Восемнадцатый

Восемнадцатый

Он мерно захропел, как хропел каждую ночь. Сначала я возненавидел его за храп. Я сходил с ума от этого храпа! Засыпал только когда этот болван с поклёванным лицом становился в стражу. Я так и знал, что он мерзавец. Грязное, жестокое животное. Что он делал с этой бедной русалкой! Он выбил ей зубы, сломал руку! А она же была ранена! Кровь бежала из хвоста! А потом взял и убил. Вроде как муху. Тыкнул, выбросил за борт и всё спокойно! Как так можно? Скажите мне, как так можно? Что за сердце нудно иметь, чтобы убить и спокойно лечь спать. Убить и храпеть потом! Это только скот так может. Существо не имеющее ничего общего с человеком!
А самое страшное, что все остальные молчали. Ладно он, кровожадный подонок, привыкший к насилию, уже не могущий без него. Но что же остальные! Нормальные ведь люди, а стояли молча и смотрели, как этот негодяй издевался над женщиной! Что с ними сталось? Неужели они так испугались, что забыли о том, что они люди? Испугались этого негодяя с побитым оспинами лицом или плавания? Да тяжёлого, да полного смертей, но ведь всё это не повод, чтобы и самому становится скотами! Не повод!
Он храпит, этот мерзавец, а её труп несёт течение. Глаза. Если бы не глаза, то я тоже бы молчал. Стоял и отворачивался, но не полез бы под кулаки этого мерзавца. В конце концов ведь русалки действительно утянули нашего товарища! Я это тоже думал, стараясь заглушить в себе беспокойство происходящим, тот беспредел, который творил этот мент на палубе. Но потом я увидел глаза. И все мои успокоительные слова потеряли смысл. У этой русалки, которую я ещё секунду назад величал рыбищей, у неё были её глаза. Её выражение глаз, которое однажды поразило меня и которое я уже никогда не забуду. Это сломило меня, началась истерика, я бросился защищать её, получил по зубам, этот человек выбил мне два зуба, я валялся на палубе и плакал. Слишком долго это копилось, я находил себе отговорки, пытался что-то объяснить, чем-то защититься от подступающей боли, но эти глаза. Я увидел их и все мои защитные нагромождения рухнули.
Всё началось три года назад зимой. Я тогда работал в Киеве на один из предвыборных блоков. Нас собралось человек под сто со всей Украины, мы жили в пансионате и производили агитационную продукцию. Любую продукцию, начиная от листовок и до видеоклипов. Я был в группе подготовки печатной продукции. Я хорошо рисую, разбираюсь в дизайне и делал всякие листовки и календарики. Люди, которые нас наняли, рассчитывали на молодых избирателей, поэтому мы работали по моде, копируя молодёжные издания и интернет. Не то чтобы работа была очень интересной, но платили хорошо. Обычно работали мы начиная с обеда, к утру макеты шли в типографии, а мы расходились отсыпаться.
Но однажды случился какой-то сбой, так что вечер выдался свободным. У меня были приятели в Киеве, но туда нужно было долго ехать на трамвае, к тому же шёл мокрый снег и выходить на улицу не хотелось. Я бы посидел в номере, но мой сожитель, полноватый крупный мужичок с залысинами, оказался футбольным болельщиком, визжал возле телевизора, смотря бесконечные футбольные трансляции. Я спорт не любил, сидеть в номере было невыносимо и тогда я пошёл вниз. Вроде бы на первом этаже был бар, где в свободное время все тусовались. Я никогда ещё туда не ходил, как из-за занятости, так и потому, что не хотел общаться с творцами. Здесь же понаехала куча творческих людей, художников, певцов, компьютерщиков, квн-овских авторов, которые вовсю показывали свою независимость и широту взглядов - не мыли рук перед принятием пищи, позволяли себе громко материться, курили в туалетах марихуану, частенько допивались до блевоты. И говорили исключительно о том, какие они крутые, что их ждёт слава и невиданный успех, а тут они случайно, совсем не напрягаются, потом что здесь халтура.
