Огородник

Полдень... Стоящее в зените Солнце не отбрасывало ни одной тени. Впрочем, теням здесь взяться было неоткуда - все когда-либо росшие деревья были уже давно безжалостно выкорчеваны. Вместо них все серое пространство занимали аккуратненькие бороздки, предназначенные под картошку. Над ними колдовал Иван Кузьмич Берестов, которому в этом году “стукнуло” аж шестьдесят пять лет.
Со скрежетом сгибалась и разгибалась истерзанная радикулитом спина, прокуренные легкие наполнялись терпким запахом весенней земли. Аккуратненько, саперной лопаткой он выкапывал лунки, засыпал в них золу и навоз, потом с величайшей предосторожностью укладывал картофельный клубень и дул на него, словно собирался таким образом вдохнуть в него новую жизнь. Работа еще предстояла огромная, пока был засажен только краешек поля. К вечеру Берестов уже не сможет разогнуть своей многострадальной спины, он об этом прекрасно знал.
Иван Кузьмич руками закопал рыхлой серой землицей очередную картофелину и взглянул на Небо. По всей видимости лето в этом году будет сухое, и это значит что придется щедро поливать свои земельные угодья, таскаясь с ведром к ближайшему колодцу, который находился на расстоянии в четверть километра, и таких ходок девять - десять, до полного изнеможения, до тьмы перед глазами. Зато потом...
Берестов представил осенний праздник урожая, когда к нему придут все окрестные огородники, у которых по всеобщему негласному уговору он был кем-то вроде старосты. Они усядутся за огромный стол и будут вкушать плоды своих трудов - картошку, которая своими размерами едва превосходит хороший горох, да и то в самом лучшем случае. Но ничего, ведь силы были потрачены, а затраченные усилия никак не могут пропасть даром. Каждый огородник отлично знал, что труд, вложенный как казалось бы понапрасну, на самом деле уходит куда-то за пределы этого Мира и там служит великому, всеобъемлющему Добру. Выкапываемые из землицы мелкие клубеньки есть лишь видимое свидетельство принятия жертвы, за что они так и ценились. Кушая свою картошечку огородники чувствовали в ней все свои силы, ушедшие в другое измерение и готовящиеся когда-нибудь вернуться обратно, усиленными в тысячи раз.
Конечно, можно пахать трактором, можно вообще переехать в черноземные края, где растет даже “воткнутая в землю палка”. Но чем больше будет урожай, чем меньшими трудами он достанется - тем значительнее соблазн видеть в нем только еду и ничего больше, и все старания прочно замкнутся внутри этого мира, циркулируя между руками и желудком. Все натруженное тело Ивана Кузьмича было насквозь проникнуто осознанием этой истины, хотя в письменном или устном виде он ее никогда не излагал - свои понимали и так, с одного взгляда.
Вздохнув Иван Кузьмич принялся за новую лунку. Тепло Земли пронизывало его увядающее тело и уходило прямиком к Солнцу. Так было в его детстве, так продолжалось и теперь. Где-то далеко, в городе промелькнула вся его жизнь - учеба в институте, работа в конструкторском бюро, женитьба, рождение дочки. Все эти события проносились молниеносно, текли как вода сквозь растопыренные пальцы. Незыблемыми оставались лишь Небо, Солнце, этот земельный участок, да картошка. И только одно обстоятельство угнетало Берестова - у него не было ученика, то есть того человека, которому он смог бы передать все огородные премудрости. Соседи - соратники были всего на пять - шесть лет моложе его, и учеников у них тоже не было, и это может означать только полный конец некогда процветавшего искусства...
Берестов с хрустом выпрямил спину и вытер со лба соленые капли пота, после чего окинул взглядом проделанную работу - прекрасно получилось! В этот момент он услышал окрик жены:
- Иди сюда! Зять приехал!
- Какой еще зять?
- Какой - какой! Твой зять!
- Ах да...
Иван Кузьмич вспомнил, что его доченька Аня еще зимой вышла замуж, и они с женой организовывали пышное празднование их свадьбы. Дворец Бракосочетаний, катание по городу, ресторан... Как такое можно забыть? Видно совсем заработался...
