Странник. Путь II начало

                           ПУТЬ II. СЕСТРЫ-РАЗБОЙНИЦЫ


Тихо спорят в сердце ласковом
Умирающем моем
Наступающие сумерки
С догорающим лучом.
            О. Мандельштам


                   Глава I. РАБСКИЙ ТРАКТ

Свет, рассеиваясь сквозь ветви,
Смутно зыбкий наметит путь.
Ненавистные прутья клетки
Я сломаю когда-нибудь.
Нет, не так. Просочусь туманом,
Растворюсь в непрозрачной мгле…
А на тропке стоят капканы,
Жизнь скулит в затяжной петле.


   Большая крытая повозка тряслась на бесчисленных ухабах размытой весенними дождями лесной дороги. Они были едва ли не первым торговым караваном, вновь накатывающим этот путь после весенней распутицы. Караван был велик – не менее сорока повозок и еще сотни всадников, через эти дикие места никто бы не рискнул путешествовать с меньшим количеством спутников. Что ни говори, а Тагарская Чащоба не слишком поредела со времен Рабранка III. Хотя земли эти уже около трехсот лет числились принадлежащими тесариям Тарники, фактически они по-прежнему не были заселены истинными тарниканцами, здесь обитали различные малоизвестные племена и далеко не все из них можно было причислить к людям. И все же проложенный через Чащобу путь был самой короткой и относительно безопасной дорогой к Люрановому морю, он выходил к его северному побережью, где двести с лишним лет назад тесарием  Гурандом был заложен город-порт Суания. Сейчас это был один из самых крупных торговых портов, через который осуществлялась торговля с южными странами (быстрее и надежнее, чем по суше)  и с заморским востоком. Чего только не везли караваны, идущие в Суанию: валитовое масло, шерсть, ткани, оружие, лошадей,  меховые шкуры, изделия из кожи и костей буртудара, оперения северных ахитарт и много чего еще, а также, конечно, рабов. Не зря дорогу через Чащобу прозвали Рабским Трактом.
   Повозку подбросило на очередной рытвине, и он больно ударился плечом о выступ бортика. Это повторялось снова и снова, и Матрихс всеми силами пытался отвлечься от ноющей тупой боли, его плечи и предплечья, по-видимому, уже представляли собой сплошной синяк, даже если этого не было видно под грязной одеждой. Избежать ударов было невозможно: цепь, сковывавшая пленников, с двух сторон притягивалась к бортику. Им еще повезло, так как в пяти других повозках с будущими рабами, места им не хватило, они двое совершали поездку в повозке, набитой рулонами тканей и тюками с одеждой.   
   – О, Сияющее Око, сколько еще мы будем мучиться в этом кошмаре, – не выдержал спутник Матрихса юноша по имени Зеалд.
   – Считай, что это отдых, где-нибудь на полях Нандра ты будешь вспоминать о нем, как о празднике Торжеств в чертогах самого Солнца Истины, – скривил губы в вымученной улыбке Матрихс.
   Он был не намного старше Зеалда и выглядел таким же тощим и замученным, но держался лучше, должно быть, был более вынослив от природы.
   – Ох, дернуло же меня поехать за этими проклятыми лампами, – Зеалд едва не взвыл от очередного удара о бортик.
   – Ты мне уже надоел с этими лампами, причитаешь всю дорогу, – обозлился Матрихс.
   Само собой у каждого пленника была своя несчастливая история, в результате которой они и оказались на пути к рабству. Что бы ни послужило причиной – долги, пленение на поле боя, нападение разбойников, козни врагов или особая любовь родственников – результат был один: их продадут в Суании и отвезут туда, где они будут трудиться до изнеможения день за днем, пока один из этих дней не станет последним.
   – Тебе что, а меня отец вздует так, что от шкуры одни клочки останутся.
   – Ты чего, Зеалд, умом тронулся? Забудь про отца, если ты когда-нибудь переступишь порог его дома, он помрет от счастья. Только думаю, ему это не грозит, никогда тебе не вернуться в Бертре. Особенно, если будешь донимать меня своим нытьем, я тебя сам придушу. 
   – Все время ты на меня вот так, мы же в одной телеге, – попытался защищаться Зеалд.
