Пропавшая принцесса

Уж сколько их упало в эту бездну...
М.Цветаева.

Я  испуганно вцепилась в твою руку: если не удержусь, то провалюсь сквозь диван и четыре этажа снизу, в подвал, и дальше - а что там дальше? Ты засмеялся, легко и беззаботно, ты уверен, что с тобой я в безопасности. Или наоборот - в твоих силах сделать со мной все, что только сможешь выдумать. Я буду покорна и беспомощна, и если ты отпустишь меня, сказав: "Лети!" - я послушно самоуничтожусь, поздоровавшись с бездной. Ты сбросишь меня с высоты, а я превращусь в вампира с кровавыми губами. Пусть!
Да, ты расхохотался, любуясь моим первобытным ужасом перед неизвестностью и тем, как я защищаюсь и поддаюсь тебе одновременно.
Почему? Почему? Почему? - дробно застучало вокруг, а перед глазами поплыли предобморочные калейдоскопические картинки. Почему я не владею собой, а сладострастно пляшу под свирельные распевы моего возлюбленного мучителя, так умело играющего на моих нервах?
Ты, пытаясь успокоить меня, промурлыкал что-то мягкое и журчащее, я не разобрала слов,  да и к чему они, если есть интонации, ласкающие, обволакивающие, лишающие последних мыслей о сопротивлении.
И в этот миг я поняла, что пропала.
Или раньше?

За полчаса до того, когда я встретила тебя на пороге, как всегда одетая только в трикотажный короткий белый халатик с сине-красными полосками и в бирюзовое колечко, подаренное тобой. Больше ничего! А зачем? Я бы всю одежду скинула, тебе ведь это нравится, но в квартире прохладно, необходимы компромиссы.
Я взглянула тебе в лицо, робея: всякий раз не понимаю, неужели это в самом деле происходит со мной? Ведь так не бывает. Ты спокоен и нежен, я нервически насторожена и умираю от страха.
Ты подарил мне букетик гиацинтов, перевязанный узкой ленточкой. Я вздрогнула, принимая его. Мои любимые цветы. Кудрявые и трогательные, эдакие маленькие голубовато-сиреневые  создания повышенной ангелоподобности.
Откуда ты знаешь? Неужели я проболталась, хлебнув вечерком рома с колой или банального арманьяка, который обычно закусываю лимоном с сыром?
Нет, я старалась быть сдержанной с тобой. Ты впитываешь информацию обо мне из универсума, внезапно озарило меня.
И вот тут я осознала, что пропала.
Или еще раньше?

Мы сидели на какой-то скучной вечеринке, хотя остальным гостям она казалась забавной и  восхитительно веселой. Я страдала, тихонько поскуливая, моя правая рука теряла свое изящество, распухая с ужасающей скоростью и уже угрожая разорвать рукав блузки.
Ты поглаживал мне запястье, надеясь излечить травму.
Я мечтала оказаться с тобой наедине и забыть о дергающей боли, утонув в других ощущениях, более ярких, чем эти плебейские жалобы руки, которую я прищемила дверью метро.
Ну неужто мои части тела желают мне зла? Почему бы им ни потерпеть?
Я отключилась от происходящего вокруг, не слушала разговоры, не видела ничего, кроме пуговицы на твоей рубашке.
В какой-то момент раздался колокольный звон, прямо в городской квартире - вот это да, и никаких церквей поблизости, ни одной, а боль растворилась в гудящем воздухе. Как ни бывало!
Я удивилась, а ты объяснил мне причины этого чуда, да и не чуда вовсе, а обычного явления. Главное - взаимная эмпатия и огромное желание помочь.
Я недоумевающе рассматривала выздоровевшую руку, замерев от изумления,  и убеждала себя, что еще не окончательно пропала.
Или это случилось раньше?

