Поздняя вендетта

       Типичные хлопоты командировочного: дела в чужом городе закончены, сдан номер в гостинице, куплены подарки домой и остается только ждать на перроне отправки поезда. Эти минуты, пожалуй, самые томительные. Не знаешь, чем себя занять. Чтиво прибережено на потом, чтобы в вагоне насладиться ничегонеделанием. А эти сорок минут… Но, будучи человеком творческим, он придумал, как убить время. Он стал Наблюдателем. Вокзальная сутолока. Кто-то спешит домой, кто-то на службу. Вон деревенская бабуля, явно довольная покупками. А вон «интеллигент» с презрительной гримасой наблюдающий за бомжами. Жизни, судьбы, лица. И вдруг промелькнуло что-то знакомое. Глаза. Где он видел эти глаза?! Он машинально прошел еще несколько метров. Остановился. Но поймал себя на том, что не хочет оглянуться и увидеть ту, кому принадлежат «черные очи». Будто вдруг в подсознании сработала защитная система и заблокировала тело. Но любопытство все же взяло верх…
       Вагон плавно покачивало на поворотах, что-то поскрипывало, жужжало. Соседи, наконец, перекусили, наговорились и улеглись. Наступило время сна и раздумий под такт колесам. Он отбросил газеты и журналы. За окном пейзажи начинающейся осени. Но он не видел этих чарующих красот.
       Господи, сколько же лет он ждал этой минуты. Как смаковал это ожидание наслаждений мести. Он ведь еще тогда ее предупредил, что закончит она плохо. «Швалью подзаборной». Это были первые оскорбительные слова в ее адрес и… последние. А она, сука, рассмеялась в лицо перегаром: «Эх ты, неудачник, ты мне нужен был, пока у тебя были деньги. А теперь убирайся!» А ведь он любил ее, любил!
       Время не щадит человека. Грустно и горько увидеть лицо любимой в юности актрисы по прошествии вечности. И здесь то же самое. Только к горести и грусти прибавилось омерзение. Утратившее былую свежесть лицо, ярко накрашенные губы: она никогда не умела пользоваться помадой. Какие-то крошки еды у рта. Неопрятная, грязная, постаревшая женщина. И он звал ее когда-то Ромашкой!? Столько лет он мечтал об этом дне вендетты. Это стало идеей фикс. Назло ей он добился многого в жизни, сделал карьеру. Его, пожалуй, можно было бы считать успешным человеком. Но сейчас чувства удовлетворения от увиденного не было. Нет, конечно, нет. Она его никогда не любила. А он в ней любил только себя, свои чувства и переживания, свою молодость.
       После той ночи, по прошествии времени, он стал понимать, что еще тогда, с первых часов знакомства, были сигналы, что не к добру все это.
       Странная встреча. Дежурная фраза-комплимент. Она тогда не убрала с колена его осмелевшую руку. Все случилось в первый же день. А когда впервые с ним она закричала от наслаждения, ему захотелось рассмеяться. Да, именно рассмеяться. Он отчетливо помнил свое кобелиное злорадство: истосковалась, мол, дурнушка, по мужской ласке. Тогда, в начале, это было приключением. Еще одним эпизодом его мужских побед, а обернулось наваждением.
       Что же случилось, что же должно было случиться, чтобы эти отвратительные морщинки на лбу показались милыми, узкие губы - обворожительными, а жгуче черные и одновременно холодные глаза – таинственными?! То грустный ангел, то ведьма, настоящая ведьма. Она гнала и манила, пылко любила и заставляла дико ревновать, и… не отпускала. Истосковавшийся по настоящим, диким чувствам, он их с какой-то бесшабашной лихостью переживал, проявляя стойкость мазохиста. И жизнь свою чуть не пустил под откос. Что-то в нем внутри всегда говорило, что так не должно быть, что это саморазрушение. Но он тогда не признавал ограничений в чувствах и поступках: «Лечить - так лечить, любить - так любить. Гулять - так гулять, стрелять - так стрелять…»
       Он тогда ее чуть не убил. Не смыкая глаз, периодично обзванивая скорую и милицию, он ждал. Наконец, уложив спать ее дочь-малышку, сам пошел искать эту ведьму. Предчувствие здесь его не обмануло. Он нашел ее под утро, пьяной, в парке, на скамейке. Видимо, только что брошенная очередным подвернувшимся кобелем, с размазанной по лицу помадой, в кое-как натянутой одежде – она, как нагулявшаяся сука в течке... Пьяно хихикала, лезла обниматься. И эта мысль, что только что вот здесь, на грязной скамейке, она отдавалась другому, была ужасно невыносима! Что тогда спасло его от убийства? Что? Он до сих пор не знал ответа. Тогда он просто обозвал ее швалью, повернулся и ушел навсегда…
       Говорят, время лечит. Но наваждение еще долго не проходило. Когда ему говорили, представьте себе хорошее - виделась она. И если приходилось думать о плохом - перед глазами тоже была она. Он даже ходил к экстрасенсу. Какая то хибара. Старушки кликушеского вида. Девушка с совершенно глупой физиономией. Старик, с седой нечесаной бородой отшельника что-то шептал ей, размахивал руками и, в конце концов, предложил приворот - мышиный помет…
       Однажды он поймал себя на том, что не думал о Ромашке весь день. Потом она перестала сниться. Разве что иногда. Обволочет вдруг душу что-то знакомое, теплое. Но разве это была она?
       И вот почти киношная, случайная встреча. Лучше бы уж не знать, какой она стала.
А вендетта? Какая, к черту, месть. Жизнь, как песок. Оказалось, и вспомнить нечего, что всколыхнуло бы так же жизнь и заставило страдать. Странно это. Всю жизнь человек стремится к благополучию, к спокойной размеренности в жизни. А скучает по нежитью. Ромашка. На вокзале, конечно, была не она. Эта был ее уродливый слепок, жестокий шарж. А была ли она вообще? Может, это ложная память терзает его длинными ночами?
Утром поезд остановился у какого-то вокзала. Прохладный ветер бодрил и разносил запахи. По длинному перрону сновали крикливые бабы, предлагая рыбу. Лишь одна старушка не поспевала за остальными. Ей явно не хватало нахальства и хамства молодых торгашек. «Что же я, как же я, мне же внученьке, стоянка - две минуты…» - все причитала она. Поезд заскрежетал тормозами, дернулся и все завертелось еще быстрее.. Вдруг, повинуясь какому-то чувству, он вынул из кармана пятисотку и сунул купюру старушке. «Сейчас, сынок, сейчас дам тебе самую хорошую рыбину», - засуетилась она. Но он ее уже не слушал, догоняя подножку своего вагона.
       Минут через десять он уже крепко спал. И ничего ему не приснилось.

Фарит Нугуманов