Детские запреты

Мы банально познакомились в парке. Осенью. В самой середине теплого, мягкого и яркого сентября. Помню как бездумно бродила по улицам, медленно продвигаясь к центральной площади. В попадающихся на пути ларьках и мини-маркетах покупала «слабоалкоголку». Только очень холодную. Не люблю теплые напитки. Совсем не пью чай. Ненавижу, вернее не понимаю, как человек может балдеть от глинтвейна и упоительно ласкать этой, приторно-вязкой, жидкостью нёбо.
Вот так и бродила.
После очередной бутылки поползли, хмельным караваном, мысли о человеке, с которым я недавно рассталась. Хотя (чего врать-то) ведь это он, человек тот, расстался со мной. Проще говоря – бросил.
Если бы я не была в текущий момент «подшофе», стало бы от этих мыслей стыдно…
Конечно не по себе становится, как подумаю: «а ты уже брошена…». Если бы курила – может стало бы легче. Хотя не знаю, почему так принято думать, что «покуришь – и полегчает».
…Это хорошо, что день был замечательный. Я села та теплую парковую лавочку и очень-очень долго пялилась в небо, кусками свисающее с веток осенних деревьев.
- Извините…
Мои зрачки переместились правее и немного вниз. Щупленький паренек в дорогих кроссовках и футболке (тупо заправленной в джинсы), нервно «хрустел» костяшками пальцев.
- Извините…Можно с Вами договориться?

«Слабоалкоголка» плескалась в желудке и пары этого плеска били в виски, лишая возможности трезво оценить ситуацию.
- О чем договориться? – Наконец-то Я собралась с кое-какими мыслями, которых, видимо еще не совсем поглотил хмель.
- Мне не ловко. Поверьте.
«Неловкий нахал» уже присел рядом.
- Ну и что?
- Ладно. Я сразу и по делу…
- Давно пора.
Я снова уставилась на деревья.
- Продайте мне Ваш напиток?
(В мои виски больно стукнуло).
- Не поняла. – Откровенно призналась я и по внимательней покосилась на непрошеного гостя.
(На вид лет 17. Может 18. Русый. Тоненький носик. Узкие серые глазки. Явно с набором комплексов. Наркоман что-ли? Да вроде и не похож…)
- Не-по-ня-ла. – отчеканила я, немного протрезвев.
- Вашу «Ром колу» купить хочу. – оповестил меня мальчик.
Мои зрачки плавно переползли с его лица на мою руку. В которой по-хозяйски умостилась пузатая закупоренная бутылка с темной жидкостью и пестрой наклейкой на гладком стекле.
- Эту?
- Да. Вашу бутылку. Продайте.
- А ты в ларек сходи. Там купи.
- Далеко. Мне сейчас. Очень нужно.
(вот, блин, пристал как «банный лист к …»)
- Ну и за сколько купить хочешь?
- За сколько Вы хотите?
- Ты что, сдурел?!
- Да.
(Вся прелесть «жидкости для подростков» - хмельная «дурь» быстро выветривается. Конечно, смотря сколько выпить…)
Я рассмеялась. Чисто. Откровенно. Может поэтому мой нелепый, чудной, незваный собеседник тоже улыбнулся.
- Вы не испугались. Я очень рад. Простите, но я действительно ненормальный.
(После этих слов я продолжала улыбаться, борясь с желанием залепить ему в узколобую мордашку и пойти прочь из этого милого парка).
- Но я действительно хотел купить у Вас «Ром колу». Хотел напиться прямо сейчас.
- С одной бутылки - не напьешься.
- Я могу! – Он даже привстал с места, будто этот его «поступок чистосердечного признания» сразу же убедит меня в правдивости его слов.
- Ну и ладно.
(Я потеряла всякий интерес (даже если таковой имел место) к сей персоне. А так как вставать с этой удобной лавочки совсем не хотелось - я решила «отключить слух» и просто расслабиться).