- Зря я в это ввязалась, - прошептала я, уже понимая, что и говорю это напрасно. Часы пробили полночь, а мои хрустальные кроссовки не изменились для тебя.
Я-то отлично знаю, они превратились в стоптанные много лет назад рваные мокасины, а мое шифоновое серое с блестками платье валяется на полу возле кровати джинсовым бесформенным комом.
И моя женственная шляпка с маленькой вуалькой уже развоплотилась в потертую бандану с пацификом.
А ты спросил, не прекращая своего проникновения в меня:
- Почему зря? - и поцеловал меня так, что я не сразу нашла ответ.
Но потом, пряча лицо у тебя на груди, покрываясь мурашками от смущения, я сказала:
- Я влюблюсь в тебя и не смогу с этим справиться.
- Да? А если я в тебя? Тогда сможешь?
Ох, женская дурость правит миром! Тут же бедный и убогий гостиничный номер сделался моим дворцом в тридесятом царстве, а желтый ковер на полу - копия того, что лежит у меня дома - обернулся одуванчиковой поляной. Где-то в телефонных проводах запели птицы.
Покосившись в сторону зеркала, и оценив цвет своего лица как прозрачное зарево, я убедилась, что пропала.
Или за три часа до этого?

Мы познакомились на Красной площади - все приличные люди встречаются впервые именно там. А где ж еще?  Не на станции же Московского метрополитена, какой-нибудь Бауманской или Площади Революции, набитой обезумившими от постоянного грохота статуями. Нет-нет!
Только Минин и Пожарский, вальяжные, невзирая на свою почти невыполнимую миссию.
Я подъехала в карете, беспрестанно нажимая на клавиши мобильного телефона. Смс-ки от друзей утомляли, но мне это помогло успокоиться и убедить себя, что виртуальной любви не бывает. Вообще! Это самовнушение, не более того. Твои стихи, мои восторги, твоя отточенная лаконичность, мое блестящее пустословие - все это нелепица.
Как-то я опрометчиво написала: "А что, если я стану вожделеть Вас? Стоит ли в этом случае ждать письмо Онегина к Татьяне?"
"А кто такой Онегин?" - ловко увернулся ты. Ты сильный противник. Мне оставалось лишь причесать челку, поправить белые носочки и развесить повсюду на твоем пути нагловатые призывы: Ou' et quand?
Я спрыгнула с подножки экипажа, а ты взял меня за руку и повел в музей, как мы договаривались заранее.
За руку! Меня, избегающую лишних прикосновений и лицемерных клевков в щеку при встрече. Но я не вырвала ее, вздрогнув от внезапного гнева, как полагалось по сценарию: непозволительное поведение, ведь ты минуту назад впервые увидел меня!
Нет! Очарованная, я шла за тобой, ощущая себя средневековой мученицей и английской королевой, гостящей в Австралии, одновременно.
И уже в этот миг твердо понимала, что пропала.
А может, той уже далекой ночью с четверга на пятницу?

Ты мог бы мне сниться и реже, теперь, когда я твоя наяву, мне вполне хватило бы того, первого раза. Ты появился в неистовом, болезненно-ярком, возвещающем истину сне, из числа тех, что можно разглядеть за маревом символов, намеков, подтекстов и аллюзий два-три раза в жизни, не больше, а некоторым и вовсе не дано этого счастья.
Ты что-то говорил, а я пила нектар твоей улыбки, не подозревая еще, что в реальности она окажется совершенно такой.
А я?
Наверное, тоже, хотя я не грезилась тебе в твои путешествиях в потусторонние миры, ты просто рассматривал мои бесчисленные портреты, обалдевший, разгоряченный, азартный: Еще! Еще!
А там, в моей ночной подсознательной мечте, ты был именно таким, каким не полагается быть принцам в  девических фантазиях дочурок всех шоферов вселенной, и это сразу покорило меня. Ты не пил шампанское из бокалов на длинной ножке, не танцевал со мной босса-новы и танго, не дарил мне бриллианты в платине и футбольные команды, даже не называл в мою честь далекие звезды или куски марсианской поверхности.
Нет, ты просто был мил. Шутил, любовался вместе со мной дурацкими картинками в моей новой книжке, сидя на полу и прислонившись спиной к ореховому шкафу, наполненному волшебными нарядами и рассказами.
А потом ты поцеловал мне плечо. И меня захлестнула такая волна возбуждения, целое цунами в японском море,  что я закричала от восторга и проснулась, оторванная от берега и выброшенная в родную, казалось бы, стихию, где каждая капля соленой воды готова ласкать мои усталые израненные ноги. Какой-то далекий виртуальный едва знакомец не должен творить со мной такое! Еще не факт, что он вообще существует! Хотя... Интересно, да, похоже на ясновидение. Глупенькую принцесску из заброшенного замка разбудили утренним поцелуем.
Тем утром я еще вовсе не догадывалась, что пропала.

