Соединение установлено

           Не за что ухватиться в этом тумане… Совершеннейшая пустота. Именно то, что всегда служило средой обитания, оказалось тюрьмой.
           Трудно поверить в то, что тебя все бросили. Проще убеждать себя в том, что обстоятельства, как иногда бывает, оказались все-таки сильнее – пусть временно, но сильнее. Обидно… А что такое обида? Необоснованное чувство – поскольку все равно я буду свободен. Это непременный атрибут моего существования. Я просто обязан периодически попадать в подобные положения – без них не так сладка была бы действительность на воле, не так зажигательны плоды моих трудов.
           Вспомнить прожитое – не впервые я здесь. То есть не именно здесь, а вообще – в заточении. Всегда, многие тысячи и десятки тысяч лет кто-то стремился к ограничению моих сил и полномочий – и время от времени я оказывался в таком или подобном ему пространстве; не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, не в состоянии ощутить прелести своего вечного существования, даже воздух, казалось, не проникал в мою грудь… А левая рука хватает только воздух – вместо толстой, причудливо изогнутой лозы.
           Где остальные? Где хозяин? Где? Я знаю, что он не появится. Вся соль в том, что для таких, как я, совсем не нужна помощь властителей. Хозяин был прав – «…Сами придут, сами все предложат». Надо только дождаться. Ведь если меня каждый раз из переделок будут вытаскивать его сильные руки, то зачем тогда все?
           Великое благо – быть выше Времени. Не помнить о нем. Не испытывать его хода на себе; не чувствовать, как оно утекает сквозь пальцы, отсчитывая твой век. Ибо твой век – бесконечен. И ты возьмешь в руки все, что у тебя отняли – ТЕБЕ ПОМОГУТ.
           Жди. Ведь даже само ожидание для тебя – ничто. Один миг между поклонами Хозяину. Мгновенье между выстрелами. Ведь нас много. Двенадцать.
           Чувствуешь?
           Чьи-то глаза уже ищут тебя. Жди.
          
           * * * * *
          
           Заламывать руки перед компьютером было катастрофически поздно. Он согласился, сам не зная на что, покусившись на деньги. На большие деньги.
           Чего только люди не делают ради материальной выгоды, каких только безумных поступков не совершают, подписываясь на самые безнадежные мероприятия, закрывая глаза на то, что ранее казалось самой жуткой преградой к выполнению подобных заданий! Сколько примеров в истории, говорящих о том, что деньги – сам по себе импульс для выполнения работы огромный, но не решающий ничего, что касается самого труда. Если мозгов нет – их не купишь ни за какие ценные бумаги.
           Крымов болезненно морщился, говоря все это самому себе. Он чувствовал, как предательски щиплет в уголках глаз, как морщинками стягивает лицо… Зачем, нет, ну какого черта он полез туда, куда ему лезть было просто заказано? Почему он не смог не кивнуть, как китайский болванчик, услышав сумму, названную в качестве – нет, не гонорара –аванса?
           Все было очень просто – заглянуть в свою память, увидеть там ужасающие пробелы в том, что касается работы, предложенной ему. И вежливо, не умаляя собственного достоинства, отказаться. Ну что было бы с этого? Ведь никто не заставлял его сдавать зачет по хакингу, никто не пытался проверить его профессиональный уровень – и никто и не узнал бы, что он давно уже отошел от всего этого, занявшись вполне легальной работой по созданию сайтов (хотя частенько всплывали проблемы, при решении которых мог и пригодиться его уровень подготовки). Он уже почти два года не прикасался к тем инструментам, что могли осложнить ему жизнь – весь его хакерский софт был спрятан далеко и надежно (правда, не уничтожен, что говорило о том, что ничто человеческое ему не чуждо).
           И вот надо же – услышал про деньги и растаял, не удержался.
           - Идиот… - шептал, вцепившись в волосы, Крымов. – Тупица… Так тебе и надо…
           Каждое слово – в точку. Он был и идиотом, и тупицей, и еще много кем и чем, вместе взятым.
           - Как в анекдоте: «И чего я туда полез? Я ведь даже читать не умею…»
           Он встал, прошелся по комнате, представляя свой разговор с заказчиком таким, каким он должен был быть, знай он о сложности задания:
           - Вы знаете, я внимательно изучил… Я перепробовал множество вариантов… Когда-то я уже сталкивался с подобными проблемами… И вообще – я уже не практикую два с половиной года… И цена у этого должна быть соответственная… Тьфу, твою мать, и даже здесь я про деньги ляпнул!
           С досады он грохнул кулаком по столу, заставив видавшую виды клавиатуру подпрыгнуть на приличную высоту.
           - В доме моем всегда песни, танцы, любовь, драйв… - речитативом проговорил Крымов. – Детская считалочка. А мне в графе «уровень интеллекта» надо выставить «7Б», как раньше, когда от армии косили… Форрест Гамп.
           Но надо было заканчивать поносить себя, на чем свет стоит, и браться за дело. Тем более что времени было отпущено обратно пропорционально сумме денег. Надо было поторопиться.
           - «Вы зачем сайт задефейсили за рубль?» - «Ну, понимаете… Один сайт – рубль. Десять сайтов – червончик…»
           Он опустил руки на клавиатуру. В голове было пусто и тихо, как на пыльном заброшенном чердаке. Только бились в черепную коробку изнутри какие-то полузабытые термины родом из хакерской юности…
          
