Бумеранг

«Боже! Опять опаздываю. Бутерброд я уже не успею прожевать, и отрезать не успею, да и не хочу я есть.
Сегодня я им расскажу, какая интереснейшая жизнь была  у Тургенева, не то, что у них. Представляю, как они раскроют рты от истории с Виардо. Что их мыльные оперы, вот любовь настоящая, никем не выдуманная. Бедные, нищие духом, у них таких сильных чувс-вс-вс… апчхи! чувств быть не может. А начну я так…», - Наташа захлопнула дверь и обвела ничего не видящим взглядом свои окна с веселыми оранжевыми занавесочками.
Не замечая дороги, она прибежала на остановку и опомнилась только тогда, когда вместо денег на проезд достала ключ от квартиры и, тупо рассматривая его, вдруг поняла, где она и кто она.
«Кажется, это та маршрутка, и, кажется, я не разговаривала вслух сама с собой, как сумасшедшая, великолепно», – улыбнулась Наташа. Как раз рядом с ней освободилось место, Наташа уселась и укоренилась в мысли, что сегодня определенно удачный день.
Но не успела молоденькая учительница  опять погрузиться в свои тургеневские грезы, как в маршрутку влезло существо, одетое в балахон неопределенного цвета, но определенно никогда не знавший стирки.
«Слышь! - обратилась,  как бы не женщина, к билетеру, - я остановку проеду!» Не спросило, а угрожающе предупредило «оно» хриплым низким голосом. Билетерша-контролерша брезгливо отвернулась, стараясь не вдыхать запах нового пассажира, и сделала вид, что эти слова к ней никакого отношения не имеют. По опыту она сразу определила, что после утренней порции баярышника (а в аптеке,  будьте уверены, эта пассажирка была первой)  мадам еще больше подстегнула свой и без того не кроткий темперамент и явно встала на тропу войны со всеми встречными и поперечными. Контролерше, однако, сейчас была ближе позиция пацифиста.
Не успела Наташенька ахнуть, женщина прямо-таки ввалилась на сиденье рядом. Дальше – больше: расположившись поудобнее и определенно надолго, она обернулась к Наташе и, оценив жертву, предложила:
- Слышь, дай сигаретку, мадам! – усмехнулась она иронично на последнем слове.
Наташа изо всех сил делала вид, что обращаются не к ней, а за окном замечательная осень, достойная любования.
- Ну че ты жмотишься, мадам, дай, я еще сегодня не курила, - услышала Наташа  мерзкий в своей уверенности голос.
- Нет, я не поняла, ты че молчишь, культурная. Дай курить, по милосердию дай.
В оконном отражении Наташа увидела напротив ухмыляющуюся женщину в модной бордовой шапочке, той явно показалась забавной эта сценка.
Бродяжный мастер психологии выжидала паузу, а Наташе показалось, что от нее, наконец, отстали. Но в напряжении вдыхая какой-то жуткий аммиачный запах, считала, сколько еще остановок осталось доехать… Долго.
- Слышь, че сердитая такая,  недотрахали тебя сегодня ночью, что ли?
Наташа рванула к двери, нажала на сигнальную кнопку. Бордовая шапочка, не стесняясь, хихикнула. Бродяжка протянула философски-пьяно: "«Да-а-а, мадам…» А из середины салона заполошно заорала молодая мама: «Ребенку плохо! Высадите эту, от нее воняет так, что голова кружится. Да она и не платила! Я с ребенком замешкалась, так ко мне сразу прицепились: «Оплатите проезд», а она вот едет бесплатно и ничего. Высаживайте ее…»
Автобус остановился, двери открылись, Наталья Олеговна  выпрыгнула из маршрутки и бежала целую остановку, и все ей казалось, что встречающиеся ей люди смеются  в след. Потом только решила, что лучше доехать.
И все-таки она опоздала  на урок.

Десятиклассники спокойно занимались своими делами, то есть преимущественно списывали алгебру. Наташу, которая была их старше всего-то лет на шесть, они считали своей. Не боялись ее, иногда с ней было интересно поговорить и не только на уроках на заданную тему. Поэтому никто не огорчился тому, что литература все-таки будет, когда в класс влетела запыхавшаяся Наташа.
- Так, ребята, все по местам! Начнем урок!
- Мы-то как раз на местах, - и почему слова, сказанные почти шепотом все равно долетают до учителя. Акустика в школьных  кабинетах особая что ли?
Наталье Олеговне пришлось мысленно сосчитать до трех,  чтобы не сорваться от обиды, но ее фраза «Прекращаем разговоры и убираем все лишнее» прозвучала все равно несколько нервозно. Наташа хотела уже произнести оду своему любимому Тургеневу, когда ее взгляд упал на Диму Репина, вернее,  на его исписанную цифрами тетрадь.
- Дима, убери математику.
- Это алгебра.
- Убери алгебру, - повысила интонацию Наталья Олеговна
- Щас, щас, мне немного осталось, - Дима тряхнул русой челкой и уткнулся опять в тетрадь.
- Репин, ты забываешься, сейчас пойдешь за дверь.
- А чего я, вон все списывали, а Репин за дверь? – не понял ситуации Репин.
- Выйди,  Репин.
- Не выйду.
- Я не буду вести урок, пока ты не уйдешь.
- А я не хочу уходить, - серые Димкины глаза смотрели и удивленно и вызывающе.
- Тогда уйду я, - и Наталья Олеговна развернулась  на каблуках и пошла к двери.
Класс загудел:
- Ну, Репа, ты совсем чокнулся.
- Чего ты вылез на ровном месте…
Репин неспешно топал к двери:
- Да ща все уладится.

