Не положено

                Ольга Фёдорова
         

                Е. Замятину

                НЕ ПОЛОЖЕНО

1. Просто я. Отстань, солнце 1
2. Явление Её. Самоубийцы и цветы 3
3. Он и Его значение. Я только сплю 6
4. О том, как ходят на работу. Полезные дворники 8
5. Доклад века. А зачем? 10
6. Поиски. Через неизвестность 12
7. Извилистый путь домой. Она или я? 14
8. Искушение. Кто же Он? 16
9. Разговоры разрешаются. Много объектов 19
10. О том, как за мной приходили. Советы Большого Совета 21
11. О четверых, пытавшихся спасти мир. Любовь? 23
12. Сны о Рае. Пробуждение 25
13. Я ещё здесь. В высшей степени странно 27
14. Это называется «гулять по ночам». Ещё один. 29\\
15. Уже не светлый день. А если? 31
16. А вот и я. Нас, кажется, двое. 33
17. Что Она может сказать? Меня здесь нет. 35
18. Когда взошла луна. Тайна сияющей книги. 38
19. Тихое волнение в Полисе. Медленный ход. 40
20. Первый самоубийца. Что делать дальше. 42
21. А этим вы будете стрелять. Сжав кулаки. 45
22. Снова в Совете. Ну, как дела? 47
23. Где же ты был? Навсегда 49
24. Только мы. Прятки во тьме. 51
25. Не уходи. Он должен умереть 53
26. Не имею сил ждать. Что там, за Холмами? 55
27. Меня нет. Откуда вы взялись? 58


                1. Просто я. Отстань, солнце
    Сижу дома, молчу. Смотрю в окно. Сквозь тонкие стёкла видны дома, подобные моему. Солнечный жёлтый мячик бьётся о стену ровного, пыльного дома. Как всё правильно, и как мне нравится эта правильность! Я знаю, что смотреть в окно без толку – это просто смотреть в окно без толку, и поэтому я думаю, и не о чём-то абстрактном, а о высоком, возвышенном – о человеке, и тут же представляю, как вверху и внизу, слева и справа в таких же комнатах сидят мне подобные и размышляют о том, какие замечательные люди живут. И не просто слева или справа, а живут вообще, и счастливо, очень счастливо живут. Я не могу сказать, найдутся ли среди них такие, кто будет сосредоточенно мыслить, долго ли солнечный мяч будет биться о стену, и что с ним в итоге произойдёт. Ведь если человек и начинает думать, то только о том, как быть счастливым, и если на данный момент все мы вполне довольны собой, то мысли наши направлены только на то, чтобы сделать так, чтобы счастье владело нами всецело. Говорят, у наших давних предков было странное понятие «философия». Я не знаю, что оно обозначает, но слово дурацкое. Если бы они знали, что выйдет из этого их нового мышления! Конечно, все чудеса их техники остались при нас и используются с некоторыми изменениями и дополнениями, но то были странные люди: они работали для того, чтобы отдыхать, полдня у них было темно, а полдня светло, и так продолжалось довольно долго. Я точно не помню, когда было создано Свободное Общество, но с тех пор у людей появилась цель, и сердце, в которое, кстати, встроено сигнальное устройство, сладко замирает при мысли о том, что я – частица этого Свободного Общества. Я люблю те часы, когда можно сидеть дома и думать о Великой Идее – в иные часы мы получаем удовольствие от работы, а после можно тихо и спокойно пройтись по улице до дома. А дни бывают светлыми и тёмными, день тёмный, день светлый – когда-то это, кажется, называлось днём и ночью. Неделю на дорогах лежит белый снег, неделю – растёт зелёная трава, и какие-то цветы показываются, и мы всегда знаем, когда что будет – можно одеваться по сезону, и никогда не прогадаешь. В принципе, понятие «одиночество» мне неведомо: если кто-то захочет меня видеть, он в ту же секунду появится в моей квартире – весьма удобный вид связи вроде мгновенной пересылки себя в другой дом. Это неожиданно, но всегда приятно, для этого и созданы наши Воздушные Стены…. Странно, глупое солнце всё ещё висит вверху, как привязанное, и не думает уходить. Наверное, наблюдает за нами и, бесспорно, получает удовольствие – что же ещё оно может испытывать? Слышу в сердце сигналы и понимаю: нечего думать о каком-то солнце, и мои мысли снова плавной тихой змеёй сворачиваются в спираль познания. В самом деле, вот оно скроется, и завтра снова будет зелёный, но тёмный день, созданный для того, чтобы мы могли сидеть в своих домах и думать о том, как хорошо быть человеком – хотя кем же ещё можно быть? Сладкое ощущение довольства и покоя овладевает мной, и я жмурюсь от света и растягиваюсь на сиденье, смотря в белый потолок, украшенный большими и яркими буквами: «Живёшь – значит, жив». Наш мир вечен, и каждый из нас испытывает чувство счастья, зная, что он вечен.
    Я подхожу к окну и смотрю вниз. Никуда перемещаться мне не хочется – зачем нарушать спокойствие плотной и непроницаемой Воздушной Стены? Улица зелена, тихо и пуста. Солнечный мячик покатился по траве – вот привязчивое солнце! Говорят, раньше оно обладало чудесным свойством вдохновлять поэтов, хотя я не знаю, для чего они были нужны – просто писали книги, которые теперь никто не читает. Но сейчас солнце мешает моему личному, свободному счастью. Впрочем, ладно – завтра оно всё равно скроется во тьме, ведь мы научились воздействовать даже на него. Современный модернизированный человек должен обладать чувством логики, здравым смыслом, целеустремлённостью и умением подчиняться, да ещё и чувством привязанности – на то и дана нам свобода. Ведь, в самом-то деле, никому не придёт в голову гулять в темноте, ведь она не для этого, а прозрачная и лохматая карикатура-солнце скоро скроется…. Так, ну, вот, оно исчезло. Я смотрю на себя в Совершенное Стекло, вижу себя. Прямые, чёткие линии глаз, и в них я вижу тень Великой Идеи. Меня вполне устраивает то, что я вижу: в Совершенном Стекле можно увидеть только Совершенство, и мой Костюм Для Размышлений сменяется Костюмом Для Завтрака. Я иду на кухню и думаю о том, как мне однажды посоветовали работать в Обществе Противников Самоубийц, и мой выбор был сделан. Честно говоря, я до сих пор не могу понять, зачем нужны самоубийцы и кто они такие, но они есть, и, значит, с ними нужно бороться. Я знаю, что у меня весьма важная должность – об этом говорит документ, который я при случае демонстрирую, и моя задача – переноситься в дома и следить за тем, чтобы самоубийц в них не было. Пока я исправно делаю своё дело: ни одного самоубийцы мне ни разу не попадалось – в домах только знакомые мне люди. И в темноте их быть не может, поэтому в темноте я, как и все прочие, не работаю. Жаль, что я не умею читать мысли, но ведь мы – Свободное Общество, мы не терпим никакого произвола, хотя неизвестно, когда бывает произвол: мы только знаем, что это плохо, и что у нас этого нет. Мы можем чувствовать только то, что есть, а на данный момент есть только удовлетворение…. Солнце исчезло, но небо осталось таким же светлым и голубым. К сожалению, менять цвет неба мы не можем, но как приятно – голубой цвет даёт ощущение светлого, умиротворяющего покоя. И ничего среднего мы не знаем и не наблюдаем. Даже у солнца есть полная свобода, и оно движется по небу так, как хочет, ведь его нельзя прибить к небу…. Беда с этим солнцем. Хотя его можно выжать, как тряпку, и от него не останется ничего, даже света…. Да, но тогда будет сплошная тьма, и не станет светлых дней, работы и прогулок по улицам…. Думаю, что никто не прочитал мои мысли, и от этого мне сладко. Сирена сигнала в сердце предупреждает о том, что пора завтракать. Всё у нас совершенно: кухня для того, чтобы там есть, спальня для того, чтобы спать, гостиная для того, чтобы принимать гостей. Ещё я могу в любой момент включить телевизор и посмотреть, что делается в Обществе, а то, что за его пределами, меня не интересует, думаю я, глядя на рыжие спины Красных Холмов – они далеко-далеко, за домами, у линии неба, в конце сухого поля. Мне всё равно, живёт ли там кто-нибудь – скорее всего, никто, ведь все нормальные сознательные люди давно примкнули к Свободному Обществу. Возможно, там и есть парочка самоубийц, но то, что за Красными Холмами, нас не интересует и к нам не относится, тем более, что мы знаем, что там ничего нет.
    Я на кухне, за столом. За окном дома напротив, во множестве окон движутся странные и непонятные существа, но это они, подобные мне. И вновь счастье переполняет меня. Я ожидаю завтрак, и завтрак ожидает меня – мы вместе ждём, но у нас не принято ждать, а принято действовать, и поэтому всё равно когда-нибудь придётся начать есть, и только я беру нож, чувствую: что-то меняется. Знакомые колебания Воздушной Стены говорят мне о том, что пришла Она.