В этот момент сердечко Берестова тихонько екнуло. Вот он, долгожданный ученик, которому можно раскрыть все тайны и премудрости огородной работы, общения с землей. Ведь приехал, значит сам пожелал погрузиться в искусство, которое Иван Кузьмич считал великим. Наконец-то! Как долго его пришлось ждать! Эх, был бы он на десяток лет помоложе, такому бы его научил!.. Ну ничего, лучше поздно, чем никогда...
Берестов поднялся по гнилому крыльцу в свою летнюю избенку и направился на крохотную кухоньку. Там он сделал большой глоток из плававшего в ведре огромного черпака. Холодная водица остудила пламень его внутренностей и более-менее успокоила.
За столом сидел зять - одетый в кожаную куртку паренек двадцати трех лет отроду. Звали его Константин.
- Привет, Костя, - сказал Иван Кузьмич и протянул ему руку.
- Здравствуйте, Иван Кузьмич, - пожав руку ответил тот.
- Каким ветром занесло? - спросил Берестов, ожидая что Костя скажет что-то вроде “к земле потянуло”, однако он не угадал.
- Анна отправила, сказала чтобы я вам помог. Хотя чего вам помогать? Вы же сами сюда претесь, лучшая помощь - просто вас не пускать.
Это было настоящим вероломством, смачным плевком в лицо распростершему свои объятия Ивану Кузьмичу. Цинизм этой фразы показался Берестову до того зверским, что он даже отказывался в него верить, пытался принять за неудачную шутку. “И за кого я свою Аннушку замуж отдал?! Надо было его сперва, еще до свадьбы сюда привести и посмотреть”, - обреченно подумал Кузьмич.
- Но мы же здесь трудимся, урожай выращиваем! - опешил Иван Кузьмич, совсем не готовый к подобному повороту событий.
- Что вы трудитесь?! Посмотрите на результаты своего труда, - сказал Костя и с презрением оттолкнул от себя лежащую на столе крохотную картофелину, - Да картошка в городе дешевле хлеба, толку от ее выращивания все равно никакого. Если бы у вас мясо росло - может быть и был бы толк, а так...
- Но ведь тут все чистое, без нитратов... - растерянно пробормотал огородник, совершенно поставленный в тупик и не готовый к такому развороту событий.
- Иван Кузьмич, почитайте агротехнику, - высокомерно ответил Костя, - Какой дурак будет картошку на нитратах выращивать? Не та это культура.
- Ну а как же польза работы на свежем воздухе, физкультура своего рода, мышцы развивает, - пришла на помощь супругу теща.
- Мышцы надо развивать гармонично, все в равной степени, а не одну и ту же группу из года в год, - авторитетно заметил Константин, - Так только один вред будет.
У Берестова неожиданно наступил ступор. Ему казалось, что зять сам по себе должен ощутить все то, что чувствовал сам Иван Кузьмич, и именно эти невыразимые ощущения должны были повести его к лопате и мотыге. Но что-то не сработало, сорвалось и все пошло совсем другим путем. Иван Кузьмич понимал, что все приводимые им и женой аргументы никак не повлияют на мнение Константина, надо сказать что-то другое, во сто крат более важное, но выразить это словами он не мог. Неожиданный удар со стороны зятя смял позиции тестя настолько, что он уже и сам начал сомневаться в собственной правоте. “Эх, мне бы его эрудицию”, - с досадой подумал он, - “А то задавил своими познаниями как мальчишку, на каждое слово - готовый ответ. И правильно вроде все, ни к чему не придерешься, а не нравится мне все-таки, что-то не то здесь есть”.
- Ну а разве не здорово есть картошку, которую сам вырастил! Это же так вкусно! - чуть не плача утверждала в этот момент теща.
- Картошка она и в Африке картошка, 90 процентов крахмала, - без всяких эмоций парировал Костя.
