Заложник системы

     Что ни выстрел, игольчатая капсула шокера бьёт в голову. Содрогаясь от боли, человек падает, строй постепенно редеет:
     - Раз, два. Левой! Левой!
     Движения точнее, чем в балете, но это было чистое безумие. А старшина всё надрывался:
     - Чётче. Чеканить шаг!
     В ритм ворвался очередной выстрел, и тот, что в левом ряду, переступив через скрюченное тело, сбился с шага. Двое здоровых парней оттащили его на  плац "непослушных". Как обычно, демонстрация с применением волокнитовых прутьев прошла на ура.
     Надо б выйти из строя, заявить протест, но это было бесполезно. Псой всё видел и чувствовал, что с происходящим что-то не так, хотя даже близко не мог понять, что именно его смущает. Он просто был здесь, являясь образцовым солдатом. Вместе со всеми изо дня в день он готовился: метал гранаты, упражнялся в стрельбе из различных видов стрелкового оружия, нырял в удушливую пыль окопов, проползал под танками, лез на "колючку", и, что бы он ни делал, всегда и везде потел.
     Миновав раздвижные ворота обнесённого бетоном периметра, колонна проследовала до казарм, и здесь воцарилась тишина. Псой стоял неподвижно, навытяжку. Адреналин прямо хлынул в кровь, когда старшина Изотов посмотрел сквозь него остекленелым взглядом и вдруг, как в угаре, заорал:
     - Не дыша-а-ть! Довожу до вашего сведения, что сладкой жизни пришёл конец, и завтра начнётся настоящая работа!
     Нижняя челюсть старшины продолжала бешеную скачку, но звуков Псой не воспринимал. Он словно оглох. Зато его боковое зрение, оставаясь настороже, позволяло видеть, как опустели снайперские вышки; теперь с них никто не поводил оптикой прицелов, и в этом было что-то болезненно неприятное, зловещее. Боковое зрение, как главное орудие познания действительности, работало не долго - глаза жаждали покоя, и вот в прямой видимости со своей немногословной речью показался капитан, но что им капитан - умереть-то должен старшина. Эта неожиданная, абсолютно доступная мысль Псою понравилась. Ну конечно, когда-нибудь старшина должен сдохнуть.
     Капитан куда-то исчез, а по ушам снова резанул озверелый голос старшины:
      - Вы будите там, где грань между верным движением и ошибкой является порогом выживания! Не сомневайтесь! Ландшафт каракумской впадины Унгуз врежется в вашу память навечно! По казармам!
     Псой добрался до койки, лёг, не раздеваясь, и моментально отключился. Ему снилось, что он пытается перегрызть какой-то невероятно толстый провод. Дело идёт безнадёжно медленно. Он не справляется. Его лицо заливают потоки слёз и пота, они устремляются под одежду, и тут в сознание врывается дикий хохот, постепенно перерастающий в вой сирены.
     До отвращения знакомый звук вынудил ощутить всю прелесть разбитого в клочья двухчасового сна. Подняв с коек всех до единой души, звук погнал каждого через опорные точки сбора. Уже полностью экипированными они погрузились в БТРы, и их куда-то повезли.
     Имея под ребристыми колесами некую твёрдую поверхность, но, раскачиваясь точно на волнах, машины бороздили воду, бурление которой глушило все остальные звуки. Сильная болтанка, тем не менее, не мешала технике двигаться быстро и напористо. Псой же не мог взять в толк, каким образом это происходит и, вообще, откуда здесь, в Каракумах, взялось такое количество воды. Думал он долго и безрезультатно, ну, а когда бесплодный поиск надоел, то вновь уставился перед собой. Старшина, словно уловив мысли подчинённого, грустно и гнусно улыбнулся. Более противной рожи Псою видеть не доводилось. Он тотчас опустил взгляд и уделил всё свое внимание ощетинившемуся электроникой автомату. Так, созерцая табельное  оружие, он просидел неизвестно сколько времени и очнулся лишь в тот момент, когда машина, резко снизив ход, остановилась. Автоматика распахнула два широких задних люка, и под вопли старшины все высыпали наружу. Они оказались по колено в воде, такой чистой - хоть пей.
     - Быстро, быстро! - хрипел старшина. - Движение к насыпи! Шевелись недоносок! - взъелся он на рядового, который в казарме был соседом Псоя по койке. - Холодный пот испаряется, а тёплый течёт себе да струится! Шевелись!