                2. Явление Её. Самоубийцы и цветы
    У Неё какая-то странная и непонятная привычка: прежде чем войти, Она тихо стучит в Воздушную Стену. Зато так я узнаю, что это Она. Костюм Для Завтрака сменяется на Костюм Для Приёма Гостей, но я не говорю завтраку «прощай». Всё то мгновение, пока продолжается этот едва слышный стук, я думаю над тем, что я Ей сейчас скажу. И вот Она здесь, и я окунаюсь с головой в Её глаза – глаза как глаза, но они той же породы и того же цвета, что и небо: не перекрасить, не остановить и не уничтожить. Мне непонятен этот взгляд, несмотря на то, что мысли – моя профессия, и мне ничего не остаётся, кроме как дать Ей руку и проводить на кухню. Она тут же садится напротив меня, что-то проговорив, слегка поведя ярко подрисованными губами. Для чего это Ей – не пойму, красивее Она стала или нет, но плавная волна счастья продолжает нести меня на себе. Интересно, почему Она молчит? Никто просто так не станет проходить сквозь Стену. Но мы с Ней всегда против, по обе стороны стола…. Она считается моей подругой, что Ей, по-видимому, кажется не более чем приятной игрой. У нас даже счастье разное. У Неё какая-то второстепенная должность в Обществе – Сократитель Произрастания Лишних Цветов, причём все эти лишние цветы Она тащит к себе в дом, что, впрочем, не запрещается. Она – наивное и разумное в своей наивности существо с обострёнными чувствами, как у древнего искателя приключений. Она глядит мне в глаза и наверняка ничего, кроме жёсткой тёмной полосы, в них не видит. А что я вижу в Ней? А в Ней всё до странности правильно, и это радует глаз, и в какое-то мгновение я понимаю, что меня всё это устраивает – Костюмы Для Гостей на нас, Её глаза, смотрящие глубоко в меня, древняя, как мир, кухня….
    - Тебе что-нибудь нужно? – довольно и откровенно улыбаюсь я.
    Она плавно и сладко машет ресницами:
    - А как же можно приходить просто так, без цели? – искренне удивляется Она, рассматривая отшлифованную поверхность собственных ногтей. – У меня есть счастье, и у тебя оно тоже есть, а для того, чтобы оно стало ещё больше, я и пришла….
    Она спокойно и уверенно повела глазами вверх, потом вниз, и решила продолжать:
    - Вот что ты видишь, когда ходишь по улицам? Я – всё и всех, и ни в чём нет ни тени сомнения. Те, кто смотрит на меня, видят то же самое.
    О, неужели Она читает мои мысли? Впрочем, нет – невозможное невозможно, поэтому ощущение полного удовлетворения не покидает меня.
    - Ну, я жду.
    - Чего Ты ждёшь? – с улыбкой задумываюсь я вслух и ловлю носом запах Её духов.
    - Твоего рассказа, конечно. Что нового на работе? Ты ведь не очень устаёшь, правда?
    - Совсем не устаю.
    - Хотела принести тебе цветы – у меня их так много, и все лишние, а мне-то зачем лишние цветы?
    Конечно, мне и подавно не нужны, но всё равно приятно слышать это от Неё. Мы сидим и с благоговением взираем на наш остывающий завтрак. Как удобно молчать: чем больше молчишь и созерцаешь, тем явственнее становится счастье. Пока не слышны сигналы в сердце, всё хорошо. Этот контроль невидимого союзника здорово помогает нам.
    - Я смотрю, Ты очень долго размышляла о Великой Идее, а всё то, что делается сверх меры, вредно.
    - Для кого? Ты так думаешь? Я уверена, что сама Идея заслуживает того, чтобы я думал о ней как можно чаще.
    Сказанные Ею слова настолько не вяжутся с Её обликом, что я смиряюсь и слушаю Её вязкую и патетическую речь.
    - Счастье – это ты и я, это наша работа, это Свободное Общество и Большой Совет, и дни….
    - А тёмные дни….
    - А тёмные дни нужны для того, чтобы ни о чём не думать – это же так ясно! Когда мы не думаем о нашем счастье, мы не должны думать ни о чём.
    - Это и в самом деле прекрасно: такой стройный и логический закон…. Но послушай, неужели Ты не видишь, как я радуюсь Тебе?
    - Это уже входит в Великую Идею. Зато вчера на улице я видела какую-то странную девушку. Она шла и улыбалась, а глаза её выкрашены в чёрный цвет, будто она осталась в тёмном дне…. Тебе это ни о чём не говорит?
    - Но у нас нет самоубийц. Где Ты видела таких людей, которых бы не устраивало счастье?
    - Хорошо, а против чего же ты борешься?
    - Я никогда не против, особенно не против счастья…. Может, счастье этой девушки в тёмном дне.
    - Ладно, может, это и верно. Но я занимаюсь лишними цветами, а ты ищешь самоубийц. Кто они? Где они?
    - А Ты так хочешь, чтобы они появились? Не мешай мне созерцать светлые перспективы счастья. Это лабиринт. В нём нет ничего, кроме замкнутого пространства. Как в Совершенном Стекле.
    - В Стекле? – удивляется Она, и Её губы красиво кривятся. – А как же иначе в нём уместится Совершенство?.. А у тебя такие глаза, что, кажется, можно провести рукой, и они сотрутся, исчезнут…. Нет, это шутка.
    - Что ж, это забавно. Твои цветы Тебя многому научили.
    - Моя задача – привязывать к себе, и в этом моя идея, раз уж я так поступаю.
    - Кажется, Тебе это удаётся.
    - Это мне говоришь не только ты. Так интересно наблюдать, как люди привязываются, нанизываются на нитку создаваемой мною мысли, и получается диковинное украшение.
    - И нитка не оборвётся?
    - На самом деле она прочнее всякой верёвки, и её нельзя ни подпалить, ни оборвать, ведь есть ещё сила притяжения.
    - В таком случае, моя задача – хранить Тебя, а значит, и то, что Ты привязала. Тебя устраивает такой логический итог?
    - Меня всё устраивает, - сладко улыбается Она. – Мы так долго говорили о счастье, что я готова заниматься этим вечно. Мне так нравится твоё постоянство, стабильность в твоём доме, этот наш остывающий завтрак…. В мире царит полная гармония и спокойствие.
    - Да, этого мы достигли, и в этом наша победа. Ведь я тоже, наконец, в любой момент могу пройти сквозь Твою Воздушную Стену и заглянуть в Твои глаза.
    - Я рада, что ты ничего нового и подозрительного в них не увидишь. Но, если мыслить логически, твои самоубийцы гораздо опаснее, чем мои цветы, и я ничего не могу сказать по этому поводу.
    Она смотрит на меня своими чистыми обволакивающими глазами, и я чувствую, что Она меня привязала. Нужно ли что-то ещё?
    - Ну, я, кажется, решила, о чём я буду думать дальше, к тому же, вот-вот наступит тёмный день….
    Она могла бы сказать это, выразив пресловутое «вот-вот» в огромном числе с десятками знаков после запятой, однако Она продолжает:
    - Принимайся за свой завтрак, а то он, кажется….
    - Я вижу, что с ним ничего не случилось…. Так любезно было с Твоей стороны посетить меня.
    - Что ты – мне это ничего не стоило. А если ты захочешь меня увидеть….
    - Я в любое время дам Тебе знать.
    Она невесомо поднимается, и нежно пропев мне: «Увидимся», растворяется в воздухе. Я некоторое время стою, глядя туда, где только что была Она, и чувствую лёгкую грусть, потому что больше не вижу Её. И всё оставшееся время светлого дня я размышляю о своём предназначении и о том, как Она всегда стучится в Воздушную Стену моего сердца…. Вот, оно уже почувствовало что-то не то, и когда за окном стемнело, оно строго посигналило мне.