Эти люди были мне не приятны. И разговорами и поведением. Гениев и талантов я среди них не заметил, зато очень много индивидуумов с завышенной самооценкой. Люди-нули. Может кое-кто из них и имел способности, но они их бездарно тратили. Они не хотели и не любили работать, а это залог достижения чего-то значительного. Не хочу сказать, что я пример для подражания и идеал, но я действительно другой. Я с уважением относился к своей работе. Если я что-то делаю, то прилагаю все старания и люблю то, что делаю. Я не делю свою работу на "для кошелька" и "для души". На самом деле это лишь оправдание для собственной лени, что тут я не напрягаюсь, это же ремесло, я буду напрягаться в творчестве. Эти люди так говорят, а сами пьют и курят анашу от которой мозги начинают тормозить и разрушается память.
В общем, тогда я был настроен очень против этих людей, но сидеть в номере или ехать в Киев не хотел, поэтому пошёл в бар. Я пью немного, никогда не напиваюсь и тут решил выпить один-два бокала вина. Зашёл вовнутрь, там было очень накурено, сидело несколько компаний, сообщавшихся между собой блуждающими людьми. Я заказал себе сухого вина и тут заметил в тёмном уголке возле пластмассовой пальмы женщину. Ей было лет под тридцать, она докуривала сигарету и как-то опустошенно смотрела в бокал с пивом. И знаете, хотя было темновато, хотя я постеснялся пялиться на неё, но эти глаза меня поразили. Что-то было в этих глазах, что взволновало меня.
Я спокойный человек, я был трезв, находился в незнакомом и неприятном контексте, но вдруг остро почувствовал, что должен подойти к этой женщине. Это всегда выглядит мерзко, подходить в таких заведениях к женщине, но я ведь не имел каких-то похабных намерений. Я просто хотел с ней поговорить, я хотел рассмотреть эти глаза! И я взял вино и подошёл.
-Здравствуйте, извините, можно ли присесть?
-Здесь нет ещё одного стула.
Я немного растерялся, за столиком действительно стоял лишь один стул на котором сидела она.
-Я могу взять за другим столом.
-Как хотите.
Мне пришлось обойти весь этот гадюшник, прежде, чем я нашёл свободный стул и подсел к ней. Она курила уже новую папиросу и смотрела в бокал.
-Извините, но меня поразили ваши глаза.
Она как не заметила моих слов, сидела с такими же опустошенными глазами, я рассмотрел паутинку морщинок, сбегающих под висок.
-Я никогда не знакомлюсь в барах, но ваши глаза, я увидел их и понял, что не могу просто уйти.
-Ты хочешь переспать со мной?
Она спросила даже не оторвавшись глазами от бокала, спросила как бы между прочим, в маленьком промежутке между мыслями, которые так сосредоточенно думала. Я несколько растерялся, хотел объяснить, что вовсе нет, что это глаза, тайна её глаз. Но ведь я хотел её. Как только увидел, я захотел её и хотел сейчас. Да я хотел с нею переспать. Она была хороша и мне с ней было так хорошо, что я не стал оправдывать или что-то объяснять, я просто улыбнулся.
-Хочу. И ещё я хочу узнать тебя. Узнать откуда в твоих глазах эта печаль, почему ты так отрешенно смотришь в бокал с пивом, почему твою рука сжата в кулак.
Она продолжала думать о чём-то своём, будто не заметив моих слов. Но мне было всё равно, я вдруг понял, что счастлив. Это была такая простая и светлая мысль, что мне вдруг на миг стало всё ясно. Безумная мозаика жизни вдруг сложилась в прекрасную картину. Я был счастлив, счастлив благодаря ей, этой женщине, смотрящей в пустоту. И мне захотелось поделиться с ней этим счастьем, богатством, которое неинтересно одному.
-Знаете, я вот смотрел в ваши глаза и вдруг понял, что я счастлив. Я не могу точно объяснить как это, но поверьте, я счастлив. Мне сейчас так хорошо, не знаю даже с чем сравнить.
-Ты что, завтра уезжаешь?
Она опять даже не подняла глаз.
-Нет, а с чего ты взяла?
-Ну, ты ведь похоже решил трахнуть меня уже сегодня, вот я и подумала, что наверное завтра уезжаешь, спешишь.
