую не песке. Слишком много впечатлений и не до головы. Но сейчас, когда всё успокоилось, мы должны отдать последний долг своему товарищу. Тем более, что он был хороший повар.
Выкопали яму и аккуратно положили голову. Удивительно, но глаза были закрыты, так будто повар умер не в челюстях Неведимка, а в собственном ложе и в окружении домашних. Хотя может глаза закрылись, когда голова катилась по песку.
-Надо бы поставить крест.
-Зачем?
-Чтоб милиции потом удобнее искать.
-Какой милиции!
-А как же, столько трупов, обязательно будут дело расследовать.
Я лишь улыбнулся и взошёл на корабль, позволив экипажу немного поглупить. Милиция! До чего же мелкие, суетные людишки! Они не чувствуют путешествия! Магического обаяния этого плавания! Они даже не ждут открытия цели! Они погружены в какие-то похабные мыслишки вроде заявления в милицию. Заявления о том, что напало чудовище! С чудовищем нужно сражаться, а не заявлять в милицию. Такова позиция героя.
-Поднимайтесь на корабль, нам нужно ещё проплыть, пока не стемнело.
Все были согласны поскорее покинуть это тягостное место, дружно расселись по бортам и взялись за вёсла. "Арго" будто полетел, так что капитану приходилось порой криком усмирять излишнюю ретивость гребцов, чтобы не напороться на отмель или скопление коряг, каковые по реке встречались часто. Я стоял на носу корабля и смотрел вдаль, предаваясь размышлениям о тайнах будущего. Что готовят они нам, какие подвиги и испытания? Я знал, что нам будет трудно, но был уверен, что мы преодолеем все препятствия и дойдём до цели.
Цель, цель, цель, она очень занимала меня. Ради чего мы плывём? Это должно быть что-то возвышенное, что особенное, как та же чаша Грааля. И хорошо, что цель сокрыта от нас. Если рассказать команде о цели, так они же не поймут, начнут роптать и требовать возвращаться домой. Они пока не готовы к принятию цели, они должны пройти через испытания, закалиться и тогда уже с радостью принять её.
Весла ударялись о воду, "Арго" легко скользил вперёд, будто не замечая течения, поворот за поворотом мы одолевали изгибы реки. Вскоре начало смеркаться и капитан сказал, что нужно искать место для привала. Но русло было узкое, берега высокие, корабль был как бы зажат между ними и останавливаться здесь не хотелось.
-Плывём дальше, здесь неподходящее место.
Мы проплыли ещё немного, ища удобную заводь, как вдруг я увидел впереди огни.
-Огни!
Все испугались, подозревая очередные проделки стреляющих попрыгунов. Но огни были неподвижны.
-Давайте приблизимся к ним.
-Темно, можем нарваться на коряги.
-Будем идти медленно.
Я стал на колено и перегнулся через палубу, всматриваясь в тьму над водой.
-Вперёд!
Зашумели вёсла и "Арго" подался вперёд. Так неспешно мы прошли около десяти минут. Огоньков стало больше, они были так же неподвижны. Они могли представлять опасность, но герой не должен думать об опасности. Мы плывём к огонькам, пусть даже это горящие глаза неизвестного чудовища.
-Да это же село!
-Точно село! Обычное село! Это окна горят!
Все бросили вёсла и стали всматриваться в огоньки.
-Доплыли! Мужики, доплыли!
Мигом на палубе сотворился беспорядок, все вскочили, бегали, галдели, выражая огромную радость, мне лично не понятную. Село. Какое к чёрту село! А путешествие, а цель! Что, мы бросим всё это, пойдём сейчас в село, сядем там на рейсовый автобус и уедем? Станем прежними ничтожествами, неудачниками, которых все презирают? Это же глупо! Променять героизм плавания на скуку обыденности! Надо быть скотом, чтобы поступить так! Безмозглым скотом!
Я хотел крикнуть им это, но смолчал, потому что видел, что не перешибу их радость. Стадо почувствовало близость корыта и им сразу перестали быть нужными честь и героизм. Они мигом забыли о кровной клятве, соединившей нас. Они, как крысы, хотят лишь поскорее убежать с корабля! Ничтожества!
Я был оскорблён, мне хотелось обнажить меч и рубить этих грубых людишек, бестолково радующихся окончанию плавания.
-Якорь бросьте, нас сносит!
Капитан молодец, капитан не поддался общей суматохе.
-Не нужно якорь, доплывём до села, переночуем у людей!
-Да, может там транспорт есть и уедем сразу!
-Мы не сможем доплыть в темноте.
Я хотел хоть на немного отсрочить окончание плавания. Хоть до утра. Ещё одна ночь на "Арго", прекрасном корабле, которому досталась убогая команда.
-Мы же плыли по темноте!
-Ребята, это рискованно! Подождём до утра, село никуда не денется.
Капитан зря сказал эти слова. Он хотел как лучше, хотел предупредить необдуманные действия, но вместо этого только подбодрил их. Все вдруг представили, что село может куда-то деться. Утром проснуться, а села и нет. Лишь лес, который всем уже надоел. Что тогда делать. Никто не хотел лишаться села, этой своей надежды.
-Нужно идти пешком! Высадиться на берег и идти пешком!
-Да, тут недалеко!
-Идёмте!
-Стойте! А как же корабль?
-Да хрен с ним, он что наш?
-А чей же!
-Пусть турфирма разбирается!
Они суетились, вытаскивая трап, они теперь стали смелые и темнота их больше не пугала. Крысы, ублюдки, низкие твари, их надо было приковать к вёслам и бить хлыстом, это ведь рабы, а не команда, грязные скоты, не достойные снисхождения! Так бы взял и убил их всех тут же!
Я отошёл от всей этой мельтешащей толпы на корму, где возле рулевого весла сидел капитан.
-Зря они спешат, я тоже лучше бы подождал до утра, чем переться в темноту.
-Ты тоже хочешь покинуть корабль?