                3. Он и Его значение. Я только сплю
    Не буду распространяться о благотворном воздействии сна на наш крепкий, здоровый организм. Тёмным днём не думают, а спят, и можно видеть сны. Их невозможно предвидеть или запрограммировать. Что ж, раз так решило Свободное Общество, так и будет. Но иной раз я не могу объяснить то, что происходит тёмным днём. Едва я закрываю глаза, моё сердце освобождается от сигнального устройства, и когда я вглядываюсь в темноту, и мои глаза постепенно привыкают к ней, я вижу, как ниоткуда появляется Он. Такое впечатление, что Он соткан из невидимого воздуха, но я вижу Его так ясно, что мне кажется, будто Он существует на самом деле. Наверное, Он хочет наставить меня на путь истинный своими загадочными речами, и голос у Него тёмный, как тёмный день, глубокий и странный, как тишина за окном, счастливая и сладкая. Он тихо и упорно ждёт, когда я Его замечу, почти невидимый в этой темноте, которая явно не создана для подобного общения. Наконец, я решаюсь спросить:
    - Зачем ты всё время приходишь?
    - Насколько я знаю, тебе это нравится, - слышу в ответ Его голос. – К тому же, я не приношу ни пользы, ни вреда.
    - А зачем же Ты тогда нужен?
    - Чтобы дать тебе знать, что я существую. К тому же, я – это ты.
    - А в древности это называлось, кажется….
    - Какая разница, как это называлось в древности, ведь ты – не Гробовщик Древней Культуры, а человек из Свободного Общества.
    Он сидит без движения в моём кресле, неподвижно и невозмутимо выдавая мне эти свои мысли вслух. Его речь течёт плавно, но порой в Его голосе проскальзывают резкие пронзительные нотки.
    - И ещё: когда я зову тебя с собой, не ходи, иначе тебе конец.
    - Конец? А что это – хорошо или плохо? = вдруг обнаруживается моё незнание элементарных, наверное, вещей.
    - Ты случайно не думаешь, что я тебе угрожаю? – смеется Он и сверкает в темноте глазами и зубами. – Я хочу тебе добра и счастья…. Итак, я чувствую, что ты меня понимаешь, не так ли?
    Я сконфуженно молчу и отвечаю:
    - Я ни о чём не думаю и ничего не чувствую, но мне нравится Тебя слушать. Ты умеешь привязывать к себе. Это что, Твоя обязанность, да?
    - Задуши в себе это слово и ответь, что во мне тебя привязало? – коварно улыбается Он, и это почему-то радует меня ещё больше.
    - Кто вставил в Тебя такие мысли, эту странную улыбку и голос? – тихо спрашиваю я, наблюдая за Его неподвижным силуэтом в моём кресле.
    - А это уже не твоё дело, - Его голос словно из-под маски, звучный и весёлый, - я ведь нужен тебе.
    - Может, и нужен, - устало соглашаюсь с Ним я, - тем более что просто так не бывает ничего.
    - Вот это верно, - оживляется Он. – Обожаю говорить с тобой: это так познавательно….
    - Почему же Ты не говоришь со мной светлым днём?
    - Это невозможно, - Его странный и протяжный голос. – Я могу появляться здесь только сейчас, причём по собственному желанию, так сказать.
    Если бы сигнальное устройство в моём сердце было включено, в нём выли бы сирены. И вдруг до меня доходит, что так и должно быть, только знать бы, зачем…. Но тёмным днём трудно понимать, можно только усваивать.
    - А завтра будет зимний день, верно? И что ты собираешься делать? – ехидно спрашивает Он.
    - Как это что? То же, что и всегда – пойду на работу.
    - Да? Ты так думаешь?.. Что ж, верно.
    - Ты что же, решил меня испытать? – не выдерживаю я и передразниваю Его.
    - Нет, что ты.
    - Зачем же Ты тогда приходишь? – возвращаюсь я к началу.
    - Для того, чтобы оградить тебя от чересчур верных поступков.
    - Глядя на Тебя, этого не скажешь.
    - А ты думаешь, что я – то, что ты перед собой видишь? Нет. А если бы я хотел испытать тебя, я бы показал тебе, что такое любовь.
    - А что это?
    - Вот, ты не знаешь даже этого, но всё впереди, всё впереди… - загадочно произносит Он.
    - Ничего подобного – я знаю обо всём, что будет впереди.
    - Да неужели? Ну, возвращайся к своему зимнему дню, сколько угодно. Так впредь и делай. Но берегись того дня, когда ты узнаешь, что значит любовь, и на твоём столе появится большая Вечная Книга – тогда самоубийц станет слишком много.
    - Но я не умею читать книг….
    - Только разбираешь надписи на потолках, да? Всё равно берегись и радуйся тому, что привычный для тебя уклад жизни пока ещё не нарушен.
    Я слышу этот глубокий голос из скопления темноты в моём кресле, но чувство странного удовлетворения не покидает меня.
    - Так вот: ты знай, что я тебя не оставлю, и твоё счастье будет и в самом деле больше, чем ты думаешь.
    - Я не понимаю, что Ты хочешь сказать? – удивляюсь я.
    - Но не будешь же ты утверждать, что мои появления отличаются стабильностью и постоянством? – замечает Он. – Живи так, как хочешь, а я не буду оставлять свои следы впереди тебя.
    - А я Тебя и не прошу. Мне всё равно, что я от Тебя слышу, - странно прозвучал в тишине мой ответ.
    - Знаешь, когда ты говоришь, не задумываясь над смыслом сказанных слов, не приходится сомневаться в твоей правоте. Очень интересно узнать о том, что ты думаешь, крайне интересно….
    Его глаза отчётливее и пронзительнее стали видны в темноте, и я долго и упорно пытаюсь определить, на что теперь похожи Его слова.
    - Что ты слышишь? Ты боишься признаться в этом себе? Разве темнота способна только успокаивать и пугать?
    Вдруг какой-то толчок изнутри заставляет меня резко и порывисто укрыться с головой, и всё равно я слышу Его насмешливый голос:
    - Это так ты хочешь избавиться от меня? Напрасно. Для меня не существует ни законов, ни правил, ни стен, ни Общества, так что встречай свой светлый день, но мы ещё встретимся, ты уж поверь мне. Сладких снов, детка!
    Я слышу, как что-то шелестит рядом, потом исчезает совсем. Тихо приподнимаю с глаз одеяло и осторожно смотрю в темноту. Непонятно, что такое «детка», и как Он всегда исчезает. И куда? Но завтра я снова обрету возможность получать ответ на любые вопросы. В конце концов, я ведь только сплю, и с этим ничего не поделаешь. Почему-то стало светлее, появились какие-то тени – вероятно, это действие той самой карикатуры на солнце. Даже не помню, как она называется. Я знаю, что во мне ровно ничего не изменилось, и говорить ни с кем ни о чём мне совершенно не хочется. К тому же, я отлично знаю: стоит мне закрыть глаза, и я тут же усну – всё очень удобно, как и всё прочее, что меня окружает. Забыв о шелесте невидимых крыльев и загадочных словах, я падаю на подушку, и, остановив мысли, погружаюсь в пустоту, которая вроде бы ничем не отличается от тёмного дня…. Что это я? Это называется, мысли остановились…. Нет, не думать ни о чём, только спать, только не ждать того, что неизбежно, счастливо и бесповоротно будет завтра, в грядущей вечности.

                4. О том, как ходят на работу. Полезные дворники
    Открываю глаза – ага, уже светло, снег лежит на улицах. В принципе, ничего нового не произошло, и я радостно вскакиваю с постели. Всё до того привычно, что я даже не замечаю, как на мне оказывается Костюм Для Работы. По привычке слежу и за медленным движением солнца – а оно здорово изменилось, побелело. Смотрю в Совершенное Стекло, с удовлетворением изучая оптимистическое лицо Совершенства. Прилизываю волосы назад, и мои странные глаза возвращаются. Всё готово, всё на месте, убегаю, думая, что снова мне предстоит совершить привычный путь на работу. В этот час мало кто сидит дома, на улицах полно народа, и все торопятся, не смотрят по сторонам, сосредоточившись только на одном. А после работы можно будет и пройтись, но только не сейчас: в нашем гигантском Едином Полисе всё медленное просто сносится с пути. Сейчас кажется, что нет ничего, только я и улицы, а небо…. Его нет, и не видно вездесущего солнца, это странно – у меня уже возникает чувство, будто чего-то не хватает, сверхстранное чувство. А пока – плыву в толпе, и всё же как-то отдельно, обособленно, не забывая думать о том, что я являюсь составной частью Свободного Общества, что вокруг – люди, такие же, как я, великие, сильные, выносливые. Мне трудно представить, что есть вечность, что её надо как-то потратить, но так должно быть всегда, а иначе…. Всегда будет чего-то не хватать, и ничего хорошего в этом нет. Так я иду и смотрю в никуда, а оглядываться вряд ли следует, ведь движение – только вперёд, а сзади всегда остаются Красные Холмы, до которых нам, в сущности, нет никакого дела – мало ли, почему они там находятся, и всё же это – условная граница. Да и кому захочется туда ходить – какая глупость! Большие стеклянные окна плывут мимо, и в них отражается всё – как забавно это наблюдать! Я иду, оставляя следы на белом снегу, заранее зная, что я приду именно туда, куда мне надо, а именно в Общество Противников Самоубийц, где снова не найдут ни одного постороннего. Все мы – вовсе не чужие друг другу, но поскольку все заняты мыслями о работе, не замечать остальных кажется само собой разумеющимся, ведь гораздо важнее изучать и понимать собственные мысли, хотя в последнее время я с ужасом замечаю, что вовсе не понимаю того, о чём думаю…. Становится холодно, о чём меня предупреждают сигналы в сердце, я плотнее запахиваюсь в Костюм Для Зимы и продолжаю свой путь по аккуратно расчищенной дороге. У нас действует Общество Дворников, весьма полезное, но и столь же ненужное летними днями Общество, и если бы это не считалось работой, то удовольствием – непременно. Дворники встают рано утром, так же, как и все, но выходят на улицы раньше всех, седлают железный снегоочиститель и проезжают по Единому Полису. Машина всё делает сама, а дворники сидят и посвистывают…. Хотя нет, возможно, и не посвистывают, хотя древние дворники делали именно так. Я не хочу думать об этом, но приходится, поскольку эта чистая дорожка, по которой я иду – их рук дело. Это, бесспорно, радует, да ещё как! Я, правда, не знаю, что они делают летними днями, но, кажется, под снегом достаточно мусора, который они и должны убирать. Вот, собственно, и вся работа – сказка, да и только. Зато идея мне очень даже ясна: у каждого должно быть своё дело. Только одно интересно – что они видят на улицах, когда все ещё спят? Раньше меня такие мысли не посещали, но теперь… что-то хочет измениться, но не смеет, поскольку я в здравом уме. Дворники тут вовсе не при чём – они ведь тоже воплощают в вечность свою Великую Идею: спокойствие наших утренних гонок за порцией счастья…. Нет, о чём это я? Счастье бездонно, и равно оно нашей вечности, а вечность…. Не могу. Я просто не знаю, что дальше, хотя, если подумать, если очень хорошо подумать, я смогу добраться до сути…. Но нет – это нам не положено знать. А почему? Ведь все мы живём по законам нашего Общества, и это означает, что….
    Поскольку я иду, опустив голову, ничего не замечая, я даже не вижу, куда иду, хотя ноги сами принесут меня туда, куда мне нужно. И вот, поднимая глаза, я натыкаюсь на угол дома. Мысленно, конечно. Так мы и стоим друг против друга: я и дом. Из его каменного чрева несутся не то проклятия, не то приветствия не то мне, не то в никуда…. Странный дом – не войдёшь, не поклонившись. Не сторонясь, прямо, прямо, и в двери, которые хлопают, закрываясь, тебе вслед – странный, пугающий звук…. Здесь уже нет Воздушных Стен, эти стены более крепки, чем воздух, они твёрже камня. Не буду больше сомневаться, лучше войду.
    Как светло, красиво, свежо и просторно! С потолка льётся мягкий свет, и трудно сказать, что больше радует глаз, настоящее или искусственное. Я иду гулким коридором, мои шаги далеко слышны, и какое-то странное ощущение…. Нет, не скажу больше «странное» - это только начало, что-то будет потом…. Но Ему нельзя верить, ведь то, что приходит тёмным днём, всего лишь сон. Что я без людей, без остальных? Зачем мне существовать без Общества? Поэтому я и открываю новые двери, и большая комната тут же съедает меня со всеми моими злыми, далеко не счастливыми мыслями. Но на губах улыбка, в глазах блеск, мысли вновь чисты, а значит, счастье у меня всё-таки есть, сомневаться не приходится. Несколько внимательных пар глаз уставились на меня, и тут же они исчезают из поля моего зрения – что обращать на меня внимание, мы же целую вечность знакомы. Может, они и ждут чего-то нового, но нам всё известно заранее, ведь мы – вечны, мы – сами себе продолжение…. Хорошо сказано! В их глазах та же жёсткая, нестираемая полоса, но вижу её только я.
    Тихо и широко прохожу на своё любимое и постоянное место у окна – где посадили, там и сижу, потому оно меня и устраивает во всех отношениях. Не только из-за солнца – там светлее. Гляжу на остальных великих людей вокруг меня – их не слишком много, но и не так мало, ведь наше Свободное Общество во всём придерживается золотой середины. Вижу, каким счастьем светятся их глаза, и все явно чего-то ждут. Когда в сердце зазвучат сигналы, говорящие о том, что все здесь, и пора начинать? Не знаю, и пока я думаю о том, что вижу. Вон Объект 1 сидит на столе рядом с другим Объектом, любующимся на Совершенство в стекле, и болтает красивыми полными ногами. Объект 2, важный и усатый, ходит со сверхудовлетворённым видом взад-вперёд, словно желает сказать что-то важное, умное и значительное, как и он сам: типа: «Вперёд – это не есть назад, и даже не то, что мы обычно называем стоянием на одном месте. Чем лучше мы будем знать об обстановке в нашем Обществе, тем лучше мы будет себя чувствовать». Вероятно, в своих умных мозгах он хранит именно такие мысли, готовя очередную речь, которую ему некому читать, кроме нас. Объект 3 сидит где-то в стороне, и я вижу её краем глаза. Она так увлечённо беседует с одним из нас, что мне кажется, ей хочется выведать всё, что на уме у её бедного собеседника – от неё не ушёл бы ни один самоубийца, если бы они существовали в природе. И тут она поднимается, и с тем же выражением лица медленно и неотвратимо направляется ко мне.
    - О чём ты думаешь по дороге на работу?
    - О дворниках, - просто отвечаю я.

