Поездка, которой не было

История, которая произошла с Вадей Капитоновым, казалось бы, и вовсе не достойна называться историей. И даже вышеозначенном названии трудно усмотреть какой-либо смысл. И всё же… Одним словом, случилось так, что Вадя не попал в Англию.
Ну не попал и не попал, чего уж там… Сколько людей ни разу не бывали в Англии, и ничего, живут себе припеваючи. Если вдуматься, то кроме самих англичан в этой Англии почти никто и не был. А это – без какой-то мелочи пять миллиардов человек, и никто не расстраивается.
Но с другой стороны, если речь зашла о том, что в Англию Вадя не попал, то выходит, что он туда собирался. А если собирался, – значит, прилагал к тому какие-то усилия, строил и менял планы, бессонно лелеял надежды – короче, вздрючивал себя всячески. И вот – на тебе…
Будто показали мальчонке красивую игрушку и тут же спрятали – «Нет, Вадя, такие игрушки только для отличников».

Однажды, лет пять тому назад, Вадя случайно встретил на улице бывшего своего одноклассника Витьку Лугина. К тому времени Витька, хирург-травматолог, успел несколько лет отработать по контракту в Мали. Разминуться с ним на улице, пройти и не заметить было просто невозможно. Изысканная скромность европейского костюма в сочетании с колониальным загаром притягивали к себе многие любопытные взгляды.
Витька рассказывал о своих похождениях, посмеиваясь – человек с подобной внешностью, бурно выражающий свои эмоции посреди тротуара, в провинциальном городке выглядел бы раздражающе-фальшиво.
– …А как-то раз я чуть во Францию не попал, было дело. Поломал ногу ведущий футболист ихней сборной. Знаменитость местная, любимчик президента… А президент – там фанат круче спартаковского. Чуть было национальный траур в стране не объявил. Самое обидное, я б эту макаку за месяц на ноги б поставил. Так нет! Президент упёрся – только в Париж. Ну а я, как лечащий раз, должен был сопровождать. Хрен с ним, думаю, с недоверием – хоть Париж увижу. Так они перед самым отлётом пошушукались и заявляют: раз в Париж, значит, полетит французский врач…
Лугин развёл в стороны сильные ладони костоправа и улыбнулся. Дело, мол, прошлое.
Через пять лет Вадя Капитонов мысленно обратится к приятелю: «Теперь, Витёк, мы квиты. Ты не попал во Францию, я – в Англию».

