1 один рубль

Желтый маленький и сморщенный, как будто вот-вот заплачет, он лежал на грязном полу продовольственного магазина. Краснощекий пятилетний и довольный, как будто нашел настоящий клад, я поднимаю его и аккуратно распрямив, убираю в нагрудный карманчик своего пальто. Мой первый рубль. Мои первые по-настоящему большие деньги. Пропуск во взрослый мир.
Когда я был маленький, отношения с рублем выстраивались просто: он у меня или был, или – что чаще всего - его не было. Рубль лежал у меня между страницами какого-нибудь Н. Носова, я мог подолгу его рассматривать, любуясь сложной вязью государственного текста или забавляясь названиям рубля на языках дружественных советских республик. Еще было приятно помечтать о том, как же все-таки здорово прямо сейчас пойти и потратить его. Купить, например, три песочных пирожных на углу Профсоюзной и Дм. Ульянова, у метро в «Союзпечати» приобрести новую «раскрашку», а еще останется на «Ну, Погоди» по пятнадцатому разу и на «Морской бой» в фойе кинотеатра. Здорово! Можно было усилить впечатления обладания целым миром, разменяв бумажный рубль на «десюнчики» и «пятнашки», а те, посредством специальных автоматов в метро, которые превращали небольшую кучку кругляшков в увесистую стопку могучих пятикопеечных монет. Но самым приятным было просто хранить рубль и сидя на природоведении, например, знать, что дома кое-где заныкан целый рубль. Заныкан там, где кроме тебя, его никто не найдет. И от этого становилось как-то так, как будто знаешь величайшую на свете тайну, да и уроки тянулись быстрее.
Жаль только, что в детстве нечасто можно было стать обладателем такого сокровища. Школьнику допубертатного периода иметь собственные бумажные деньги считалось как-то непедагогично. А мелочь, она и есть мелочь. Сколько бы ее ни было. Предложи любому ребенку в то время гору мелочи рублей так на пять или простой бумажный рублишко. Сознательный ребенок всегда выберет бумагу.
Лет где-то с 12 ощущения от обладания рублем, стали расширяться. Появилось такое незнакомое доселе чувство, что рубль он как-то делает тебя выше в глазах окружающих и особенно девчонок из параллельного. Становилось понятно, что один рубль – это очень даже здорово, но надо бы еще. Если не считать первых невинных гонораров за мои детские припухлые щеки и наполненные недетской грустью большие глаза (т.е. даренные рубальки от многочисленных родственников и родительских друзей), свой первый, по-настоящему трудовой рубль я заработал, продав номер своего собственный домашнего телефона. Естественно, лично мой номер и бесплатно никому был не нужен, но у меня есть старшая сестра и вот как раз один ее тайный воздыхатель предложил мне целый рубль за небольшое предательство – номер моего домашнего телефона. Разошлись мы довольные нашей сделкой. Он, насмехаясь над маленьким предателем, уносил в кармане номер нашей соседки, а я, отбежав за угол, дебильными от счастья глазами рассматривал в своей потной ладошке свой первый законный (давать телефон старшей сестры без ее разрешения – это нехорошо!) рублевич.
Я не помню, как потратил тот рубль. Но думаю, что очень достойно.
Через некоторое время стало понятно, что мало просто иметь рубль – надо суметь и сохранить его. Оказалось, что мой рубль так сильно нужен не только мне, но и еще много кому. Возвращаясь из районного Дома пионеров с занятий по волейболу, решил срезать дорогу и пройти через двор общежития. Мой рубль спокойненько лежал между страницами модного для меня в то время писателя В. Крапивина и не подозревал, что тучи над его хозяином сгущаются. В арке нагнали трое. Двоих я иногда видел раньше, они постоянно ошивались у игровых автоматов в кинотеатре и считались «неблагополучными». Третьего я видел впервые, но, судя по его внешнему виду и выражению сальных поросячьих глазок, он бы мог целыми днями ошиваться и в районной библиотеке - но все равно это бы не помогло ему считаться «благополучным».
- Слышь, постой, паренек. Ты в какой школе учишься?
Ответ.
- А здесь тогда чего делаешь?
Ответ.
- А кого из общаги этой знаешь?
Нет ответа.
- Деньги есть? Добавь на кино мелочишки.
Ответ.
- Что, мамочка не дала на мороженое сегодня? Сумку и карманы выворачивай, хорек!
Ответ. Действие.