Она посмотрела на меня. Тем же взглядом. Мне хотелось, чтобы она улыбнулась, чтобы её слова были шуткой, но это хотение тут же испарилось, потому что мне было с ней хорошо. И этот её укол казался смешным. Мы посидели молча. Время от времени я украдкой смотрел на её глаза. Их пустота была полна какой-то тоски. Я знаю, так не может быть, но ведь это слова. Слова не точны, они лишь кружат вокруг да около, но никогда не говорят того, что надо. Вот сейчас бы я лучше нарисовал ей то, что чувствую, чем что-то говорить.
-Так что пойдём?
Она махнула официанту и встала из-за стола.
-Пойдём.
Тут я вспомнил, что этот хряк сидит сейчас в моём номере и орёт, как сумасшедший. Но мне стало только смешно, я же был счастлив, а это такие мелочи. Мы расплатились и пошли из бара. Кажется на нас поглядывали, точнее на неё. Она была хороша, чуть выше среднего роста, с копной светлых волос, в облегающих джинсах, кроссовках и майке. Мы вышли и она ничего не говоря пошла куда-то. Я шёл следом. Может стоило что-то сказать, но я не хотел ничего говорить. Мы зашли в лифт и поднялись на четвёртый этаж.
-У тебя презервативы есть?
Не было у меня презервативов. Я кивнул головой.
-Любовничек.
Она вздохнула, а я улыбнулся. Меня веселили эти её попытки как-то по детски уколоть меня, точнее моё мужское самолюбие. Но трудно уколоть человека, который чувствует себя счастливым. Мы подошли к двери номера.
-У нас есть полчаса, пока не приедет мою соседка. Или это для тебя много, а ковбой?
Она открыла дверь и мы вошли.
-Прими душ, ненавижу грязных мужиков.
-Может, намылишь мне спинку?
-Не хочется заранее разочаровываться твоей анатомией.
-На кого ты злишься?
-Я не злюсь.
-Злишься. Этот твой взгляд, как будто жизнь закончилась. Эти твои попытку укусить. Он что, бросил тебя?
-С чего это ты взял, что он?
-С твоих глаз.
-Там что виднеется ***?
-Нет.
Она хотела сказать ещё что-то злое, но не нашлась и отвернулась.
-Чего стоишь? Иди мойся, у тебя мало времени!
Я подошёл к ней и обнял. Её волосы прекрасно пахли, я целовал их.
-У нас с тобой много времени, у нас с тобой вся жизнь.
Она заплакала. Она была слабая и расстроенная, злость и отчаяние измотали её. Не знаю, я всегда плохо разбирался в людях, всегда принимал хороших за плохих и наоборот. Но с ней мне было всё ясно. Опять дурацки звучит, но мне действительно было ясно, я понимал её, понимал даже лучше, чем себя, понимал и чувствовал. И не было никакой суеты, какая часто бывала у меня при общении с женщинами. Я не хотел ничего показывать или доказывать, я просто был сам собой и счастлив. С этой женщиной, которую я увидел в первый раз только полчаса назад. Но я то знал, что время - пластилин. Оно сжимается и растягивается, превращается в длинные минуты и дни, пролетающие, как миг.
-Я тебя люблю.
Она повернулась ко мне лицом. Её глаза наполнились слезами. Она была самой красивой и самой родной. Так бывает очень редко, но бывает, когда нечто так точно попадает в твой душевный настрой, что становиться частью тебя. Это может быть с картиной или стихом, но когда это происходит с человеком, то это ни с чем не сравниться. Я поцеловал себя и сам почему-то заплакал. Мне было хорошо так, что ноги стали ватными, в ушах был какой-то шум. Я целовал её, гладил пальцами её волосы.
-Я тебя люблю.
Наверное, со стороны это было странное зрелище. Взрослые мужчина и женщина стоя целуются и плачут. Походило на возвращение солдата с войны. А это и было возвращение. Мы вернулись друг к другу. Любовь, это радость преодолённого одиночества, когда ты встречаешь часть себя, столь важную часть, что не можешь без неё жить.
Потом мы легли на кровать, мы целовались и слёзы высохли, она даже засмеялась. Мы стали раздеваться. Она была худа, с маленькой грудью, даже не носила под майкой лифчика. Острые, какие-то детские коленки. И трусы в цветочек. Какие-то домашние, трогательные трусы. Я целовал её, начал с кончиков пальцев, прошёл по ступне, уделил внимание розовой пятке, поднялся по голени, понежил колени. Она улыбалась и шумно выдыхала. Я поднялся по ноги и спрятал лицо в рыжеватом лобке.