И вот, окончательно искромсав традиционную сюжетную схему и досрочно обнародовав развязку, постараемся припомнить, с чего же началась эта история-неистория.
…Сотрудники частной фирмы «Стрелец» от монотонности трудовых будней не страдали. Тем не менее, каждый новый день начинался удручающе однообразно.
Хозяин фирмы, он же её директор, Эдик Тамбовцев, уединившись в своём кабинете, просматривал свежие газеты, обзванивал и отвечал на ранние звонки соучредителей и контрагентов.
Преддверием директорского кабинета служила вторая, довольно просторная комната офиса, у стен которой жались три-четыре письменных стола, зато в центре вольготно располагалась гордость фирмы – огромный бильярдный стол, объект неотвязчивого внимания всех сотрудников.
За столом у окна уже восседала Лидочка, единственная женщина фирмы. Личико у Лидочки – так себе, весьма заурядное. Зато фигура – потрясающая. Каждое передвижение Лидочки пешим порядком в стенах офиса фиксируется внимательными мужскими взглядами. Личико посмазливей при таких формах и осанке воспринималось бы, пожалуй, как отвлекающее от созерцания главного излишество.
Впрочем, даже такое, со вздёрнутым носиком, лицо простушки требует постоянного регламентного обслуживания. Установив зеркальце на каретке печатной машинки, Лидочка планомерно изучает фрагменты своего лица. Разумеется, основная работа проделана ещё дома, теперь же она доводится до кондиции отдельными завершающими штрихами. Эти действия носят чисто ритуальный характер и помогают Лидочке настроится на новый рабочий день.
Должностные обязанности Лидочки имеют широкий диапазон и распространяются на всю сферу производственной деятельности фирмы.
За остальными столами – пусто. Мужчины – коммерческие агенты, водитель шефа и его телохранитель – сгрудились в центре, азартно переживая коллизии очередной бильярдной партии. Вольность эта почти узаконена, и игра продолжается, обычно, до выдачи шефом заданий на день.
– Следующий…
Вогнав в лузу последний шар, Вадя Капитонов победно расправил плечи. Кий подхватил телохранитель шефа, Паша Пахтакор. Паша – ташкентский беженец. Вернее, беженец из Ташкента, отсюда и прозвище. Факт этот приходится постоянно растолковывать непосвящённым, ибо в облике Паши нет абсолютно ничего восточного. Полутарометровый кий выглядит в его руке не обидней указки преподавателя ботаники, рассказывающего о пестиках и тычинках.
Глядя на Пашу, невольно задумываешься о том, какой же должна быть сила, сорвавшая этого монстра с насиженного места и заставившая его вдоволь хлебнуть нелёгкой доли изгнанника.
Глядя на Пахтакора, невольно удивляешься – как, при одном виде таких колонизаторов, из Ташкента не пустились в бега узбеки?..
Впрочем, за свирепым обликом Пахтакора кроется вполне миролюбивый характер. И к счастью худощавого Вади, баталии на бильярдном столе не относятся к силовым видам спорта.
Губнушка в Лидочкиной руке вздрагивала при каждом ударе об пол вылетевшего со стола шара.
Эдик Тамбовцев просматривал в кабинете «Негоциает», отыскивая объявления с интересными коммерческими предложениями. Его фирма имела статус производственно-технического предприятия и по замыслу учредителей должна была выпускать лако-красочные материалы.
В арендованный цех завезли соответствующее оборудование, штат небольшой фабрики полностью укомплектовали рабочими. Тамбовцев подсчитывал ожидаемые барыши. Когда удалось выпустить несколько бочек половой краски, очередной состав правительства, ошалев от величия собственного положения и бессилия перед обвально возникающими проблемами, вздул налоги до такого уровня, что, случись это в Америке, в двухдневный срок пошла бы по миру компания «Дженерал моторс».
Силясь поставить продукцию по уже заключённым договорам, Тамбовцев усмотрел простой и единственно правильный выход из создавшегося положения: купив краску на стороне, доставил её заказчикам в обусловленные сроки. Разница в ценах дала неожиданную прибыль.
Оборудование пришлось частично продать, частично законсервировать. Рабочие, оставшись без зарплаты, разбежались самостоятельно.
С тех пор фирма «Стрелец» занималась исключительно посреднической деятельностью, торгуя чем угодно: лесом и фруктами, мылом и чугунными радиаторами, женским бельём и цветными металлами, канцтоварами и импортной сантехникой…
И лишь в документах неизменно значилось: производственно-техническое предприятие «Стрелец».
Коля Скоков, врач-педиатр по образованию, нередко возмущался, пропуская с Вадей по кружке пива:
– Это ж надо! Производственно-техническое предприятие! Это ж кто у нас, скажите пожалуйста, техник? Тамбовцев – из бывших, профсоюзный деятель средней руки. А что такое средняя рука и кому она нужна – сам понимаешь… Я вообще – здравствуйте, дети, кто у вас болен… Кто ещё?  Ты, Вадя?
– Ну! – соглашался Капитонов. – Я даже на логарифмической линейке умею. И отвёртку от штангенциркуля ещё отличаю.
– Ну, разве что… Ладно, о присутствующих не говорят. А кто ещё техник?.. Во! Нашёл! Лидочка – техник. Металлистка! Крупнейший специалист по расстёгиванию зипперов. И вообще, тем, чем занимаемся мы, раньше занимались только цыгане. А теперь – на тебе, производственно-техническое предприятие!
Вадя добродушно посмеивался. Пиво усваивалось, легко кружа голову и хотелось верить, что работай Скоков по специальности, был бы он замечательным детским врачом, и любили бы его девчонки и мальчишки, а также их родители…
– Ложу своего в правый угол, объявил Вадя и пригнулся к столу.
В этот момент на пороге кабинета возник шеф. Он быстро прошёл к бильярду и, отогнав рукой шары, шлёпнул по столу газетой.
– Нет, вы только посмотрите, что делается!
О продолжении игры не могло быть и речи, сотрудники склонились к газетному листу. Неровно обведенное зелёным фломастером шефа, в газете красовалось объявление:

ООО «Писмак» (г. Волчегорск)
объявляет о самоликвидации.
Претензии по договорам принимаются в течение
двух недель со дня публикации объявления.

Скоков присвистнул, Вадя покачал головой. Лидочка ещё при появлении шефа свернула визажистские манипуляции и, смахнув причиндалы в косметичку, тянула теперь шею в сторону бильярдного стола.
И лишь не работающий с клиентами Пахтакор беспечно пробубнил:
– Писмак – это что? Пистолет Макарова?
– Писмак – это Писарчук Маргарита Акакиевна, стерва! Не в этом дело! – зло отрубил шеф.
Волчегорская фирма «Писмак» была закоренелым должником «Стрельца». Получив два года назад пять вагонов динасового кирпича, не оплатила его сразу, а перечисляла деньги понемногу, по чайной ложке в два-три месяца. Сначала её выручала инфляция, потом долг пересчитали в доллары, но и это помогло мало – несколько сот баксов Тамбовцев не получил и по сей день. И вот…
– Претензии принимаются! – саркастически повторил шеф. – Счас я тебе покажу претензии! Еду в Волчегорск! Пахтакор, за мной!
Тамбовцев метнулся в кабинет и, выскочив оттуда с кейсом, решительно направился к выходу. Паша развёл руками и, деловито одёрнув кожаную куртку, устремился за ним.
День пошёл своим чередом. Коммерческие агенты без устали крутили телефонные диски. «Здравствуйте, фирма «Стрелец» беспокоит, вы давали объявление...» Что-то где-то закручивалось, что-то безнадёжно расстраивалось.
О шефе Вадя вспоминал мало. С «Писмаком» он не работал, и его интереса в ожидаемом долге не было никакого. Вообще-то, ему бы полагалось попереживать за своего шефа, ибо… Ибо пора открыть одну маленькую тайну. Марина Тамбовцева, жена Эдика, доводилась Ваде родной сестрой, и в фирму «Стрелец» Капитонов попал благодаря родственным отношениям.
То есть теоретически попереживать Вадя, конечно, мог бы, но на деле почему-то не переживалось. Душа не лежала к подобным переживаниям.
Среди прочих сотрудников Тамбовцев Вадю не выделял, держался со всеми ровно. Старательно поддерживая имидж руководителя новой формации, Эдик тщательно играл роль свойского парня. При этом ревностно следил за своей выгодой в каждой сделке «Стрельца», неумолимо удерживая доходы подчинённых в рамках установленных окладов.
Короче, к обеду Вадя благополучно забыл и о шефе, и о злодейке Писарчук Маргарите Акакиевне, и после утренних событий испытывал лишь лёгкое сожаление о сорвавшемся наказании Пахтакора на зелёном сукне стрелецкого бильярда.