-Я старый человек, я думал мне предстоит лёгкое плавание по красивым местам, а вместо этого чудовища, оружие. Может молодых это и прельщает, а мне хочется спокойствия.
-Похоже, мы останемся на корабле лишь вдвоём.
-Может и так, только какая разница?
-Ты действительно веришь, что те огни, это село?
-Очень похоже. Хотя эта река научила не верить ничему.
-Но объясни, как на этой реке полной чудовищ, может находится обычное село?
-А как может находится эта река, полная чудовищ, в окружении жилых мест. Всё возможно. Тем более, что ты слышал про Жабу?
-Про кого?
-Про Жабу.
-Какую жабу?
-Жабу-людоеда. Самого кровожадного из чудовищ, убийцу многих, танцующего огня безобразий.
-О чём ты говоришь?
-Значит ты не знаешь?
-Нет, не знаю, что за чушь!
-Наш президент не человек.
-А кто?
-Он Жаба-людоед.
-Как так жаба?
-Он из здешних мест, он страшное чудовище и теперь он пьёт украинскую кровь и хохочет так, что младенцы плачут ночами, а старики не могут заснуть.
-Слушай, не надо тут никакой политики! Это путешествие, а не митинг! Какая к чёрту жаба!
-Мы плывём к Жабе, чтобы убить его и освободить нашу родину.
Я хотел взорваться от возмущения этим бредом, смесью идиотизма и политики, которую я очень не любил. Дядя Валентин всегда мне рассказывал о политике, описывал преимущества этого поприща, говорил, что если бы был молод, то непременно пошёл бы в политику, так как уж слишком хлебное место. Он сам даже стал депутатом горсовета, рассказывал, что окупил предвыборную компанию за полгода. Ненавижу политику! А теперь этот капитан, которого я считал нормальным мужиком, он мелет какой-то бред о жабах-политиканах, это же глупо! Я уже открыл рот, чтобы высказать всё это и закрыл, клацнув зубами. Как же я раньше не понял! Он же сумасшедший! Он сошёл с ума, он не только наложил в штаны, он ещё и свихнулся! Всё же ясно, как на ладони! А значит не надо нервничать, не надо спорить, нужно только кивать головой, чтоб не злить. Я немало слышал о всяких резких реакциях сумасшедших. Лучше с ними не сориться.
-Значит, мы плывём, чтобы убить этого жаба?
-Да. Нас собрали и отправили в это путешествие, чтобы мы убили Жабу.
-Кто собрал?
-Турфирма. Ты наверное не знаешь, но ведь она принадлежит Безумцеву, он сейчас возглавляет штаб оппозиции. У него раньше был большой бизнес, но сейчас его выдавили практически отовсюду, так оставили какие-то крохи. Но деньги у него есть. Вот он и профинансировал этот поход. Корабль, оружие, продовольствие.
-А зачем он с нас деньги брал, если так?
-Затем что бесплатно никто бы не поехал, все бы заподозрили неладное. А так, за деньги, ни у кого никаких подозрений.
-Посему же он сам не поплыл?
-Он хромой и у него трясутся руки, какой с него толк. Да он и хитрый, побоялся плыть, чтобы не погибнуть. Он же надеется после сокрушения Жаба снова стать губернатором.
-Откуда ты всё это знаешь?
-Додумался. У меня то работы немного, сижу, ворочаю веслом да думаю. Про то, кому принадлежит турфирма, я и раньше знал. Про остальное недавно сообразил. Что президент наш на самом деле Жаба-людоед, так про это даже книжка есть. Её запретили, а автор, жидок там один, Каксон фамилия, из страны убежал, скрывается сейчас по заграницам. Мне дружок, который ещё плавает, привёз книгу. Он переделал обложку, что вроде детектив, а вглубь пограничники и не заглядывали, хоть теперь все книги проверяют, потому что строго. Почитал я и много понял. Страшные вещи там рассказываются, оказывается Жаба то почти как Сталин, изничтожает народ, как хочет.
-Эй, вы идёте с нами?
-Нет, мы остаёмся сторожить корабль.
-Зачем он вам?
-А вдруг там не село, а мираж?
-Какой мираж, миражи в пустыне!
-Я пойду туда только посвету.
-Ну, как хотите!
Мы остались с капитаном одни. Это и хорошо, можно будет поговорить. Капитан то сумасшедший, но ведь то, что он сказал - это цель. Дурацкая конечно, я думал, что-то вроде Золотого Руна или прекрасной Елены, а тут земноводное мочить. Я всё-таки надеялся, что цель будет другая, но пока выбирать не приходилось.
-Ладно, про книгу я понял. Но откуда ты знаешь, что мы плывём именно к Жабу? Если он действительно президент, так ведь он в Киеве! А мы плывём в обратную сторону!
-Ни в каком он не в Киеве. Там показывают его двойника. Настоящая Жаба сидит в своём дворце у истоков этой реки. Туда ему ведут тысячи украинцев и он жрёт их громогласно смеясь и топая своими лапами.
-Ты как будто там бывал.
-Я прочитал об этом в книге. Каксон там бывал. Точнее не он, а его соратник, Колий, который уже умер. Он бывал в логове Жабы и всё подробно описал.
-Как же он оттуда выбрался?
-Чудом. Но это не главное. Главное, он точно узнал, что Жабу можно убить. Есть и подробное описание как. Нужно идти к Жабе и смотреть ему в глаза. У Жабы страшный взгляд, который замораживает человека. Но если в тебе будет гореть огонь мщения, то тебе не страшен взгляд Жабы. Нужно идти к Мерзавцу, не спуская с него глаз, тогда он не сможет убежать, он будет сидеть недвижимо. Когда ты будешь совсем близко, он откроет свою пасть из которой пахнёт смрадом смерти. любой человек каменеет от холода безвременья, веющего из этого логова смерти, но если в тебе будет гореть огонь мщения, то ты не замедлишься ни на миг! Подойдёшь к Жаба и резким ударом рассечёшь ему грудь. Засунешь в разрез руку и выщупаешь там сердце, холодное и резиновое. Нужно вырвать сердце и показать его Жабе, а потом на его глазах разорвать его. Тогда Жаба падёт и умрёт. После этого нужно разрезать Жабу на многие куски и сжечь, а пепел закопать глубоко-глубоко. Так надо убивать Жабу.