Поцеловал пупок, прошёлся языком по животу, прокатился на рёбрах и остановился на грудях. Губами куснул сосок, потом поборолся с ним языком, потом перешёл на второй. Она гладила мне голову и спину. Я посетил ещё оба плеча, уделил внимание её тонкой шее, острому подбородку и только тогда добрался до губ. Я почувствовал её язык, вдруг она оторвалась.
-Чего ты от меня хочешь?
-Что мы были вместе.
Она сбивчиво дышала.
-Мы и так вместе.
-Навсегда вместе.
-Разве так бывает.
-Очень редко, но это именно тот случай.
Потом мы лежали под одеялом, в номере было свежо, а я думал, что она будем всегда мне нужна. Я не знаю, как жить без неё и для чего жить. Все мои прежние цели рассыпались в пыль и исчезли, осталась только она. Целовать её, смотреть на неё, слушать её дыхание, гладить её волосы, обнимать её.
-Как тебя зовут?
-Лиза.
-Редкое имя.
-Мне не нравится.
-Мне нравится, а ещё больше ты.
-Ты здесь работаешь?
-Да.
-Где?
-В группе печатной продукции.
-Ну и как, получается?
-Руководство довольно.
-А ты?
-Я тоже. Я люблю делать работу хорошо, тут это удаётся.
-Ты не местный?
-Нет, я из Сум.
-Это где?
-На границе с Россией, Харьков недалеко.
-Ты тут давно?
-Уже три недели.
-Что-то я тебя не видела.
-Я не ходил в бар.
-А сегодня решил кого-нибудь склеить?
-Нет, у меня сосед смотрит какой-то футбол, орёт, пьют пиво и хрустит чипсами. Я ушёл из номера, на улице снег валит, в Киев ехать не захотелось, поэтому пошёл в бар. А ты где работаешь?
-Что это за шрам у тебя?
-От ножа.
-Ух ты, драка за женщину?
-Пьяные отморозки. На суде потом не могли даже объяснить зачем меня пырнули. Просто подошли, пьяные в стельку и один ударил ножом.
-Больно было?
-Сперва нет, сперва просто шок. Я шёл с работы, в хорошем настроении, закончил большой кусок, получил деньги, думал о приятном. И вдруг я лежу на заплёванном асфальте с пробитым боком, течёт кровь, а мне хочется закрыть глаза и не думать. Давай не будем, я не хочу вспоминать о этом сейчас.
-А о чём ты хочешь вспоминать?
-Ни о чём. Я хочу говорить о тебе. О твоих глазах, твоей коже, твоих волосах, твоих плечах, твоих рука. У меня так много тем для разговоров, хватит на многотомное сочинение.
Она засмеялась, перевернулась на бок и закурила. Я сдёрнул с неё одеяло и смотрел на изгиб спины, на талию, на ягодицы.
-Укрой, прохладно.
Я прижался к ней.
-Я тебя согрею.
Я остался с ней до утра. Она жила одна и никакой соседки у неё не было. Подозреваю, что сперва она жила здесь с парнем, который, судя по всему, бросил её. Я не расспрашивал и не наводил справок. Это было не важно, главное, что она была со мной. Мы виделись каждый вечер и я почти переселился к ней. Первое время она часто грустила, видимо тот парень был дорог ей, но потом отошла, стала чаще улыбаться. Про себя ничего не рассказывала. Я пробовал задавать вопросы, но она уходила от ответов и я перестал. Меня не интересовало её прошлое. Опять дурацки звучит, вроде там, в прошлом у неё что-то очень не хорошее, а я, такой благородный, не интересуюсь им. Просто мне было слишком хорошо, чтобы думать о чём-то другом, кроме сегодняшнего дня. Вечером я старался отпроситься, приходил и оставался до утра. Мы занимались любовью, лежали, о чём-то говорили. Проходили дни, а мне было всё так же хорошо, я чувствовал себя счастливым, каким ещё никогда не был.
-Понимаешь, я неплохо жил и раньше, но это другое. Я даже не знаю с чем сравнить. Это что-то между сумасшествием и истерикой. Мне так хорошо, что не хватает воздуха. Но больше всего мне не хватает тебя. Я не могу дождаться, пока увижу тебя снова.