Шеф появился часа в четыре. Молча прошёл в кабинет и позвал к себе Лидочку. Минуту спустя Лидочка пригласила к директору всех сотрудников.
Могучий Пахтакор в одиночестве невозмутимо расхаживал вокруг бильярдного стола с кием в руке.
Восседающий за столом шеф выглядел несколько странно. Сильно отпущенный галстук под расстёгнутой пуговкой рубахи, порозовевшее лицо, блестящие глаза – таким он бывал лишь в застольях по поводу внутрифирменных праздников. И, самое главное, пребывал он в каком-то радостно-виноватом настроении, имея вид отца троих детей, узнавшего, что его жена успешно разродилась двойней.
Обведя присутствующих лучезарным взглядом, Тамбовцев хлопнул ладонью по столу.
– Короче, ребята, дела такие, – задушевно начал он тронную речь, – «Писмаку» этому пришёл большой писмак. Все уже разбежались кто куда, застал я одного бухгалтера, и то чудом. В общем, денег нам не видать как своих ушей. В чужом городе не очень-то выбьешь. Пришлось взять только это, – Тамбовцев открыл кейс и извлёк из него какой-то синеватый бланк. – С паршивой овцы хоть шерсти клок.
– И что это? Завещание гетмана Полуботка? – спросил Скоков.
– Не совсем, – шеф победоносно оглядел собравшихся. – Это – путёвка в Англию. Чистая.
В кабинете повисла недоумённая тишина. Ваде сделалось скучно. Хорошо зная Эдика, услышать что-либо интересное он не надеялся.
– Ну и?.. – бесстрастно спросил кто-то из сотрудников.
– Ну и! – торжественно повторил шеф. – У меня намечается серьёзный контракт, да и с деньгами сейчас туго… Короче, я предлагаю эту путёвку разыграть. Лида, готовь билетики.
– Павлика позвать?
– Не надо. Только свои.
Телохранители шефа не были утверждены штатным расписанием. Платили им по договору, как за выполнение то малярных, то кровельных работ.
Лидочка рванулась с места и уже через мгновенье порезала лист бумаги на маленькие квадраты и свернула их в трубочки.
Вадя взирал на происходящее с полнейшим равнодушием. За всю жизнь в лотерее ему повезло один-единственный раз: в розыгрыше, приуроченном к 8 Марта, он выиграл капроновые чулки. С тех пор в баловнях фортуны он себя не числил и на какие-либо перемены в этом плане не надеялся.
Украшавшая кабинет шефа керамическая ваза послужила лототроном. Все потянулись за билетами.
Вадя развернул свой листок и недоумённо пожал плечами. На бумажке красовалась большая буква Ж, вписанная в кривоватый прямоугольник.
«Это ещё что? Жопа, что ли?» – тоскливо подумал Вадя и, смяв бумажку, сунул её в карман.
Шеф смотрел на сотрудников выжидающе. В кабинете было тихо.
– Ну? – нетерпеливо спросил Тамбовцев.
– Ну и ничего, – сказал Скоков, показывая всем чистую бумажку.
– И у меня…
– У меня тоже…
Глядя на чистые билеты товарищей, Вадя вдруг забеспокоился, заёрзал на стуле. Смутное предчувствие заставило его оживиться.
– У меня тут… вот, – он нашёл свой билет не сразу, долго копался в кармане и наконец показал присутствующим странные знаки.
– Поздравляю, – Лидочка ехидно поджала губы и вдруг, покраснев под вопросительными взглядами и гордо дёрнув подбородком, пояснила: – Это я английский флаг нарисовала.
– Дела-а, – выдохнул Скоков.
– Поздравляю, – ладонь директора потянулась к Ваде.
Казалось, ещё чуть-чуть и он изойдёт радушием без малейшего остатка.
– Утром захвати загранпаспорт – заполним твою путёвку…

