ТРИ КИТА или ТАК не бывает!

- Скажите, - обратился он к ней, - отчего вы в черном? Это траур по вашей жизни?
И сам засмеялся, оценив свою начитанность. Но улыбнулся он таким особым образом: будто
ОНА лежала перед ним на блюде, разукрашенная петрушкой и сельдереем, с яблоком во рту.
Однако ОНА цитату из модной пьесы, кажется, не распознала:
- Я скорблю о том, что в мире нет истинной любви.
(Достоевский Ф.М. «Бесы»)
В этой комнате не было ничего необычного. На первый взгляд…
В лёгком беспорядке то тут, то там были разбросаны юбки, блузки, брючки и прочие предметы женской одежды. Кое-где стыдливо выглядывало разноцветное кружево нижнего белья, а местами даже нарочито и нагловато, показывая себя во всей красе, блистал струящийся шёлк некоторых дорогих моделей того же «исподнего». Сама хозяйка лежала в простенькой пижаме на кровати, свернув ноги кренделем, и задумчиво рассматривала потолок. Казалось, что она не причастна и абсолютно равнодушна к устроенному вокруг тряпичному хаосу. Только временами девушка морщила гримаску, потирала ладонью лоб, а потом отрешённо забывала её там же. Кончики пальцев тем временем сами начинали выводить лёгкое постукивание по виску. И, казалось бы - это извечная женская проблема: полный гардероб, а одеть нечего!
Но так было только на первый взгляд…
В это утро Инга была по-настоящему расстроена. Она взяла отгул на работе, чтобы целый день провести с Ним и уже с вечера готовилась к встрече. И вот тут-то начало происходить что-то неладное: все её вещи, вступив между собой в какой-то тайный сговор, стали над ней издеваться. И это было тем более удивительно, потому что перед первым свиданием с Андреем, каждая из её одежды боролась за право быть одетой, удостоиться, так сказать, чести быть увиденной первой на первом…

Тогда Инга тоже тщательно готовилась: всё содержимое было извлечено из шкафа и пристально изучено. Готовились и вещи, в сладком предвкушении выбора хозяйки они наперебой галдели, спорили между собой - кто лучше, наполняя комнату базарным шумом. Каждая норовила перекричать соседку, отмечая особые качества, присущие только ей одной. Инга среди всего этого бедлама только молча улыбалась и потихоньку убирала в шкаф ненужное. Не слушая одежду, лишь доверяя самой себе, девушка в итоге отдала предпочтение классике: водолазке с высоким горлом и прямым брюкам. По задумкам Инги, эти вещи только контурами-намёками обрисовывали её фигуру, и главное - не отвлекали внимания от лица. Именно так  она наивно полагала, разбудить интерес Андрея к себе, в первую очередь, как к человеку.
Одежда Инги были иного мнения. Например, чёрная водолазка, которой отводилась скромная роль скрывать, нежели подчёркивать, проявила все свои сексуально-эластичные качества. И в разрез с представлениями своей хозяйки,  чудо как (!) выделила линию груди, талии и бёдер. Тонко садясь по фигуре, и приятно волнуя своей кашемировой мягкостью кожу, водолазка каждым своим шерстяным волокном  вступала в интимный контакт с невидимыми волосками на теле их обладательницы. Завораживающей пушистой интонацией «свиторушка» вступила в диалог с повстречавшимся ей чёрным кружевным бюстиком:
- Ингуша наша - неисправимая идеалистка! Вот скажи мне, бьюзик, почему она так тщательно прячет в себе женщину? Что до её ума… этому мужчине, которого она увидит впервые?
«Бьюзик», не смотря на всю парадоксальность звучания, был постоянным верхним предметом в комплекте нижнего белья. Он являл собой образец истинного джентльмена со свойственным ему консерватизмом. Может, именно поэтому он и выбирал это миссионерское положение – «сверху». До поры, до времени он умел красиво хранить тайну любой женщины, деликатно скрывая недостатки и искусно дополняя достоинства. Но, так или иначе, вне зависимости от формы, фактуры, материала или цвета, будь он хоть бюстиком, бюстом или лифчиком - его мужской род был всегда неизменен. Сейчас он гордо приосанясь и, выпячивая «чашечки» вперёд, молвил с сознанием дела:
- Не скажи, милая. Интеллект дамы как нигде проявляется именно в постели!
- О какой постели речь? – недоумённо продолжала спорить водолазка, - если бы она взяла мне на пару вон ту коротенькую юбочку, ух мы бы вместе, а то, смотри, - с горькой досадой протянула она, - вешает «юбашку» обратно в шкаф.