-Это пройдёт.
-Думаю нет.
-Пройдёт. Это всегда так бывает, взрыв, огонь, а потом всё тухнет и остается только зола.
-Так обычно бывает, но у нас другой случай.
-Чем другой?
-Тем, что мы предназначены друг для друга.
-Это ещё что такое, предназначены?
-Я не знаю как это объяснить. Понимаешь, как будто мы были вместе и раньше, мы были одним. А потом нам пришлось расстаться, мы потеряли друг друга, но теперь нашли и мы вновь стали единым. Это не может кончится или прекратится, я люблю тебя и будут любить всегда.
-Все так говорят.
-А ты послушай, что тебе подсказывает твоё сердце. Что оно тебе говорит?
-Знаешь, мне ведь уже почти тридцать. И до этого времени я слушала своё сердце и оно говорило мне, что это тот, кто тебе нужен, это любовь, поверь ему! А потом он уходил. Или начинал что-то туманно объяснять или просто исчезал, будто его и не было. Я больше не верю своему сердцу!
Она отвернулась. Так уже бывало, вроде бы всё было хорошо, мне казалось, что она так же счастлива, как и я, вдруг на её лицо набегала туча, глаза наполнялись печалью, она становилась растерянна и раздражительна. Я думал, что это от воспоминаний, она не может забыть своего последнего парня. Значительно позже я понял, что она просто боялась. Она не раз обжигалась, не раз платила болью за доверие и тогда просто останавливалась Заставляла себя ждать худшего, а не расслабляться, за каждым моим поцелуем видела будущий удар. Не знаю, смог бы я её разубедить, но тогда я не понимал её чувств и списывал всё на бросившего парня. Всё было хорошо, но зима кончилась, потом пролетел март и прошли выборы. Наши хозяева проиграли, но деньги заплатили, хотя и без обещанных премий. За несколько дней до этого, она сказала, что уезжает.
-Куда?
-Не знаю. Куда-нибудь.
-Поехали ко мне.
-Нет.
-Почему?
-Я не хочу.
-Разве нам плохо вдвоём?
-Я уже тебе говорила.
-Ты говорила, что хорошо!
-А потом будет плохо, я не хочу.
-Нам никогда не будет плохо!
-Помоги мне донести чемодан до такси.
-Лиза, не уезжай.
-Я уже всё решила.
-Лиза, мы созданы друг для друга!
-Человек создан для одиночества.
-Лиза, погоди!
-Такси ждёт.
-Ты прямо сейчас уезжаешь?
-Прямо сейчас.
Я должен был что-то сказать, обязан был что-то сказать, я ведь понимал, что этой мой шанс на счастье. Нас действительно свела судьба, мы должны быть вместе, я должен сделать всё для этого! Но я не знал, что говорить. Я не ожидал. Ещё утром мы лежали в одной постели, а теперь она уезжает. Я был отчего-то уверен, что она будет здесь до конца, ещё несколько дней пока выдадут последние деньги.
-Лиза, отпусти такси. Давай я сбегаю, отправлю его. Я прошу у тебя час времени.
-Это всё ни к чему.
-Лиза!
Я хотел обнять её, но она отстранила меня. Она хотела выглядеть чужой и холодной, но ведь это была Лиза, моя Лиза, любовь и счастье!
-Лиза, я люблю тебя!
-Ладно, я донесу сама.
-Лиза, подожди! Лиза останься! Просто послушайся своего сердца, не насилуй себя, поступи так, как хочешь поступить! Это важно!
-Я уже всё решила.
-Что ты решила?
-Я уезжаю.
-Куда?
-Куда-нибудь. Я хочу уехать куда-нибудь, подальше. Отойди.
Она прошла мимо меня. Господи, я так любил её! Мы знали друг друга уже больше двух месяцев, а я до сих пор пьянел от её вида. Нет не просто так! Мы встретились не просто так! Это наш шанс на счастье! Так должно было быть!
-Лиза, господи, я не могу жить без тебя.
-Можешь. Человек не может жить без воздуха или воды.
-Ты мой воздух и вода!
-Тебе бы тексты листовок писать, а не картинки рисовать.
