Вариации молоко и сахар по вкусу

Пожелать совпадений во времени. И живучести.
Пожелать топленого солнца. В жаркий полдень у сломанного фонтана. Качающийся парк. Легкой горечи во рту и на губах. Пожелать бессонницу и смятую подушку, и открытые двери от потолка до потолка.
Пожелать забывчивости и беспокойства.
Пожелать чужих, светлых окон.
Ну, что ж ты усмехаешься? От всего на свете – не убежать. Хотя тебе  не привыкать, конечно. Сколько же раз, лишь смутно догадываясь о моем существовании, ты меня проклянешь?

6.08.02. 3:17:07
 Сидит напротив: глаза карие, чуть золотистые – как у сытого дракона, и от рук пахнет кофе. Горьковатый, теплый аромат вперемешку с запахом дешевого мыла и человеческой кожи. Ее лицо то появляется на грани темноты, то вновь в нее погружается. Руки дрожат, и алюминиевый подстаканник со скрипом ползает по откинутому столику.

Она: светленькая, причесанная; золотистые цепочки-колечки, ресницы и веки, а вокруг – весенние зеленоватые вздохи. Ты собираешься играть радушную хозяйку – Бог в помощь, только меня не впутывай, ладно? Я сегодня линялый и пыльный. Как всегда? Нет – именно сегодня. Просто не выспался. 
Она будет суетиться и суматошно тыкаться во все две комнаты поочередно, с таким видом, будто ее клетушка растянута на два этажа.  Она будет лакировано улыбаться – и мне в том числе. Взять бы за плечи, заставить остановиться, успокоиться и осторожно смыть с кожи этот проклятый блестящий лак.
…Утром, когда в комнату по шторам начинает стекать первый свет, все вокруг раскрашено одним темно-серым цветом. Она медленно одевается, и по взгляду ее видно, как мысли ее постепенно заполняются игрой, идущей за дверью… Боги, что я тут делаю?

Холодно. И слишком хорошо чувствуется, из чего состоит человек. Как изощренно закручиваются мышечные волокна, Как прогибаются и вновь распрямляются кости – три рода дерева, гнутые, точеные, клееные, возмущенно звенят, но – поддаются. И  уже через сотую долю секунды стрела уйдет.

За окном – опустевшая зима, первая плюсовая температура, грязный снег. А в моей комнате ото всей этой зимы – ветер, застрявший в открытой форточке, да темнеющий треугольник стекла, облапанный со всех сторон светленькими шторами. Я отдаю тебе, причем абсолютно безвозмездно, половину этого сокровища – и даже более того: отдаленное рыжеватое свечение, исходящее от стен соседнего дома – оно теперь тоже твое. Оцени. Я отдаю тебе радостные вопли детей под окном, вороний грай, хлюпанье в ботинках, весеннее счастье и ворчание машин. Бирюзовые челки и сиреневые глаза, золотистые кирпичи стен и ртутный блеск луж. Сверху –взбитые сливки и фигурка северного оленя из фольги, вылепленная, между прочим, лично мной. В заключение – “прости-прощай” этой зимы: свечка (точнее, ее огарок) в капельках шоколадной глазури. Не так давно она была частью нашего Нового Года, помнишь?

… и потому, только потому – здесь, на верхней полке. Навечно меж трех сосен. Скрип подстаканника старого по откинутому столику…  чтобы ночь вечная, чтобы каждое лицо, как лик на иконе, светилось  и плыло, чтобы не видно было давящих стен, чтобы и они качались, дрожали и плыли над жесткой, пригнутой к земле травой, на сотни раз заплетенной и переплетенной.

Кругом чужие руки, ноги и оскалы. Я сбегаю из комнаты, где бурлят и клокочут гости, размазанные по стенам и потолку, как жидкая каша. Комната постоянно выплескивает этот винегрет, а потом всасывает его обратно. И снова жует; и всем хорошо, и все счастливы. Сбежать в коридор и тихо прикрыть за собой дверь. И, черт подери, не тяни ты меня обратно в этот адский котел. Я рад за тебя. Нет, я не странный. Я всегда такой.  Я просто выйду покурить. А увидишь ли ты меня когда-нибудь вновь, должно волновать тебя сейчас меньше всего на свете. Впрочем, я все равно – не знаю.   

Узор на потолке: точка, тире, точка, тире, точка, точка, точка, точка, тире, точка, волна, тире, точка, волна, зигзаг, тире....

Цветному существу черно-белого мира – доброе утро. Пять минут, всего пять минут чужой жизни, хотя, конечно, и минута – наглость непростительная. Цветное существо – оно счастливое, оно теплое и немного резковатое, но его приятно пить часов так около двенадцати и далее по циферблатному кольцу. Можно наблюдать и улыбаться, почти  облизываясь, и – ничего.  Цвет неба благоприятствует аромату кофе и голодному дню. И медленному, очень медленному перебиранию ногами по центру города – чтобы загребать отяжелевшими ботинками снег.
Она потом расскажет тебе – не торопись. Что такое пятнадцать минут?

… У нее от рук пахло кофе. Горьковатый, теплый аромат вперемешку с запахом человеческой кожи и дешевого мыла. Так, ни то, ни се. Второй день шел снег. От роду ему было дня два, может, на несколько часов больше, но остывающую землю он закрасить еще не успел. Смешно все как-то получилось. Уютно и по-зимнему тихо, хотя зимы и в помине не было. Какая же зима, когда за окном мятые стрелки травы за ветром тянутся, а днем в лесу еще пахнет прелой листвой? Ноябрьская престарелая осень. Кофе потихоньку остывал. Она все ходила по залу, между столиков, полусонная и приятно уставшая. Наверное, ждала ее собственная теплая квартира, вполне возможно - живность какая-нибудь несерьезная, вроде кошки или щегла. А если еще немного помечтать …  У  нее от рук пахло кофе. Горьковатый, теплый аромат  вперемешку с запахом человеческой кожи и дешевого мыла. И было этому порождению лет двадцать от роду, может – меньше. И все, что имелось у существа на уме и за душой, умещалось в двух словах, коробке спичек и взгляде, который не способен был в тот момент выхватить ни одного клочка реальности. А по реальности плыл туман, и до первых заморозков оставались дни.  Еще оставались шаги – чуть больше тридцати шагов, превратившихся в стремительный бег, шесть ударов сердца,..  У нее от рук пахло кофе. По одному только этому запаху он уже знал: дома ли она. Запах жил рядом, вместе и вместо нее. Горьковатый, теплый аромат вперемешку с запахом человеческой кожи и дешевого мыла.
6.08.02. 3:17:08
Сидит напротив: глаза карие, чуть золотистые – как у сытого дракона, и от рук пахнет кофе.