                5. Доклад века. А зачем?
    - Ну, так выкладывай, о чём ты думаешь? – неожиданно заявляет Объект 3, и я даже вздрагиваю от того, что её большие продолговатые глаза оказались совсем рядом. Я отвечаю ей таким добрым и понимающим взглядом, что – о, чудо! – она мне верит, и её движения становятся плавными и мягкими.
    - Я пытаюсь угадать, о чём вы говорили.
    - И как успехи? Тебя не должна подвести твоя блестящая интуиция, - нежно говорит Объект 3, возведя глаза к потолку. – Ладно, не стану испытывать твоё терпение: у нас событие. Сейчас здесь будет делать доклад Представитель Большого Совета. Это значит, что на нас возлагаются какие-то особые надежды…. Скорее бы разрешили приниматься за дело!
    Мне показалось, что она даже зубами заскрипела от удовольствия. Никогда не приходилось раньше слышать такой звук, но я поспешно соглашаюсь и, улыбаясь, киваю головой.
    - Внимание, все! – вдруг послышался голос Объекта 2. Объект 1 тут же спрыгнула со стола, взбрыкнув ногами, и все мы расселись по местам, обернувшись на голос. Рядом с Объектом 2 стоял Агитатор – я знаю его, он принимал меня на работу, поэтому считается, что нужно мысленно благодарить его за это всю вечность. Конечно, Агитатором я называю его только за глаза. Приходит он крайне редко, зато в самых крайних случаях. У меня отменная память, я хорошо знаю его в лицо, и всё же что-то заставляет меня, не отрываясь, смотреть на него. Краем глаза вижу сидящую рядом Объект 3 – она слегка подалась вперёд, словно в её сердце вдруг раздули искру, и теперь в ней разгорается громадный костёр.
    Тем временем Агитатор подошёл ко всем нам поближе и оглушительно уставился на нас, после чего начал мягко и сильно говорить:
    - Я знаю вас уже давно, ведь ваше Общество выполняет одну из важнейших задач: защищает наш Единый Полис от проникновения посторонних элементов. И теперь я от лица Большого Совета должен вам сообщить, что отныне и навсегда задача ваша усложняется. Свободное Общество нужно оберегать не только от опасных людей, но и от губительных идей, которые действуют на нас со всех сторон…. Вы поймите, что есть и такие, кто не согласен с тем, как мы живём – да, это нонсенс, и среди нас на данный момент их нет, но они могут появиться и нарушить нашу спокойную жизнь. Вы не должны этого допустить.
    - Значит, это – тоже самоубийцы? – вежливо осведомилась Объект 1, надеявшаяся привязать к себе Агитатора.
    - Да, и они тоже. Придётся ещё раз напомнить вам, кто они такие. В древности самоубийцами называли тех, кто поднимал на себя руку; встречаются такие и сейчас, но очень и очень редко.
    - А зачем? Разве им плохо жить? – слышу я свой голос. Агитатор умеет бить ниже пояса.
    - Они сами делают себя несчастными, - снисходительно объясняет он, - но дело даже не в этом, просто это очень заразная болезнь. Но я верю в вас и знаю, что у нас они не появятся.
    - Но они так же вечны, как и мы, - томно замечает Объект 1 и красиво подпирает свой круглый подбородок точёной ручкой.
    - Не вечны только самоубийцы. Они обречены, но вы никогда не узнаете, что это такое. Я разъясню вам рациональный способ их нахождения…. Вы спросите, в чём причина? В безумии – это очень опасно. Безумие напористо пытается пробиться сквозь стену нашего счастья…. Они хотят потерять то, что имеют, и лучше нам не знать, почему, иначе мы тоже…. Нет, об этом запрещается думать. Отныне мы думаем только о главном. Пока их нет, можете их не искать, но всегда будьте начеку. Итак, самоубийцами считаются те, у кого на стенах и окнах висят верёвки, кто хранит в доме железные игрушки, чьи глаза не похожи на глаза Совершенства, кто игнорирует тёмные дни и слишком долго смотрит в окно. Узнать и легко. Большой Совет Единого Полиса надеется на вас, на вашу бдительность, спокойствие и организованность. Каково происхождение этих людей? Кажется, они хотели заменить реальное счастье на призрачное. И древние придумали книгу – в ней говорилось о том, как жить лучше, но никто ничего не понял и не принял. В результате почти все древние погибли из-за своего незнания и неумения думать. Вы спросите, где же теперь эта книга? Она исчезла вместе с ними, и это всё, что мы должны о ней знать. Мы создали Свободное Общество и живём вечно, свободно и благополучно – может ли быть иначе? Поэтому сохраните это, - закончил Агитатор и как-то слишком поспешно удалился, хлопнув дверью.
    Не было вокруг ни шума, ни удивления – я только чувствую где-то рядом горящий взгляд Объекта 3, вижу её сцепленные пальцы…. Потом все встают и молча расходятся по закреплённым за ними домам, и я тоже иду. Снова сквозь Воздушные Стены, мимо людей, давно ставших знакомыми, вперёд…. Кажется, я в этом не всё понимаю, точнее, не понимаю совсем ничего. Наша вечность не вечна…. Наше Общество…. Зачем несчастным древним понадобилась эта книга? Что в ней было – гибель, обещание нового счастья, какие-то мысли? Но все наши великие помыслы, всё Общество может оказаться в опасности…. Нет. Во мне больше нет никаких сомнений. Снова твёрдый шаг, трезвый ум – это я иду исполнять свой долг. Сердце упрямо и основательно молчит. Оно застыло в ожидании неизбежного. Теперь нужно собраться, вот так. Я не допущу, чтобы наш Единый Полис просто рухнул: клянусь, этого не будет. Ведь есть я, много таких, как я…. Как отчаянно мы пытаемся спастись, сохранить то, что имеем, при любом упоминании об опасности, неизвестности…. Да, тяжело было древним, судя по наличию в их лексиконе слов «война», «убийство», «насилие». При мысленном произнесении мной каждого такого слова сердце глухо валится куда-то вниз, и ещё твёрже шаг, ещё непримиримее внутренний голос. В конце-то концов, всё спокойно – Агитатор ведь всего лишь предупредил, он и сам не уверен…. Куда вдруг делись все противоречия, преследовавшие меня – их больше нет, они исчезли. Что ж, отлично. Не понимаю, куда иду, но иду туда, куда нужно. Впереди дом, в который мне предстоит войти, и я знаю, что так нужно, что иначе и не может быть. Вокруг лежит снег, но это вовсе не тревожит меня. Когда внезапно вне Общества чувствуешь прилив одиночества, это всегда что-то не то, и мне ясно одно: сейчас мне нужно увидеть Её – как Она там, со своими лишними цветами? Но меня ждёт работа, стены, дом впереди, пустые мутные стёкла. Сейчас при деле почти все, но некоторые всё же остаются дома, хотя бы те же дворники…. Хм, какая чушь – дворники, прицепились, как солнце день назад. Не хочу жертвовать своей вечностью, хочу жить, сохранять своё счастье – это всё, что мне нужно, ничего другого я не знаю и не хочу знать. Зачем? Это интересно, зачем? Моё счастье, что те, кто задаёт себе слишком много вопросов, не самоубийцы. А тот, кто приходит по ночам? Но тёмные дни – не наше дело, и Он – всего лишь видение, сон, призрак, что ли…. Значит, и не Он. Тогда кто они? Как выглядят, что делают, такие же они, как мы, или другие? Впрочем, хватит вопросов. Я подхожу к дому, останавливаюсь, гляжу в пустые окна, очень долго гляжу, потом, зачем-то набрав в лёгкие побольше воздуха, без всякого труда прохожу через Воздушную Стену дома, который уже достаточно хорошо мне знаком – ни много, ни мало, целую вечность. Не хочу всё это терять, никогда. Мне хорошо именно в этом мире, а не в каком-то ином, который мне совершенно неизвестен…. Вот первая комната – я отлично её вижу и представляю, что будет дальше.