-Лиза, хотя бы скажи где я могу тебя найти. Как мы можем встретиться.
-Мы не будем встречаться.
-Почему?
-Потому что это кончится плохо. Я не хочу.
-Это кончится хорошо! Лиза, я люблю тебя, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
-Это смешно.
-Это серьёзно!
Господи, она была так близко от того, чтобы остановиться! Мне не хватило всего лишь нескольких слов. Я видел, что она колеблется, видел, как наполнились слезами её глаза, видел, как нервно дрожит рука. Я должен был придумать нужные слова! Но вместо этого я молчал и смотрел на неё. Вдруг открылась дверь лифта и она взяла себя в руки.
-Я уже приняла решение и ничего не изменить.
Мы спускались в лифте, потом шли к такси, я засовывал чемодан в багажник.
-Лиза, возьми хоть мой телефон.
Я полез в карман, но визитки не нашёл, написал на листке бумаги, карандашом. Она взяла кусок, поцеловала меня в щеку и села в такси. Я вернулся к себе в номер и слёг. Я не знал как мне жить дальше. Я знал, что без неё жизнь не имеет смысла. Мне ничего не хотелось, кроме как увидеть её. И я даже не пытался объяснить себе, что это блажь, что это детское желание, что надо быть взрослым и жить дальше, такое бывает, не всё в жизни выходит так, как ты хочешь. Я и не пробовал убеждать себя, потому что ничего не подействовало.
А потом я вдруг понял, что должен был ехать с ней. Или за ней, но ни в коем случае я не должен был её отпускать. Я не могу жить без неё, я обречен либо быть с ней, либо вот так вот ходить по комнате и мучаться. Я побежал вниз, стал звонить в службу такси, пытаться узнать, куда Лиза поехала. Но мне не говорили и я поехал на вокзал. Она было точно не из Киева, значит поехала на вокзал. По дороге просил таксиста, чтобы он узнал, кто из коллег вёз женщину из пансионата, но таксистов было больше двух сотен, он сказал, что всех не опросит. Я приехал на вокзал, оббежал все залы, но её не было. Тогда я кинулся в Борисполь, потом был и на автовокзале. Её нигде не было. Я ещё метался по Киеву всю ночь и утро, но так и не нашёл её.
Потом валялся в гостинице, получил деньги и уехал домой. Я жил только ожиданием звонка. Она должна была поверить себе, почувствовать, что мы нужны друг другу. Меня терзала мысль, что вдруг она потеряла клочок бумажки с телефоном. Вдруг она хочет вернуться ко мне, но не может меня найти. Я знаю, это глупо, ведь в конце концов она знает город, в котором я живу. Город невелик, можно просто приехать и ходить по улицам, расспрашивать, здесь же не так много фирм в которых работаю дизайнеры. Я даже престал ездить на общественном транспорте и стал много ходить пешком, надеясь встретиться с ней. Дважды я ошибался. Это были женщины, очень похожие на неё, совсем другие, но издали очень похожие. Оба раза я бежал, чувствуя, что схожу с ума, а потом едва не терял сознание от разочарования.
Прошло уже много времени и я уже знаю, что она не придёт. Она испугалась, она решила, что лучше быть одной, чем в одной раз обмануться. Она испугалась наших чувств, которые только убедили её, что такого не может быть, что это лишь видимость, а потом наступит расплата и она снова будет сидеть с пустыми глазами в каком-нибудь прокуренном кабаке. Я не смог её убедить, не смог найти нужных. Чёрт побери, я не силён в словах, я не люблю их, потому что говоришь одно, а выходит другое, потому что с каждым словом не приближаешься, а удаляешься. Молчанием можно сказать больше, только надо верить своему сердцу!
Я надеялся на время. Оно ведь лечит, должно лечить, должно помогать забыть. Я много работал, ведь суета тоже должна отвлекать. Но это был как бег. Пока я бежал, всё было нормально, а чуть только останавливался сразу эти мысли о том, что без неё это не жизнь. Ощущение потерянного рая. Тоска о нём, тоска о ней, бесконечные сны в которых я вспоминал её, целовал, гладил, обнимал. Даже эти сны были полнее, чем жизнь, ставшая враз пустынной. Я что-то делал, получал деньги, как-то их тратил, все говорили, что я стал ещё замкнутей, но ведь я был всегда был инаков. Не курил, почти не пил, всегда ходил в выглаженном костюме, поэтому никто не удивлялся, что я молчу и хожу, как во сне. Все очень удивились, когда я попросился в отпуск. Я никогда не уходил в отпуск, часто работал и по выходным, я был как автомат, а тут в отпуск. Да ещё плавание на лодках. Не ожидали.