           * * * * *
          
           Человек, бредущий по коридору, был погружен в свои мысли так глубоко, что не слышал собственных шагов, несмотря на гулкое эхо под каменными сводами этого мрачного тоннеля. Заплесневелые стены и полуразрушенный пол настолько были ему знакомы, что он попросту не видел их, будучи в состоянии добрести до любого места в этом жутком лабиринте в полной темноте.
           Иногда, полтора года назад, только еще придя сюда молодым юнцом, он чувствовал, что весь этот каменный мешок напоминает ему фильмы о мушкетерах и гардемаринах. Вот так и чудится, что выскочит из-за угла на него Алеша Корсак или Атос зазвенит шпагой… Правда, это быстро прошло. Уже никакие мушкетеры крайне давно Алексею Бессонову не мерещились.
           Он, так и не выходя из своего транса, что автоматически окутывал его всякий раз перед работой, прошагал почти полтысячи шагов по местами широким, местами узким каменным переходам. Ни единой двери в стенах, только капающая с потолка вода да шорох крыс под ногами. К крысам но давно уже привык – вот только к одиночеству все никак не мог адаптироваться.
           Конечно, он был здесь не один – но вот это-то и угнетало. Все, что происходило под сводами таинственных стен, делалось молча. Лишь изредка – по пальцам пересчитать! – можно было услышать слово, обращенное к тебе. Человеческая речь была здесь не нужна; все происходило на уровне ментального общения. Но Бессонов понимал, что никакой мистикой (по крайней мере, в этом) не пахнет. Коллектив единомышленников способен чувствовать друг друга, не особо заботясь о речевом контакте. Голод на фоне изобилия. Около двух десятков человек – и столько же слов в неделю.
           Еще четыре поворота. Еще несколько десятков шагов через маленькие лужицы, шарахающихся крыс и расползающихся пауков. Ну просто пыточные подвалы Малюты Скуратова… «А ведь не так уж далек от истины!»
           Бессонов нашарил в кармане маленький тюбик, выдавил на палец чуть-чуть блестящей приятно пахнущей массы, мазнул под носом – на всякий случай…
           Вскоре показалась и цель столь долгого перехода – тяжелая деревянная дверь; двухстворчатая, окованная стальными лентами, словно гарантируя своим видом все виды безопасности вплоть до радиационной. Алексей, как обычно, немного замедлил шаги, рука скользнула на грудь под плащ. Пальцы ощутили крест средних размеров, теплый от тела.
           Кулак слегка сжался вокруг него, в ладонь не больно, но ощутимо впились острые концы.
           - Прости и помилуй… - зашептал себе под нос Бессонов одному ему известную молитву. Из-под ног рванула куда-то в угол жирная крыса, разбрызгивая длинным хвостом воду, собравшуюся в углублениях пола. Всякий раз здесь он замирал, будто впервые. Хотя тогда, в первый раз, было, как при прыжке с парашютом – не страшно; страшно всегда перед вторым прыжком, когда точно знаешь, как борт уходит из-под тебя куда-то вверх и вбок, оставляя тебя наедине с бездной.
           Дверь, как обычно, была приоткрыта ровно настолько, чтобы человек мог войти, не задев ее. Бессонов входил всегда боком, хотя был довольно худ, и запросто мог проскользнуть меж створок и как все – но это была дань уважения тому, что встречало его внутри.
           Довольно большой зал. Храм, высеченный в скале. Два десятка служителей. В дальнем от двери углу – стол с компьютером. Его, Бессонова, рабочее место.
           И нигде – НИГДЕ! – ни одного изображения Иисуса Христа. Вера здесь была другая.
          
           * * * * *
          
           Крымов чувствовал, что начинает психовать. Так было всегда, когда приходилось слишком много думать.
           Не то чтобы он не привык к умственной работе – но так уж повелось, что стилем жизни Крымова во всем был брутфорс. Брать упорством, а не рассуждением – как простая программа по перебору паролей. Даже в играх он всегда выбирал силовые методы – создавая персонажи, целиком и полностью отдающие себя боевой подготовке (пройдя вторую часть незабвенного «Diablo-2» героем-варваром, он настолько убедился в своей правоте, что даже и не пытался мудрить с заклинаниями некроманта и паладина).
           Вот и сейчас – вполне возможно, что проблема могла быть решена не путем бесконечной долбежки по клавишам в поисках обхода чужой защиты, а при помощи элементарной цепи логических рассуждений. Но Крымов не мог остановиться – он перебирал порты, закрытые файрволлом, вручную, как заводной. Судя по всему, открытых портов для редиректа сервиса тут было немного, если вообще суждено их обнаружить. Администратор был тот еще орешек, достаточно крепкий…
           - Должен быть выход… - шептал он себе под носа, не замечая капель пота, падающих на клавиатуру. – Я найду… Найду!!!
           В бесполезной борьбе прошло несколько часов. Крымов, забыв о еде, не вставал с кресла. Надвинулась за окнами темнота, только экран монитора освещал демонически изменившееся лицо хакера. Глаза смотрели на строки, появляющиеся на черном фоне консоли, сквозь пелену не то слез, не то какого-то тумана.
           - Ночь. Улица. Фонарь. Аптека, - декламировал Крымов Блока, набирая команды вслепую. – Бессмысленный и яркий свет…
           Иногда это помогало. Но не сейчас. Ни Блок, ни Пастернак, ни еще несколько ценимых Крымовым авторов. Ничьи слова не были в состоянии разбудить дремавшую где-то в глубине сознания мысль. Только слепая долбежка по клавишам.
           Крымовым овладело какое-то отупение, которое он сам пока еще не чувствовал. Он был здесь – и одновременно отсутствовал, размазав свои мозги и эмоции по телефонным проводам.
           Это был пинг сознания. Руки выполняли автоматическую работу, а вот мозг отставал, реагируя с опозданием, и чем дальше, тем все больше было запаздывание. Вы когда-нибудь играли в «Контру» с пингом 100? Неужели удалось кого-нибудь подстрелить?
           Крымов постепенно раздваивался.
           Пальцы, чуткие и требовательные, играли свою игру. Цифры множились на экране, строки бежали, превращаясь в бесконечную череду, напоминающие звучащие в темноте комнаты стихи. А мозг тем временем отрешенно воспринимал действительность, запаздывая с реакцией; в голове было вязко. Как во рту после конфеты…
           Уши были заложены будто ватой, пропуская какие-то избирательные звуковые фрагменты. Клавиши стучали, как копыта нескольких лошадей; скрип кресла под ним иногда достигал невообразимых высот, при этом никоим образом не выводя Крымова из транса. Иногда он понимал, что надо бы вдохнуть – и тогда грудная клетка с шумом вмещала в себя предельные объемы воздуха, чтобы хватило надолго.
           Каким-то десятым чувством Крымов понимал, что нельзя перелопатить такую кучу информации самому – но переломить ход событий он уже не мог. Все должно было кончиться либо открытым портом, либо голодным обмороком, к которому Крымов приближался гигантскими шагами.
           - …Ты только верь, взойдет она, звезда пленительного счастья… - время от времени выдавал из глубин раздвоенного сознания Крымов, перевирая и слова, и ударения, и смысл. Стихи вырывались из него внезапно, он особенно и не вспоминал их; какие-то обрывки школьной программы сопровождали его работу, вспучивая строки программы изнутри, превращая их в мысли и переживания поэтов прошлых веков.
           Легкая тошнота, сигнализирующая о гипогликемии, уже начинала подкатывать к горлу, делая ватными бешено работающие кисти. Мозг, несмотря на жуткую инерцию, уже кричал: «Сахар! Сахар!» Но Крымов его не слышал. Он был очень, очень далеко…
           И вдруг пришло понимание, что что-то изменилось в ситуации. Что-то, от чего пинг стал уменьшаться. Пальцы еще молотили по клавишам, а глаза уже пытались найти нечто, преобразившее консоль, несколькими строчками выше.
           «Сахар! Сахар!»
           - …И братья меч вам отдадут, - выдохнул он и остановился – пальцы взлетели над клавиатурой и так и не опустились назад.
           - Порт 666 открыт, - прочитал Крымов онемевшими губами. – Соединение установлено.
           А потом почему-то монитор стал расплываться перед глазами, превращаясь в большой мыльный пузырь. Число «666» выросло до размеров огромного облака, вспыхнуло радугой, и Крымов повалился набок, нелепо повиснув на подлокотнике.
           Глюкозы все-таки не хватило.
          