     Того звали Руф. Пробегая мимо Псоя, он шепнул:
     - Этот сукин сын ещё получит "своё".   
     Держа направление на насыпь, как выяснилось потом возведённую из металлических опилок, они вспенивали  ботинками воду и чувствовали, что дно под ногами у них прогибается подобно тонкому листу металла. Да, похоже, оно так и было. Здесь кругом стелилось одно железо, и даже в воздухе витал слабый запах окислов, а кроме него гораздо более  активный "феррум". Тишину прорезал крик:
     - Воздух!
     В следующую секунду авиация совершила ураганный налёт и провела испепеляющую работу сравнимую разве что с извержением вулкана. Оглушая рёвом реактивных двигателей, по воздуху пронеслись истребители, и их ракетные удары  враз заставили вспыхнуть БТРы ярким пламенем.
     Придавленный опасностью Псой присел и пассивно наблюдал, как поверхность воды покрывается множеством мелких всплесков. И его сердце замерло, когда серия фонтанчиков взметнулась там, где мгновение назад скрылся под водой Изотов. Старшина убит! Он хотел возликовать - но нет. Изотов как-то так, не напрягаясь, поднялся из воды, и первое, что он сделал, изрыгнул грязное ругательство, обращённое ко всему и вся. На нём не было ни царапины, его глаза блестели от восторга, а рот опять выплёвывал опостылевшие всем команды.
     Псой охотно покинул странную порозовевшую воду и вместе со всеми перевалил через насыпь. Прекрасно видя, что далее до самого горизонта вместо земли простирается щербатая железная поверхность, он без колебаний принял эту, хоть и мерзкую на вид, но всё-таки опору под ногами. Потрясающим было другое - здесь пролегали позиции, имелось всё, и даже вращались свеженькие не знавшие огня системы противовоздушной обороны.
     Никто не мог сказать, сколько времени прошло с тех пор. Проклятое солнце, как прибитое, вечно висело в зените, а рота, впервые встретившись с противником, выполняя свою работу, только и делала, что атаковала, затем отходила, меняла позицию и снова бросалась вперёд.
     Обжигающая жара накрыла этот полигон получше самой тяжёлой артиллерии - куда ни плюнь, слюна закипает. Здесь,  посреди сплошного грохота, содрогаясь от борьбы, организованный металл зарылся в окисленном железе, а люди падали в бою поодиночке и целыми группами. Они готовы были привыкнуть ко всему, но что-то им не давало покоя.
     Старшина Изотов, он всегда находился где-то рядом, иногда в самом центре заварухи, и сражался бок о бок с подчинёнными, которые ложились вокруг него - порой и взводами. А после боя он ожидал очередного пополнения, и оно всегда прибывало, и вновь звучал его хриплый голос затем, чтобы вести всех к новым рубежам.
     Первым прикончить старшину попытался Артурчик - малый, конечно, припадочный, но в роте его любили. Веселил парней, как мог, был малость грубоват, а так ничего - как и все мечтал прострелить поганую глотку старшины.
     В одной из атак - полный решимости сделать это - Артурчик бросился вслед за старшиной, и, вероятно, ему удалось бы  достать того, но к несчастью он зацепил ногой минную растяжку. Откуда взялась растяжка в месте, где прошёл Изотов, что уж там точно было, теперь сказать невозможно, но после взрыва прыти у парня явно поубавилось. Потому-то Артурчик и не успел забраться обратно в спасительный окоп, не одолел сплошняк металлического бруствера и угодил под пламя дальнобойного огнемёта.
     Пример Артурчика даром не прошёл. И хотя явных свидетельств тому нет, но вроде бы после него многие пытались сделать то же самое. В старшину стреляли, метали гранаты, ножи да всё без толку. На поле брани он, точно совершенный организм, не замечая этих слабых лишённых смысла выпадов, вёл прежнюю стратегию выживания. Вот только после боя не вздумай даже плюнуть в него, как в горячем металле в нём это закипит, и тогда кому-то наверняка не поздоровится. Но, слава Богу, если закипит, - к мордобою не привыкать, - а сдержится - пиши, пропало. Так было с Витьком, которому взбрело в голову установить однозарядный самострел в блиндаже Изотова. Когда старшина без осложнений посетил блиндаж, Витёк решил, что его штука не сработала, и рассчитывал уже забыть об этом деле. Но старшина, похоже, думал несколько иначе. Он распорядился насчёт кое-каких бумаг, и Витьку пришлось отправиться за ними в блиндаж. Со всеми предосторожностями он толкнул дверь - и ничего. Лишь чуть позднее у Витька появились основания быть довольным, - когда он шагнул за порог, его штука всё-таки сработала, но едва ли он это осознал, так как самострел влепил ему пулю точно между глаз.
