Поражение

Две тридцатитысячные армии стояли друг перед другом в ожидании генерального сражения. Накал достиг своего предела. Оставалось только сойтись в решающей схватке, сделать первый выстрел. А ведь ещё недавно врагов можно было увидеть рядом, в пивной, за кружкой дивного эля. Неужто три месяца - это целая вечность? Наверное, да, раз теперь нападающие считают остальных настолько недочеловеками, что порешили опустошить их чудесный, цветущий край и уничтожить их. И вот уже они почти добились своего. Осталась небольшая часть защищающихся, и все они, включая женщин и детей, на этой поляне. Им больше некуда отступать. И сегодня должна была произойти последняя, всё решающая битва. Противники с ненавистью, но как будто находясь в оцепенении, яростно смотрели друг на друга. А над ними, высоко в небе, величественно парил орёл. И тишина... И вдруг орёл издал крик, и в тот же миг армии ринулись друг на друга.
Они рубились с ожесточением. Ни один удар не проходил мимо цели. В гуще толпы никто не различал ни своих, ни чужих. В голове у каждого была только одна мысль: "Выбраться живым". Но попыткам сделать это мешали паника и отчаяние. Не вырвался никто. А тем временем, один из корпусов нападавших отделился и направился к тому месту, где находились женщины и дети защитников. Оставленный там отряд не смог противостоять обезумевшим от жажды крови "недочеловеков" нападавшим. Когда подмога из основного войска пришла, спасать было уже некого. Оставалось только мстить...
А между тем силы армий стремительно убывали. Не прошло и трёх часов, как с той и с другой стороны осталось всего по... тридцать человек. Правда, все они были рядом, а вокруг ещё не рассеялся дым от пушечных выстрелов, и они настолько вжились в битву, что не заметили: биться-то уже не за что. Оба военачальника погибли. Ещё несколько выстрелов и ударов ножом, мечом - да чем придётся, и участников битвы осталось в живых всего трое. И все трое были из нападавших. Всё, они победили...
Но они озверели до такой степени, что, не замечая, что все они заодно, просто выстрелили друг в друга. Все три выстрела оказались смертельными и слились в один...И живых на поле не осталось.
***
(Спустя три часа)
Усталый путник поднялся на холм. Перед ним расстилалась равнина, усеянная человеческими телами и обрубками конечностей. Он поглядел вдаль, но и там, насколько хватало взгляда, его ждала всё та же душераздирающая картина. Ни единой живой души. И первой его мыслью было - бежать отсюда скорее! Но ведь эта равнина и была целью его путешествия. Вернее - селение, находящееся отсюда буквально в двух шагах.
- Эй! - позвал странник, переборов тошноту, подступавшую к горлу от одного только взгляда на место сражения. - Есть кто живой?
Молчание было ему ответом. Он начал идти между останками, время от времени снова окликивая живых, но никто не отзывался. Да он и не надеялся на это. Он уже почти пересёк всю равнину, и тут он заметил, что мёртвых женщин и детей здесь тоже очень много. Ещё несколько шагов... И он увидел свою мать. Она лежала в неудобной, очень неестественной позе. На свитере виднелось пятно крови. Стеклянно-голубые глаза были широко распахнуты, в них застыл немой упрёк... Он со стоном упал на спину, и последним, что он видел, было ярко-синее небо. Потом его пронзила боль в сердце, и он умер от инфаркта.
А в небе, царственным взором озирая окрестности, всё так же величественно парил орёл. Всё так же гудели комары, стрекотали кузнечики, строили свой муравейник муравьи, прыгала по деревьям белка, цвели васильки и колокольчики. И солнце, одаривая прощальными лучиками тянущееся к нему живое начало, всё так же медленно опускалось за горизонт.