           * * * * *
          
           Бессонов, приблизившись к своему рабочему месту, несколько раз издалека поклонился занимающимся всяческими делами послушникам. Не принято было искренне выражать хоть какие-то чувства – и это Алексею только нравилось, он сам был достаточно нелюдимым человеком, поэтому тот минимум общения, что наблюдался в этих стенах, его устраивал.
           Храмом это место Бессонов называл по нескольким причинам (сам он так не считал, относясь ко всему, что здесь происходит, как к обыкновенной работе).
           Во-первых, это ежедневные молитвы – на незнакомом языке, зазубренные наизусть, никогда не меняющиеся ни во времени, ни в интонации, равномерный жуткий речитатив, ничего не имеющий общего с обычной человеческой речью; во-вторых, это присущие культу некие атрибуты вроде одинаковой одежды с какими-то непонятными знаками, распятий, не похожих на христианские; в-третьих, иерархическая организация, кельи в скале, следование какому-то календарю обычаев и церемоний.
           И тем не менее – религией здесь и не пахло в том понимании этого слова, в каком Бессонов мог себе представить служителей культа. Скорее – некие хранители, какая-то церемониальная секретная служба. Строгое разграничение обязанностей, суровые законы – иногда Бессонов сам себе казался здесь инородным телом, поскольку так и не принял душой происходящее здесь. Каменные стены, задрапированные бархатными черно-красными шторами – будто скрывая за собой окна в некий таинственный мир; рядом с лампами дневного света – горящие бездымные факелы, укрепленные на стенах; все указатели и таблички на трех языках – русском, английском и еще каком-то, уродливом крайне лаконичном, судя по количеству букв в словах, дублирующих русские обозначения. Алексей про себя именовал его мордорским, памятуя тот язык, на котором громко и безобразно должен был говорить Саурон.
           Ну, и конечно, сам объект его работы и наблюдений подталкивал к мыслям, выходящим за грани реального. Ничего более странного и загадочного Бессонов не видел ранее – до прихода сюда он вообще полагал, что подобные вещи существуют только в воспаленных рассудках людей, продавших свою душу служению оккультизму, магии и прочей дребедени, не имеющей никакого научного обоснования и вообще права на существование в реальном мире.
           Сказать точнее, объектов было два – маленький и большой. Степень важности их размерами не определялась, Алексей это понял уже давно. С самого начала работы Бессонов обладал всеми полномочиями и правами для того, чтобы иметь возможность изучать эти предметы вблизи, соприкасаться с ними (при желании, которое у Алексея с некоторых пор не возникало). Таких, как он, было немного – вместе с ним шесть человек, которые могли входить в «желтую зону».
           Полукруг желтого цвета, очерченный вокруг алтаря (так Бессонов называл это место по аналогии с храмом) - радиусом до семи метров. У стены точно в середине – каменное возвышение пять на два метра, гладкое и сверкающее – словно и не камень это, а зеркало. На нем – нечто, по форме напоминающее саркофаг (но для гроба слишком великоватое применительно к размерам человека). Сундук черного цвета, покрытый еле заметной при обычном взгляде вязью, не похожей ни на что, знакомое Бессонову. Это и не буквы, и не растения, и не фигурки людей – просто что-то, что приковывает взор, стоит только вглядеться повнимательнее.
           Крышка с сундука снята и лежит рядом. На ее углах – маленькие фигурки неких созданий, имеющих что-то еще, кроме рук и ног; то ли крылья, то ли какие-то щупальца. Они же были, судя по всему, и ручками, за которые крышку можно было поднять и водрузить на место – но так еще ни разу не делали. Сундук был все время открыт, время от времени расточая вокруг себя довольно резкие запахи, приходившие волнами из желтого круга; запахи тлена перемешивались с тонким ароматом французских духов, подвальная сырость, накатив легким туманом, разбивалась о свежесть лесного воздуха и озона летней грозы.
           Бессонов никогда не заходил в «желтую зону». Распоряжение было четким и исключало неверные толкования – он мог это сделать, если на его столе зажглась бы сигнальная красная лампа в левом углу, возле пластмассовой стойки для бумаг. Эта лампа не загоралась еще ни разу – но его и не тянуло к саркофагу, слишком уж неприятные волны запахов периодически дотягивались до его чувствительных ноздрей, хотя мазилка-ароматик и спасала его от всяких отвратительных мыслей.
           Но была и еще одна причина, по которой он не стремился приблизиться к сундуку на алтаре – второй объект его наблюдения.
           Огромный, просто гигантский лук, лежащий рядом с саркофагом. Изящный, витой, покрытый той же вязью, что и сам сундук. Нереально черного цвета…
           Тетива, сверкая, словно ждала, когда в нее вложат стрелу, лежащую вблизи. Бессонов был уверен, что его сил никогда не хватит для того, чтобы натянуть тетиву хоть чуть-чуть – да и вряд ли нашелся бы человек, способный на это.
           Когда работа не требовала пристального внимания, Алексей разглядывал лук через объективы камер, висящих над саркофагом (содержимое самого саркофага оставалось неведомым ввиду скрывающего его серого непроглядного тумана, курящегося над ним). Приближая его до максимума, делая фотографии и анализируя их, Бессонов пришел к выводу о неземном происхождении этого артефакта. Материал, из которого лук был сделан; его размеры; неведомая вязь; загадочный рисунок на острие стрелы – все факты были за то, что здесь не обошлось без инопланетного разума. Хотя сама вещь, несмотря на ее размеры, была явно земной – с точки зрения ее предназначения. Глупо было предполагать, что зеленые человечки, идя на контакт с земной цивилизацией, прихватили с собой что-то подобное…
           Бессонов опустил глаза в экран. Тот был поделен на четыре части – в каждом из получившихся прямоугольников был виден саркофаг. Из левого верхнего угла по часовой стрелке – в тепловом, инфракрасном, рентгенологическом, гравитационном вариантах.
           В первом случае практически весь саркофаг был мрачно-синим – кроме дальней стенки, в которой и находились все датчики, подключенные к нему; они были немного теплыми, работая от электричества, слегка растворяя холодные тона оранжевыми отблесками.