Ночью Вадя спал плохо. Вернее, почти совсем не спал.
Родившись и прожив всю жизнь в индустриальном городе, Вадя втайне сомневался в существовании всего остального мира. Мало ли чего там пишут в газетах и показывают по телевизору? Если врал, как позже выяснилось, учитель обществоведения, почему бы не врать и учителю географии? Сомнения породили страсть к путешествиям.
В бытность СССР по туристическим путёвкам и, напрашиваясь в командировки, Вадя побывал во всех республиках. Кроме Эстонии. Получилось вроде бы как по алфавиту: последняя в списке Эстония оказалась последней в списке Вадиных путешествий.
Вадя искал случая подвести черту, но Советский Союз неожиданно развалился, и одним из первых камней, выпавших из просевшего здания, оказалась Эстония.
Правда, потом шла ещё Якутия, но, входящая в состав России, Вадю она мало интересовала.
В России Вадя бывал не раз. Одни только два года армейской службы во Владимирской области чего стоили. Из полей Владимирщины Вадя извлёк столько картошки, что, собрав её воедино, можно было засыпать любой из легендарных соборов города вместе с крестами…
И вдруг – Англия. Вадино сердце замирало в предвкушении путешествия. Всю ночь ему грезился никогда не виданный Тауэр, слышались гудки пароходов на Темзе, пробирал почти реальный озноб от знаменитого лондонского тумана…
Материальная сторона поездки волновала его мало. Коммерческих покупок он делать не собирался, да и денег у него на это не было. «Куплю себе зажигалку… «Ронсон», – мечтал Вадя, – и буду ходить, смотреть, смотреть…» Под утро он заснул.
Собираясь на работу, Вадя сунул в карман загранпаспорт.
Два года назад Тамбовцев увлёкся грандиозной идеей: закупать в колхозах района коровьи и продавать их турецким фирмачам. Или же заказывать из них готовые изделия. На первом этапе осуществления планов он узнал адреса заморских кожеделов, на втором – оформил в ОВИРе и оплатил загранпаспорта для сотрудников «Стрельца».
К счастью, у него хватило ума до заключения договоров с турками навестить двух-трёх председателей колхозов и поинтересоваться их возможностями. Тамбовцева с его идеей приняли на-ура, но при самом черновом подсчёте выяснилось, что цена шкуры с учётом транспортировки не уступает стоимости живой коровы в Турции, с рогами и копытами включительно.
Паспорт Капитонова остался так же чист, как и в день, когда он вынес его из дверей ОВИРа.
– Не рановато ли, молодой человек? – Скоков встретил приятеля на пороге офиса.
– Вроде нет, – Вадя машинально глянул на свои часы.
– А я думал, ты по Биг Бэну появишься. Часа на два позже.
Вадя улыбнулся.
– Не, Кока, я пока по нашему Биг Бэну встаю, по сергеевскому. Оно надёжней.
Скоков хохотнул. По городским часам, которые Вадя назвал сергеевским Биг Бэном, вставать, действительно, было очень удобно.
Установленные на башенке дореволюционного здания успенского магистрата, шли они, правда, весьма приблизительно – плюс-минус пятнадцать минут. Зато музыкальная фраза «Спят курганы тёмные…», заложенная в них хитроумным механиком, ежечасно неслась над городом громогласным откровением. Ночью часы, к счастью, молчали, но, начиная с пяти утра… Живущие неподалёку супружеские пары избегали любовных утех в ранние часы, дабы не попасть с испугу в неловкое положение.
Сдержанно кивнув подчинённым, в офис вошёл Тамбовцев и уединился в кабинете. Через двадцать минут он вызвал к себе Капитонова.
Вадя устроился напротив шефа, отёр мел с левой кисти и шлёпнул о стол загранпаспортом.
– З-заполняй путёвку!
Тамбовцев внимательно рассматривал свою авторучку, снимая и надевая колпачок.
– Понимаешь, Вадим, – начал он каким-то странным голосом, – понимаешь, Вадим, я ведь путёвку где взял… Там, в этой  группе такая крутизна поедет…
Вадя невольно глянул на собственные часы «Электроника» с треснутым стеклом и натянул рукав пиджака на запястье.
– Ну?
– Да нет, ты в порядке, я ничего… Но ты пойми правильно, – голос Тамбовцева неожиданно окреп, – вдали от дома, то да сё – ты ведь запить там можешь.
«Вот тебе и здасьте», – от неожиданности Вадя не нашёлся, что сказать. Сидел, молча разглядывая шефа.
– Нет, ну ты пойми правильно. Ведь и раньше с тобой бывало, чего греха таить…
– Гм… Бывало, – кивнул Вадя.
Тамбовцев начал говорить оживлённо, но Вадя слушал его плохо, гоняя по столу загранпаспорт лёгкими щелчками.
«Ну, Эдик, ну, скотина, надо же что удумал… Алкаша нашёл! Это б кто ж говорил – сам же, если три раза в день сотку не потянет, не свой ходит, и туда же – бывало!»
Бывало, конечно. Вот уж действительно, что греха таить. Случалось Ваде приходить утром с тяжёлой головой и, не выдержав стука бильярдных шаров и косых взглядов Лидочки, наспех отпрашиваться у Тамбовцева и отправляться куда глаза глядят. Лишь бы прочь с этой осточертевшей работы…
Голос Эдика прорывался порой, доходил до Вадиного сознания.
– …если бы я хотел от тебя избавиться. Но я тебя ценю.
«Ещё бы! Кто всегда готов ехать в любую тьмутаракань – прикрывать твою задницу? Вадя, конечно, кто же ещё. Или лазить, как мартышка по товарняку – искать контейнер с какими-нибудь памперсами? Это кто может? Ты или Лидочка?..»
– …и вообще, ты мне всё же не чужой…
«Ясно! Это Маринка, дрянь, тебя накрутила, сам бы не додумался». После Вадиного развода Марина зачислила брата в категорию неблагополучных и постоянно донимала его нравоучениями: «Не пей, иди с работы домой… Или к нам приходи, в крайнем случае».
«К вам только и приходить – чаем хрен угостите. Как объяснить этой дуре, что в любой пивнушке я в большей степени дома, чем в её набитой мебелью и аппаратурой квартире? Как объяснить, что такое выматывающая тоска по вечерам? Как рассказать, что в обществе последнего бича не так болит душа? Душа! Да она и слова такого не знает…»
– Нет, Вадим, ты не думай – путёвка твоя, только…
– Что – только? – Вадя оторвал взгляд от стола и посмотрел шефу в глаза.
Тот смешался.
– Ну я не знаю. Может, тебе подлечиться…
«Точно. Маринкина работа…»
– …проводятся же какие-то сеансы. Но путёвка – твоя. В конце концов, можешь её продать.
– Продавать – это твоё. А насчёт лечения… я подумаю. Завтра скажу.
Вадя подхватил паспорт и хлопнул дверью кабинета. Невидяще посмотрел на улыбающегося Скокова, на Пахтакора и повернулся к Лидочке.
– Нарисуй мне эскимосский флаг.
Та обидчиво поджала губы, но любопытство, как всегда, взяло своё.
– А что случилось?
– К эскимосам хочу. Надоели вы мне…