Он часто задышал, как будто не просто рассказывал в ночной тиши, а нёс что-то тяжелое и под гору. Я тоже молчал. Я не знал, что и думать. Всё выглядело величественно, если бы не эта нелепая политика. Герои не занимаются политикой! Герои путешествуют, совершают подвиги, сокрушают чудовищ, но без всякой политической подоплёки! Что это ещё за революционные дела! Я скорее готов был поверить, что в нынешнее время герои невозможны, чем в то, что они замазались политической грязью!
-Никто не пойдёт убивать Жабу. Эти люди, с которыми мы плывём, они слабы и суетливы! Они мечтают только о том, как бы вернуться поскорее домой, в унылую обыденность. Им не хочется подвига, они боятся приключений! Они не станут сражаться с Жабой!
-Они и не должны сражаться с Жабой. Их дело - грести. Каждый исполняет своё предназначение.
-Так а кто будет сражаться с Жабой?
-Я. Во мне горит огонь мщения! Жаба убил моего сына, моего единственного сына! Убил только за то, что он был умён и независим. Жаба может терпеть лишь ничтожество!
Я окончательно убедился, что он сумасшедший. Конечно, сумасшедший! Возомнить себя героем и это после того, как наложить в штаны! Вот это самомнение! Бедный дедушка, Неведимк поразил тебя так, что твои мозги не выдержали напряжения. Герой, сраный.
-Он выиграл республиканскую олимпиаду по физике. Он был такой смышлёный мальчик! Он хотел поступать в МФТУ имени Баумана. Он хотел стать учёным. Я не мог нарадоваться, глядя на него. Он ведь рос без матери и, считай без отца, я ведь всё время был в плаваниях. Только последние несколько лет, когда Черноморское пароходство разорилось, я жил дома. У меня были небольшие сбережения, которые я собирался потратить на сына. Ведь жизнь в Москве сейчас дорога, а я хотел, чтобы он не отвлекался от учёбы. Чтобы не приходилось подрабатывать по ночам, урывая время от уроков и сна. Я очень любил его, может потому что Толик был очень похож на мою покойную жену, свою мать. Он был тих, сосредоточен и деликатен. Никогда не жаловался и ничего не просил. Он был моей радостью. Когда я приходил в школу, то учителя не могли нахвалиться им. Однажды его избили, какое-то хулиганьё перед школой. Я думаю, что он мог бы просто стерпеть унижение и уйти, но он не позволил себя унижать, гордо ответил и был избит. Он две недели лежал в больнице. А потом я всегда ходил с ним в школу. Я старый моряк, я знаю как себя защитить, под пиджаком у меня был острый кортик, оставшийся ещё с флотской службы. Пусть только полезут! Сын очень переживал по поводу моей опеки, ему было стыдно, что он не может постоять за себя сам, но я уговорил его, что всё это мелочи, главное учёба.
Потом эта проклятая олимпиада. Толик говорил, что если выиграет ее, то может рассчитывать на льготное поступление в Москве. Он готовился два месяца, приходил со школы и сидел за книжками. Раз у него из носа даже пошла кровь. Я беспокоился за него, просил хотя бы ненадолго выходить на улицу гулять. Но он сидел часами, он сидел и улыбался, физика была его стихией, а на улице, со своими сверстниками ему было не интересно.
И вот настало время ехать в Киев. Я знал, что Толик выиграет, но всё равно почему то волновался, даже заплакал, провожая сына на вокзале. Я никогда не плакал, даже когда умерла жена, я из себя не смог выдавить ни слезинки, за что все посчитали меня человеком чёрствым и грубым, во многом виноватым в ранней смерти жены. А тогда, на вокзале я расплакался и никак не мог успокоиться, будто провожал сына не на олимпиаду, а на войну. Вынужден был в буфете выпить несколько рюмок водки, чтоб хоть как-то успокоиться и не смущать своим видом едущих в общественном транспорте.
Толик позвонил на следующий день, рассказал, что их поселили в пансионате за городом, всё очень хорошо, состав участников сильный, его, как провинциала, почти не замечают, но он чувствует себя уверенно и обязательно выиграет. Я ему сказал, что куплю компьютер в награду. Он давно о нём мечтал, но у нас же не было лишних денег. Я специально пошёл работать сторожем и всю получку откладывал. Куплю ребёнку компьютер, сейчас без этого нельзя. Я хотел подождать его с Киева и сходить в магазин уже с ним. Я ведь ничего не понимал в компьютерах.
Больше Толик не звонил. Прошло несколько дней, я успокаивал себя, что сын просто занят, что с утра до вечера решают задачи, некогда и позвонить. Или сломался телефон в этом пансионате. А съездить в Киев некогда. Но прошла неделя, а вестей от Толика не было. Я побежал в школу, там мне спутано объясняли, что олимпиада продлена, то ли не могут выбрать сильнейшего, то ли ввели дополнительные задания, но всё нормально, руководитель нашей команды звонит каждый день, так что переживать нечего. Я бы поверил, я очень хотел, чтобы так и было, но мне не смотрели в глаза. Ни директор, ни завуч, ни классный руководитель Толика. Они что-то явно скрывали. Может и не страшное, я про страшное даже думать не хотел, но зачем они это делают? Неужели не понимают, что я чувствую их ложь? Меня не проведёшь этими россказнями!