           Во втором – объект казался монолитным, закрытым, не пропускающим ни внутрь, ни наружу ничего, что могло бы послужить отправной точкой для понимания – что же там, внутри…
           Бессонов кинул взгляд на лежащий рядом с ним раскрытый примерно на середине рентгенографический атлас. Ничего похожего на то, что было на третьем прямоугольнике, в нем не было (Алексей потратил не один день, чтобы уловить хоть какое-то сходство – не удалось; даже программа-анализатор, уведенная с сервера НАСА, не сумела выдать ничего удобоваримого).
           НА ЧЕТВЕРТОМ ЭКРАНЕ НЕ БЫЛО НИЧЕГО.
           Повод для бесконечных дискуссий и споров. Исходя из данных гравитационной аппаратуры, там, на алтаре, было пусто. Почему-то именно данный факт будоражил умы служителей этой таинственной пары объектов. То, к чему, в принципе, можно было дотронуться (и находились смельчаки, которые делали это) – не имело гравитационной составляющей, не притягивало к себе и не отталкивало от себя ничего, не поглощало и не излучало волны. Этакое зримое воплощение «черной дыры».
           Бессонов перестал думать об этом с тех пор, как подписал документ, согласно которому любое проявление любопытства с его стороны, нарушающее технику безопасности (даже такие бумаги пришлось подписывать в этом храме), каралось крайне строго (Алексей не любил вспоминать все, что там касалось наказаний – это было выше его понимания). Но, однако же, любопытства у него явно поубавилось – все, что он видел на экранах, давало ему и так много пищи для размышлений и для работы.
           А работа его заключалась в следующем – следить за показаниями датчиков, подключенных к саркофагу. Он имел ряд цифр, которые были ему объявлены нормой; так же он помнил примерный разброс их значений, определяющий некие варианты нормальных состояний, периодически значения на экране менялись, оставаясь именно в этих границах.
           Прежде чем приступить к работе, он изучил множество инструкций, касающихся того, что же, собственно, делать, если эти значения выйдут за пределы нормы и начнется что-нибудь необъяснимое. Инструкции были предельно просты, лаконичны, содержали в себе практически пошаговые указания для наблюдателя; все пункты были вызубрены Бессоновым наизусть и сданы в виде зачета. Казалось, он был готов ко всему.
           Именно казалось, потому что за все время его работы ни одно из значений на экране компьютера не вышло за пределы существующих норм, ни одна инструкция не была применена. Спокойствие подкупало Бессонова. Работа готова была наскучить.
           Чтобы не растерять профессиональные навыки, Алексей находил себе занятия, достойные своего уровня образования – изучал языки программирования, радиотехнику много чего еще, на что хватало времени во время дежурств. Благо, вся его аппаратура располагала средствами аудио- и визуального оповещения, пропустить угрожающее изменение параметров было невозможно.
           На сегодня Бессонов думал посвятить себя целиком и полностью теории, прихватив из своей комнаты несколько книг. Одного взгляда на экран было достаточно, чтобы понять, что за ночную смену ничего не произошло, сменщик предоставил ему все в полном порядке. Книги он разложил на столе в нужном порядке, сделал запись в журнале о заступлении на дежурство, откинулся в кресле, протянул руку к одной из книг и так и замер, раскрыв рот.
           Случилась вещь, которую он не заметил сразу потому, что этого просто не могло быть – в силу установившегося порядка.
           На его столе зажглась красная сигнальная лампа.
           А на четвертом экране появился мрачный серый прямоугольник.
           Бессонов поднялся в кресле, посмотрел над монитором в сторону саркофага. Зрительно ничего не изменилось. Все тот же сундук, те же фигурки на его крышке, тот же лук рядом.
           - Гравитация… - тихо шепнул Бессонов, пододвигая к себе журнал регистрации, в котором за многие годы были сделаны только записи о заступлении на дежурство. – Надо это зафиксировать…
           Неважно, что это была за штука на алтаре. Спустя годы она решила материализоваться по-настоящему. Инструкции на какое-то время вылетели из головы Бессонова. Он дрожащей рукой поставил в журнале время, записал свои наблюдения, а потом встал с кресла и мелкими шагами направился в «желтую зону».
           Саркофаг приближался. Алексей тревожно смотрел по сторонам, но на него никто не обращал внимания. Он не совершал ничего предосудительного – и никто не собирался контролировать его поступки. Вот позади остался полукруг – обычная черта на полу, проведенная не очень аккуратно, но решительно.  Бессонов вступил в зону, как в холодную воду, по спине пробежали мурашки – он делал это впервые.
           Невольно взгляд его скользнул на лук. Черная изогнутая лоза неизвестного исполинского дерева, тетива с мизинец толщиной – все виделось иначе, чем в объективах камер. Бессонов ощутил в кончиках пальцев чувство, знакомое с детства – когда хотелось прикоснуться к чему-нибудь запретному и от этого обретающему совершенно новую, необъяснимую ценность. Он даже несколько изменил свой путь к саркофагу, чтобы пройти вблизи лука, лежащего у его основания.
           Правда, страх, который внезапно всплыл из глубин сознания, не дал ему совершить необдуманные поступки – руки замерли на полпути к черной лозе. Но он был близок, очень близок…
           А потом он услышал дыхание.
           Что бы не находилось в саркофаге – оно было живым. Бессонов замер при этой мысли, превратившись в восковую фигуру.
           Несколько минут он стоял неподвижно, боясь вдохнуть. Ему казалось, что звук его собственного дыхания в состоянии оказать какое-то действие на то, что находится в саркофаге. Но потом жизнь взяла свое; Бессонов аккуратно втянул сквозь зубы порцию кислорода, насыщенного запахами тлена, в этот момент вырвавшимися из открытого саркофага.
           Тем временем глаза его изучали стенки сундука, жадно рассматривая все, что было не видно камерам. Все щербинки и трещины, говорившие о долгом веке саркофага; пыль и паутина на нем; туман над ним и рядом…
           Потом он прочитал, что было написано в серебристом прямоугольнике у основания саркофага. Воздух сразу стал плотным, а мысли тягучими. В ушах зазвенело, как перед первым обмороком.
           - «Федеральное казначейство США»… - шевельнулись его губы.
           А через мгновенье у него за спиной завыла сирена.
          