Испрошенные на раздумье сутки Вадя потратил на сбор информации о лечении алкоголизма. Как назло, информация сходилась самая противоречивая.
– …нужно было пять дней не пить перед сеансом, та куда там… – рассказывал Ваде посвежевший в последнее время сосед, – я с такого бодуна явился, что аж метелики перед глазами. Он спрашивает: «Пил вчера?» – «Пил», – говорю. «Так нельзя ж было». А я ему – «Если б я вчера мог не пить, на хрена ты б мне был нужен?»
– Логично, – ввернул Вадя.
– Ага… А он мне «Ну ладно». И ка-ак даст двумя пальцами по глазам, аж поплыло всё. Но, ты знаешь, чамор куда и делся. «На какой срок будешь кодироваться?» Я только рот раскрыл, а жена из-за плеча – гав: «На десять лет». Так и записали. От сучка!
Вадя покивал сочувствующе и поинтересовался:
– Ну и насколько это серьёзно?
– О-о! Он говорил, в прошлом году похоронили сто сорок девять человек. Тех, кто выпил. А в этом – уже сорок девять.
– Фью-ить!
– Ну ладно. Только никому не рассказывай, что я лечился.
– Какой базар!
Вадя кивнул, зная, что вновьиспечённый трезвенник давно рассказал о своём исцелении всему двору. Впрочем, каждому – под большим секретом.
Встреченный Женька Метальников предвосхитил Вадины расспросы:
– Нужно пойти к колдуну и раскодироваться.
– А что такое?
– С похмелья сильно голова болит…

«Англия, конечно, Англией, но и нервишки в последнее время – ни в Красную Армию. Может, и впрямь от водки? Поеду. Пусть голова очистится, глядишь, додумаюсь до чего-нибудь интересного. Как Тамбовцева разорить, например».
В эту ночь Англия Ваде Капитонову не снилась.

Утром он вошёл в кабинет шефа.
– Дай пару дней отгулов.
– Зачем?
– В Кряжгород поеду, кодироваться. Не хочу светиться в городе. Да всё равно все врачи оттуда приезжают – жди пока кто-то выберется.
– Бери.
– И вот ещё что. Это же процедура платная…
– Сколько?
– Не знаю. По-разному говорят. Дай пять «тарасов григорьвичей» взаймы.
Перед Вадей легли пять новеньких бумажек по миллиону карбованцев каждая.
В другой комнате Вадя подошёл к Пахтакору.
– Паша, ты в Кряжгороде был?
– Ага. Полтора раза.
– Это как?
– Раз – с шефом в областной налоговой, а полраза – на машине, проездом.
– Поехали завтра со мной. Самому скучно, а ты город посмотришь.
– А ты зачем?
– Да так. Шеф посылает.
Телохранители Тамбовцева работали по восемнадцать часов по текущему графику. Следующий день у Пахтакора был выходным.
– Поехали.