                6. Поиски. Через неизвестность
    Я – по другую сторону стены. Стою среди огромных пустых окон, лиц, предметов, порой я их не вижу, но слышу, чувствую. Пустота оказывает на меня странное воздействие: я начинаю ждать, забывая обо всём. Не знаю, так ли необходимо находиться в здравом уме, но так поступаем мы, члены Общества Противников Самоубийц, или, во всяком случае, я. Смотрю по сторонам, вижу следы пребывания здесь обыкновенного цивилизованного и развитого человека. Ничего подозрительного, у меня уже намётан глаз, надо идти дальше – комнат ещё много, и чем раньше я справлюсь, тем лучше буду чувствовать себя потом, и у меня останется больше времени; кто же не знает, как его рационально потратить? Но я почему-то стою посреди комнаты и думаю. Мысли текут неуклонно, неудержимо, но мне удаётся как-то управлять ими. Вспоминаю Объект 3 и представляю, как она методично перетряхивает вещи, неутомимо и рьяно, с каким-то поразительным энтузиазмом вглядывается в лица тех, кого она встречает на своём пути. По сравнению с ней Объект 1 просто…. О чём это я? Ей тоже наверняка интересно поймать живого самоубийцу, но стремится к своей цели она по-своему – поджимая пухлые губки и орудуя клещами стройных красивых ног. Мысль идёт явно не туда, но сердце молчит, ну, и я снова охлаждаю и без того чрезмерно холодный ум. Иду дальше, снова прохожу сквозь стены, здесь ничего, и здесь…. А вот что-то висит на окне – не верёвка ли? Пробираюсь к окну, встаю на стул и внимательно смотрю на то, что привязано к карнизу. И тут же из ниоткуда возникает суровый Объект 2 с коварно остановившимся взглядом. Я перестаю дышать и понимать что-либо, ведь на карнизе ничего, кроме занавески, нет. Но я слышу строгий равнодушный голос:
    - Что ты там делаешь?
    - Поправляю занавеску, - отвечаю я и, улыбаясь, изображаю на лице полное удовлетворение – что скрывать, ведь так и есть. Он знает, что я не лгу.
    - Прекрасно…. Ничего серьёзного?
    - Нет, конечно. А почему ты здесь?
    - Мне велено присматривать за вами – всё-таки работа опасная. Итак, и здесь всё в порядке…. Только не смотри в окна долго, не то голова закружится, - прибавляет он и исчезает.
    Я облегчённо вздыхаю и спускаюсь со стула. Что это я пугаюсь – он ведь тоже ни о чём не знает точно, как и я…. Снова иду дальше. На одной из кухонь сидит не слишком молодой человек в Костюме Для Полезных Домашних Занятий и готовит себе какой-то напиток, глядя на капающую из крана воду. Он смотрит на меня странно и покорно, после чего вновь принимается за напиток. У меня появляется безотчётное желание распахнуть настежь эти окна, чтобы ему было не так душно в его царстве счастливого чистого одиночества, пустоты и тишины…. Что мне пришло на ум минуту назад? Я уже не помню. Здесь тоже ничего подозрительного. И снова дальше, от стены к стене, из дома в дом в поисках каких-то чужих людей, не имеющих права жить….
    Интересно, думаю я, вглядываясь в знакомые и столько же незнакомые лица, о чём говорил Он, что значит любить? Это не запрещается, и в то же время мы не знаем, как это. Видимо, любить – это не привязывать, это что-то другое, но что? Кто мне скажет?.. Но что это за мысли? Почему меня это вдруг заинтересовало? А есть ли смысл в том, что я делаю, ведь всё равно я ничего не найду, может, это просто сказки…. Я тут же останавливаю себя на полумысли и вижу себя в очередное Совершенное Стекло – они повсюду, в каждом доме, чтобы мы видели, что эти совершенства внутри счастливы. Но ведь это так! Только почему мои губы не хотят улыбаться? Они упрямо свернулись концами вниз, а жёсткая полоса глаз стала ещё суровее, но ведь улыбаться должны только губы…. Но нет, это всего лишь окно, и я зачем-то смотрю в него, и солнце…. Как изменилось солнце! Оно горит, пылает, оно уже сожгло меня, я чувствую жар в сердце, но оно молчит, и я тут же в испуге поспешно отскакиваю от окна, словно вновь услышав слова Агитатора, словно ожидая звука сирены изнутри, из сердца. Нет, я не стану переделывать мир, изменять и уничтожать себя, нет – зачем? Меня всё устраивает. Но мне нужно думать о том, как стать ещё счастливее, сейчас, сейчас…. Нет. Не могу. У меня уже есть счастье, большего мне не нужно, иначе…. Я не знаю, что будет, только мне почему-то не хочется тревожить этих людей, для которых то, что знаем мы – военная тайна, они по-прежнему ни о чём не догадываются. И Она – что я скажу Ей? Я хочу Её видеть, хочу, чтобы кто-то был рядом, но, увы, я не умею привязывать к себе. Поймёт ли Она меня? Захочет ли слушать? Ответ уже готов – нет. Она считает, что для Неё полезно знать и иметь только то, что у Неё есть на данный момент…. А может, каждый испытывает те же сомнения, что и я? Значит, это всё же нормально?
    Продолжая задавать себе вопросы, я понемногу успокаиваюсь и начинаю приходить в себя. Да, возвращение в себя – крайне сложный процесс, и я вновь иду туда, куда меня посылают каждый день, бодро и привычно исполняя свои обязанности. Всё быстрее и быстрее, и времени светлого дня остаётся всё меньше и меньше. Скорей, скорей, я кручусь, подгоняя себя, неизвестно зачем и для чего. Приятная пустота, одиночество и постоянство. Проснись и пой, детка…. А, да – Его слово. Страшно глупое и смешное слово, и мне интересно, откуда Он его взял. Впрочем, какое это имеет значение? Не сбавлять темп, скорее, торопись…. Но куда? Времени впереди – целая вечность, что я потеряю?.. Что делает на кухне эта женщина? А, просто исследует новый Прибор Для Приготовления Пищи…. Может, у нас у всех навязчивые идеи? Мы ведь такие цивилизованные и совершенные, мы не допустим…. Почему же я снова стою? Беги, беги, работай, иначе пропадёшь…. Но ведь впереди – целая вечность, и я вижу, что на улице, там, где не поработали дворники, лежит мягкий, заманчиво глубокий снег. Я хочу туда, хочу домой, тихо идти и проваливаться в его бездонные недра. Хочу увидеть Её, не знаю, зачем, я постоянно об этом думаю, но ведь так не полагается…. Но кто сказал, что в Свободном Обществе нужно поступать определённым образом?.. Перехожу на свою личную постоянную скорость, сердце в груди замерло и не дышит – так получилось, это – следствие. Оставлю ли я когда-нибудь в покое этих бедных людей? Что мне до них, что им до меня?.. Я со страшной скоростью пробиваю головой стены, всё крутится вокруг меня, и вижу я только стёкла, потолки с загадочными надписями, непонятные глаза, взбесившееся солнце…. Но внешне я – всё то же Совершенство, которое неизменно. Ещё пара комнат – и здесь ничего, и на кухне, и на той стороне, и все люди куда-то подевались, и снова мне не остановиться, и мерно стучит метроном моих мыслей. Прямо, направо, вперёд…. А почему я бегу? Не потому ли, что осталась вечность, заранее известная и рассчитанная вечность? Шаг вправо, шаг влево, ещё поворот…. Стоп. Конец.

