Бумеранг

В распахнутое окно медленно закрадывался весенний вечер. Крепкий кофе, болезненно-желтый свет переносной лампы и ничего больше на письменном столе. Блокнот и ручку я во внимание не беру. Я их не считаю, потому что на том письменном столе, где кроме лампы и чашки кофе ничего нет, блокнот и ручка, как бы, не существуют. Эти два предмета в другой квартире с наглухо закрытыми окнами, за которыми давно сгустилась ночь. Письменный же стол там завален так, что неудобно работать, а блокнот постепенно заполняется текстом.

Итак, вечер, распахнутые окна, по квартире блуждает сквозняк, на кухне из крана громко капает вода, мысли водят хоровод…

Ну что делать? Сходил, перекрыл кран. Вода замолчала…

Что может быть интереснее путешествия? Конечно много всякой мороки связанной с этим мероприятием, но, в конечном счете, ведь даже к сбору вещей можно относиться иначе. В конечном итоге, это может показаться даже интереснее, чем само движение…

А соберешь пожитки, отроешь заначенные деньжата, взглянешь еще раз на свою квартирку, но не так – обыденно, скользко, а по-другому, сытно, вдумчиво, и идти никуда не захочется. А если придется, если нужно, если решил, то пойдешь с неохотой, со свербящем чувством тоски, может, прослезишься даже.

Хоровод стал чуть длиннее в периметре и закружил быстрее...
Ночь нема. Звезды – нет, но их просто не слышно. Лес шумит, вольфрамовая нить потрескивает так жалобно, что цикада под окном невольно призадумалась.

Быструю, полноводную реку можно считать потоком, сход лавины в каменном русле гор – поток. Поток электронов в лучевой трубке, поток сознания великого импрессиониста – все это поток.

А если мелко, узко, медленно – это что? Та же вода, тот же снег, те же электроны, когда они капают, ползут, тают – это что?

Человек заплатит всем, что у него есть, в конечном счете, даже жизнью, чтобы узнать – закупорка там, выше по течению его реки или просто уже ничего не осталось. В принципе, это тот же вопрос, о том, как все устроено, только поставленный чуть менее претенциозно.

Дайте музыканту в руки кирку и отправьте разгребать завал. Уверен, он будет рубить его, пока не свалится замертво, но каково будет его изумление, если уже на исходе своих сил он все-таки откупорит эту неподатливую пробку вдохновенья, и хлынет оно на него внезапно, как ранний разлив.

Огрубевшие пальцы спутают струны, и музыка, пришедшая в голову, покажется неуловимым сном. На утро близкие найдут исписанную нотами бумагу, но это будет не больше, чем бред.

Говорят, гармонии лучше горят, чем даже стихи под ряд…
Хоровод замелькал, как разогнавшаяся карусель “сюрприз”.
После такой карусели меня всегда тянуло блевать…