- В конце концов, если Инга что-то решила, то никакие брючки, юбочки и другие из наших не изменят этого решения, - философски заметил «бьюзик».
Тут в диалог не могли не вмешаться твидовые брючки. В последнее время брюки твёрдо заняли ведущее место в шкафу любой женщины. И это, к большому сожалению многих мужчин и к горьким переживаниям исключительно женских «штучек»: всяких платьишек, юбочек и их производных.
Брючки, одухотворённые тем, что на кастинге выбор пал именно на них, победоносно пропели в своё оправдание:
- «Зима, холода, одинокие дома…» - о каких юбках речь? не время ещё, а потом, кто, как не мы замечательно обтягиваем попу Ингуськи?
На эти сентенции никто не обратил внимание, ну или почти никто…
Только трусики ехидно зашушукали колготам:
– Это брючки-то обтягивают попу?! Ну, рассмешили….
Колготы же были, пожалуй, единственно инертным предметом одежды из всех избранных, и не хотели принимать участие в этом споре. И не по потому, что их главные оппоненты – чулки, не рассматривались даже в кандидаты в проводимом конкурсе. Просто колготы уже давно знали свою колоссальную и неоспоримую целесообразность в холодное время года. Потому то, избранные Ингой изначально и без колебаний, они потеряли всякий интерес к происходящему разговору. А вот трусики всё не унимались…
Надо сказать, что этот нижний предмет одежды, был наиболее неуравновешенным и несдержанным из всех представителей. Шутка ли, пребывать в постоянно возбуждённом состоянии от ежесекундного соприкосновения, трения, движения с волнующими «лепестками» своей хозяйки? Трусики – это всегда неврастеники. Может, потому и бывает, что в самый неподходящий момент их перекрученные резинки портят всю визуальную картину? Или вот ещё: перед интимной близостью, в момент раздевания женщины, бывает, удумают трусики упираться, и тогда вся их нервозность непременно передается в конец запутавшемуся и раздосадованному партнёру. Их уже сдирают, а они – упираются! Их рвут, а резинки стоят «на смерть»! Лёгкие кружевные, гладкие - стрэйч, простые – хлопковые, легкомысленные – ниточками…Плавочки, шортики, стринги –
 всегда такие разные, и всегда одинаковые – невротики!
Вот и сейчас пальму первенства трусики непременно хотели закрепить за собой, остальная одежда только посмеивалась над необычным желанием собрата, особенно верхняя. Приталенная дублёночка, игриво похлопывая опушёнными рукавами, подавала низкий с хрипотцой голос из прихожей:
- Трусишки, уймите свою прыть. И до вас дело дойдёт, но не сразу, уж поверьте, моему опыту и долгому знакомству с Ингой.

Да, наверное, вещи Инги могли многое о ней рассказать. Ещё бы! Они прибывали постоянно с ней и на ней, - кому как не им было знать её всю «вдоль и поперёк». Они знали о ней даже больше, чем она сама - о себе. Её мысли, желания, волнения и стремления, её любимые ароматы и её собственный запах, меняющийся волшебным образом от тех же мыслей, желаний, волнений и стремлений.
Некоторым повезло больше остальных – они находились прямо в ней. Инга любила носить украшения: серьги, кольца, браслеты, отдавая предпочтение серебру, его благородному и немного холодноватому свечению.
Каждое утро, перед зеркалом она проделывала ритуал, сравнимый по значимости и ощущениям разве что с шаманским обрядом. Длинные ушки серёжек плавно входили, а вот короткие наконечники «гвоздиков», напротив,  вонзались в податливую мякоть её мочек. Некоторые серьги-кольца вообще были устроены таким образом, что одевать их приходилось, вставляя стержень с задней поверхности мочки, тут немало надо было потрудиться. В таком же захватывающем волнении нанизывались кольца на кисти рук. Гладкая поверхность металла приятно холодила кожу, и одновременно преображала тонкими ремешками основания пальцев.
Вечером же Инга проделывала те же движения, но в обратном порядке. И каждый раз в зеркале она замечала на своём лице блуждающую улыбку, как ей всё это отдалённо напоминало…
Единственно с чем, она никогда не расставалась – были браслеты. Эти тонкие змеи в волнующем скольжении, мерцая и поблёскивая, иногда перемещались вдоль её тонкого запястья, в такт то быстрым, то замедленным движениям рук. Они выгодно оттеняли смуглую кожу Инги; отражая в себе все происходящие события, они были для неё и опасными свидетелями и самыми верными её друзьями.