Как не подозревала об этом, качаясь на тяжеловатых деревенских качелях, подставив прикрытые веки злому южному солнцу, и угощая усталые глаза излюбленными красными и оранжевыми кругами, звездами и спиралями, которые можно наблюдать, и просто зажмурившись, но тогда они скучно белые.
Я думала о тебе, вдыхая терпкий, с нотками чабреца и мелиссы степной воздух, выискивая в его аромате новые повороты сюжета своей повести, пытаясь отрешиться от городской жизни и от виртуальных знакомых, научиться мыслить немыслимое и общаться с ничто на равных, но мне вспоминалась глупая пустая ссора с тобой, о которой ты забыл на следующий день.
Я смахивала ее с себя, затушевывала остро заточенным твердым карандашом, но она все равно была рядом, мешая сосредоточиться на проблемах моего сумасшедшего героя.

А в тот момент, когда я впервые заметила твое сияние, мое лицо было измазано кровью, йодом и слезами.
Уродливые черные нитки торчали из правой щеки. Мир потух, все было кончено. Я ненавидела себя и точно знала, что отныне становлюсь мрачным и крутым юношей в штанах из кожи  мертворожденного пони. Если писать - то только о смерти, разве есть еще что-то стоящее на свете?
Твои вычурные фразы, рассыпанные порвавшимися бусами по нудному однообразию не лучшего из виртуальных миров, пронизали мое оловянное сердечко и застряли где-то в районе левого желудочка.
Я усмехнулась - впервые за неделю.
Все-таки греческие трагедии мне не под силу, попробую-ка я заняться фарсами и легковесным псевдореализмом: возможно, тогда ты обратишь на меня внимание.
Но я не сочла это знаком свыше. Я отряхнула перышки от чернил, съела бриошь и вскоре вернулась в свою меланхолию.

Вчера я не нашла шрама на лице. Врачи обещали, что он пребудет со мной навечно.
И тогда я поняла...

... Девочке-принцессе  было четырнадцать или пятнадцать, она болела жесточайшим гайморитом и страдала от бессонницы. Ночью, в своей темной опочивальне, обняв  костлявые коленки, принцесса-пока-еще-утенок слушала Scorpions, кассету младшего брата, заедая музыку  овсяным печеньем и прихлебывая горький чай, теребя слишком короткие куцые косички, не годные для сказочного употребления,  и плача навзрыд о своей несчастной судьбине и о лживости вселенной.
Одна песня, сентиментальная и даже слегка слащавая,  поведала ей о тебе:
I was born from the sound of the strings
For someone to give everything
To be a song just for your feeling
Close your eyes and I'll try to get in
To waken your heart like the spring
'Cause I was born to touch your feelings...
После этого куплета она поняла, что если встретит тебя на каком-нибудь заброшенном сабвее, то пиши - пропало.
Она не ждала тебя, потому что находила это бессмысленным.
Но однажды она вспорхнула под облака белым лебедем и...