Через три минуты я по-прежнему шагал в сторону дома, радуясь тому, что мои неудачливые грабители не имели врожденной с детства привычки интересоваться книгами. Но и печалясь неприятному открытию: на мой рубль всегда будут претендовать те, кто совершенно не заслужил обладать им. Тогда я еще и представить не мог, как их окажется много.
Мне четырнадцать лет. В компании со своими сверстниками еду по туристической путевке в ЧССР. Мои 50 рублей обернулись полутысячей чешских крон. Это же целая куча денег! Эвона как, - с чувством гордости за свою национальную валюту, думал я, въезжая в первую в своей жизни заграницу. Но именно в это время произошли события, которые сильно подорвали мою любовь к рублю и заставили сомневаться в его исключительности и надежности. Во-первых, оказалось, что мой рубль – нежеланный гость на территории некогда дружеской нам страны. Вошедший в купе вихрастый пограничник-срочник по-отечески рекомендовал заныкать наши рубальки подальше во избежании проблем с чешской таможней. Во-вторых, буквально через какую-то неделю, когда мы и по 50 «Педро» не сжевали, нашим родителям пришлось доплачивать еще какую-то сумму организаторам поездки. Курс изменился не в пользу рубля. В-третьих, в какой-то чешской забегаловке нам не хватило крон расплатиться за лимонад и пирожные. Мы продемонстрировали хозяину заведения советские дензнаки, пытаясь доказать нашу финансовую состоятельность, за что и подверглись жестокой обструкции, националистическим оскорблениям и моральной порке. Вот тут и стало понятно, что рубль – это такое очень личное счастье, которое не все и везде понимают. Любовь к нему это не убило, но отношение стало какое-то неуловимое другое.
И сам рубль, застыв у опасной черты моего к нему недоверия, почувствовал свою слабину и решил не выкарабкиваться из опасной ситуации и начал падать все ниже и ниже.
Сначала он резко похудел, практически в два раза. Я уже не мог купить на него то, что мог себе позволить еще каких-то полгода назад. С другой стороны палатку, торгующую на углу Профсоюзной и Дм. Ульянова пирожными переоборудовали под кооперативный ларек. Из разваливающегося кинотеатра куда-то делись автоматы «Морской бой»; аппараты, в которых можно было поменять «пятнашки» и «десюнчики» смотрели на меня мертвыми глазницами, а «раскрашки» меня больше не интересовали.
Вот тут-то и открылась вся страшная правда про мой главный фетиш взрослой жизни. Я узнал, что рубль считается «неконвертируемым»; что от рублей надо как можно быстрей избавляться; что абсолютно некрасивый, болотного цвета доллар куда как круче и привлекательней в глазах всего населения и, что самое обидное, в глазах девушек соседнего района. Делать было нечего и, достав из книги модного для меня в то время писателя Лимонова последнюю рублевую заначку, я устроил поминальную вечеринку рублю, купив в палатке, где раньше торговали пирожными паленого ликера психоделической расцветки и вкуса.
Простившись с детскими представлениями о силе и непоколебимом мужестве рубля, принялся как-то жить дальше. Это в принципе было не сложно, учитывая то, что рубль к тому времени и на рубль перестал быть похож. Вместо песочного цвета бумажки давали невзрачные металлические кругляши, а затем и вовсе понятие «один рубль» пропало. Счет зарплатам и стипендиям стал поначалу исчисляться сотнями, затем тысячами, а затем и вовсе миллионами. Все, детство кончилось.
Рубль, рубалек, рублевич, рублишко. Бумажный и железный. Честно заработанный и украденный. Выпрошенный у мамы или у подруги. Здесь добавил рубль – купил поддержанные «Жигули». Там не хватило рубля – остался без капельки божьей росы – утренней бутылки пива. Много их было. Точнее сказать, много повидал. Так чтобы действительно много и вот так прямо здесь, передо мной – такое тоже бывало, но не так часто, как хотелось бы. Тот, найденный на полу продмага, был первым. Каким будет последним, и будет ли он вообще российским рублем – этого я не знаю, хотя хочется верить, что так оно и будет. Рубль как когда-то обретет прежнюю уверенность, силу, станет конвертируемым и уважаемым. И как в далеком детстве было со мной, я, выполняя свой отцовский долг, провожая ребенка в школу, дам ему рубль. И рубля этого обязательно должно хватить на игровые автоматы, «книжку-раскрашку», кино и на пирожные, что опять начали продавать в палатке на углу Профсоюзной и Дм. Ульянова.