Вот так: вещи несли в себе частичку Инги, и потому каждая твёрдо была уверена в собственной значимости, важности и незаменимости. А в момент тех самых приготовлений, ни одна из них не могла и предположить, что предстоящая встреча станет началом такого стремительного развития отношений. Здесь было от чего закружиться голове…

После первого свидания вещи-первопроходцы, вернувшись в шкаф, знойно будоражили фантазии его содержимого. Водолазка и брючки, аккуратно развешенные на плечики, в захлёб делились впечатлениями.
- Этот парень - это что-то! - с дрожью в голосе стонала водолазка.
- У него такие руки! – подхватили тягучие интонации брючки.
- Сильные, нежные и уверенные пальцы, -  вторила с придыханием водолазка и заговорила быстро, чтобы брючки не успели её перебить:
- Когда он только меня дотронулся, я так вся переволновалась, что пустила разряд статического напряжения, в темноте это выглядело эффектными белыми искорками.
- С нами он был гораздо дольше, - поспешно вставили брючки и счастливо засмеялись, - он медленно растягивал удовольствие, заключая попу Игни в свои горячие ладони.
- Я тоже с глазами и мне с дивана всё замечательно было видно, - скорчила презрительную гримаску обиженная «свиторушка».
Разговоров об Андрее хватило до самого утра.
А вот нижнему белью повезло гораздо меньше, его не спасла даже деликатная стирка, лёгкое кружево окончательно потеряло дар речи, закружившись в центрифуге стиральной машины.
Сама Инга была в бреющем полёте - с Андреем оказалось невероятно легко, интересно, весело, томительно, остро, и УДИВИТЕЛЬНО! Всё в одном букете – этого просто не могло быть! Сначала она думала, что это первые радужные ощущения. Но каждый раз, возвращаясь от «этого парня», девушка всё так же продолжала удивляться, радоваться и не верить внезапно свалившему на неё счастью. Ощущения в голове и теле были, как от запредельной скорости: когда невозможно отпустить педаль газа и нога сама продолжает с силой вдавливать её в пол.
Она любила перед каждой новой встречей физически ощущать покалывающий холодок, лёгкую наледь у себя внутри. Вроде того волшебного утреннего морозца, который жатым шёлком льда затягивает лужицы на асфальте.
Так и у неё где-то на уровне солнечного сплетения приятно начинало неметь, и по мере того, как она подъезжала к месту встречи, эта замороженнсть доходила до самого горла.
Она любила первые минуты встречи, когда они оба были такие церемонные, чужие, поспешному тыкались в щеки друг друга чмокающими губами, а в глазах – огонь и трепет ресниц,  и румянец смущения.
Она любила оттаивать во время близости, касаясь его отзывчивого тела, менять горячее дыхание на прохладу рук, непроизвольно вторить его срывающимся стонам.  Любила, когда их уволакивало вместе, и когда во рту была его солоноватая вязкость, его вкус, запах, всегда волнующий, такой настоящий.
Она любила смотреть на него во время…, но ещё больше после... Он рассуждал вслух на разные темы, а она, уютно устроившись рядом, молча слушала и  рассматривала его во всех мелких деталях. Чаще Инга даже не заостряла внимание на том, о чём говорил Андрей, её больше занимал сам тембр его голоса, интонации или то, как он чётко аргументировал свои философские изыски. Он называл это – «поддержать беседу».
Да, интересно у неё получалось поддерживать его монолог.
Она любила его такого разного…
Она любила? Нет… конечно….Ну он же сам всё время приучал её к мысли,  что их ничто не связывает, ничто, кроме секса. Так – «нет»? Или – «конечно»? – она старалась свыкнуться с этой Его мыслью, старалась изо всех сил.
- Это только секс, детка. Чистой воды – секс и больше ничего. Да, - фееричный, да – звёздный.  Запредельный, невозможный, офигенный, но это всего лишь секс, - все вещи твердили ей в один голос.
Да она и сама всё это знала и понимала, но с упрямой безысходностью в голосе и уже не в первый раз задавала им риторические вопросы:
- Тогда почему так пусто становится во время прощаний? Почему потом я так долго болею, ломаю себя, уговариваю - больше никогда с ним не встречаться? И почему, чёрт возьми, все эти оргазмы - на уровне мозгов и никак не ниже?
Вещи на это только иезуитски молчали, малодушно подобрав клёши джинсов, насуплено поджав фалды юбок и наглухо застегнув воротники блузок. И каждый раз, когда Инга доходила в своих рассуждениях  до этого места, ей становилось невыносимо горько. И она даже придумала что-то вроде спасительного выхода: сбегала в работу, в спорт, к себе домой, в конце концов.