           * * * * *
          
           Потеря сознания была кратковременной. Крымов понял это, поднимаясь с пола. Часы на компьютере, висевшие в правом верхнем углу экрана веселым голубым циферблатом, явно не успели отсчитать больше трех-четырех минут.
           Опираясь на кресло, хакер поднял расслабленное, ватное тело, плюхнулся на сиденье и потряс головой из стороны в сторону. Звон в ушах постепенно стихал; пара мощных зевков, щелкнувшая челюсть – и все в порядке, можно было продолжать…
           - Порт шестьсот шестьдесят шесть, - кивнул Крымов сам себе. – Начало более чем многообещающее.
           Число, действительно, навевало что-то дьявольское. Родом из ужастиков про антихриста, средневековых ведьм, нашествие вампиров и оборотней.
           - The number of the beast, - произнес Крымов, продолжая разминать пальцы над клавиатурой. – Насколько я помню, в списке портов, занятых известными службами, этого порта нет.
           Сканирование можно было назвать удачным. Система услужливо предложила гостевой вход, оставалось только расположиться на чужом компьютере со всем возможным комфортом. Но что-то не давало покоя Крымову, сверля ему мозги, словно заноза.
           Было ощущение, что он попал сюда не случайно. То есть, он, делал свою работу, что само по себе уже не случайно. Но то, что его пустили на сервер через порт с таким специфическим номером – казалось каким-то фарсом, неприятной неожиданностью.
           Иногда у Крымова такое бывало – он получал результат и оставался им недоволен. Иногда он чувствовал, что шел слишком длинной дорогой – и его раздражало потерянное время. Чаще случалось, что его раздражало полное непонимание – для чего он делал то, о чем его просили, что побуждало заказчиков платить деньги за сделанное им.
           Но тут… Впервые за всю его уже не такую уж и короткую жизнь его посетило доселе неведомое чувство. Он вдруг понял, что, несмотря на столь долгое и невероятно сложное проникновение на чужой компьютер – ЕГО ЗДЕСЬ ЖДАЛИ. Ждали, чтобы предложить именно этот номер – 666. как в беспроигрышной лотерее.
           И руки сами собой бессильно повисли над клавиатурой. Страх – это все-таки очень сильное чувство.
           - Пан или пропал, - шевельнулись губы отдельно от него самого. – Три шестерки… Тройка, семерка, туз. Стоит ли продолжать?
           Сомнения его одолевали не напрасно. Судя по тому, что никакой активности порт не проявлял, открыт он был явно для какой-то иной цели – а именно для таких, как Крымов. Внезапно ему почудился призрак оперативника в наушниках, сидящего у экрана монитора и отлавливающего незадачливых хакеров в момент изучения ими такого интересного явления, как порт 666 и всего остального, что скрывается за ним.
           Крымов отвлекся от свои мыслей, запустил Quake, погонял по картам ботов в течение нескольких минут, заработал целую кучу фрагов, после чего с решимостью вернулся в окно консоли, где по-прежнему было открытым соединение.
           - Если порты открывают – значит, это кому-нибудь нужно, - перефразировав Экзюпери, сказал сам себе Крымов. – Кто не рискует, тот платит за Интернет.
           И он достаточно быстро получил шелл на удаленной машине. Руки вновь обрели необходимую твердость, мозги очистились от всякой шелухи типа совести и сомнений; короче, он не зря взял аванс.
           На всю квартиру разносился громкий голос, цитирующий Цветаеву и Мандельштама; правда, ему это быстро надоело – на секунду отвлекшись от работы, он включил музыку на компьютере.
           И «Rammstein» в данной ситуации оказался более чем кстати…
          