Я нашёл родителей ещё двоих ребят, которые поехали на олимпиаду от нашей области. Они тоже были взволнованы тем, что дети не звонят. Притом, одна семья была богатая, папа владелец двух автомастерских, он купил сыну мобильный телефон, но тот был последнее время отключен, хотя сын брал с собой зарядное устройство и мог зарядить. Все очень переживали, изнывая от неизвестности. А в школе продолжали нас утишать, рассказывая уже сущие небылицы, которые только сильнее нас терзали. Мы не выдержали и поехали в Киев. Нашли пансион, но там ничего не знали об олимпиаде. Показывали расписание мероприятий за последний месяц, где ни о какой олимпиаде не было и речи. Работники пансиона были вежливы, советовали куда обратиться, даже угостили кофе, понимая нашу тревогу. Только я им не верил. Я умею разбираться в людях, я двадцать лет командовал кораблями и научился отличать ложь от правды. Работники пансиона врали. Врали нагло и уверенно. Я знал, что дети были здесь, несмотря на все расписания. Я вышел вроде бы в туалет и пошёл на техэтаж. Нашёл там двух мужичков за бутылкой водки. Спросил у них. Они видели мою боль, видели слёзы в моих глазах, а когда я им сказал, что единственный сын, так и вовсе расчувствовались.
И рассказали, что дети действительно были здесь, но только три дня. Потом их погрузили в большие автобусы и увезли, вроде бы на вокзал. Больше мужики ничего не знали. Когда я вернулся, то меня уже ждали люди в гражданском. Раньше на каждом корабле был кагэбист, поэтому я научился их вычислять. Они отвели нас в разные кабинеты и стали разговаривать. Начинали издалека, а потом предлагали забыть детей. Мне предложили забыть моего Толеньку! Они что-то доказывали, приводили аргументы, а я бросился на них с кулаками. Я бы их убил! Предлагать отцу забыть любимого сына! Да самый последний подлец не пойдёт на такое!
Они повалили меня на пол и чем-то укололи. Я потерял сознание, а очнулся в психбольнице. Я был спутан смирительной рубашкой, ко мне приходили наглые доктора и грубые медсёстры, которые рассказывали мне, что я свихнулся и меня теперь лечат. Я спрашивал их о сыне, о Толеньке, что с ним? Они лишь качали головой и переговаривались, что облегчения нет. Какое облегчение может быть у отца, который потерял сына! У тебя есть дети?
-Дети?
-Да, дети!
-Нет, пока нет.
-Когда будут, ты поймёшь, что мне пришлось пережить! Я сидел в больнице три месяца, пока не придумал притвориться. Я не упоминал о Толике, ни на кого не жаловался, спокойно разговаривал. Меня дважды водили на консилиумы, пока не решили, что если не выздоровел, то уж во всяком случае безопасен для общества. Выпустили. Я пришёл домой и не узнал свой дом. Там кто-то поработал. И этот кто-то сделал самое страшное! Он удалил из дома всё, что связано с Толиком. Все его вещи, фотографии, документы. Вроде бы Толика никогда и не было! Только эти мерзавцы ошибались! Они думали, что удалили моего сына из дома, но на самом деле его нельзя было удалить всего. Потому что остались физические формулы на обоях, остался стул на котором Толик любил сидеть, осталась щель в полу в которую однажды упало двадцать копеек, а взять новые Толик не хотел и переживал. А ещё окно возле которого Толик любил читать книги, а ещё турник в двери на котором Толик подтягивался, чтобы быть сильным и уметь постоять на себя. Здесь было много Толика и им, этим мерзавцам, не удалось удалить, вырезать его из дома! Я никогда не забуду сына! Моего Толеньку!
Первым делом я побежал к другим родителям. К богатым, потому что родителя второго мальчика жили в селе. Отец Толикового товарища принял меня холодно, быстро оборвал, посоветовал не брать дурного в голову и лечиться. Я попытался ему объяснить, что наши дети пропали, что их нужно спасать, а он пригрозил вызвать милицию. И я ушёл. Вечером ко мне пришла мама того мальчика. Она плакала и рассказала, что мальчиков съел Жаба. Ему почему то захотелось молодых естественнонаучников и ему отвезли всех участников олимпиады. Он съел всего лишь нескольких, а остальных отправили в Конотоп, где переработали на тамошнем комбинате. Всё это рассказали её мужу киевские знакомые и посоветовали смириться, потому что ничего уже не изменишь, а если начнёшь гавкать, то всё заберут или даже убьют!
-Они теперь говорят, что мальчиков не было, что нам показалось. Они подделали все документы. В школе говорят, что там такие не обучались, в поликлинике личных карточек нет, фотографии все забрали. Вытерли, как будто карандаш резинкой!
Женщина плакала и плакал я. Ведь надежда ещё теплилась, я до последнего надеялся, что Толик жив. А тогда, я почувствовал, что очень устал и во мне нет сил жить. Я еле выпроводил женщину и лёг на пол. У меня не было даже сил, чтоб включить газ или перерезать себе вены. Я не мог даже плакать! Я не переживал, я почувствовал, что будут лежать, пока не умру. На этом полу, возле той щели, где лежали 20 копеек, упущенные Толиком. Тем Толиком, которого сейчас вытирали из жизни, которого хотели сделать выдумкой!
Я бы так и умер, но снова пришла та женщина. Она принесла деньги. Несколько тысяч долларов. Она стала на колени и просила отомстить. Её муж согласился забыть о сыне, согласился жить дальше, потому что не верил, что Жабе можно противостоять. Она не могла забыть. Она видела его каждую ночь, её сын плакал и просил маму помочь ему. Она не могла больше так жить, она собиралась броситься в реку, но она хотела умереть с мыслью, что её сын будет отомщён. Она принесла мне деньги и пистолет, немецкий "Вальтер", оставшийся ей ещё от партизанившего отца.
Женщина вернула меня к жизни. Я понял, что не имею права умирать, пока Жаба жив, пока Толечка не отомщён. И я стал жить, мечтая лишь о мести. Мне нужно было быть хитрым, потому что спецслужбы следили за мной. Несколько раз они тайно обыскивали мою квартиру, но и деньги и пистолет я успел перепрятать. Я был осторожен, жил нарочито спокойно, никогда не упоминал о Толеньке, вроде бы забыл его. А сам искал путей к Жабе. Хотел сперва ехать в Киев и убить его, но мне помогла книга. Там было объяснено, что Жаба сидит в краю чудовищ и болот, в верховьях реки Снов. Туда ему везут жертв и там воздвигнуты горы из гостей украинских!