                7. Извилистый путь домой. Она или я?
    Кажется, эта сумасшедшая гонка окончилась, я вновь существую и вполне могу радоваться жизни, а посему я стремительно уношу ноги от этого дома, в котором я работаю, и к которому невольно привязываешься – да, да, конечно…. Вот и снег, честно говоря, совсем не так приятно проваливаться в него, лучше просто идти по ровной дороге и знать, что где-то позади – чужие Красные Холмы, ни о чём не думать и ждать, когда же в поле зрения появится твой долгожданный дом.
    Темнеет – скоро будет тёмный зимний день…. Внезапно слышу за спиной прерывистое дыхание, потом кто-то нагоняет меня и встаёт передо мной – да, это Она! Я оглушительно радуюсь и кричу восторженно и счастливо:
    - Как хорошо, что это – Ты! Как замечательно видеть Тебя! Как здорово, что Ты есть!
    Она страшно удивляется, застыв на месте, и с довольной и равнодушной улыбкой на красивых, красных, как далёкие холмы, губах постороннее замечает:
    - Это тебя удивляет? Но ведь быть – моя прямая обязанность.
    - Но Ты красива, как Твои цветы, - продолжаю я радоваться и прыгать вокруг Неё.
    - А разве Лишнее может быть красивым? – говорит Она. – Неужели ты считаешь меня лишней?
    - О нет, нет, - успокаиваю я Её, и мы идём по направлению к нашим домам по длинной и ровной улице, кое-где намеченной огнями. Она сосредоточенно думает о Великой Идее, а я рядом с Ней не могу думать ни о чём.
    Мне хотелось увидеть Её больше всего на свете, и вот Она идёт рядом в своём откровенном Костюме Для Зимы, и снег отлетает от Её ног. Она рядом, но между нами – пропасть. Я не знаю, в чём причина. Почему пропасть, ведь мы идём рядом по свежеубранной ровной дороге, и окончилась работа, и отхлынули все великие идеи, но где я? Она-то здесь, а где я? Интересно, а видела ли Она тот самый снег в полёте – на улице, за окном, тот самый снег, который Она теперь так изящно пинает ногами? И есть ли смысл в том, что я молчу? Имею ли я право что-то сказать Ей, чем-то с Ней поделиться: тем, что меня тревожит, тем, что ни в коей мере Её не касается, но ведь велик не только Большой Совет, но и Она, и я тоже. Мы велики уже тем, что вечны, счастливы, что мы здесь и идём по этой дороге, но отчего-то вдруг появилась незнакомая доселе горечь от того, что не поймёт Она меня, нет, не поймёт….
    - Ну, и долго ты собираешься молчать? – слышу Её приятный голос.
    Я тут же почти удивлённо поднимаю глаза. Что заставило Её заговорить? Может, мои мысли, или то, что горит на небе – я умышленно туда не смотрю, хотя в последнее время меня интересует всё, что горит. Но глаза Её столь же пусты, сколь и светлы, но странно – счастье моё от этого ничуть не уменьшается, только…. Я не знаю, как….
    - Знаешь, сегодня я шла по улице и улыбалась, и каждый встречный улыбался мне в ответ. Может, с этого и начинается наше величие?
    - Величие – не радость, а счастье, - тихо отзываюсь я. Всё равно мне хорошо от того, что Она рядом.
    - Счастье, радость – это всё одно, ведь это всё ведёт к нашему совершенству, - отвечает мне Она и опускает голову – такой изящный и покорный жест…. Нет, определённо, Она сведёт меня с ума. Но привязывать к себе я не умею, это Её дело, а не моё, и мне никогда не удаётся….
    - О чём Ты думала сегодня, занимаясь своими цветами?
    - Я? Главным образом, о том, как привести мир к наивысшей точке стабильности и постоянства…. Только, кажется, размышлять об этом – твоё дело.
    - Я думаю, думаю, - соглашаюсь я, - но ведь сейчас я говорю с Тобой….
    Вот так, у Неё талант вытягивать из меня мысли, совсем такой же, как у наваждения из тёмного дня…. Нет, это всё, теперь если я и буду что-то Ей говорить, то только о Великой Идее, если уж Она так хочет.
    - А Ты не замечаешь, что Ты думаешь всегда об одном и том же? – снова мои странные слова появляются на свет, и Она тут же изумлённо поднимает глаза.
    - Великая Идея бездонна, так же, как и мои цветы, - слышу Её посторонний голос. – Как же мысли могут повторяться?
    А наш путь домой всё такой же ровный и искрящийся серебром, и темнота очень гармонирует с этим блеском. Что будет дальше, думаю я, и почему этот путь стал вдруг таким нервным и неровным? Не знаю, что происходит, но мне вдруг захотелось снова побыть в пустоте и в одиночестве, не слыша этого до ужаса спокойного голоса…. Но нам сказали, что мысли сильнее всего.
    - Что нового? Ничего, конечно, - утвердительно отвечает Она сама себе, и я не считаю нужным с Нею спорить. Но зачем же мы тогда говорим? Для того, чтобы высказать свои мысли о светлом завтра, которое никогда не настанет, потому что мы знаем, что вечно будет сегодня.
    - Нового достаточно много, - спокойно отвечаю я.
    - Так не бывает.
    - Ну, почему же….
    - Тогда это не так уж и интересно. Пока у нас всё так, как всегда, нам ничто не угрожает.
    - А что нам должно угрожать, Ты знаешь? – мой голос вдруг становится громче и сильнее. – А ведь так не полагается говорить, не так ли?
    - Не знаю, - снова задумывается Она. – Да и зачем об этом думать, если заранее известно, что это ни к чему не приведёт?
    Ни с того ни с сего внезапно поднимается ветер. Он вроде несильный и незаметный, но он валит меня с ног. Не знаю, в чём причина, но кто-то из нас безумен. Кто – Она или я? Кто из нас проницательнее, кем мы должны быть, почему мы – именно такие, какие есть? Кто из нас…. Но путь такой ровный, что кажется, будто безумия не существует. Она права – я окончательно запутываюсь, не могу выйти из этого лабиринта и чувствую: да, я и в самом деле никуда не приду, да и куда я могу придти? Просто наше странное сотрудничество перестало приносить одно лишь ничего, выраженное Великой Идеей. Мне не хватает воздуха, и я думаю, что Она должна это видеть, но смотрю на Неё – Она изучает дорогу, не замечая ничего. И всё. Я пристально гляжу на Неё, и Она меня слышит.
    - Что?
    - А завтра? Оно будет? Что будет завтра?
    - Мы встретимся, - улыбается Она, - как же иначе? Мы снова встретимся.
    И уходит от меня, сворачивая в какой-то переулок с этого длинного и ровного пути. А может, это не Она, а я сворачиваю с большого, единого и ровного пути? Но пока я верю лишь в то, что вижу, а вижу я то, как Она исчезает посреди ветра, блеска и домов. Моя военная тайна осталась для Неё пустым звуком, тупиком в лабиринте….
    Уже совсем стемнело, и мне нужно домой, начинать свой тёмный день. Иначе не может быть, иначе я не хочу – это всё, о чём я сейчас могу думать. Никаких идей, кроме Великой, никаких мыслей – только о борьбе с противниками Общества и о завтрашнем дне, который никогда не… будет вечно.

                8. Искушение. Кто же Он?
    И вот – снова дома. Мои окна, которым больше делать нечего, кроме как показывать тёмное тусклое небо и кусочек улицы, извилистой, ничего не значащей в целом. Вспомнив Агитатора, я набрасываю на окно какую-то занавесь, после чего чувствую себя гораздо спокойнее. И вправду, всё это может свести с ума, наверняка…. Кого угодно, но только не меня, всё равно не меня….
    Вокруг всё спокойно, исчезают древние, как наша вечность, тени, и всё становится таким, каким и должно быть в тёмный день. Неизвестно зачем я брожу бесцельно взад-вперёд по комнате, боясь только одной мысли, совсем нематериальной – стоит мне перестать думать, снова появится Он, и всё будет по-прежнему, все эти сомнения…. Впрочем, разве я умею противостоять тому, чего не должно быть? Я знаю, что умею, нас научили, так хорошо, смело и со знанием дела научили. Так в чём же дело? Темнота – всего лишь спокойствие, обязанность, необходимость, и с наступлением светлого дня всё изменится. Но время необратимо, и с какой стати всё вдруг должно измениться? Но ведь на то мы великие и вечные, чтобы управлять своими мыслями и чувствами. Но сердце молчит, значит, мысли в полном порядке, и это радует. В чём же дело? Я же не ищу выхода, меня устраивает всё, буквально всё, к тому же, я не представляю себе иного существования…. Впрочем, усталость даёт о себе знать, мне надоедает бродить по комнате. Укрывшись с головой ещё одной, искусственной темнотой, пробую всё забыть (но что?), как того от меня требуют…. Но кто требует, если никого здесь нет, только я, и это только мои проблемы. Но что это значит? Молчат мои всегдашние подсказки – сердце, Совершенное Стекло, мозг тоже потихоньку замолкает. Снова мир, весь реальный мир скрывается за стенами и занавесками, и я остаюсь наедине с собой. Ни единого шороха, ни звука, ни движения, но я знаю, что Он уже здесь и глядит из моего кресла, усмехаясь, но я не решаюсь открыть глаза и вновь увидеть среди скопления темноты Его блестящий взгляд. Он мысленно говорит мне: «Ну, вот, я уже здесь», и я упорно гоню от себя этот неотступный тихий и сильный голос, но что толку в этом упорстве – всё равно он победит. Темнота имеет магические свойства, и я не знаю, помнит ли кто-нибудь об этом. Напрасно я пытаюсь отвлечься – всё равно Он здесь.
    - Подозрительно, что сегодня я тебя не вижу, - слышу я ровный и тихий голос, с которым уходят последние надежды на спасение. – Что произошло?.. Впрочем, я и так всё знаю. Должно быть, это не стало для тебя испытанием, ведь в вашем Свободном Обществе все эгоисты. Но мне интересно то, что происходит именно с тобой.
    - Ничего, - тихо отзываюсь я. – Если Ты здесь только из интереса….
    - А как же? – переходит Он на свой обычный тон с оттенком мягкой иронии, заранее зная, как на меня подействуют Его слова. – Конечно, это не эксперимент, я не так жесток, как ты думаешь, но всё же…. Какое тебе дело до всего этого, а? Ты ведь исправно делаешь своё дело, и по-прежнему не знаешь, что с тобой будет дальше.
    - А Ты знаешь? – решаюсь я взглянуть на Него.
    - Конечно, знаю, но не во всех подробностях. И тебе не скажу, не жди, ведь раньше тебе казалось очевидным то, что произойдёт в будущем. Тебе ещё многое предстоит узнать…. Я никоим образом не хочу пугать тебя.
    - Но Ты сделал так, что мне вовсе не всё равно….
    - Вот как? Значит, тебе было неуютно, глядя в глаза этих счастливых людей? Пойми, всё то, что запретно, уже возбуждает интерес, и вы правильно сделали, что не обнародовали эти запреты. У вам каменные сердца, вам не страшно. Ты понимаешь?
    - Да, но зачем мне всё это знать?
    - Тебе тоже интересно, потому что ты этого не знаешь – знать не положено. Ну, скажи, что тебе всё равно, если ты сможешь устоять перед такими вескими доказательствами!
    Мне абсолютно всё равно, что обо мне подумают другие, но тут я окончательно и твёрдо теряюсь.
    - Если так будет продолжаться и дальше, ещё не всё потеряно, - тихо бьёт по ушам Его голос. – Когда ты собираешься надевать Костюм Для Сна, если нельзя точно знать, в какой миг ты заснёшь?
    - Я буду поступать так, как нужно, так, как я захочу, Ты понял? – не имею сил сердиться я.
    - Но ведь все эти люди думают только о том, как им самим стать счастливее, и ни к чему придти не могут – в этом Великая Идея. Но у тебя вот есть счастье? – неожиданно мягко спросил Он.
    - Конечно, есть, - отвечаю я твёрдо, ведь это правда.
    - И в чём это выражается? – неотступно преследует меня своими вопросами Он. – Без чего ты не можешь жить?
    - Без работы….
    - Да? – насмешливо перебивает Он.
    - Без Великой Идеи, без Свободного Общества, - повторяю я заученные слова.
    - Конечно, конечно…. А ещё?
    - Без Неё. Она меня привязала к себе.
    - А ты – нет, так? Вот тебе и Великая Идея – Она счастлива, что тебя привязала, и этого Ей вполне достаточно, ведь Она смотрит на тебя, как на звено в цепи тебе подобных. Она счастлива, а ты – нет. Вот видишь….
    - Но ведь Она довольна, и я вместе с Ней….
    - Не рассказывай мне сказок. Вот ты испытываешь ко мне то же, что и я к тебе, но что это, ты узнаешь потом. А пока живи так, как живёшь.
    Я смотрю в эти глаза, блестящие под струями темноты – кроме непонятных глаз, я ничего больше не вижу. Я устаю думать так, как Он заставляет меня думать, и снова закрываю глаза…. Кто Он такой, зачем Ему понадобилось терзать меня? Кажется, Он знает, что к чему, а я – ещё нет, поэтому я слушаю Его с тем же самым чувством глубокого удовлетворения.
    - Я знаю, тебе совершенно не хочется что-то изменить, я прекрасно понимаю тебя, но мне страшно за твоё будущее. Подумай только – день будет сменять день, а всё останется по-прежнему, и ты снова будешь охотиться за этими людьми, искренне веря в то, что приносишь благо всем. Но на самом-то деле, помогаешь ты только Большому Совету, который вовсе не такой большой, каким он тебе кажется.
    - Чего Ты хочешь? – не выдерживаю я.
    - Ты это знаешь, - отвечает Он в темноту, и Его голос на этот раз лишён всякого цинизма. – Мне больно смотреть на тебя, но я – не Агитатор, я ни к чему тебя не принуждаю, просто я хочу растопить лёд в твоём сердце. А теперь спи – у тебя был тяжёлый день.
    - Но я ничего не чувствую….
    - Не спорь, я всё знаю. Может, потом мы увидимся, а пока я исчезаю….
    - Подожди, ведь мне надо во всём разобраться….
    Тихий шелест, всплеск, и снова в комнате никого нет. Странная штука – темнота, даже ярких букв на потолке не видно. А может, их там и нет уже? Утром посмотрю.
    Интересно, куда Он всё время девается?..