А потом пришла весна, и в фаворе стали: тонюсенькие шпильки, чулочки в мелкую сеточку, короткие пиджачки из лайковой кожи, и юбки, юбки, юбочки (!) – всё, что так щемило и волновало сладкой дрожью мужское население весенней планеты. Весна, она…. и улыбающееся лицо Андрея, с неизменно отстранённой интонацией:
- Да ну, это ты брось, даже и не вздумай…
Инга, закусив губу, на это лишь молча кричала:
- Не вздумай что? Влюбляться? Зависеть от тебя? Или делать тебя зависимым от себя, а, Андрей? - а потом уже спокойнее добавляла про себя:
- Так тебе это не грозит, не боись.
Одежда тоже не преминула добавить ехидства:
- Ага, в Кащенко собралась?
Нет, в Кащенко Инге не хотелось, ей и здесь было хорошо.
Конечно, она лукавила - вокруг неё всегда вилось множество поклонников. Вот и сейчас чувства потенциальных бой-френдов, обострённые мартовским солнцем, воспылали к ней с новой силой. Их, словно морских ракушек, выбрасывало к её ногам волной основного инстинкта. Многих она разглядывала, силясь припомнить, другие же находились возле неё постоянно, и никакой прибой не мог их смыть. Бывало, они начинали атаковывать её в один и тот же день. Как будто сговорившись, названивали по рабочему телефону, засыпали письмами электронную почту, приходили, делая соблазнительные предложения от ресторанов до совместного отдыха на островах.
И стоило только протянуть руку, взять в ладонь, разглядеть получше, отразить их перламутровый блеск в собственных глазах. И кто знает…Но все они, даже вместе взятые, не волновали Ингу так, как это умел делать Андрей.
Да, он не был ракушкой. Он вообще был другой. А ещё он был женат.
И это было узнаваемо и многое объясняло.

В то утро Инга была по-настоящему расстроена...
Когда до встречи оставались считанные часы, браслеты-змеи поведали Инге своё наблюдение. Они были мудрыми, как и полагалось змеям, и поэтому  начали решительно, сразу и без вступления:
- У него есть три кита: самодостаточность, неуязвимость и суверенитет. Поэтому он скрытен, инертен и независим от всех твоих духовных проявлений, заметь, секса это не касается.
Для Инги это не стало открытием, лишь облачено в другие слова, но смысл-то тот же. Она лишь молча согласилась - «Состояние без него, но с ним» - было для неё привычным изуверством. Одежда тоже вторила браслетам:
- Всё преходяще, всё, как мода на нас. Он легко забудет тебя уже через неделю, а через месяц даже и не вспомнит. Лишь когда-нибудь (и то не факт), покопавшись в шкафу своих воспоминаний, увидит тебя, как старую забытую вещь. И, может быть, с приятной улыбкой на лице протянет:
- А, помнится, была такая…
Инга почему-то перестала передвигать плечики на штанге в шкафу. Одежда, разбросанная то тут, то там, выразительно притихла.  Зеркало на закрываемой дверце, содрогнулось, как от отвращения. Девушка, почувствовав смертельную усталость ото всего на свете, прошлёпала в ванную.
И здесь, среди мерцания мокрого кафеля, последней каплей, стала фраза, случайно прочитанная Ингой на этикетке шампуня. Первая строчка гласила: «Нежно заботится и бережно ухаживает». Звучало, как мечта любой девушки, но касалось отнюдь не шампуня.  Это же о Нём, о том,  который всегда рядом, такой надёжный, заботливый, нежный. А дальше….
Дальше зловеще читалось: «подходит для частого применения». Инга, зажмурившись, проговорила одними губами:
- Вот оно! Он меня просто потребляет, применяет, использует, и конечно хотел бы делать это часто, чаще, чем выпадает свободное время.
Потом она вернулась в комнату и всё ещё в пижаме медленно легла на кровать, свернула ноги кренделем, и отрешенно уставилась в потолок.
- Втискиваться в эти узкие сапоги-чулки, а потом без ног возвращаться? - с загадочной улыбкой неторопливо рассуждала Инга.
- Сверкать голыми коленками в этот ещё прохладный день, а на утро покупать «Стрепсилс»? – продолжала девушка, воссоединяя на своей руке три браслетика вместе.
Потом она тихонько запела, усиливая голосом окончание:
- Сто шагов назад тихо на пальцах, лети моя душа, не оставайся, сто шагов назад, притяженья больше нет!
Ей наскучил напряжённый выбор одежды.  Захотелось просто влезть в свои привычные потрёпанные домашние джинсы и майку, остаться дома и пролежать так целый день, а может быть и всю вечность. Не терзая себя, не мучая, и главное, не думая о нём.
Отгул удался! И чёрт с этими тремя китами…
26.03.2004г.