Я несколько лет искал туда пути, но дороги ведущие туда перекопаны и запутаны колючей проволокой, там везде снайперы, которые убивают даже птиц, там везде собаки-убийцы, которые готовы растерзать любого. И тут я услышал о путешествии. Для большинства оно было обычным предложением поплавать по лесистым местам, но я то знал, куда ведёт река Снов! И я немедля пришёл на турфирму и меня взяли рулевым в эту команду. Теперь я жду, не дождусь, когда же доплывём к Изуверу! Теперь тебе всё ясно?
Я кивнул головой. Этот капитан мог оказаться не таким уж и сумасшедшим. Я действительно кое-что слышал о Жабе. Какие-то тёмные слухи, которые боялись произносить, разве что в очень пьяном виде. Я бы не обращал на это внимание, но у нас в классе учился парень, Миша Семерня, который занимался биатлоном. Он был чемпионом области, взял серебро на всеукраинских соревнованиях. Им так гордились, сделали даже специальный стенд о нём, как гордости школы и примере для подражания. Потом он исчез. Уехал на соревнования и не вернулся. Мы спрашивали учителей, где толик, они говорили, что  заболел, получил травму и перевёлся в другую школу. Врать и то не могли толком. А потом исчез его стенд. Потом нам сказали принести все классные фотографии. Когда их вернули, то на месте Миши было лишь светлое пятно. И нам сказали, что его не было. Никогда не было и быть не могло, потому что Миша Семерня даже не рождался, о чём есть соответствующий документ. А если не рождался, то не мог и учиться в средней школе. С этим не поспоришь. К тому же с ним мало кто дружил, он же пропадал на тренировках, мы и поверили, что Миши никогда не было. Может и Миша также пропал?
-А вдруг мы не доплывём до Жаба?
-Доплывём.
-Сейчас все доберутся до села и уедут по домам.
-На реке Снов нет сёл.
-А огни?
-Раньше были сёла, но Жаба всех убил, чтобы не было свидетелей его преступлений. А вместо людей населил эти места чудовищами, чтобы никто не мог добраться к его дворцу из костей, склеенных человеческой кровью.
-Значит, села нет?
-Нет, вон, слышишь, они уже возвращаются. 
В темноте действительно послышались разговоры. Команда возвращалась недовольная, ругались.
-Что случилось?
-Стена! Такого ещё не видели! Стена из деревьев, мы не могли пройти её. Всюду стена!
-С утра возьмём топоры и пила, будем рубать. Потому что настоящее село, слышали даже, как коровы мычали. Жилое село!
-Я же говорил, что нужно подождать до утра.
-Да, ложимся спать.
-Подождите! Надо посчитать, все ли на месте.
-Зачем?
-Затем, что должны быть уверены, что никого не забыли.
Рассчитались и я облегчённо вздохнул. Все были на месте.
-Теперь отчаливаем от берега.
-Зачем, село же рядом!
-Для безопасности. Село ведь окружено стеной, значит, есть, кого боятся.
Это подействовало, но я чувствовал, что близость села поколебала мой авторитет. Мне уже приходилось убеждать, а не просто приказывать. Конечно, герои нужны пока страшно, а когда рядом село с мычащими коровами, так герои уже и ни к чему. Завтра, когда выяснится, что села нет, всё станет на свои места. Этому быдлу станет страшно и им понадобиться герой.
Мы отплыли на середину реки и бросили якорь. Все стали раскладывать спальные мешки и ложиться вдоль бортов или на палубе. Я назначил дежурных. Команда слушалась, но выказывала явное недовольство. Всем казалось, что дисциплина и осторожность уже излишни. Болваны!
Я расстели свой спальник возле капитана. Попросил его помочь следить мне ночью за постовыми.
-Хорошо. Я сплю плохо, часто просыпаюсь, буду смотреть.
Я подложил под голову кроссовок и быстро уснул, утомленный событиями прошедшего дня. Мне ничего не снилось, только пару раз будил капитан, когда очередная пятёрка не хотела становиться на стражу. Я будил лентяев, строго выговаривал им и всё-таки заставлял становиться на посты. Но помешать им постыдно дрыхнуть уже не мог. Этим подонкам для дисциплины нужен был страх. Вот если бы сейчас что-то напало на них и убило очередную жертву, тогда бы они несли дежурство без всяких пререканий. 
Уже под утро я подумал, что не стоит отпускать в село всю команду. Я не боялся, что они уедут, я был уверен, что село лишь видимость. Я опасался, что село это западня в которой команду могут перебить. Я помнил все эти прибрежные поселения в "Одиссее" или "Синбаде-мореходе". Их населяли то колдуньи, превращавшие моряков в животных, то людоеды, то убийцы. Ничего хорошего там не ждало команду, я в этом был уверен. Но ведь никто не поверит мне, тем более, что село вид может иметь вполне приветливый, так что ничего подозрительного и не заподозришь. Они пойдут и пропадут, оставив меня на пустом корабле. Где найти здесь новую команду? А пешком мы явно далеко не уйдём. Да и что это за путешествие - пешком. Ни одно великое путешествие так не делалось. Я хотел поговорить с капитаном о том, как бы остановить хотя бы часть моряков. Но на корабле было всё хорошо слышно, а шептаться не хотелось. Тем более, что капитан сам всё должен понимать и если хочет добраться до Жаба, то сам должен шевелиться, чтоб оставить хотя бы часть гребцов.
Но капитан спокойно сидел возле весла и равнодушно смотрел на команду, которая доставала топоры с пилами и в полном составе собиралась идти в село. Их всех охватила лихорадка нетерпения, им хотелось поскорее попасть в село, отчего суета стояла неимоверная, все галдели, стараясь перекричать друг друга.