   – И я про то же, так что не донимай меня, думать мешаешь.
   – О чем интересно?
   – О том. Как будем к Суании подъезжать, надо попробовать унести ноги, – решился, наконец, поделиться планами Матрихс.
   Он уже давно обдумывал возможность побега, но колебался, стоит ли брать с собой нытика Зеалда или лучше трахнуть его по голове цепью.
   – Как унести? – встрепенулся Зеалд.
   – Просто: ноги в руки и понес.
   – Чтоб тебя квароч за язык тяпнул, Матрихс. Трув и тот, наверное, добрее будет.
   – Ну, пускай тебя трув отсюда и вытаскивает, – Матрихс демонстративно сплюнул на дно телеги, точно попав в небольшой промежуток, разделявший пленников.
   Замолчали. Зеалду было до смерти обидно, как ведет себя с ним, сыном зажиточного торговца, этот нахальный трувов сын. Если и были у него какие родственники, то уж точно демоны. Происхождения Матрихса Зеалд так и не смог у него выяснить, узнал только, что несколько месяцев Матрихс служил наемником-пехотинцем у одного тарниканского ронта, родился же он явно южнее. Ронт был из захудалых и сам со своей дружиной нанимался на службу к кому побогаче. В одной из стычек непонятно с кем и ради чего Матрихс был ранен и пленен. И все же Зеалду хватало ума или чутья не слишком выказывать свои обиды, только такой пройдоха, а это было прямо-таки написано на узком, смуглом лице Матрихса, был способен выжить в любых обстоятельствах или выпутаться из них.
   – Матрихс, а, Матрихс, – окликнул через некоторое время товарища по несчастью Зеалд.
   – Чего?
   – Ты, правда, убежать надеешься?
   – А ты думал, я мечтаю всю жизнь щеголять бритой макушкой? – снова огрызнулся Матрихс.
   Действительно волосы у него были густые, длинные и немного волнистые, прежде он, видимо, хорошо за ними следил, сейчас определить их цвет было достаточно затруднительно. Поскольку коротко стриженые волосы означали личную зависимость, а обритая голова – рабство, Матрихс очевидно подчеркивал свой статус вольного человека. Сейчас они были пленниками, но пока их не перепродали хозяину, никто их прически трогать не собирался. Эта была одна из причин, по которой убежать по дороге было проще, чем вырваться уже из настоящего рабства.
   – Слушай, ты нарочно про побег сказал, чтоб меня помучить, да? – как ни старался он сдержаться, слезы обиды все же навернулись на глаза Зеалда.
   – Нет. Ладно, – смилостивился он, – с цепью я тут управился, с моей стороны отстегнемся, когда понадобится. Теперь с твоей звено разогнуть надо.
   – Разогнуть? Чем?
   – Чем, да как? – передразнил Матрихс. – Раз говорю, значит, могу сделать. Главное не пропустить последней ночевки перед Суанией. А то…
   Он не договорил, телегу особенно сильно подбросило, и Матрихс врезался в бортик позвоночником, досталось и Зеалду. Это ненадолго прервало разговор. Очухавшись от удара, Зеалд спросил:
   – А то что?
   – Что – что? – Матрихс даже потерял цепь своих рассуждений.
   – Что будет, если пропустим последнюю ночевку? – напомнил Зеалд.
   – А, – разработчик планов побега попытался слегка понаклоняться в разные стороны, что вызвало у него непроизвольный стон. – Если пропустим, то все. Из портовых «мешков» выход только на пристань, а оттуда на корабль. И охрана – не вырвешься.
   – А почему нам не сбежать раньше?
   – Потому. В одиночку и даже вдвоем мы здесь живыми не долго болтаться будем: или монстр нами пообедает или дикари изжарят. Тебе что больше нравится?
   – Ничего, – вздохнул Зеалд.
   – Мне тоже.
   Где-то впереди, у головных повозок послышались громкие окрики, телега с Матрихсом и Зеалдом остановилась вслед за передними. Матрихсу подумалось, что для ночлега еще рановато, значит, впереди возникло какое-то препятствие. Голоса становились все громче, о чем-то спорили проводники.
   – Что там случилось? – с тревогой спросил Зеалд.
   – Тшшш, не мешай, – зашипел на него спутник, – я слушаю.