А я поплыл потому что она была со мной только во снах, а река называлась Снов. Я думал, что это не случайно, далеко не случайно, что-то должно произойти. Но ничего не происходило, все эти чудовища, которые проходили мимо меня, как во сне. Я молчал, не участвовал в спорах, делал, что говорили, мне было всё равно, я был разочарован, так как эта река была Сном какого-то ребёнка со всем этим чудовищным обилием и кровожадностью. Может того ребёнка-великана, на которого мы наткнулись, может он приснился сам себе в своём сне.
Я как бы спал до того самого момента, пока не увидел глаза русалки. Это были глаза Лизы. Полные какой-то внутренней боли, глубокой тоски и отчаяния. Я только увидел их, увидел в неровном отблеске горящих свечей, как понял, что не хочу жить. Я был в раю и потерял его. Не важно, виновата ли в этом судьба или я проворонил, не важно, что произошло, но факт остаётся фактом - я был в раю и потерял рай. Моя жизнь стала пустой и ничтожной без неё. Я не хочу жить, без неё, без её глаз и волос. Эта мысль подступала ко мне давно, но теперь она заполнила меня и я почувствовал ясность, такую же полную, как при первой встрече с Лизой. Только теперь ясность была мертвенна, как свет полной луны. Другая ясность. Я вылез из спальника и пошёл к борту. Никто из стражи не обратил на меня внимания, ночью многие поднимались и ходили к борту отлить. Я подошёл, посмотрел в воду, запрыгнул на борт и нырнул щучкой, как нас учили в школьном бассейне. Хорошо нырнул, вошёл воду практически бесшумно, разве что забурлила вода в широко открытом рту.

Семнадцатый

На корабле опять поднялся гам. Я проснулся, спросил, оказалось, что тот придурок, который лез вступаться за русалку, прыгнул за борт и, кажется, утонул. Надо было бы его допросить, вдруг он предатель и работал на этих хвостатых, может быть что-нибудь и рассказал. Не подумал. Да и что толку. Не хочу стараться на эту толпу, буду думать только о себе, как выбраться из этого дерьма. Нужно опять заснуть. Невыспавшийся человек слаб. Дважды меня чуть не убивали и оба раза когда я недоспал. Первый раз мы брали мужика, который застрелил свою жену. Он был вооружён, пьяный в дюпель и ожидать можно всего. Он спрятался в лесочке около железной дороги, скоро должен был идти московский поезда, а кто знает, что этому придурку вздумается, вдруг начнёт по вагону стрелять. Пошли в прочёсывание. Я двое суток не спал, меня пошатывало, хотелось скорее этого пидора словить и домой. Шли мы с интервалом в десять метров, оружие на перевес. Вроде я был готов, а потом вижу, как в кустах сидит мужик и целиться в меня. Я должен был упасть и стрелять, а вместо этого уставился на ствол. Слышу, щелчок, потом второй. Оба патрона в двухстволке подвели. Тогда до меня дошло, я мужика и положил в голову. Меня оправдали, признали, что применение оправдано, эскпертизу патронов провели, оба капсуля пробиты, только порох отсырел, патроны очень старые были.
А второй раз я шёл с дежурства домой. До этого ночь бухали, потом ночь в оцеплении, еле шёл. И тут крики в магазине, выбегает оттуда мужичок со здоровенным ножом и бежит. Я нагнулся, песочку в руку набрал и на перерез. Окликаю его, она голову повернул, а ему песочка в глазики. Он давай их чистить, я ему по яйцам ногой, выбил нож и кручу руки. А тут из магазина ещё один выбежал, с обрезом. Не подумал я, что эти долбоёбы могут из магазина по одному выбегать. Шмальнул он в меня, в плечо попал. Я откинулся, вроде мёртвый, этот подбегает и нет чтобы меня дострелить, так кореша стал своего поднимать. Я ему ногой по чашечке коленной, тот завалился на песок, я вскочил, обрез выбил и ногой по голове, что он отключился. Старил их одного на другого, стою рядом, чуть только шевелиться начнут, бью по голове. С меня кровь течёт, прошу народ, чтоб милицию вызвали, а все думают, что пьяные разборки. Полчаса ждать пришлось, потом неделю в больнице лежал. Оба раза выкрутился, но рискованно, поэтому пальцами уши заткнул и спать.