Для путешествия Вадя с Пахтакором избрали самый демократичный вид транспорта – электричку. По мере роста цен на поездки автобусом популярность электричек неуклонно возрастала. В любое время суток выгоны их были до отказа полны пассажирами. В толчее умудрялись шнырять с ящиками самодеятельные продавцы мороженого, пива, минеральной воды. Ещё недавно эти люди стояли у станков, водили трамваи, перекладывали бумажки в многочисленных конторах.
Теперь страна делала свой маленький бизнес с одной-единственной целью – выжить.
Ехали долго. Стучали колёса под полом разболтанного вагона, спешили навстречу остановки: Кауперные, Дренажные, Фенольные – вся диковатая топонимика индустриального края.
Как всегда в поездках, Вадя исподтишка рассматривал попутчиков. Рядом играла в карты шумная компания мужчин. В них без труда угадывалась рабочая смена с близлежащего завода.
В Дмитриевке вошла и устроилась напротив Вади молодая женщина в строгом костюме. Достала книгу и углубилась в чтение. Вадя оглядел спутницу. Короткая стрижка, чистое лицо с правильными чертами, серые задумчивые глаза… Книга в руках – явно не художественного содержания. Кисти рук тонкие, даже изящные, но неухоженные, с не очень ровно подстриженными ногтями без намёка на маникюр.
«Беда с этими умненькими, пустился Вадя в грустные раздумья. – Витают в эмпиреях, а на косметику не тратятся не из скупости, а из принципа, считают себя выше. Потом им предпочитают размалёванных кукол с отшлифованными коготками. Трагедия! Но выводов не делают, с головой уходят в работу, старятся, дурнеют…»
В вагон ввалился совершенно пьяный мужик. Опустился на сидение у дверей и тут же заснул. Грязный дырявый свитер, ужасающе рваные сапоги, обрюзгшая, заросшая щетиной физиономия.
Нежданно доставшуюся свободу, свободу от элементарной заботы со стороны правительства, люди восприняли по-разному. Кто-то трудно и небезопасно шёл в гору, кто-то опускался с такой скоростью, как будто ждал удобного момента всю жизнь. И вряд ли можно винить в этом поголовное обнищание. Многие из бедствующих, по-настоящему голодающих людей, сохраняли человеческий облик. Жизнь не меняет человека, она только создаёт подходящие условия.
Ушла назад платформа Фенольной, последней остановки перед Кряжгородом. Вадя толкнул в бок задремавшего Пахтакора.
– Фривольную проехали, скоро встаём.
Когда путешественники стояли в стихийно образовавшейся очереди к тамбуру, у дверей проснулся пьяный бич. Он обвёл пассажиров бессмысленным взглядом и возопил с интонациями философа, пытающегося овладеть ускользающей истиной:
– И какого хрена я здесь делаю? Какая падла меня сюда засунула?
Поиски истины сопровождались весьма несалонными выражениями, люди брезгливо отворачивались.
Вадя не выдержал.
– Закрой рот!
Бич на мгновенье умолк, уставившись на Вадю водянистыми глазами.
– Ты мне?
– Тебе, тебе…
– Да я тебя, сука! Я всю жизнь работал.
Он не без труда поднялся и, пошатываясь, ринулся к Ваде. Вадя едва успел изготовиться к отражению нападения, как из-за его плеча вылетел кулак Пахтакора. Нет, Паша не ударил бродягу, он лишь опустил кулак на его хмельную голову, но этого было достаточно. Бич откинулся на стену и безжизненно сполз по ней на пол.
– Милиция! – раздался из глубины вагона неуверенный голос.
Пахтакор обернулся. Вагон хранил молчание.

Электричка остановилась у кряжгородского перрона. Толчея большого города быстро засосала приезжих в плотный людской поток. Они шли, то удаляясь друг от друга, то вновь сближаясь. Разговаривать было трудно.
– Чего ты завёлся с этим ханыгой? – почти кричал Пахтакор. – Он тебе нужен был? Нервы не в порядке, так побереги их для Тамбовцева.
– А сам? Размахался своими кувалдами. Тоже мне, Терминатор-3 нашёлся, – весело парировал Вадя. Ты скажи лучше, Кряжгород похож на Ташкент или нет?
Пахтакор остановился, огляделся вокруг и с облегчением заключил:
– Не-а! Узбеков нету.
Гостиницу, где располагался оздоровительный центр «Эскулап», Вадя отыскал быстро. Поднялся на нужный этаж и, постучав, толкнул дверь номера. Пребывающий в полнейшем неведении о цели их путешествия Пахтакор протиснулся следом.
За письменным столиком у окна сидела непомерно худая старуха. Жёлтое морщинистое лицо в обрамлении легкомысленных кудряшек редких пегих волос, глаза навыкате, костлявые кисти рук – казалось, её уже начали было бальзамировать, но потом забросили это занятие, осознав полнейшую его ненадобность.
– Садитесь, – указала старуха на стулья у стены. – На что жалуетесь.
– На алкоголизм.
Старуха уставилась на Вадю, ещё больше выкатив бесцветные глаза.
– Да, действительно, вам надо подлечиться. Много пьёте?
– Случается.
– А вы? – старуха перевела взгляд на Пахтакора.
– Не. Я не. Я не пью почти.
Это заявление было чистой правдой – Пахтакор курил анашу.
– У нас очень хорошие врачи, – завела старуха, по-видимому, хорошо заученную тираду. – Лечение даёт стопроцентно положительный результат. И народу приходит что ни день ото дня, то больше. Знаете, кто у нас лечится? – старуха со значительностью понизила голос. – Сотрудники службы безопасности лечатся, попы лечатся…
Она горделиво посмотрела на Вадю с Пахтакором. Те хранили спокойствие.
– Рэкетиры лечатся. Тут один приходил – ну такой интересный мужчина. Умный, обаятельный, эрудиция богатейшая. Я потом спросила, а чем вы занимаетесь? Рэкетом, говорит. И спрашивает: «Я контролирую пять валютных проституток. Трёх можно выгнать без сожаления, а двух не мешало бы подлечить. Можно я их приведу?» – Ну, приводите. Как привёл он их, я обалдела – какие ляли! Красавицы, умницы, с высшим образованием…
– И сколько это стоит? – прервал Вадя лесбиянские воздыхания старой развалины.
– Пять миллионов. Но спешите, скоро подорожает.
Один миллион Вадя разменял, покупая билеты.
– У меня сейчас нет таких денег.
Старуха неуверенно пожала плечами.
– Но я не могу взять меньше.
– А я и не собираюсь торговаться, – успокоил её Капитонов. – Будут деньги – приду.
На столике зазвонил телефон. Старуха приложила трубку к пергаментному уху.
Дёрнув Пахтакора, Вадя поспешно юркнул за дверь.
– Во, попал я в компанию! Гэбэшники с проститутками и я тут как тут.
– У тебя, Вадька, чё, крыша поехала? – забубнил Пахтакор. – Тебе-то это зачем, не понимаю.
– Надо, Паша, – отрезал Вадя. – Ладно. Где деньги брать – вот вопрос. Придётся искать Саню Стрюченко, есть у меня здесь приятель – учились вместе.
Стрюченко они нашли на работе, почти в таком же офисе, как у Тамбовцева. Правда, здесь не было бильярда, зато мебель отличалась большим изяществом и, самое главное, на столе в углу кабинета чинно покоился персональный компьютер.
– Англия, говоришь? – выслушав Вадю, Саня расхохотался. – Ну ты даёшь! Да ты понимаешь, с чем связываешься? Помогает это или нет – дело десятое. Но ведь это вмешательство в психику, и никто не знает, чем это может закончиться.
– Я решил. Хочу попробовать. И шефу надо ж что-то говорить.
– Как, говоришь, называется фирма? «Эскулап»?
Саня включил компьютер, пробежал пальцами по клавиатуре и, спустя минуту, пожал плечами.
– Чёрт её знает! Ничего существенного. Но, похоже, не шарлатаны. Слушай, есть идея! Давай я сейчас наберу на компьютере справку, что ты прошёл курс лечения, откатаю её на принтере и шлёпну печать. По моей печати хрен поймёшь, чем мы занимаемся. Отвезёшь её своему Мордвинцеву и езжай в свою вонючую Англию.
– Ладно, – улыбнулся Вадя, – но…
Он вдруг подумал, что преданность Пахтакора начальнику, возможно, простирается гораздо дальше, чем это представляется сотрудникам «Стрельца». Перспектива обвести Эдика вокруг пальца выглядела довольно заманчиво, но… но не хотелось лишний раз ловчить, хитрить, обманывать, даже если это касалось Тамбовцева.
– Ты займёшь мне денег или нет? Лимона полтора.
– С деньгами пока голяк. Будут к вечеру. Кстати, у нас сегодня юбилей – годовщина фирмы. Оставайтесь.