                9. Разговоры разрешаются. Много объектов
    С утра по радио передают тишину. Ещё слышны жуткие стуки метронома, от которых я начинаю звереть. Так было всегда, но замечаю я это только сейчас. Выглянуло солнце, маячит перед глазами, но о нём нельзя думать. Предупреждающие сигналы в моём сердце молчат уже несколько дней. Одно из двух: или привыкли, или вышли из строя. Не вижу в этом ничего полезного и странного, но всё равно радуюсь, когда поедаю на кухне свой завтрак. В первый раз я замечаю, как неуютен непрочный деревянный стульчик, который удерживает меня за столом. Ничего не помню, что там было, тёмным днём, да и было ли, ведь обычным снам не стоит придавать особого значения. Подумаешь, сны…. Работа уже не так пугает меня: солнце высоко, где-то вдали – Красные неопасные Холмы, внизу – молодая зелёная трава. И я повторяю, что у меня есть большое-пребольшое счастье, и ничего мне, кроме этого, не надо. Я в это верю – ну, и всё. С удовольствием влезаю в свой Костюм и, сломя голову, проламываюсь сквозь Воздушную Стену. Как смешно – я так могу, а солнце не может. И я смеюсь, потому что мне весело и радостно. Этим всё сказано, даже нечего добавить, что тоже, безусловно, радует.
    Бодро шагаю по улице с жёсткими глазами, полными счастья. Оно в них плещется, и я его несу, боясь расплескать – пусть. Спрашивается, чему я радуюсь? Так ведь ничему, просто так…. Вот и знакомый мне острый и счастливый, как я, угол дома – пока ничего. Привычно кланяюсь, входя в шустрые двери, что неустанно хлопают, впуская и выпуская людей. Вот уж поистине неутомимые труженики, совсем как мы.
    Вхожу в нашу светлую большую комнату – свет сюда поступает, прорываясь сквозь занавески. Как всегда, все собираются постепенно, и те, кто уже здесь, привычно оборачиваются в сторону вошедшего. И меня встречают таким же равнодушным взглядом, потом вновь принимаются за свои дела. Но дел-то никаких нет, разве что умные мысли да разговоры, продолжительность которых – вечность. Вижу заинтересованное лицо Объекта 3 – если я не подойду и не сяду рядом с ней, она наверняка подойдёт сама. У неё тёмные блестящие глаза, и волосы такие же тёмные, они полукругом смыкаются сзади. Садясь, я чувствую, как из её устрашающих глаз бьёт ключом убивающая энергия. Что-то она мне скажет…. Она отменила бы всякие разговоры, если бы могла, но как бы она выражала свои чувства?
    - Что это с тобой? – её прямой, как она сама, голос.
    - Ничего, - настораживаюсь я.
    - Очень странно выглядишь.
    - Разве это плохо? – искренне удивляюсь я. – Или это уже запретили?
    - Нет, - она даже опускает глаза. Кажется, мне удалось поставить её на место.
    - Нашла кого-нибудь?
    - Нет. Это к счастью, к счастью….
    А мне почему-то кажется, что она не совсем этому рада. А я вот всё равно радуюсь, может, ещё и потому, что плотные тёмные занавески не могут скрыть яркого, горячего солнечного света. Упорно молчу, и ей это трудно понять.
    - Ты куда смотришь?
    - Я? На занавески. Ты только подумай, какие они прочные и надёжные: пока они на окнах, нам ничто не угрожает.
    - Вот это верно, - соглашается она. – Если мы будем соблюдать правила, нам ничто и не будет угрожать, ведь они – основа всего.
    - И откуда ты знаешь о таких вещах?
    - Я ведь всегда думаю  о том, как принести наибольшую пользу Обществу, - с гордостью отвечает она, вскинув голову, - и времени даром не теряю.
    - Я тоже, - поспешно поддакиваю я, - и, в принципе, могу согласиться с тобой….
    - Конечно, можешь, ведь границы мыслей у нас пока что одни, и впереди, если будем умными, целая вечность.
    Вокруг нас кружатся, сходясь и расплываясь, множество таких же, как и мы, и от них в глазах начинает темнеть. Они стоят, ходят и садятся, и во всём этом есть что-то необратимое. Сегодня постоянство играет в какую-то странную и дикую игру, но Объект 3 с благосклонным равнодушием взирает на это движение, и мне в очередной раз кажется, что это её не касается, однако же имеет самое прямое отношение к ней. Я знаю, что она не любит суеты – я, кстати, тоже, но мы оба знаем, что ничего суетного у нас нет и быть не может. Поэтому я заранее решаю во всём соглашаться с ней и молчу, жду, пока заговорит она, пока не прозвучат её выверенные и точные слова.
    - Так что же? – вдруг слышу я её.
    - И это всё, что ты можешь сказать? – мысленно и ехидно вопрошаю я её, а вслух добавляю: - Да так, ничего.
    - Захотелось послушать, как ты и о чём ты…. Впрочем, ладно.
    Она замолкает только потому, что откуда-то, шумно шелестя шагами, наполняющими пустоту нашего постоянства, подходит Объект 1 со своей неизменной улыбкой. Я смотрю на обеих, вновь находя контрасты, уже совершенно машинально. Не хочу ни о чём думать, всё и так ясно, но приходится. А говорить-то что? Что говорить, если каждое слово нужно заранее высидеть и выносить в себе? Что говорить?
    - Счастливой охоты! – говорит улыбка Объекта 1, тут же встречая мрачное сопротивление Объекта 3.
    - Что? Где? Когда? – мечется моя мысль.
    - Что скажешь? – не замечаю, кто из нас говорил. Что же ещё….
    - Вы нашли кого-нибудь? Я – нет, - капризно произносит Объект 1. – Может, только мне так не повезло?
    - Запомни, - слышу я твёрдый голос рядом с собой, - хорошо, что ты никого не нашла. Хорошо, что мы никого не нашли. Хорошо, если мы вообще никогда никого не найдём.
    Её слова слышны чётко и неотвратимо во внезапно наступившей тишине. Но ведь она права, права! Каждое её слово делает улыбку Объекта 1 более слабой, вялой, и я чувствую, как её тело обмякло и вздрагивает.
    - Прекрати стрелять! – кричит моя мысль, но я тут же вспоминаю, что мы должны думать только о себе и о Свободном Обществе, мгновенно убивая Объект 1 встречным вопросом:
    - Не знаешь, Агитатор больше не приходил? Интересно, как он поживает….
    - Она не краснеет – не умеет краснеть, - подсказывает моя вездесущая мысль.
    Теперь я совсем не понимаю, зачем она здесь, с нами. Мягкое, пухлое личико Объекта 1 так не вяжется с нашими лицами, жёсткими и твёрдыми. Но мы молчим, и молчит она. Счастливой охоты!..
    Им обеим, определённо, нужно сказать мне….
    - Кажется, здесь кто-то лишний, - бросает кто-то.
    - Я, - отвечаю я и смотрю на них в упор.