Догнал он только стук ее злых каблучков, спускающихся уже на третий этаж.
- Наталья Олеговна, - запыхавшись,  крикнул Репин сверху и интонацией уже выдал себя:
- Наташа!
Она даже не обернула головы, но точно услышала и поняла, что вложил в этот крик Репин.
Гулко захлопнулась коридорная дверь. Через секунду эхом до первого этажа загремели старые перила, по которым коротким быстрым ударом шарахнул кулаком Дима. Сам он, как не странно,  этого грохота не слышал. «Что так воняет здесь? Кошек развели в школе! Воняет…» – проносилось в голове по кругу одно и то же.

Вещи он собрал не спеша и молча, не отвечая на вопросы толкущихся рядом девчонок.
«Подумать  только: не старая, не уродина, не дура, а все равно -  стерва. Господи!»
- Салют! – побрел с оттяжечкой вдоль окон. Странно, никто ему по дороге не встретился. Только первоклашка, юркнувшая в кабинет.

Бродить по улице не хотелось, хотя погода стояла что надо: и красиво, и листья уже хрусткие под ногами. Нет, Репин машинально пришел к своему подъезду.
У лифта на темной лестничной площадке уже стоял какой-то незнакомец в кожанке и жал на обгоревшую кнопку.
«Не садитесь в лифт с неизвестными с людьми», – что-то сработало у Димки в голове, как в сломанном компьютере. «Да пошли все…» Не вынимая рук из карманов, он шагнул первым в лифт, резко развернулся и тягуче сплюнул на пол. Незнакомый мужчина тоже успел войти в лифт, и,  ошарашенный плевком, едва не попавшим ему на серые брюки, сказал первое, что пришло в голову:
- Ты  что, верблюд…
Но он не успел договорить, потому что Репин шагнул к нему вплотную и со своего уже не среднего роста посмотрел мужчине в лицо, в упор:
- Я – верблюд и как плюну тебе сейчас в рыльник, а ты утрешься и пойдешь, - с характерным звуком он набрал слюну в рот, секунду смотрел в глаза случайному врагу, резко сплюнул в сторону и,   уже глядя в тусклый потолок, на память нажал кнопку нужного ему этажа. Лифт дернулся и пошел. Ехали молча, на незнакомца Димка больше не смотрел, ему уже начинало казаться, что он не прав.

 Что-то мешало на левой руке, зацепилось за молнию. Димка дернул посильнее, и на пол брызнули синие и черные бусинки.
«Вот черт!» Фенечка разлетелась бисеринками по всей комнате. Когда-то ему собрала этот браслетик классная девчонка Элька, знакомая, но не даром, как у хиппи, а за приличную плату, хотя и не деньгами. Димка попросил, чтобы на фенечке была в центре синяя буква «ш». Все потом прикалывались, говорили, будто Репин имел в виду школу, век ее не видать. А он сам объяснял это так: «Ша, ребятки, Репа идет!»  А на самом деле Димке просто всегда нравился звук «ш». Неизвестно чем… Мама еще в детстве так шептала какие-то слова на ушко. Что именно, сейчас и не вспомнить. Но было щекотно, весело и так мурлыжно-мурлыжно, как кошке.
А сейчас Репин большой, ему на ухо не шепчут, к нему у родителей, в основном, два вопроса: «Сделал уроки?» и «Где был?»
- Да черт с ней, с этой фенечкой, - вдруг понял Репин, что вчера бы заблажил от досады на себя, а сегодня все это неважно, - наплевать, да пошло все…

Виктор Павлович не сразу вспомнил, на какой ему этаж, он был в этом доме всего второй раз. Нажав кнопку лифта, он попытался успокоиться: «Первое. Никто нас не видел и,  надеюсь, не слышал. Второе, этот подонок меня не знает, никому из моих знакомых эту мерзкую историю не расскажет».
На душе все равно было скверно. «И на кой я вообще сюда приперся. Все Олька, завела на весь  вечер: «Сходи, да сходи, он поможет». В таком задрипанном доме не может жить человек, который поможет». Виктор переложил барсетку в другую руку.
На звонок жуткую железную дверь никто не открыл. Виктор попыток продолжать не стал. Он уже как будто знал, что ничего хорошего ждать не нужно.
Он вернулся к лифту и заколебался. Было бы неприятно в нем опять ехать, а по лестнице идти… «Да кого я испугался, я вообще не испугался. Просто настроение испортилось».