Вечером за столом собрались кряжгородские коммерсанты. Импозантные юноши в светлых рубашках с галстуками, яркие девицы в кричащих нарядах – общество довольно заурядное, не интересней, чем в фирме Тамбовцева.
Стол, хотя и без горячего, накрыт был обильно, щетинился литровыми бутылками импортной водки. После первых тостов поднялся обычный шум, разговоры, как водится повсюду, о работе.
Скучнейшее занятие – сидеть в чужой профессиональной среде и криво усмехаться чужому профессиональному юмору.
К примеру, одна из девиц, прямо-таки давясь смехом, рассказывает:
– А доверенность у Нади на получение швеллера, а в накладную ей вписывают двутавр, двадцатку…
И компания буквально стонет от хохота… Вадя поздравил собравшихся со знаменательной датой, но пить отказался. Пахтакор пропустил рюмку, достал откуда-то из потайного кармана шарик анаши, размял и, вдув из папиросы табак в ладонь, принялся забивать косяк.
Вадя попытался было пнуть его под столом ногой, но не сумел дотянуться. Одна из девиц робко обратилась к Паше:
– А говорят, это того… пагубно влияет.
– А что в нашей жизни не влияет? – философски изрёк Пахтакор. – Может, и влияет…
Он пыхнул раскуренной папиросой, взял со стола бутылку «Кремлёвской» и, почти не напрягаясь, отломил горлышко.
Компания уважительно притихла. Стало слышно, как булькает напиток из большой полиэтиленовой бутыли в руках молодого человека с галстуком-бабочкой.
Окрылённый всеобщим вниманием Пахтакор, обращаясь к нему, наставительно произнёс.
– Не пей, братец Иванушка, из презерватива – гондоном станешь…
Трезвый Вадя вскоре устал. Саня провёл его в дальнюю комнату. Здесь ждал уже приготовленный диван.
Ещё долго до его слуха долетали звон посуды, взрывы хохота, музыка. Несколько раз зачем-то заходил Пахтакор. Он был голым по пояс.
Заснул Вадя незаметно. И вновь замаршировали по брусчатке британские гвардейцы в красных мундирах и высоких чёрных шапках, завизжали тормозами двухярусные автобусы. Двигались они по левой стороне улицы. Потом Вадю обступили восковые фигуры музея мадам Тюссо. Кто-то въедливый, как бы со стороны, попытался перечить сну – это же не в Англии, откуда в Англии «мадам»? Но сон настаивал на своём: Мерилин Монро кокетливо сдерживала парусящее платье, поблескивал очками Горбачёв, сдержанно улыбалась Маргарет Тэтчер… Вадя успокоился: Тэтчер – это хорошо. Это – Англия. А где-то за кадром непрестанно звучало битловское «P.S. I love you».
– Капитоша, вставай! В «Эскалоп» опоздаешь.
У дивана стоял улыбающийся Саня Стрюченко. Выглядел он великолепно: аккуратно одет и чисто выбрит. Лишь губы еле заметно подрагивали, напоминая о вчерашнем возлиянии и бессонной ночи.
«Да, этому нарколог не нужен. Или, по крайней мере, не скоро понадобится», – с завистью подумал Вадя.
В приёмной офиса сидел, попивая кофе, уже одетый Пахтакор. Нигде не было заметно даже следов вчерашней пьянки.
– Как насчёт денег, ты обещал? – спросил Вадя у Стрюченко.
– Без проблем, – Саня вытащил из кармана смятую десятидолларовую бумажку. – Отдашь при случае.
Попрощались. Стрюченко вышел за Вадей и Пахтакором на порог и крикнул вдогонку:
– Чуть не забыл – Бобу Чарльтону привет передавай!