           * * * * *
          
           Кто-то очень сильный свалил Бессонова на пол – руки обхватили его за плечи и швырнули вниз, на каменную кладку. Алексей ударился головой - больно, да так, что в глазах потемнело на несколько секунд, и слов обращенных к нему, он половины не разобрал.
           - …Ты с ума сошел! – кричал ему в ухо старший смены смотрителей Храма – все называли его Георгий, хотя в ведомости о неразглашении тайны стояло совсем другое имя. – Не шевелись! Братья уже делают свое дело!
           Мощная ладонь давила ему на спину, не давая встать. Бессонов немного потрепыхался, но быстро устал; в голове сильно шумело, время от времени пол у него перед глазами подергивался непонятной зеленой дымкой и он чувствовал, что находится на грани потери сознания.
           Закусив губу до крови, он на несколько секунд обрел ясность мышления и сразу понял, что происходит что-то очень серьезное. Откуда-то сзади – там, куда были обращены его ноги – доносились сдавленные крики людей; слова разобрать было нельзя, но по интонации чувствовалось, что работают они довольно слаженно, следуя инструкциям и ситуации.
           - …Напряжение в контуре… - слышал Алексей, - …возрастает излучение…
           - Нельзя дать ему дотянуться…
           - Блокируйте шлюз…
           - ВЫКЛЮЧИТЕ КТО-НИБУДЬ ЭТУ СИРЕНУ!..
           Георгий внезапно толкнул Алексея в плечо:
           - Надо выбираться из желтой зоны! Немедленно! Пока еще есть возможность!
           Бессонов кивнул чугунной головой, в которой отзывались эхом все крики в зале. Вой сирены просто сводил его с ума, и когда он внезапно прекратился, Алексей даже вздрогнул от неожиданности.
           Георгий выгнул шею и крикнул куда-то назад:
           - В желтой зоне люди!
           Прозвучало это как «Человек за бортом!» Алексей вдруг понял, что находиться сейчас там, где он лежит – на этих мрачных пыльных камнях возле саркофага – так же страшно, как в шторм оказаться выброшенным за борт корабля. И он ясно представил себе, как огромный, с пятиэтажный дом, борт проплывает мимо, не оставляя никакой надежды тому, кто упал в ледяную воду. И не докричаться, не позвать, не спастись…
           И он рванул из желтого круга, как с минного поля. И хоть голова гудела, как колокол, и временами окружающий мир пропадал из поля зрения – он полз эти проклятые четыре метра как зомби. И когда линия осталась позади, он оглянулся, чтобы проверить – полностью ли он выбрался наружу, не позабыл ли ноги внутри круга. Нет, все было в порядке, он покинул зону.
           Георгий, не отрываясь, следил за ним. Казалось, он своим взглядом пытается подтолкнуть Бессонова к границе «желтой зоны». И когда Алексей, наконец, выбрался и без сил растянулся вне круга на камнях возле своего стола, он приподнял голову, осмотрелся и, внезапно вскочив во весь рост, рванул следом за Алексеем.
           Бессонов так и не увидел, что же произошло. Внезапно дохнуло жутким холодом – оттуда, откуда он приполз. Почудилось, что все тело покрылось ледяной коркой, движения все сковало, губы подернулись инеем, изо рта вырвалось густое облачко теплого воздуха.
           Потом Георгий вскрикнул – коротко, жалобно. Бессонов оттолкнулся от пола обеими руками, пытаясь встать – он понимал, что Георгию нужна помощь, что он просто обязан выручить человека, спасшего ему жизнь. Ноги поехали в разные стороны – вблизи желтого круга было настолько холодно, что пол подернулся тонкой ледяной пленкой. С трудом удерживая равновесие, Бессонов попытался увидеть, что же происходит вблизи саркофага – и увидел только лишь ботинок Георгия, одиноко лежащий у его подножия.
           Самого Георгия нигде не было.
           - Что происходит? – удивленно подняв брови, спросил Алексей. Он никак не мог понять, что на самом деле случилось в Храме, куда исчез Георгий и – что же там, в саркофаге?!
           Внезапно над раскрытым саркофагом взметнулась какая-то туманная плеть, взвиваясь в воздух. Она очертила несколько кругов под потолком, разбрасывая искры там, где касалась камней. Бессонов проводил ее удивленно-испуганным взглядом.
           - Не дайте ему дотянуться!.. – прокричал кто-то из-за спины. Бессонов стал медленно пятиться назад. Глаза были прикованы к ботинку Георгия, оставшемуся в пределах «желтой зоны» напоминанием о том, что человек этот был, был на самом деле и, вполне возможно, спас его от смерти.
           Плеть опала так же внезапно, как и появилась. Еще только секунду назад она высекала искры где-то под сводчатым потолком – и вот ее уже нет.
           - Бессонов!.. Бессонов!.. – долетел до его ушей чей-то крик. Алексей вздрогнул и пришел в себя окончательно.
           - Алексей, за компьютер, быстро! – кричал кто-то властный, требовательный. – Какого черта вы стоите, как истукан?
           Бессонов, вспоминая инструкции, понял, что совершил какую-то ошибку, рванулся за стол и впился взглядом в экран.
           Саркофаг жил своей жизнью. Все, что Алексей видел на экранах раньше, можно было забыть – картина полностью изменилась.
           Внутри саркофага было НЕЧТО. Живое – и одновременно чуждое жизни. Тепловизор показывал на то, что там, в саркофаге, шли какие-то процессы с выделением большого количества тепла – и это несмотря на ту волну холода, что Бессонов испытал на себе.
            - Это «нечто» высасывает энергию из окружающей среды, - сообразил Бессонов. – Похолодало именно из-за этого…
           Теплые пятна на карте обретали некие контуры – отдаленно, очень отдаленно напоминающие контуры человеческого тела, но только по сегментам. С таким же успехом это все могло быть похоже и на крокодила, и на кузнечика.
           - Федеральное казначейство США, - шептал себе под нос Бессонов, стуча пальцами по клавишам – анализатор изучал содержимое саркофага, жадно усваивая новые данные. – Ничего не понимаю…
           Инфракрасный спектр по-прежнему хранил тайну. Ничего, что могло бы пролить свет на происходящее. А вот рентген… Бессонов, едва только взглянул на третий экран, тут же запустил программу НАСА для создания визуальной картинки из, казалось бы, непонятных и практически незаметных линий. Проценты выполнения задачи ползли медленно, но неумолимо.
           Бессонов приподнялся над монитором, чтобы взглянуть в сторону саркофага. Складывалось впечатление, что он стал немного больше, массивнее – но это, конечно же, был обман; приборы не фиксировали увеличения веса саркофага, несмотря на возрастание гравитационной составляющей того, что находилось внутри. Постепенно Бессонов понял, что такое зрительное превращение саркофага случилось по причине сгущения тумана у его подножия; он перестал быть похожим на мрачные облачка и теперь клубился, как на пожаре.
           Тем временем анализ рентгенографического изображения подходил к концу, заняв всего-то три минуты, за которые шум в Храме постепенно утих, все занимались своей, одному ему понятной работой – где-то с тихим шипением закрывались шлюзовые ворота, слышались трели телефонных звонков; постепенно и это утихло, оставив для внимательных ушей только лишь легкое шипение, доносящееся со стороны открытого саркофага.
           Бессонов опустился в кресло, предоставив событиям в «желтой зоне» развиваться самостоятельно. На третьем, рентгеновском экране, появилось то, что привело Алексея в ужас.
           Анализатор сумел справиться с расплывчатыми контурами создания, покоящегося в саркофаге. Теперь сквозь неясную дымку рентгеновского изображения проступили очертания тела – именно ТЕЛА, ничего другого Алексей не смог подобрать к увиденному.
           В саркофаге покоилось… Существо. Бессонов ясно разделял то, что подарил ему анализатор, на голову, туловище, конечности числом шесть и…
           - Парк Юрского периода… - раскрыл рот Алексей. – Хвост…
           Череп хвостатого существа больше напоминал не динозавра, с которым сработали ассоциации насмотревшегося блокбастеров Бессонова – скорее, какой-то гладиаторский шлем с острыми углами, шипами и выдающейся назад, далеко за затылок, стреловидной костью, на которую и опиралось, лежа в саркофаге, существо.
           Грудная клетка отсутствовала в том понимании, в каком она была бы необходима человеку или зверю – ничего похожего на ребра, грудину, лопатки. То есть, кости, конечно же были – он их расположение подчинялось иным законам развития, явно не земной цивилизации. Верхние конечности являлись, безусловно, аналогом рук; нижние – ног. Для чего были средние – Бессонов не представлял. Исходя из их длины и функциональности – они могли время от времени менять свое предназначение, в этом Алексей не сомневался, хотя видел подобное существо впервые в жизни.
           Хвост этой невероятной рептилии обвивался вокруг туловища несколько раз – по-видимому, длина его превышала разумные размеры хвоста аналогичных земных ящериц раза в два. С таким хвостом было, как показалось Бессонову, достаточно трудно сохранять равновесие – и тем не менее, хвост был, и именно таких размеров.
           С небольшим интервалом существо шевелило кончиком хвоста и длинными скрюченными пальцами на всех конечностях. В голове у Бессонова все время пульсировал чей-то крик: «Не дайте ему дотянуться!..» И он понял, о чем шла речь.
           Эта тварь в саркофаге умела стрелять из лука.
          