- Я вижу, то Вам все равно. Ну и правильно. На ненормального не нужно тратить внимания.
(Я молчала. А что еще….)
- Не волнуйтесь. Я сейчас уйду. Хотя Вы могли бы неплохо заработать на своей «Ром коле».
(Я едва улыбнулась)
- Только ответьте, прошу, на один вопрос. Маленький.
- Ну.
- Вы любили когда-нибудь человека Вашего пола?
(…Это уже слишком…)
Я повернулась к нему. Почему вдруг так остро почувствовалась эта звериная ненависть к этому чужому человеку, с заправленной в джинсы футболкой…
Испуганные глазки его забегали. Он резко схватил меня за руку. Его ладони были влажные и ледяные.
- Извращенец!
Я одернула руку.
- Не обижайтесь! Я не хотел…Я просто…Мне…Не с кем…Пожалуйста…
(Противный, детский, плаксивый голосок…Урод!)
- Ты что, поговорить хочешь?
(вот не люблю эту свою жалость. Знаю, так нельзя…Но, уже ничего не могу поделать с этой въевшейся в меня «чувственной напастью»).
«Ребенок» преданно посмотрел на меня и упорно закивал головой, соглашаясь. Он кивал так восторженно, что я забеспокоилась о достаточной прочности его тоненькой шеи (обремененной золотой цепочкой).
Наконец он перестал трясти головой и совершенно другими глазами посмотрел в мое оторопевшее лицо.
- Я тоже. Реально. Не любил. Мужчину. Думал. Никогда. Такой…

Словно забыв о том, что он не один на этой лавочке, мальчик очень резко ссутулился и обхватил руками маленькую голову.
(Похоже на припадок острой безумной боли…)
- Как я считал это пошлым. Вернее, неправильно. Это – болезнь.
В поддержку своих слов он наконец-то снова вспомнил о моем присутствии.
Совершенно серьезно я кивнула, мол, согласна. Два раза кивнула.
- Болезнь. – Повторил он.
- Но самое страшное, - о резко схватил меня за руку. – что это происходит ЗДЕСЬ.
При слове «здесь» он постучал указательным пальцем свободной руки ровно по центру своего лба.
Инстинктивно я почувствовала «приближение» занимательной истории.
(А этот мальчик перестал раздражать…Как это называется: «встретились родственные души», что ли).
Я открыла брелком «Ром колу».

- Это случилось, когда мне было 14 лет. Десять лет тому назад…

Конечно, со мной проводили поучительные беседы на предмет «полового созревания» и сопутствующих этому физиологических процессов во взрослеющем организме подростка.
Мне было интересно, не более чем, когда слушал «вещание» учителя биологии, который начинал заикаться, как только его деревянная указка втыкалась в выцветший плакат с иллюстрацией разреза женских половых органов.
…Как это запало в мою голову НАСТОЛЬКО, я до сих пор не имею понятия.

В ту ночь. Я почти не смотрел телевизор. Хотя, конечно, родители не были «в восторге» когда я «натыкался» случайно на фильм со сценой «взрослого поцелуя». Может я ТАКОЙ «благодаря» родителям?…
…Я долго не мог заснуть. Все ворочался под одеялом. И в какой-то момент я почему-то вспомнил учителя биологии. Он стоял, как обычно, возле своего стола, заваленного всевозможными картинками, макетами пестиков и тычинок, тетрадками, журналами. Слева от него, посреди школьной доски громоздился почти обесцвеченный плакат с обнаженным женским телом.
Я представил, как учитель биологии возьмет со стола свою указку и, на ходу рассказывая очередную «загадку природы», будет приближаться к нарисованному телу.
Я представил, как он начнет заикаться и водить указкой по нарисованному влагалижу, клитору. Задержится на половых губах…
Я попытался представить, что может твориться в его голове…Уж точно он хочет водить не по рисованному клитору и не деревянной указкой…
Я испугался собственных «представлений»…
Я никогда не смотрел эротику и не «застукивал» родителей в «непонятной позе» на скрипучем диване…
А в голове уже бушевали не «представления».
Я УВИДЕЛ, как вместо плаката в школьную доску была неестественно впечатана девушка.
Я увидел, как учитель биологии уставился на ее нагое, неискушенное, упругое тело.
Я увидел, как дрожащие, волосатые руки учителя биологии потянулись к ее шее. Коснулись ее. Затем два указательных пальца учителя биологии одновременно надавили на два набухших соска упругих девичьих грудей.
Тело в доске несколько раз шевельнулось; приоткрылся красивый ротик. Руки учителя биологии осмелели и сильно сдавили аппетитно торчащие, готовые к любви груди. На лбу учителя биологии выступила испарина. Он высунул свой длинный язык и «вгрызся» в ее плоский живот с выступающим пупком. Девушка негромко застонала.
Язык учителя биологии опускался ниже, оставляя на молодом теле слюнявые дорожки. Одна из них упорно вела к молодому, небритому лобку.

