Прикосновение любви

«Ты помнишь мою ушанку из серого кролика, завязанную сзади?
Не можешь не помнить. Как же, я как раз была в ней, когда ты первый раз меня поцеловал. Помнишь, в ту зиму намело огромные сугробы, и мы забрались, кажется, в самый большой и швыряли, смеясь, друг в друга снег. А белая пыль медленно парила в воздухе, так что можно было заметить, как кристаллики то там, то здесь поворачивают к солнцу свои грани, бликуют, отсвечивают пронзительными искрами и оседают на твои русые брови, на ресницы… А потом я от испуга и радости закрываю глаза и по инерции вижу оранжевую дугу, и только спустя несколько секунд, понимаю, что ты целуешь меня. Сначала едва прикасаясь холодными губами к замерзшей щеке, к уголкам губ, а затем сильно и властно впиваясь в губы. Признавайся (теперь можно) это был далеко не первый твой поцелуй, в отличие от меня, наивной девчонки.
Казалось, мы переговорили с тобой в ту зиму обо всем, что есть на свете. Но больше всего мне нравилось, когда ты брал меня за руку, и мы бродили по ладоням и пальцам друг друга, как по длинной дороге захватывающего путешествия. Мы молчали, но разговаривали наши руки сотнями оттенков прикосновений, и это был только нам понятный разговор.
Помнишь, как-то раз мы случайно зашли в музей, бродили в мягких бахилах по затемненным комнатам, тихо поскрипывая старыми половицами. И казалось, мы маленькие дети в таинственной и страшноватой сказке, взявшись за руки, входим в заброшенный дворец, вдыхая запах пыли и старого дерева.
Не знаю, что это был за музей, но помню, как сейчас, замечательно красивую скрипку на стене в застекленной витрине. Форма, даже можно сказать, фигура у нее была как у обворожительной женщины, знающей себе цену, гордо несущей свою красоту. Благородно-коричневый цвет подчеркивал волоконца дерева, а на колках, как сережки в ушах, интригующе, маняще поблескивали «бриллиантики». И мне хотелось быть похожей на эту женщину-загадку, но я тогда стеснялась и не смела. И только потом, после нашей с тобой дружбы, я поверила в свои силы. Когда уже тебя не стало рядом, я поняла, каким ключиком, открывающим дверь во взрослый мир чувств, ты был для меня.
Помнишь наш старенький кинотеатр, как мы мерзли на последних рядах, и ты своим дыханием согревал мне ладони? А потом я придумала в киношку брать термос с горячим чаем, и мы весело располагались, как у себя дома.
А ту весну помнишь? Когда у меня появились первые настоящие туфли на каблуках, а ты смеялся и говорил, что я их стащила у мамы. Тогда я оттянула твой галстук на резинке и отпустила, а ты в отместку дернул меня за косичку, мы были квиты. В ту весну ты подарил  первый букет, букет сирени с цветами счастья. Мы сидели на скамейке в парке, молча искали пятикрылые бутончики и ели их, загадывая желания. А счастье было в том, что некоторые наши желания совпадали.
В те майские вечера ты крепко обнимал меня, а я, прижимаясь, ощущала, какой ты сильный и надежный, как спокойно с тобой. И сквозь счастливое головокружение смутно ощущала, как упругое что-то упирается мне в живот (и ведь боялась догадаться, что именно это было).
И как мы тогда удержались, выстояли между взрослой страстью и детской непорочной дружбой, уму не постижимо. Но поэтому, может быть, мы были еще ближе друг другу, как не странно.
А теперь разве можно узнать во мне, женщине с модной стрижкой и ярко накрашенными губами, ту конопатую девчонку с двумя смешными косичками?..»

Сзади незаметно подошел муж, ласково обнял за плечи, поцеловал в макушку:
- Кого это ты так долго рассматриваешь?
- Это… - она опомнилась и быстро перелистнула страницу фотоальбома. - Это один мой приятель… из детства. Совершенно не знаю, где он сейчас…
- Я так понимаю, это грехи молодости. Ну-ка, признавайся, рассказывай.
- Извини, хороший мой, не могу.

«Можно ли рассказать Мишке, милому, доброму мужу про скрипку, термос, сирень, про ту полудружбу, полулюбовь, когда каждая мелочь важнее в 10 раз, потому что это происходит впервые? И мир становится ценен от открытия, что в нем, оказывается, мы двое?
Первое прикосновение любви не забывается, а попробуй пересказать - получится лишь пошлое предательство. Мишка, родной мой, не обессудь. Предавать друзей – плохая привычка.»