-Капитан, я пойду с ними.
-Иди, всё равно скоро вернётесь.
-Я знаю, иду для того, чтобы это стадо не попало в беду. Грести то кому-то надо.
-И сторожить корабль тоже. Спускайся, я подниму трап.
-Может попросить несколько человек остаться с тобой?
-Никто не согласится. И не волнуйся, я хоть и стар, но одолеть меня будет сложно. В крайний случай подам сигнал.
-Какой?
-Буду бить в котёл. Видишь, я его уже подвесил.
-Держись капитан.
-Возвращайтесь и в путь.
Я спустился на берег, помог капитану поднять трап. Команда уже отошла порядочно и мне пришлось нагонять их бегом. Иронично поглядывали на меня, подкалывая взглядами, что, дескать, вот тебе и герой, не выдержал, бегом побежал в село. Такой же как все. Быдлу приятно думать, что все такие же, как оно.
Мы шли лугом, широким языком спускавшимся к реке. На холме вдалеке виднелись беленькие домики и даже церковь без колокольни. Всё выглядело очень правдоподобно, во всяком случае издалека. Внизу холм окружала полоска леса, которая стала непреодолимым препятствием для команды прошлым вечером. Но теперь, с десятком топоров, тремя ножовками и большой двуручной пилой, матросы рассуждали, что никакая деревянная стена им не страшна.
Когда подошли ближе, то никакой стены не оказалось. Лес, как лес, густой, но пройти его было вполне возможно. Все этому удивлялись, вспоминая вечернюю непроходимость.
-На этой проклятой речке, всё не как у людей!
Когда шли лесом, то чуть напряглись, но чуть вышли на поле, вспаханное на пологом склоне холма, так сразу успокоились.
-Гляди, трактором пахали!
На земле действительно виднелся след тракторного колеса, мужики определили, что "Кировец". Все обступили этот след будто старого знакомого и не могли им налюбоваться. Боялись, что село окажется таким же страшным, как и всё на реке Снов. А раз есть трактор, значит цивилизация на лицо и никаких чудовищ. Весело галдя пошли вверх по дороге к вершине холма.
-Дывысь який порядок тут! Гарный хазяин у цьому колгоспи!
Один из гребцов был сельский житель, получивший путевку от родного колхоза. Краснорожий мужик, который постоянно рассказывал какие-то смешные истории, запас которых у него был видимо велик. Теперь он рассказывал мужикам, что землю здесь обрабатывают по всем правилам и урожай будет добрый и что село должно быть богатое, потому что в бедных сёлах поля заросли бурьяном, а тут порядок будто на Красной площади.
-Ты что был на Красной площади?
-А то ни! Нас зи школы возылы! Мы все лито робылы на полях, а потим нам грамоту далы и путивку. Мы йийи потивкой называлы, бо тяжко працювали, употилы вси. Прийихали до Москвы и нас зразу на площу повезли до Мавзолея, де Лэнин спыть. Три годыны стояли, я вже вспив в ЦУМ сбигать, пива купить. Стойим, коли дивлюсь, а сбоку у того Мавзолэю виконце невыличке. И щось там мени мыга. У мэне глаз-алмаз, я придивляюсь и дивлюсь, шо це ***. Честное слово! Шо я хуя не бачив, точно хуй! Я кажу всим, дивиться, шо воно робыться. Вчителька наша як побачила, так шо помидор стала, за голову схопилася, нам приказуе одвернуться, тилькы хто йийи послухае! Вси вырячились и дивились, пока не сховався той хуй. Потим Ленина дывылысь. А вин як старе сало, жовтый та с пятнами. Це вже я потим узнав, що у ящику лежить не Ленин, а злипок. А сам Ленин на второму этажу живе.
-Как живёт, он же умер?
-Живе, живе, то брэхали, що вмэр. Тилькы вин старый дуже, несповна розуму, так ото и хулюганыть, *** показуе. Кажуть даже вирш е:
Шёл я мимо мавзолея
Из окошка вижу ***
Это сам великий Ленин
Передал свой поцелуй.
Все заржали, удивляясь болтливости этого сельского товарища, который только и знал, что рассказывал всяческие байки от самых невероятных до вполне правдоподобных. Село было уже близко и оттого градус веселья только нарастал, уже стали звучать предложения выпить, потому как в селе самогон непременно найдётся даже в самом цветущем.
-У нас голова пити заборонив. Тільки де побачить, так зразу й штраф, а три штрафи і до побачення з колгоспу. Тоді всі стали ховатись, покупили невеличкі грілки, туди заливають, трубку і смокчуть як рідну мати.  Воно ж якби народ не жадний так хай, а тож так насмоктувались, що і на ногах не стояли. Голова це побачив, прощупав одного-другого, потім всіх в клуб зігнав та обнаружил повсеместные недостатки. Тоді він от що придумав. З міста привіз таблетку да таку, що тільки вип'єш, навіть пива, так зразу у животі революція й така дрисля, що годину сиди й не висидиш! З ранку голова всіх у клубі збирав і напував тією таблеткою, наче коней. Потім ідіть, робіть. Звісно, що пити хочеться, а тільки вип'єш, так пре, що і штани не вспіваєш скинути. Не жизнь а мучение почалось. З місяць бідували, коли якась світла голова придумала чопки робить. З дерева такі випилювали, вставиш його і все він тримає. Пити можна, хоч скільки. Воно то у животу урчить але штани чисті. Ну так всі і стали робить, тільки Степанович, комбайнер наш, мучився, тому що у нього геморой й чопки не тримались. Він уже і великі робив, та тільки вип'є,  зразу летить чопок, що з пушки. Степанович розлютився, що йому така напасть та взяв і на клей чопок поставив. Якійсь гарний клей, йому син з міста привіз. Поставив, два дня ходив й горя не знав, а потом як придаве по великій справі. Він пішов за сарай, тикав-тикав пальцем, а не може чопок вийняти. І сусідам не хоче казати, бо засміють до самої смерті. Ще три дня мучився Степанович, а потім зліг. Визвали йому швидку, відвезли в район й там операцію робили, бо дуже гарний клей виявився, хер виймеш. А про чопок все рівно узнали, бо у райлікарні дівчина з нашого села робила й все розповіла. До сих пір з Степановича сміються, називають Затулигузкою.