     Только солидный боевой опыт, исчислявшийся с самого начала заварухи, позволил Псою суммировать решающие данные и сделать однозначный вывод, что всё это полное дерьмо. Как же он угодил в него? Кто ответит? Память-то у всех отказала, а может, её и вовсе не было. Псой уже туго соображал, но конкретно вопросом не задавался: насколько он там плох? Знал, что нервы на пределе - и всё тут! Правда, ещё он крепко знал, что бездействие приведёт к смерти, а отупение - к бездействию. Но к счастью не давал загнить его извилинам верный, умный Руф, один из немногих, кто уцелел после двадцать восьмого боя в окружении. Друг грузил его своими идеями, как только предоставлялась возможность.
     Как-то во время минутного затишья, дрожа, словно в ознобе, Руф ему сказал:
     - Старшина не человек, он бестелесный. Я по нему широко и плотно влупил, не мог промахнуться, понимаешь? Те, что  за ним, как поленья повалились, а ему хоть бы хны. Даже не повернулся. Нету у него тела, раз пули сквозь идут.
     Псой оставался сама доброта.
     - Насчёт тела не уверен, но души у сукина сына точно нет.
     - Если б ты только видел это...
     - Послушай, парень, - уже серьёзно прервал его Псой, - нервы у всех шалят, вот и к тебе пришла беда. Тут, главное, не вдаваться в детали, тогда всё будет в порядке. И вспомни, Изотов туго знает своё дело, а его кулак, когда невзначай  врезается в чьё-то рыло, совсем не мягкий.
     - Не веришь, значит? - Руфа аж передёрнуло от досады. - Ублюдок провоцирует, потому что неуязвим. Будь рядом со мной, и увидишь.
      Псой лишь пожал плечами - мол, ладно, валяй.
      Минутой позже на переднем крае обороны их подразделение вступило в сдерживающий бой с отдельными группами противника, которые под прикрытием арт-огня быстро выдвинулись вперёд, боевыми грейдерами раскидали возведенные противопехотные заграждения и, не считаясь ни с какими потерями, продолжали атаку. Однако перед ними была тут же  воздвигнута стена из пуль, такая разящая, что ни каски, ни бронежилеты не спасали. Схватка разгоралась.
     Псой, как  договорились, держался около Руфа. Хотя всё шло по отработанной схеме, сохранялось лишь шаткое равновесие сил, в том и заключался опасный, непредсказуемый характер сражения. Совершая отход с манёвром, их подразделение не давало противнику с ходу прорвать сдерживающие позиции и при отходе наносило ему ощутимый урон в живой силе и технике. Малейшее промедление или неточность в выборе позиции грозили потерей прикрытия и следующим за этим затяжным боем.
     Связка Руфа с Псоем, несмотря на болтовню сержанта Рогова, маневрировала возле старшины между соседним и своим взводами, чем вводила некоторую дезорганизацию в действия последнего. Данная ситуация продолжалась на удивление недолго: естественную помеху в лице сержанта Рогова, как нельзя кстати, устранило прямое попадание  снаряда, но по достоинству, кроме двух дружков, этого события никто не оценил и даже не заметил, и бой развивался в прежнем направлении с той лишь разницей, что их отход стал немного более поспешным и хаотичным.
     Вместе со всеми Псой оставлял очередную политую кровью позицию, как вдруг сквозь грохот канонады он различил обращённый к нему окрик Руфа:
     - Приготовься!
     Псой лишь успел раскрыть рот от изумления - его товарищ опустился на одно колено и с плеча навел свой гранатомёт на старшину. Всю работу он проделал с быстротой молнии и с предельно возможной точностью.
     Старшину смело выстрелом в глубину окопа, где грудой валялись ящики с боеприпасами, которые в тот же миг и рванули, накрыв часть окопа огнём и далее поражая окружающие объекты взрывной волной и градом осколков. Где-то в эпицентре этого значительного по мощности взрыва старшина и почил.
     А неподалеку здоровяк Игнат, не удержавшись на своих двоих, грохнулся задницей о землю. На колени ему угодил выброшенный из огня большущий кусок мяса, и бедняга, видимо, решив, что это не иначе, как часть его многострадальной задницы, вдруг истошно завопил:
     - Господи! Я ранен!