Утром на корабле было тихо, все молчали, сворачивали спальники и смотрели в палубу. Усрались от смерти. Салаги, увидели бы с моё, тогда знали бы. Ладно, пусть, чем больше будут такие ходить, тем сильнее ослабнут и скорее сдохнут. А я бодрый, а я сильный, я выживу. Хотелось жрать, но эти все, душевно ушибленные, гребли себе, про остановку и не думая.
-Капитан, пора бы перекусить, хоть бы сухпаем выдать.
-Подберём сейчас место и остановимся.
Как назло места всё не находилось, по обоим берегам лес подходил к самой воде, не оставляя кусков чистого песка. Можно было поискать в лесу полянки, но эти же сцикуны испугаются. Эх, сюда бы мужиков из розыска да табельное оружие выдать, мы бы тут быстро порядок навели, выявили, кто откуда и зачем. У нас бы тут мигом всё правильно сделалось. А с этими лошками ничего не сделаешь. Только о себе и думать, чтоб тут не загнуться. Но меня ведь опытные бандиты одолеть не могли, куда уж сказочникам этим, чудищам всяким. Я ведь раз чёрта даже поймал. Жил на Барановке один, его так и звали - Чёрт Иваныч. Худое такое, черноволосое, на цыгана похож, но тем его обходили десятой дорогой. Хотя он безвредный был, ещё при советской власти от своего рода-племени отрёкся, а сейчас самогончик гнал и продавал местным. Сам бухал, ещё тот алкаш. Подозревали мы, что он ворованные вещи за самогон принимает, пошли на задержание. Этот Чёрт Иваныч мелок то оказался, но такой вёрткий, что еле я его утихомирил, да к полу прижал. А тут он как боднётся, чуть глаз мне не выбил, потому что под волосами у него рожки да острые. Тут я ему лбом по затылку огрел и успокоил. Со мной лучше шуток не шутить.
-Вон, кажись, и местечко подходящее.
Капитан повернул корабль к влево, где от берега шла небольшая песчаная отмель с валом сухого мотлоха, нанесённого рекой ещё в весеннее половодье. Бросил якорь, спустили трап, одни устанавливали котлы и чистили картошку, я с другими пошёл заготовлять дрова. Мужики то привыкали к опасности, то раньше щиты с собой таскали, а сейчас только мечи да топоры для рубки. Валили здоровые сухие палки, торчащие из песка. Внутри они были пустотелыми, не видел ещё таких.
-Что бамбук.
-Бамбук, не бамбук, а гореть должен хорошо.
Нарубили этого добра, зажгли и вправду горел споро, жар давал неплохой. Вскоре запахом варева потянула, желудок заурчал и решил я его освободить под грядущую пищу. Отошёл в сторону, потыкал мечом в песок, чтоб так никакой враг не затаился, лунку в виде горшка вырыл, присел над ней и спустил штаны. Первые дни неловко было срать на виду у всех, а теперь и ничего. Все срали, потому что боялись в кусты ходить. Кряхтел, прислушиваясь, как говно лезло. Попутно пердел. Вот ведь возраст, когда молодой был даже не знал, что это такое пердеть. Никогда не пердел, с людей смеялся, казалось, что дураки только и пердят. А тут года три назад и сам стал попёрдывать. То иду, воздух испорчу, то сижу, подпущу запаху. Даже к врачу ходил, а он говорит, что беспокоиться нечего это возрастное и у каждого человека имеется. Хотел даже в морду дать врачу за такое. Обидно, что ж это я теперь старые пердун?
Вдруг что-то вроде в жопе защекотало. Я глянул и вдруг увидел, как из песка лезет зелёный росток, лезет с большой скоростью и вот уже впирается мне в жопу. Я встать хотел, но ноги не послушались, крикнуть хотел, а языка как и нет. Только и сообразил, что помираю.