Все ещё громче захохотали этой истории и хохотали бы дальше, как вдруг нас окликнули.
-Откуда будете, хлопцы?
На окраине кукурузного поля стояла такая упитанная женщина лет за сорок, в белом полотняном платье и с сапачкой на длинной рукояти. Женщина была загорелая, с головой повязанной платком, удивлённо улыбалась, рассматривая нас. Оно и было чему улыбаться, потому что ватага взрослых мужиков, с копьями и мечами, будто пацаны какие-то.
-Чи у войну играете?
Тут все бросились к ней, так что женщина даже испугалась.
-Стой, мать, стой! Да погоди ты, мы радуемся просто!
-Шо це у вас за ножаки?
-Это, мать, мечи. Не волнуйся, скажи лучше как село это называется.
-Нижняя Губа.
-Как?
-Нижняя Губа.
-Что за название такое, странное?
-Чо странное? Было село Губа, потом выселились оттуда люди, ниже по течению село построили и назвали Нижняя Губа. Потом немцы Губу в войну спалили, так оно и не восстановилось. А мы Нижней Губой всё равно остались.
-И хорошо, ты лучше скажи, автобус до вас ходит?
-Не ходит. Ходил до позапрошлого года, а потом мост развалился через Соплёвку, теперь туда пешком идти.
-Далеко?
-Километров може десять.
-Далековато.
-Мать, а как у вас с чудовищами?
-Шо?
-С чудовищами у вас как, не беспокоят?
-Якими чудовищами?
-Ну, разными, там летающими, водоплавающими.
-Вы шо, хлопцы, пьяные чи шо?
-Так что, нету чудовищ?
-Це вы смиетесь над женщиной, ага?
Ох тут все обрадовались! Сразу побросали копья с мечами, подумали, что уже выбрались от реки подальше.
-Начальство у вас тут есть какое-то?
-Аякже, голова есть.
-Веди к нему! А ты бросай меч, зачем он тебе!
-В хозяйстве пригодиться.
Дураки, они даже предположить не могли, что что-то тут нечисто. Слишком уж картинно выглядела эта женщина, слишком уж хорошо для правды. Но обступили её, будто кобели суку, всё выспрашивали.
-Есть и участковый. Тока он редко колы приезжает, потому как у нас тут порядок всегда, не пьют, не воруют.
-Что совсем не пьют?
-Совсем. Ну разве что наливочки рюмку в праздник, а так нет.
-Начальство строгое, не сами решили.
Вышли с поля на улицы, которая протянулся вдоль гребня холма. Дорога была хоть и грунтовая, но ровная, по бокам крашенные заборы да беленные хаты, всё ухожено, даже колодцы были раскрашены, чего давно я уже по сёлам не видел.
-Гарне у вас село!
-Гарне.
Иногда из дворов выглядывали местные жители, здоровались с женщиной, с интересом наблюдали за нашей толпой. Жизнь тут явно скучная и один чужой человек интересен, тем более целая толпа.
-А шо це у вас тилькы бабы та бабы?
-У нас тыльки бабы и есть.
-Як це?
-От и прийшлы.
На небольшом пустыре с автобусной остановкой, заросшей кустами, стоял небольшой домик, обложенный плиткой и с табличкой "Нижнегубского сельсовета". Женщина смело открыла дверь и вошла вовнутрь. Мужики за ней. Я же не спешил, всё-таки ожидая какого-то коварства. Ну не могло же всё так вот банально кончиться! Плыли, плыли и приплыли! Это же глупо! Плавание должно продолжиться, а здесь какая-то ловушка!
Подождал пока все зайдут, постоял ещё, но изнутри никаких тревожных звуков не раздавалось и пошёл сам. В домике попахивало сыростью, но всё чистенько, выкрашено. В большой комнате, где столпились мужики, стоял старый конторский стол, за которым сидела женщина с лицом старой школьной учительницы. Таким же тоном она объясняли, что решили жить без мужиков, потому что с ними одно пьянство да воровство, которое всем уже поперёк горла стало. Вот и собрались с соседних сёл усталые женщины, чтобы жить отдельно, устраиваясь по собственному разумению образовали вроде как коммуну, мужиков и близко не подпускали, работали много, но без надрыва и хозяйствовали вполне успешно, давая по району лучшие привесы свинины и надои с коровы.
-Про нас даже американцы приезжали передачу делать. Эти, как их феминистки. Они нам помогли с техникой, собрали деньги на два трактора и комбайн. Потом мы ещё за свои деньги сеялки купили, так что живём хорошо. Вот к осени начнём вторую ферму ставить, поголовье у нас растёт, уже четыреста коров.
-Коровы то ладно, а как с техникой без мужиков управляетесь?
-Очень даже хорошо. Баба, если захочет, так всё может сделать. у нас механиками бывшие учительницы работают. Ничего не понимали, а взялись литературу штудировать и за год выучили. Сейчас со всего района очередь, чтоб подмогли технику ремонтировать. Золотые руки у баб!
-А машин у вас нет, чтоб хоть до райцентра добраться?
-Машины нет. Молоко повезли сдавать. Часа через два приедет, тогда и подвезёт. А вы пока может есть хотите.
Все закивали головой, потому что радость радостью, а животы от голода уже сводило.
-Матрёна, веди их в садик, там скажи, чтоб сварганили обед.
-Мы заплатим, деньги есть.
-Да уж ладер, угостим. Откуда то забрели в наши края?
-Да, по речке плыли. Туристы мы. Надоело, решили домой.
-А, туристы, только смотрите, чтоб не хулиганить, бабонек не обижать и водки не пить! С этим у нас строго!
-У нас то и водки нет!