В офисе, еще не сняв свою скрипучую кожанку, Виктор цыкнул на секретаршу и менеджера, которые, как обычно, судачили о своих детях.
Потом вызвал водителя и отчитал за опоздание. На душе становилось лучше. Но все-таки… Все молча выслушивали Виктора Павловича, соглашались и так же молча уходили из кабинета. Именно это и было почему-то неприятно.
- Где накладная из Москвы, Лиза?
Та молча куда-то метнулась и через минуту появилась с бумажкой:
- Вот!
- Разве я просил ее принести? Я спросил: «Где накладная?» А Вы взяли и ушли, ни слова не говоря.
Повисла пауза.
- Так где, черт возьми, она была?!
- В бухгалтерии, - тихо, но без дрожи в голосе ответила Лиза.
- Возьми и отнеси ее обратно.
Лиза ушла. «Тупица. Настроение испорчено безвозвратно», - подумал Виктор Павлович.
А Лиза вспомнила почему-то новеллу О Генри «Персик» и прошептала за дверью коммерческого директора: «Капризен, как женщина».
А всерьез, кажется, никто ни на кого не сердился. И директор, и подчиненные научились воспринимать друг друга как стихийное явление, вроде снега или дождя. Если дождь – возьми зонтик, а обижаться – глупо.

Через час секретарша по телефону доложила, что некто пришел устраиваться на должность маркетолога.
В кабинет к Виктору Павловичу зашел молодой человек лет тридцати потрепанной внешности, несмотря на подчеркнутую аккуратность. Даже на стуле расположился удобно, показалось, что как-то даже вальяжно, и, более того, первым начал разговор:
- Я по поводу вакансии…
- Я знаю, - резко прервал его Виктор «А он ведь моих лет примерно». – Какой у Вас опыт работы?
- В резюме я указал…
- А я хочу от Вас лично услышать, - опять оборвал Виктор.
После двух, трех гладких, уже заученных фраз собеседника Виктор Павлович прервал его в третий раз категоричным: «Вы нам не подходите, до свидания!»
- Но почему, позвольте узнать, - нервно спросил молодой человек. И эта нервозность мгновенно заразила Виктора Павловича и его «вдохновенно» понесло:
- Да потому, что знания Ваши поверхностны, опыта практически никакого нет. А еще потому, что Вы не научились правильно заходить в кабинет к предполагаемому начальнику, разговаривать в нужном тоне и не лезть, когда не спрашивают.
- Да пошел ты…
- Вон отсюда! – орал Виктор Павлович, а дверь грохнула так, что стены задрожали.
Виктор Павлович упал в кресло, как-то сразу обессилел и … успокоился.  «Надо вечером Ольге купить домашние тапочки, пушистые, мягкие, а те, красные, выкинуть, » - подумалось некстати.

«Придурки и козлы… козлы и придурки», - Валя шел, ссутулившись в своей застиранной серенькой курточке, это было его сороковое собеседование. «И будет еще 140 и ни один козел… в лучшем случае: «Мы Вам перезвоним, если подойдете». Хрен тут подойдешь. В 33 года ни работы нормальной, ни зарплаты, короче, ни денег, ни славы…» В такие дни Валя и вправду считал себя неудачником, ходил часами по улицам, разговаривал сам с собой, а когда совсем промерзал без перчаток, в тонкой вязаной шапчонке, спускался в метро, ездил, грелся.
«Странно», - скажете вы, а кто из нас не странный.
В метро напротив лунообразный мужчина в кепочке читал. Небольшая новенькая книжечка расположилась на широком упитанном тканевом портфеле. Читая, мужчина так размеренно жевал жвачку, что казалось, он  в прямом смысле пережевывает,  но почему-то не проглатывает полученную от Маркеса информацию. Верхняя пуговица кожаного пальто была не застегнута и правая сторона асимметрично отвалилась на плечо.
И почему-то Вале было обидно за Маркеса и казалось дико несправедливым, что вот так походя, в метро сидит и читает какое-то чмо в кепочке твоего любимого Маркеса, точно такое же издание, которое бережно стоит у тебя на верхней полке книжного шкафа и которое ты купил на занятые у приятеля деньги, еле дотянув до зарплаты. Захотелось придушить  гада.

В следующий раз Валя как-то очнулся в тихом переулке недалеко от своего дома, было совсем темно, и единственный фонарь очень искусно подсвечивал небольшую березку. Получался ажурный палех золотисто-оранжевого на черном. «Сейчас фонари ставят только для подсветки зданий, как правило, в рекламных целях и, конечно же, за деньги. Подсвечивать деревья… интересная идея», - Валя ощутил, как физически измотал себя за последние два часа: не хотелось ни думать, ни идти.
Валя обернулся, чтобы запомнить уникальное дерево и как-нибудь еще раз прийти навестить  его.
Береза так аккуратно и уютно вырисовывалась из темноты около дома с оранжевыми занавесками, что на душе становилось светлее. Можно было брести домой.