   На слух Матрихс, похоже, не жаловался. Зеалд, как ни пытался, разобрать хоть что-нибудь из обрывков доносившихся фраз, так ничего и не понял. Слова «лемя» и «айка», чаще всего употреблявшиеся спорщиками, мало что ему говорили. Наконец, Матрихс поделился тем, что удалось расслышать ему: 
   – Дорогу недавно пересек большой отряд, не пойму только конный или пеший. Проводники опасаются, что это могло быть местное племя или большая разбойничья шайка. И те и другие могут попытаться напасть на караван.
   – А может, они ушли своей дорогой?
   – Может, ушли, – согласился Матрихс. – Трув раздери этого Тавропа, если он прав, нам сильно не поздоровится.
   Тавроп был одним из старших проводников, его густой низкий бас трудно было перепутать.
   – Что он сказал?
   – Он думает, это Бешеные сестрицы.
   – Те самые? – голос Зеалда едва не поднялся до визга.
   – Ты про других слышал?
   Матрихс попытался вложить в последний вопрос максимум иронии, чтобы не показать товарищу, как сильно обеспокоило его самого предположение Тавропа. Оно имело под собой некоторые основания. Ходили слухи, что шайка Бешеных сестриц с наступлением весны была вынуждена покинуть южные области Сельинского леса, где обреталась зимой, под напором дружин Сантиньяна, возглавляемых самим хертагом Гидаром. Имя этого славного рыцаря говорило само за себя, уж если он поднял свой меч, противнику оставалось бежать или умереть, кем бы он ни был. Видно, злодеяния этих безумных женщин преступили все возможные границы, они стали уже не шайкой, а армией. Разумно было предположить, что сестрицы подались на север, но могли ли они уже добраться до Тагарской чащобы? Может, и могли, они двигались вместе с весной, которая приходит сюда намного позднее, чем в земли владетеля Сантиньяна.
   Защелкали бичи, заскрипели колеса, караван снова тронулся по раскисшей дороге. Матрихс освободил цепь со своей стороны, перегнулся через Зеалда и стал разгибать кольцо. Правда, что и как именно он делал, Зеалду видно не было, результат же усилий Матрихса мог изумить кого угодно: кольцо буквально распалось на две половинки. Бывший наемник отнюдь не походил на силача, способного гнуть чугунные прутья словно лианы. 
   – Ты это как?
   Если Матрихс и был расположен давать какие-то объяснения товарищу, то сделать этого все равно не успел. Оглушительный визг десятков снейских фитул пронзил тела, заставляя сжиматься внутренности. Повозка дернулась и резко остановилась, пленники покатились по полу, зажимая руками уши. Помогало это слабо: от звука фитул могли спасти лишь специальные «заглушки», каким обычно пользовались сами нападающие. Животные впадали в длительный ступор, а люди бились в конвульсиях. За это запретное творение Отпавшим перепадали солидные барыши от самых опасных и многочисленных разбойничьих шаек, с мелочью Маги Снейских Пропадей в сношения не вступали. Визг внезапно оборвался и надо сказать, вовремя. Еще немного, и в караване не осталось бы ни одного человека, а только ходячие тела, и то ненадолго: фитулы выдували души. Значит, нападающих интересовали не только ткани и благовония, но и рабы. Минутная тишина сменилась топотом, хлюпаньем, коротким посвистом клинков и глухими шлепками. Нападающие методично резали беспомощную охрану каравана. Матрихс дотянулся рукой до бортика, подтянул плохо слушающиеся нижние конечности, принял сидячее положение и потряс спутанной гривой. Зеалд все еще корчился на полу телеги, из угла его рта вытекала слюна, зрачки открытых глаз закатились, ногти конвульсивно царапали потемневшие от времени доски. Зубы наемника выбивали дробь, руки тряслись как с глубокого перепоя, но взгляд был осмысленным. Матрихс хотел осторожно выглянуть и рассмотреть нападающих. Но прежде, чем ему это удалось, удивленно-возмущенный возглас «Умри, мразь!» сообщил ему все, что он хотел знать. Видимо, кто-то из караванщиков, как и он сам, оказался более устойчивым к действию фитул и попытался то ли отползти в придорожные кусты, то ли оказать слабое сопротивление. Голос, безусловно, принадлежал женщине, хотя нежным его назвать было сложно. Матрихс слышал, что хертаг Гидар изгнал Бешеных сестриц не без поддержки Магистров, они прикрывали войско от пакостей снейских отступников. Он  привалился к бортику многострадальной спиной, на мгновение опустил веки и глубоко вздохнул, внутренним усилием прекращая мелкие мышечные сокращения. Открыв глаза, юноша осторожно потянулся к тюкам, каким-то образом мгновенно находя нужное.   