     Псою и Руфу, наблюдавшим за ним со стороны, это показалось до того забавным, что они так и покатились со смеху. Вокруг нешуточная бойня, а двое рядовых упиваются своим отличным настроением, и даже кто-то позади, видно, заразившись их весельем, стоял и тихо посмеивался. Этот смех чем-то напоминал отрывистый хохот гиены, только поэтому Псой и обернулся. Увидев наглую и довольную рожу старшины, он вмиг похолодел, а общее веселье улетучилось. Одновременно с Руфом Псой взглянул туда, где чернела воронка от взрыва, где оплавились и всё ещё дымились края металлического окопа - не было никаких сомнений в том, что здесь рванули сотни килограммов взрывчатого вещества и смели всё, что находилось рядом.
     Старшина не дал им опомниться. Резко оборвав свой гиеновый хохот, он уже во всё горло орал:
     - Хорошее расположение духа - залог  победы, но никаких истерик! Вста-а-ть!!! - С последним словом крупнокалиберный пулемёт у него в руках заходил ходуном, и длинная очередь ушла поверх голов, и в повторе уже не было нужды, так как парни враз повскакивали с насиженных местечек и, яростно отстреливаясь, продолжили отход на новые позиции плечом к плечу со своим непосредственным начальником. И когда Игнат, составлявший им компанию почти до самого окопа, попытался взять с хода заграждение, - его нисколько не смутило наличие специально оставленных проходов, - старшина замедлил шаг и, наблюдая за бойцом, который, дёргаясь, всё крепче увязал в металлических спиралях, вдруг сообщил донельзя серьёзным тоном:
     - Да, ребятки, нам в тыл заброшён десант, и левый фланг прорван, и, значит, действуем по формуле "бой в окружении". Ко всему прочему добавлю - в этом бою, чтобы выжить, вам понадобятся смелость, дерзость и решительность.
    Основательно поредевшая рота сошла в окопы и, подчиняясь приказу, заняла круговую оборону. Игната пришлось оставить - он лежал, запутавшись в густой металлической траве, и, ухватив её зубами поперёк, покачивался под частыми ударами тяжёлых капель - отнюдь не дождевого происхождения.
     - Ошибка ему легла, буквально, свинцом на сердце, - заметил старшина и нырнул в окоп.
     Руф собирался последовать туда же, но свистнул осколок и он, даже не согнувшись, схватился за живот.
     Псой сразу подскочил к нему.
     - В чём дело? - спросил он и хотел, было посмотреть, но, ступив на красные пятна, что вдруг возникли под ногами Руфа, поскользнулся и оказался в лежачем положении. Сверху на него пролилось нечто липкое и тёплое. Лишь секунду Руф оставался недвижим, затем, убрав руки от живота, упал назад - медленно, как подрубленное дерево.
     Приподняв голову, Псой одурело смотрел на почти рассёченное пополам тело и боялся даже шевельнуть ногой, как бы не задеть то, что осталось от его товарища. Он дурел с невероятной скоростью, и глаза его наливались злобой, и уголки губ мелко вздрагивали - так в нём разрастался свербёж неотступной мысли: когда-нибудь старшина должен сдохнуть. А тот и не собирался уходить, всё орал что-то нечленораздельное и поводил стволом пулемёта. Но Псой в такие моменты обычно глох и цепенел - звуки его не пробирали, жесты не тревожили.
     Выйдя из себя, старшина отшвырнул оружие, покинул окоп и очень низко склонился над бойцом:
     - Ещё раз повторяю! Какого хрена разлёгся!? - загремел его голос у самых ушей и потом куда-то в сторону: - Посмотри, активность средняя, а психика на пределе. Заканчиваем?.. Что?.. Уже высокая?..
     Зрение Псоя не подвело. Он буравил взглядом старшину, а своим цепким боковым отметил у того за голенищем наличие ножа. Быстро и незаметно приласкав рукоятку холодного оружия и тут же схватив старшину за горло, Псой, не задумываясь, сунул ему лезвие как раз под сердце. Лезвие странное, как язычок змеи, узкое и слегка раздвоенное на конце, вошло не без труда. Старшина захрипел, а по окопу прокатился вздох удивления и облегчения. Он достал его!  Удивился и сам Псой, его удивлению не было предела - опутанный проводами и облепленный электродами, он сидел в кресле посреди аппаратуры. Старшина, на котором вместо формы почему-то был невероятной белизны халат, плавно оседал, а из груди у него торчали самые обыкновенные ножницы.