Мы пошли через пустырёк, потом небольшой садик с дорожками из плиток и двухэтажное здание обычного советского детсада.
-Мойте руки, сейчас приготовим вам поесть.
Женщина, Матрёна, спустилась в полуподвал откуда вкусно пахло и раздавались женские голоса, а мужики выстроились перед рядом рукомойников древней конструкции, но чистых. Галдели, что с ада прямо в рай, что местные то барышни пожалуй за мужским полом соскучились и расплату можно вполне сотворить ко всеобщему удовольствия. Гоготали и фыркали водой. Потом сели перекурить, но выскочила Матрёна  и приказала это дело прекратить, потому что у них в селе и на табак полный запрет. Мужики поворчали, но перечить не стали. Скоро пригласили заходить. Большая зала, расписанная солнышком и цветами, столы накрытые клеёнками, мало кто и помнил уже такие, из советских времён.
Вышли ещё две барышни, тоже лет за сорок, поздоровались с нами и начали подавать миску с парующим супом.
-Как это вы так бабоньки быстро то?
-Да мы же для полевых бригад готовили, но они задерживаются чего-то, так что вы ешьте, а им мы ещё сварим.
Все налегли на суп, да на самодельный хлеб, нарезанные ломтями в два пальца. Тут ещё поднесли миски с редиской и свежими огурцами, нарезанный кружками лук. Все чавкали, плямкали, сёрбали, хрумтели и только минуты через три раздались первые слова в том смысле, что обед прямо царский. А тут как тут гречневая каша с подливой и кусками мяса. Опять все заработали челюстями.
-Ну, а теперь попробуйте нашего сбитня!
Матрена чуть ли не поклонилась, а её товарки вытащили большую парующую кастрюлю. Разливали по чашка густой и пахучий напиток. Я вспомнил, что обычно от напитков с путешественниками и случались всякие беды, начиная от неожиданного сна и до смерти, но если бы хотели отравить, так и в суп бы добавили. А пить хотелось и напиток пах уж очень чарующе, так что не раздумывая выпил всю чашку и попросил ещё. Так же делали и остальные, некоторые даже по три чашки осилили. Поблагодарили хозяев и вышли на улицу подышать свежим воздухом. Машина должна приехать скоро и до того времени решили обождать в тенёчке, куда не доставало начинавшее жарить солнце. Мужички смело ложились на травку, ещё пытались разговаривать и быстро засыпали. Я попытался назначить дежурных, но на полуслове мне стало лень, подумал, что всё равно ведь никого не поднимешь сейчас, бог с ними. Уже в полусне привиделся мне капитан и я стал перед ним оправдываться, что село оказалось настоящее и никакого похода не будет и Жаб останется цел, что уж тут поделаешь.
Мне было обидно, я даже предлагал идти пешком, но капитан упёрся, что без корабля никуда. Я кричал, пытался его переубедить, разнервничался, мне стало жарко, захотел расстегнуть ворот рубашки, когда что сильно ударило мне в живот. Было больно, удушье не проходило, наоборот я стал ощущать какую-то тяжесть на плечах.
-Вставай, лентяй!
Снова удары в живот, я открыл глаза, надеясь на сон и вдруг увидел, что с моих плеч свисают женские ноги, накрепко обхватившие мою шею. Я от испуга попробовал вскочить, но ноги мои подломились, непривычные к тяжести.
-А ну не так резко!
Снова удары.
-Или ты будешь подчиняться мне или погибнешь! Понял!
Голос слышался откуда-то сзади, но я не мог повернуть голову, зажатую будто в клещах.
-Если ты попытаешься ослушаться меня, я перекушу тебе шею. Понял?
И тут я почувствовал на своём затылке холод смыкающихся клыков и дьявольский смех от которого я задрожал. Мы попали в западню! Нас обманули! Я так и знал! Я увидел, как на других моих товарищах сидели женщины, крепко обхватившие их шеи. Они ездили на них, как на конях и никто не смел ослушаться своей владелицы.
-Вставай, подлец, я хочу объездить тебя.
Снова удары и от боли я встал. Едва встал и сделал несколько шагов. Тяжесть на плечах клонила к земле.
-Стоять! Какой слабый мне попался, вечно не везёт мне с ногами! Пошёл!
Удары и я шатаясь побрёл, слушая ругательства моей наездницы. Нахлынула волна стыда. Вот так герой, позволил себя оседлать какой-то бабе! И ведь знал же, дурак, что не спроста всё, ведь можно было догадаться, что без мужиков сёл не бывает и это декорация какая-то, чтоб заманивать путников! Знал и попался! Вместе с этим не задумывающимся стадом! И теперь служу ногами! Я схватился рукой за бок, где был меч. Это вышло инстинктивно, я и не ждал, что обнаружу меч на месте, не такие они дуры. Я услышал смех.
-Что потерял меч? Ишь ты какой, ходить еле ходишь, а за меч хватаешься! Ничего, я тебя усмирю, я тебя сделаю ниже травы, тише воды! Н-н-но, пошёл!   
Они била так сильно, что сбивала дыхание. Я пытался защититься руками, но доставалось и им. Только когда я начинал бежать, выполнять другие её команды, избиение замедлялось.
-Слушай меня, слушай, только тогда будешь жить! А иначе!
И я чувствовал, как острые клыки смыкаются на моём затылке, который начинал казаться мне тонкой соломинкой сломать которую ничего не стоит.
-Ты мой раб, слушайся свою госпожу!
Тут я оступился. Я задумался о своём позоре, о том, что хотел стать героем, а стал скотом, склонившимся перед побоями наездницы. Скотом, потерявшим человеческое обличье перед болью. Мне не хотелось жить, я был переполнен отчаянием, когда моя левая нога ступила в незаметную ямку. Если бы я шёл сам, то устоял бы, но на плечах непривычная тяжесть и я рухнул на землю, не успев даже подогнуться в надежде сбить наездницу. Я не собирался умирать, я хотел быть героем, а стал трупом.