Последняя любовь

       Как обычно, в ночь перед Рождеством я клеила обои…
       Трудно понять, как возникла эта странная связь времени и действа. Но факт остается фактом: с каждой новой влюбленностью я была обречена клеить обои, а влюблялась преимущественно зимой.
       С моим первым избранником – студентом и музыкантом из Николаева – мы собирались обрести счастье в комнатке институтского общежития, где, собственно, и полюбили друг друга, встречая компанией Новый год. Движимая естественным для женщины желанием хоть как-то обустроить жалкое подобие любовного гнезда (это ведь только в устном народном творчестве фигурирует шалаш, накрепко увязанный с милым и раем), я, истратив все деньги, купила три рулона роскошных обоев. Кажется, продавщица мучительно пыталась представить размеры нашего жилища.
       Покупка оказалась судьбоносной. Мое появление со злополучными рулонами вызвало у нареченного сильнейший стресс. Выяснилось, что студент и музыкант, пятый год обитающий в «этой общаге», свое персональное счастье рассчитывал найти в моей питерской прописке сразу после получения диплома, стало быть, ни о каком обустройстве здесь не может быть и речи.
       Удар был силен, но обои я все же наклеила – в качестве компенсации за отобранную прописку.
       Это происшествие циркулем очертило круг, в пределах которого любовь еще была возможна. В круг попали лишь Петербург и Москва (последняя – потому, что ни один здравомыслящий москвич, по моему тогдашнему мнению, не прельстился бы сомнительной перспективой переезда из столицы в столицу культурную).
       Следующий роман обещал стать вершиной моей женской карьеры… Он был молод, хорош собой, в меру глуп и женат «наполовину». Именно эта половина и сыграла роковую роль в жизни преуспевающего питерского бизнесмена, а никак не я. «Девочка, – сказала мне «половина» с нескрываемым превосходством, – он же «новый русский»!» Смысл туманного высказывания стал понятен на заседании суда, когда выяснилось, на чье имя приобретено недвижимое имущество – то самое, которое я собиралась обжить.
       Оклеивая крохотную однокомнатную квартирку, оказавшуюся единственным законным имуществом опрометчиво обнищавшего «нового русского», я плакала, понимая уже, что моя дивная яхта с парусами цвета «красный металлик» разбилась о ситуацию в бурном море российской экономики.
       Очередную вешку на своем болотистом пути я решилась ставить в Москве. К возлюбленному прилагались «двушка» (с видом на Останкинский шпиль) и мама (с видом недовольным). Оба вида сохранялись до января – традиционного для меня времени поклейки обоев. В ночь, когда я их доклеила, «моя вторая мама» подозрительно просветлела лицом. Восьмого января, закрепив отвалившийся уголок бордюра, я ушла навстречу новой любви.
       Он был холост, привлекателен, не в меру умен; имел двухкомнатную квартиру в Москве (высота потолка три-двадцать), родителей на Дальнем Востоке и публикацию в «Новой Юности». Разумеется, я не устояла, а он… А он полюбил меня сразу и очень: в квартире начался ремонт.
       Как обычно, в ночь перед Рождеством я клеила обои. Привычно взлетев на стремянку (высота потолка три-двадцать), с нежностью посмотрела я на будущего супруга и с ненавистью – на обои. Приклеив последнюю полосу, я вдруг поняла, что эта любовь в моей жизни – последняя…