Учитель биологии стоял на коленях. Его лицо будто застряло между ее ногами и раскачивалось из стороны в сторону, будто пытаясь освободиться. Параллельно с этим, руки учителя биологии стягивали штаны с ног учителя биологии. Член учителя биологии набух настолько, что ширинка никак не хотела расстегиваться.
Тело в школьной доске не переставая стонало, тиская свои груди.
Наконец-то ширинка поддалась и учитель биологии, спустив штаны, рывком выдрал тело из доски.
Он схватил девушку и резко повернул спиной. Его член был огромен и «радостно» подрагивал. Он вставил ей сзади и его ягодицы ритмично задергались.
…Мне стало очень обидно: он навалился на ее спину, тискает ее грудь, видит как возбужденно дергаются клеточки ее тела. Я же видел только его жирную задницу, волосатую и потную; его опущенные штаны; слышал его хрип, заглушающий музыку ее стона…
И я представил, как в этот самый момент я подкрадываюсь к его спине и со всей силы имею его в задницу.
Я представил, как он задергается и как девушка, освободившись, повернется к нему лицом и прижмет его орущую рожу к своим грудям.
Я представил, как она скажет мне: «Давай…Давай!»

- Давай… - повторил еще раз мой неожиданный знакомый и кончил. Свой рассказ.
«Ром колы» уже давно не осталось. Я смотрела на его раскрасневшееся лицо и молчала.
- И что потом? – через минуты три спросила я.
- А потом…Потом у меня появились проблемы. С девушками. У меня ничего не встает. Только ночами я вспоминаю этого учителя биологии и каждый раз мои «вспоминания» заканчиваются ее словами: «Давай…».
- Так ты девственник?
- Реально – да. А там…
Моя жалость почти задушила меня. Этот человечек, беспомощный, доверчиво открывший чужому человеку свое «самое-самое»…
- Бред! – вылетело из моего рта.
Мальчик испуганно вжался в скамейку.
- Я…Не хотел…Просто я бы убил себя, если бы ты не дала мне…высказаться…
- Ты что же, - осенило меня – хотел напиться «Ром колы» и кинуться с того моста?
Моя голова резко дернулась в сторону уродливого металлического сооружения в пятнадцати минутах ходу отсюда. Голова мальчика молча закивала.
- Хотел…хотел. – заплакали его маленькие глазки.
- Ну…не плачь.
Я обняла его и он обнял меня, прильнув к моей груди как затравленный и обессиленный лесной зверек.
- Не плачь.
(Мои слова никак не мешали его рыданиям)
- Знаешь, что. – тихо сказала я, уставившись на равнодушно покачивающиеся деревья.
- Давай найдем твоего учителя биологии.
Его голова молча кивнула два раза. Он постепенно успокаивался и рыдания превращались сначала в всхлипы, а после и совсем утихли.
Я смотрела на куски нового неба, зацепившиеся за ветки осенних деревьев, и думала….
(А учитывал ли человек, первым утверждавший: «все мы – в душе дети», неоспоримый факт, что любой ребенок хотя бы раз в своей жизни нарушил установленные (пусть даже родителями) нормы и правила (пусть даже - поведения). И однополая любовь – это ли не результат «чрезмерного» воспитания и запретов, наваленных на ребенка в детстве….)