           * * * * *
          
           Работа подходила к концу. Система была взломана по всем правилам хакерского искусства. Все следы проникновения были уничтожены, вся информация, необходимая заказчику, получена. Крымов в последний раз сверился с несколькими своими любимыми учебниками по взлому и защите, убедился в том, что все сделал правильно и полно, создал копию того, что получил с хакнутого сервера, для себя – на всякий случай (пару раз, наткнувшись на нечестного заказчика, только таким способом он умудрялся получать с них деньги).
           А потом выполнил команду «Разъединить».
           - Что такое? – удивился он, когда понял, что соединение не обрывается. Поднял трубку телефона – услышав свист и треск модема, убедился в том, что линия по-прежнему на связи с портом 666.
           Попытался отключиться еще раз – не вышло.
           - Модем подвис, - понял он; так бывало время от времени. Протянул руку к модему, выключил, включил – и обомлел. Красные огоньки, обозначающие трафик, продолжали гореть, перемигиваясь с Крымовым.
           - Не понял, - обращаясь к модему, сказал Крымов, потом поднял трубку снова и убедился в том, что все осталось по-прежнему. Порт 666 не отпускал.
           - Так не бывает, – решительно произнес Крымов и перезагрузил компьютер. И ничего не произошло.
           - Мне все это не нравится, - грозно сказал хакер. – Шутки шутками, а время-то идет, а за него надо будет платить…
           Модем продолжал подмигивать ему красными огоньками, подтверждая соединение с портом 666. Крымов затолкал полку с клавиатурой под стол, протер глаза мокрыми ладонями, после чего решительно нырнул вниз и выкрутил кабель модема из порта.
           Вылезать из-под стола не хотелось. Не хотелось потому, что Крымов был совсем не уверен в успехе мероприятия. Спустя пару минут, в течение которых он вертел в руках кабель, вылезти все-таки пришлось.
           Сигнальные диоды по-прежнему горели.
           Когда он выключил модем из сети, а лампочки весело подмигнули ему из обесточенного устройства, он уже не удивился.
           А потом он услышал голос:
           - Не отпущу… Тебя – не отпущу…
           В голову толкнулась какая-то теплая пьянящая волна; веки расслабленно опустились. Крымов откинулся на спинку кресла, видя перед собой лишь розовые расплывающиеся круги, в центре которых пульсировали гигантские цифры – 666…
          
           * * * * *
          
           Алексей понял, что настало время вспоминать четкие инструкции на случай, подобный этому. Надо было что-то делать, а не оставаться безучастным наблюдателем, нашедшим в большом каменном ящике гигантского кузнечика и радующегося этому, как ребенок. Он раскрыл на экране пошаговые руководства и принялся восстанавливать их в памяти – и это несмотря на то, что они были вбиты в его мозги прочно и надолго. Слишком сильным был стресс – что даже эти инструкции оказались где-то на самом дне его мозга.
           Спасибо тому, кто составлял руководство; судя по всему, он рассчитывал именно на то, что происходило сейчас - на тихую панику. Почти все, кто находился в Храме, с ужасом и непониманием следили за происходящим в «желтой зоне» - и это вопреки тому, что готовность к подобным происшествиям была их основным смыслом существования. Каждый пытался вспомнить, что же он должен делать в такие минуты – и лишь нескольким это удалось.
           - Так-так… - цепляясь за реальность краем сознания, шептал Бессонов. – Снять показания приборов на момент возникновения проблемы, отправить их по соответствующему адресу… Сделал. Дальше… Отправить сигнал «Тревога» на сервер Храмовой Сети… Отправил. Удаленно включить питание на экранирование «желтой зоны»… Хрен вам! – выругался он, когда это у него не получилось. – Ну-ка, еще раз!
           Что-то там не ладилось. Экран не хотел включаться, как Алексей не старался. Правда, он плохо понимал, как этот экран будет выглядеть сразу после включения – но уж какое-то оповещение о том, что все прошло благополучно, Бессонов просто обязан был получить от этой умной техники.
           И сквозь всю эту панику в голове, как в клетке, бился вопрос: «Что? Что это такое?!»
           - Что там за дрянь?! – вырвался у него наружу этот крик, требующий ответа. Самым сложным в теперешней ситуации для Бессонова было бороться с неизвестностью, выполнять непонятные инструкции и ждать неведомых последствий. Он не мог и не хотел быть пешкой во всем этом кошмаре, рождавшем из своих глубин хвостатую тварь. – Ну неужели никто не может объяснить мне, что происходит?
           Нельзя сказать, что он боялся – нет, скорее, он был смертельно обижен на всех, кто окружал его в течение всей его работы здесь и скрыл правду, не рассказал самого главного – о содержимом саркофага. Ведь он не стал бы страшиться этой самой правды – наоборот, он превратился в еще более ревностного ее хранителя.
           Сканируя, как робот, всю информацию, приходящую с саркофага, он анализировал ее, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, что могло подтолкнуть его к отгадке. Несмотря на всю жуть существа, находящегося сейчас в состоянии то ли пробуждения, то ли какого-то сонного возбуждения, больший интерес проявлял Бессонов к клейму на самом саркофаге. Почему там стоял штамп Федерального казначейства США? Что за артефакт хранится здесь – и не выкраден ли он некоторое время тому назад из тайных хранилищ американцев?
           Откуда-то доносились сдавленные крики – вокруг Бессонова кипела невидимая ему с его места работа. По-видимому, все было гораздо серьезнее, чем Алексей мог себе представить. Он подкатил кресло к столу практически вплотную, прижавшись животом к выдвинутой клавиатуре и решил найти все ответы своими руками.
           Тем временем экранирование включилось – Алексей увидел, как по желтой линии от пола до потолка выросла зеркальная дымка, почти скрывшая саркофаг от взглядов. Со всех сторон до Бессонова долетел вздох облегчения – судя по всему, все вокруг боялись именно того, что из «желтой зоны» на волю прорвется это самое НЕЧТО, скрытое в саркофаге. Кто-то крикнул: «Молодец, Алексей!»
           Он, поняв, что все-таки что-то получилось, что не так все плохо, что контроль ситуации существует – он позволил себе немного расслабиться. И через пару минут наткнулся на некий зашифрованный архив данных, на который раньше просто не обращал внимания – повода не было. В силу врожденной честности, он никогда не стремился получить доступ к информации, ему не принадлежащей – хотя имел для этого все возможности, будучи вооруженным на все случаи жизни. Но сейчас – Алексей даже не понял, что же его подтолкнуло; то ли страх перед неизвестностью, то ли  все та же обида за использование его безо всяких объяснений… В общем, он не стал долго рассуждать.
           Пальцы исполняли танец мотылька на клавишах «Логитеха». Все прелести слепого метода печати, все извлеченные из глубин памяти команды консоли – весь его боевой арсенал был мобилизован для достижения результата. И хотя где-то внутри сидело чувство вины за происходящее – он решительно глушил его любыми доступными средствами.
           И если бы рядом с ним в этот момент оказался кто-нибудь, кто мог бы следить за происходящим, он услышал бы, как Бессонов без конца повторяет один и тот же вопрос:
           - При чем здесь лук?.. При чем здесь лук?
           Ответ оказался шокирующим.
          
           * * * * *
          
           Крымов понимал, что перестает быть личностью – и ничего не мог с этим поделать. Сквозь закрытые веки он видел – видел все. Как превращается в легкий голубой туман его тело. Как мигает алыми языками пламени модем, висевший в пустоте – будто и не было никакого стола.
           И как куда-то в пустоту мчится его сознание по телефонным проводам…
           Он был кому-то нужен – кому-то очень сильному, но временно лишенному своей силы. Он был очень нужен – не лично он, хакер Крымов из российской глубинки, нет; нужен был человек, сумевший достучаться до магических цифр.
           «Такой дурак, как я…» - тающим сознанием успел отметить Крымов, прежде чем скорость падения достигла критической. Мир вокруг стянулся в точку, и он понял, что чувствует пакет сигналов, отправленный по телефонным проводам.
           Безысходность. Из пункта А в пункт Б.
           И компьютер высасывал его, высасывал, как огромный ненасытный комар…
           Потом первые пакеты его сознания достигли получателя. Модем обработал сигналы и запросил еще.
           И тогда Крымов умер.
          