   – Здесь еще две, – громко крикнула заглянувшая в одну из последних повозок воительница. – Эй, вы меня слышите?
   Смуглая пленница кивнула и без того трясущейся головой, привалившаяся к ее плечу подруга все еще пребывала в глубоком обмороке.
   – Живая? – озабоченно спросила разбойница, убирая в ножны короткий, широкий клинок.
   – Дышит, – пискнула в ответ девушка.
   Разбойница всунулась по пояс в повозку, пощупала шею беспамятной пленницы, приподняла веко и, удовлетворенная осмотром, вынырнула обратно:
   – Пока до лагеря доберемся, оклемается, – убежденно сказала она. – Ты меня не бойся, девонька. Вообще ничего не бойся, никто вас больше не тронет, никогда.
   Смуглянка снова испуганно кивнула. Бросив беглый взгляд в сторону тюков, разбойница кивнула в ответ и задернула полотнище.
   Зеалд очнулся, когда отряд и добыча уже покинули Рабский тракт и, с трудом преодолевая бездорожье, углубились в лес. К тому времени Сияющее Око давно отправился на покой, двигались при факельном освещении, в повозке было совершенно темно. Услышав первый стон и причитания спутника, Матрихс зажал ему рот рукой и быстро растолковал ситуацию.
   – Будешь Златой, меня называй Матисой. И старайся изо всех сил, хотя тебе за девицу сойти не трудно. Но если догадаются, разорвут на части, – шепотом закончил наставления Матрихс.
   – Сам знаю, – также шепотом буркнул Зеалд.
   Его снова трясло, теперь уже от животного страха. Уж лучше было бы оказаться на тех самых полях Нандра, которыми не так давно стращал его попутчик. На  нелестное в других обстоятельствах замечание о собственной женоподобности Зеалд не отреагировал, отсутствие щетины на лице сегодня спасло им жизнь и еще, конечно, находчивость пройдохи. В полумраке телеги или при свете факелов женское платье и головные покрывала вполне убедительно превращали юношей в девушек. Но пройдет ли этот маскарад при свете дня? И сколько им придется пользоваться?
   – Они ведь отпускают женщин, правда? – спросил с надеждой сын бертрского торговца.
   – Разве только старух.
   – А остальные?
   – Из освобожденных пленниц и рабынь как раз и состоит армия Бешеных сестриц, – пояснил Матрихс.
   – И все они становятся бешеными? – удивился Зеалд.
   Ему почему-то представились собственные сестры, в роли безжалостных и хладнокровных убийц они не смотрелись. А среди пленниц были такие же миловидные хрупкие девушки, и предназначались они не столько для тяжелой работы, сколько для утех покупателей.
   – Куда им деваться? Из Сельинского леса еще можно было выбраться, из Тагарской Чащобы вообще хода нет.
   – Что же нам-то теперь делать? В конце концов, нас все равно раскроют, – содрогнулся Зеалд.
   – Откуси себе, что между ног болтается, – хмуро и зло посоветовал Матрихс.
   Бывший наемник уже пожалел о своем приступе человеколюбия, надо было добить хлюпика, пока тот валялся под действием фитул. Этот болван выдаст их с головой, несмотря на свою смазливую внешность. Он понял, что спутника надо подбодрить, а не доводить до истерики.
   – Ладно, не трусь, Злата. Не будут же они нас ощупывать, осмотримся и дадим деру.
   В лагерь прибыли далеко за полночь. По-видимому, стоянка бешеных сестриц занимала немалую площадь: гомон приветствий и расспросы сопровождали их уже больше четверти часа, а повозка все продолжала двигаться куда-то сквозь отблески костров, перемежающиеся причудливыми тенями.