Вадя сидел на стуле посреди кабинета, а напротив него, за столом, – молодой полноватый врач в белом халате.
– На что жалуетесь?
– На тоску.
– А точнее нельзя?
– Как сказать… Тоска у меня… От этого пью. И часто не могу остановиться.
– Ну, тоска может быть от такой жизни, – согласно кивнул доктор. – А вот то, что останавливаться не умеете, – это плохо.
Говорил он долго. Согнув одну ладонь, как делают это пародисты, изображая Ельцина, он обозначал количество выпитого алкоголя. Согнутой так же второй ладонью – сопротивляемость организма. Ладони колебались подобно чашам весов.
– Понятно?
– Угу, – кивнул Вадя, сообразив, что, может быть, впервые в жизни он плохо понимает услышанное.
– Думайте о чём-нибудь приятном. Закройте глаза, – врач приблизился к Ваде и принялся оживлённо размахивать руками.
Вадя думал об Англии…

Пахтакор встречал его на улице. На лице его застыла скорбная мина.
– Ну как? Что-нибудь чувствуешь?
– Я, Пахтакорчик, знаешь, что чувствую? Я наконец понял, на чём держится весь этот пердомонокль.
– И на чём?
– На том, что человеку жалко выброшенных пяти миллионов и он не пьёт, чтоб хоть как-то оправдаться в собственных глазах. Что хоть перед собой не выглядеть идиотом.
Пахтакор хмыкнул и вдруг спросил с надеждой:
– Может, по пивку?
– Перебьёшься, алкаш! – сурово отрезал Вадя.

Для Вади Капитонова наступили трудные дни. Проводимые в одиночестве вечера изматывали, тоска наваливалась чёрным душным покрывалом. Что бы как-то отвлечься, Вадя листал «Самоучитель английского языка». Указанный в путёвке день отъезда приближался.

В конце рабочего дня Тамбовцев пригласил Вадю к себе в кабинет.
– Вадим, тут вот какое дело. Надо сгонять на недельку в Череповец. Есть по этому региону интересные наработки.
– Папа, принимай «Танакан», – Вадя безмятежно улыбнулся. – Через четыре дня я отбываю в Англию.
Тамбовцев вышел из-за стола и, подойдя к окну, забарабанил по стеклу пальцами.
– Понимаешь, Вадим, – выдавил он с трудом. – Маринка как узнала про эту путёвку… Там такое началось… Короче, ей надо попасть к специалистам по её болезни. В Англии, говорят, хорошие специалисты.
Вадя боялся пошевельнуться. Сказанное шефом плохо укладывалось в голове.
Сказку про Маринину болезнь он слышал не впервые. Два раза в год сестра уезжала в Трускавец и возвращалась оттуда осунувшаяся, с тщательно загримированной синевой под блестящими глазами.
– Знаешь что, Эдик, – начал Вадя, с трудом сохраняя видимость спокойствия. – Знаешь что, Эдуард Георгиевич, возьми ты эту путёвку, скрути её в трубочку и…
Вадя не договорил – перехватило дыхание.
– Вадим, я заплачу тебе отступные, – шеф наконец оставил в покое стекло и стоял, повернувшись к шурину лицом.
– Да пошёл ты со своими отступными и… и со своим Череповцом! В Череповец он меня посылает!.. Возьми свирель мою волшебную! – Вадя снова задохнулся. – А сестрёнка пусть едет, пусть… Импортных рогов у тебя ещё не было – получишь…
Вадя хлопнул дверью. Через два дня он уволился.

А месяцем позже с Тамбовцевым порвал отношения Пахтакор. Приятели встретились на улице.
– Ну как жизнь, Вадя? Не пьёшь? – улыбнулся Паша.
– Нет.
– Пойдём тогда по кофейку ударим.
Они зашли в ближайшее кафе. Речь не могла не зайти о прошедших событиях.
– Да эту путёвку он в придачу в Волчегорске взял. В придачу к бабкам. А Писарчучка эта…
– Писарчукча, – подсказал Вадя.
– Ага… Она ему сразу весь долг отстегнула, наличманом. А путёвка – дешёвая, что-то там по профсоюзной линии накрученная. Потом я ждал в машине, пока они в офисе коньяк жрали. А здесь он устроил комедию с розыгрышем, чтоб бабки на карман положить. Он ведь думал, что ты откажешься кодироваться.
Вадя обескуражено смотрел на разговорившегося громилу.
– Ну а если б не я вытянул эту хренову Англию, а кто-то другой?
– Ну, не знаю. Дело в том, что в фирме все на подсосе. А без бабок на коммерцию за рубеж поехать может только такой идиот, как ты. А на других у него были приготовлены свои капканы – будь уверен.
Вадя скривился.
– Что ж ты раньше молчал, Пашка? Ты ж и в Кряжгород со мной ездил.
– Я был на работе, – Пахтакор невозмутимо пожал плечами.

С тех пор прошёл почти год. Вадя Капитонов, надо сказать, в порядке. Где он бывает по вечерам, никому не известно. Известно, что он не пьёт и собирается, вроде бы, учредить туристическое агентство. Только вот, когда где-нибудь в его присутствии заходит речь об Англии, Вадя мрачнеет и отходит в сторону.