- Ну а как же приближение к деревенской жизни, к корням? - так и не найдя слов для выражения своей глубинной мысли снова вступил в разговор тесть.
В ответ на этот аргумент Костик громко засмеялся.
- Ха-ха-ха! Где вы видели, чтобы крестьянин ковырял лопатой суглинок? Как минимум - лошадь, а лучше - трактор. Мотыгами ковырялись только в дельте Нила Бог знает когда, так там почва раз в сто плодороднее вашей! Вы бы еще палками-копалками здесь рылись! Или носами! По крайней мере, было бы весело, такое можно даже на видеокамеру снять.
Последняя реплика деморализовала Ивана Кузьмича полностью и окончательно. Он сник, и в глубине сознания стал размышлять о том, что может быть зять и прав...
Тем временем Костя в очередной раз рассмеялся своим раскатистым, похожим на гром смехом.
- Что такое? - растерянно пробормотал тесть.
Костя ткнул пальцем в окно:
- Ха-ха-ха! Смотрите! Очень красиво - ковыряться в суглинке, выставив напоказ всему миру свою грязную задницу! Ха-ха-ха! Это - высочайшее искусство, вне всяких сомнений!
Берестов глянул в окно. Сосед отчаянно копошился на своем участке и штаны на его повернутом в их сторону заде были насквозь пропитаны совершенно неотстирываемой многолетней глинистой грязью, к тому же на правой его ягодице красовалась пятиконечная дырка почти правильной формы.  Подобная картина при взгляде на нее свежим городским глазом была действительно весьма комичной, доводящей до продолжительного приступа хохота. А ведь и сам Берестов регулярно бывает в такой позе, значит и над ним тоже смеются! Как это отвратительно, а он об этом даже и не задумывался...
И тут Иван Кузьмич неожиданно поймал себя на том, что, отбросив весь свой многолетний опыт впервые смотрит на происходящее с подобной точки зрения, и от этого ему стало по-настоящему грустно, даже тоскливо. Словно лопнула некая нить, соединяющая его с чем-то гораздо большим, чем он сам, на что он мог в любую секунду положиться.
- Надеюсь понимаете, что сам я выступать в подобной роли не собираюсь, да и жене не позволю, уж больно непривлекательной она будет. Ну ладно, у меня еще в городе дела, я поехал, до свидания, - распрощался Константин и зашагал по направлению к станции.
Чуть не плача Иван Кузьмич закурил сигарету. Червь сомнений во всю копошился в нем, протачивая и разрушая то, что еще сегодня утром казалось каменно-прочным и непоколебимым. Покрытым слезами глазом он посмотрел на свой родной, привычный с детства земельный участок. Земля плохая, одна глина, кругом - сплошные болота, климат гнилой. Копание этой никуда не годной земли - почти ручное, урожаев - никаких. Все прошедшие годы прожиты зря, посвящены никому не нужному пустому делу...
Что теперь делать? Куда деваться? Прожитое не вернешь, по- другому теперь уже не заживешь...
Берестов посмотрел вокруг, вытер слезы. Окружающее пространство до самых своих глубин было пропитано его потом и насыщено его силами. За прожитые годы грань, отделявшая Ивана Кузьмича от его земли как будто стерлась, и этот по выражению зятя “бесполезный суглинок” стал неотъемлемой его частью, даже мыслящей заодно с ним. Бросить эту землю означало для Берестова бросить самую главную часть самого себя, и пойти на такое он никогда бы не смог, это выше всех его сил...
В нерешительности застыл Берестов над только что проложенными им грядками, думая о том, как же быть. Но тут огромная теплая волна опять, как и в прежние годы, подхватила его и повлекла туда, к сереющей любимой им с  самого раннего детства земле. Он припал к ней лицом, потом встал на колени и принялся пахать голыми руками, словно молясь неведомо кому. При каждом движении спина нещадно скрипела, но Берестов теперь не обращал на это никакого внимания. Он чувствовал, как светящийся столб энергии отходит от его тела и устремляется туда, где есть огромное вселенское Добро.
Ничего не кончено, все еще только началось! 

ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
2004 год