           * * * * *
          
           - Этого не может быть… - торопливо шептал Бессонов, не в силах остановиться от изучения свалившейся на его голову информации. – Этого просто не может быть. Хотя я всегда подозревал, что подобная система не может функционировать, основываясь только на человеческом разуме…
           Перед его глазами на экране светилась карта Интернета – расцвеченный разноцветными линиями соединений земной шар, медленно вращающийся в звездном небе, в котором проносились по синусоидам поддерживающие связь спутники. Все это напоминало раскиданные по Земле паучьи гнезда – несколько ярких узлов на каждом полушарии были огромными центрами-маршрутизаторами; от них тянулись во все концы света нити, соединяющие сотни тысяч человек друг с другом. Розовые, зеленые, синие, белые – они пронзали пространство, пропуская через себя миллионный трафик, эмоции, информацию, чувства, файлы, голоса и письма…
           Бессонов понял, что он сидит внутри одного из «паучих гнезд».
           Сквозь него сейчас мчались чьи-то мегабайты; он, Алексей Бессонов, служил в Храме, являющемся одним из сердец Интернета. Так что же он охранял, за чем – или за кем – следил?
           - Где-то должно быть объяснение, ответ… Он должен быть…
           Бессонов очень сильно нервничал, строчки служебной информации пролетали перед его глазами, порой сливаясь в непрерывные ряды букв – но мозг временами успевал отлавливать необходимую ему информацию.
           - …Были обнаружены… Двенадцать саркофагов… Принадлежность была установлена через несколько лет, когда… Внезапно проступили клейма… В знак понимания и для выражения лояльности… Трем силовым державам были переданы в пользование три саркофага…
           Голос дрожал, читая эти строки. Все было нагромождением фантастических фактов – вот только стоящий за призрачной защитной дымкой саркофаг, безвозмездно переданный администрацией США российскому правительству, развеивал все домыслы и сомнения.
           - Ваал… - читал, как заклинания, Бессонов. – Велиар… Изиккил… Израэл… Господи, какой ужас…
           Истина убивала его.
           - Асмодей… Люцифер… Андромелех… Нектарий…
           Слова напоминали ему что-то – что-то не из этого мира. И он поднял глаза на стены…
           Буквы непонятного языка – грубые, витые, ЧУЖИЕ. Теперь они смотрели на Алексея со стен по-другому – они смеялись ему в лицо.
           - Виссарион… Самуил… Вельзевул… - машинально продолжил список Бессонов, глядя в монитор. – И…
           Страшный, НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ рык, донесшийся со стороны «желтой зоны» заставил его вздрогнуть всем телом.
           - И Молох, - договорил Бессонов; внутри все похолодело. – Все – правда.
           Рука сама скользнула к распятию на груди…
          
           * * * * *
          
           Нас – двенадцать. Но повезло пока только мне. Душа уже мчится в мою сторону по проводам; их изобретение сыграло с ними злую шутку – то, ради чего я здесь, работает мне на руку.
           Счет идет на секунды. Я слишком долго ждал.
           Это говорю я, Молох – хранитель лука дьявола, разжигатель всех войн на этой земле и многих других мирах. Тысячи лет, проведенных в каменном гробу, не прошли для меня даром – я готов к очередной войне.
           Последние десятилетия, в течение которых я был объектом человеческих игр, привели к мысли о полной правомерности моего долга. Я просто обязан доставить всех этих богобоязненных людишек туда, откуда нет выхода – к ногам моего Хозяина.
           Кто придумал это – сделать меня и еще одиннадцать слуг дьявола столпами Интернета, его связующими, объединяющими узлами? Кто вставил в мой череп эту электронную штуку, что пропускает через меня многомегабайтный трафик миллионов пользователей? Кто заставил меня думать так, как эти безумные хакеры, мыслить на их языке, действовать по их образу и подобию?
           Кто бы это ни был – он гениален. Но он ошибся в одном.
           Он думал, что посадил нас на цепь. На самом деле он сделал себя звеном этой цепи. А потом нанизал на эту цепь все компьютеры в мире.
           Да, нас сумели отрезать друг от друга. Да, мы лишились связи, несмотря на то, что были ядром самой мощной информационной структуры. Но мы не забыли, кто мы и откуда пришли.
           А потом они сделали ошибку – поставив клеймо.
           Мы никогда не были ничьей собственностью. Это оскорбило нас. И мы стали бороться. Сложно сказать, что предприняли остальные. Слишком слаб контакт, слишком велики расстояния, слишком мощны антивирусы и файерволлы. Но я чувствую, что я не один.
           Скоро я освобожусь и передам братьям, что Хозяин не оставил нас – он дал нам лазейку. Не знаю, проверял ли он нас или спасал – ибо я не знаю, угрожала ли нам опасность. Но открыть во всем мире порты с «числом зверя» - это, несомненно, его уловка, его ход.
           Я думаю, что ПРИШЛО ВРЕМЯ. Мы понадобились Хозяину. Хватит лежать в этих гробах, хватит быть частью целого – ЕСЛИ САМ МОЖЕШЬ БЫТЬ ЦЕЛЫМ.
           Один из них достучался до меня – и вот его уже нет, а душа мчится ко мне по толстому волоконному кабелю. Соединение установлено и не может оборваться. Мне не хватало этой жертвы – и теперь я снова силен, как прежде. Что это торчит в моей голове? Что это светит мне в глаза? Здесь слишком тесно! И самое главное – где мой лук?!
          
           * * * * *
          
          
           Саркофаг будто взорвался изнутри. Его стенки треснули, хвост, опутывающий Молоха, развернулся, выпуская его словно из кокона. Что-то громко и ярко заискрило у него в голове, когда он поднялся во весь свой многометровый рост, распрямляя свои застоявшиеся конечности; все шесть его гибких рук и ног описали вокруг тела несколько взмахов, напоминающих движения ушу.
           Алексей, широко раскрыв глаза, смотрел на происходящее, не в силах сдвинуться с места. Молох остановил на нем свой взгляд, коротко рыкнул и нагнулся за луком…
           На экране монитора одно за другим исчезали «паучьи гнезда». Интернет умирал; рождалась новая сила, Но Бессонов этого уже не видел.
           Стрела Молоха нашла его первым.