                10. О том, как за мной приходили. Советы Большого Совета
    А в это время отворилась дверь. Да, просто отворилась дверь, всего лишь отворилась, и на пороге показались они. Замёрзшие и вымершие было чувства вновь возродились и закипели во мне, пронеслись волной, словно ветер. Видел ли их кто-нибудь ещё? Но мне сразу стало понятно – это за мной.
    За мной! И тёмные шторы на окнах разом взметнулись, показав солнце на голубом, и всё снова обрело яркие краски, но удивительно, что глаза остались прежними. Это ли глаза Совершенства? Могут ли они обличить меня?.. Да, но в чём? Я только следую законам. Я исправно выполняю свои обязанности…. Может, не за мной? А они не подходят, они стоят в дверях. Они или я? Они. Я… я… я….
    А сердце молчит, словно уснуло. Вот они говорят с Объектом 2, и я слышу своё имя. Непривычно громко, до странности ясно. Когда я поднимаюсь, сердце ещё молчит, а ног я просто не чувствую. В глазах Объекта 3 ни удивления, ничего – так, равнодушие. Наверное, я подхожу, потому что меня позвали.
    - Вас вызывает Большой Совет, - властно говорит кто-то.
    - Что-то случилось?
    - Ровным счётом ничего, просто вы избраны представлять данное учреждение перед лицом Большого Совета.
    - Это большая честь, - шепчет кто-то рядом.
    - О том, что вы услышите, можете знать только вы, - продолжают они. – Ничего не нужно, вы просто должны следовать за нами, прошу….
    И они в строгой очерёдности исчезают за дверями. Я не хочу испытывать удивления, но оно возникает помимо моей воли. За мной пришли, чтобы потом вернуть на это же самое место, никто не нарушит стабильности…. Так я удаляюсь вслед за теми, кто признал моё превосходство… что это значит? Но от этого никуда не деться, я вижу, что за мной следят столпившиеся в дверях объекты, в голове шумит, но я понимаю всё ясно и чётко. Я знаю, где обитает Большой Совет, а для остальных, кроме членов нашего Общества, это – чёрная дыра, неизвестность, ведь каждый удовлетворён тем, что знает лишь то, что должен знать.
    На протяжении всего пути до здания Совета я вижу впереди их спины. Они – это те, кто пришли сегодня за мной. Завтра они придут за кем-то другим, и им не будет конца….
    Наверное, мы пришли очень быстро. Стою в просторном зале и взираю на заседателей Большого Совета. Почему-то никто не решался заговорить первым.
    - Как в Полисе? – просто спросили меня.
    - Всё так же, - так же просто отвечаю я. – После визита Агитатора мы работаем внимательнее и быстрее.
    - Разобрались, кто такие самоубийцы?
    - Да, но…. Неужели нам всерьёз угрожает опасность?
    - Даже нам это неизвестно, - печально отвечают они, и мне в очередной раз приходит в голову мысль об их бесконечной доброте и даже… одиночестве. А есть ли те, кто проходит сквозь их Воздушные Стены? Кто-то же должен проходить….
    - Но ведь никакой опасности нет, так в чём же причина? – выспрашиваю я. – Откуда и почему может возникнуть угроза?
    - Не знаем, откуда, но может, и пока всё спокойно, наша вечность в безопасности. Пока мы можем только молчать…. Вы спрашиваете, в чём причина? Сокращаются и исчезают наши законы, их просто нет, но всем кажется, что они есть.
    «А ведь они есть», - мелькает безжалостная мысль.
    - А в чём причина…. Вероятно, в той самой древней книге, но, может быть, и нет. Мы ничего не знаем о ней. Хотя, говорят, за Красными Холмами есть диковинная страна, где все счастливы. Но ведь мы тоже счастливы…. И если это станет навязчивой идеей, все побегут за Красные Холмы, а так пусто, ничего нет, понимаете? Наши люди научились верить всему, поэтому откуда им знать, что такое обман?
    Все заседатели Большого Совета потупились один за другим.
    Я ровно ничего не понимаю и не чувствую, гляжу на них и не вижу, и их слова гулко и приятно разносятся импульсами от мозга по всему телу. Мне непонятно, почему они вдруг замолчали, а потом так же внезапно продолжили свою речь, я не помню точно, кто из них говорил: тот, с краю, или вот этот, с пышными бледными руками, с пальцами, усеянными красными узелками – абсолютно бесстрастный голос…. Не вижу связи, теряется нить, да и нужна ли она?
    - Впрочем, пока всё в норме, и в самом деле нет повода для тревог…. Вы ведь не знаете, что это?
    - Нет, - отвечаю я. Я ведь и вправду не знаю.
    - Вы разумны, на вас можно положиться. Вы согласны периодически информировать нас о состоянии Общества?
    - Ну… - начинаю я, начисто забывая о том, что мне совершенно не нужно этого делать.
    - Хорошо; когда нам понадобится, мы за вами пошлём, - слышу бесстрастный ответ. – Вы – ценный работник….
    - Стараюсь… - выходит из меня абсолютно дурацкая фраза. Мои мозги тихо размякают – заседатели кажутся такими близкими, добрыми, понимающими…. Как странно внушать доверие….
    - Мы не будем давать вам никаких инструкций, но кое-что вы всё же должны знать, и после сами во всём разберётесь. Остерегайтесь внезапности – это опасно, непривычности – это страшно, ведь вам нравится постоянство.
    - Да, и все вокруг согласны с этим, - медленно включаю я свой мозг, и река слов льётся из меня плавно и беспрерывно – у меня нет сил управлять ею.
    Неужели уже стемнело, или мне только кажется? Сердце молчит, доверять ли глазам? Не слишком ли много всего свалилось на меня?
    - У вас много друзей?
    Что в этом голосе – удивление, интерес?
    - Нет, не очень, - спешу отозваться я. Знаю, что, когда спрашивают, всегда нужно отвечать. Вряд ли им будет интересно услышать о Ней, о Нём….
    Они молчат, не разговаривают, а просто красиво и сдержанно изучают друг друга, и мне не отвести глаз от этой гармонии величия.
    - Идите домой, - слышу я и облегчённо вздыхаю.
    Разворачиваюсь к дверям. Трудно сказать, кто из нас быстрее стремился покинуть это помещение. Заседатели активно задвигали стульями. Вот и всё….
    Иду, не разбирая дороги, не видя травы в темноте, но точно к своему дому – я прекрасно знаю дорогу. Темнота призывает меня отключить мысли: хочется закрыть глаза и не думать о том, что будет, не знать…. Какой смысл в знании, если его слишком много, и в нём слишком тесно?

                11. О четверых, пытавшихся спасти мир. Любовь?
    Иду неизвестно куда, но всё равно приду к дому, думаю неизвестно о чём. Как-то раз, уже не помню, кто и когда, рассказывал мне о тех давних временах, когда мир был разделён на несколько частей, и каждая часть хотела подчинить себе другую. И в одном из таких отсеков мира жили четверо молодых людей. Я не знаю, о чём они думали, но творили они что-то такое, от чего вокруг становилось светлее. Они притягивали к себе всех, кого встречали на своём пути, и никто не знал, почему. Они ходили по улицам, а за ними бежала толпа, чтобы поймать частицу их света. Когда они замечали что-то смешное, они громко смеялись, и зло рассыпалось в пыль и падало к их ногам. В воздухе стоял запах цветов, и никто не называл их лишними. Все четверо были красивы, и их голоса были похожи на счастье. Они нашли друг друга тогда, когда никто не хотел и не мог искать друг друга, и с тех пор они спасают мир, до сих пор спасают…. Не хочу больше ни о чём думать. И не было тёмных дней – они наступали лишь на короткие промежутки времени, когда четверо уставали и хотели спать. Когда они закрывали глаза, на небе появлялись звёзды – кажется, это то, что в темноте светит за окном, и это было до странности красиво. И один из них часто грустил, сыпал словами, как дождём, и редко кому удавалось завладеть его туманным беспокойным сердцем. Он любил свет, он видел то, чего не видел никто…. Другой был прав. Он был прав во всём – в том, что был снисходителен и добр. И его жизнь была чиста, как вода рассветного источника, и тьма уходила отдыхать в уголки его глаз, а те, кто был рядом с ним, открывали все окна, чтобы счастье устремлялось в мир, чтобы люди ловили его в дырявые жаждущие ладони. Когда их видели вместе, забывалось и небо, и солнце, дома и время, и даже то, что все они далеко не бессмертны. Тот, кто рассказывал мне об этом, не знает даже их имён, ведь их время так внезапно и неотвратимо стёрло их, оставив лишь следы на пыльных дорогах нашей памяти. Третий же был самым юным и чистым, и звуки его сердца становились колебаниями воздуха, и трепетали сердца других людей, и широко раскрывались глаза, и шаги становились легки, и в его молчании находили ответы на все вопросы. Всё прочее уходило, оставался только мир четверых. Последний из них был первым, равно как и первый из них был последним, и в глубине его тёмных глаз отражалось солнце. Когда шёл снег, он подставлял ему лицо, и облетал его снег стороной, оседая на длинных ресницах, и его сердце выстукивало мерные и бешеные ритмы, в каждом из которых любой мог узнать свой. И были эти четверо всеми одновременно, и их любили и превозносили до небес.
    Я иду, и со мной эти четверо, они рядом со мной, они во мне, и их светлая радость вливается в мой одичавший, усталый, разбитый и пустой мозг…. Они шли по земле, и мир дрожал от восторга, и отступали печали, даже тогда, когда они грустили. И когда один из них встал и сказал, что дальше пойдёт один, всё равно они остались вместе и продолжали свой путь по земле, и никто из них не хотел смерти, но он погиб, потому что путь одного оказался сложнее. Он растворился в небе, ветре и солнце, с песнями попрощались с ним, но всё равно все четверо были вместе, и так они прожили свой век, и по сей день живут в легендах, хотя это было так давно, что никто не помнит их имён.
    Мне сказали слово, удерживающее их вместе: любовь. Я не знаю, совсем не знаю, что оно означает. Но теперь, когда длинный солнечный луч вьётся и пляшет на асфальте, скрываясь за домами, я вижу тени тех четверых, что ходили по земле в поисках счастья. А теперь счастье можно просто заказать по телефону, да и вообще испытывать его каждое мгновение, и спасать этот небольшой, но необъятный мир приходится мне… или нам.
    Не знаю, буду ли я любить их, но я знаю, что есть свет. Не знаю, кто запретил мне помнить о них, не помню я и того, кто мне о них рассказывал, но порой я слышу эти таинственные и безумно красивые голоса, от которых трепещет сердце. И когда в воздухе стоит аромат цветов, я знаю – они здесь, они где-то рядом. Я могу думать о последнем солнечном луче, который видел их вместе, совсем забыв о том, что будет ждать меня завтра в этом Едином и счастливом Полисе, где темнота – это смерть. И, проходя сквозь свои стены, я вновь слышу едва уловимые звуки – не пойму, как они настигли меня. Они целую вечность ждали меня, и лишь тень тёмного дня да слова случайного прохожего дошли до меня однажды.
    Не покидайте меня никогда, четверо близких мне людей…. Но пергамент, подтверждающий моё высокое звание, висит на стене и режет ярким пятном мне глаза. Подумаешь, меня тревожили какие-то тени – это всего лишь усталость, мне просто нужно отдохнуть, для этого и существует тёмный день, и для того, чтобы спастись, нужно не подходить к окнам, не смотреть вверх и вниз, не думать лишнего, ведь наш Большой Совет такой добрый и милостивый, что не позволит запретить ничего дурного.
    В комнатах тёмная знакомая тишина, я уже продвигаюсь наощупь, но всё ещё слышу, как молчащее сердце осторожно подрагивает при мысли о тех четверых, которых я не знаю и никогда не узнаю. Придётся мне уже как-то по-новому спасать мир. Мне всё равно, что говорят, что будет завтра – если очень устаёшь, то ничего вокруг не видишь, спотыкаешься и хочешь спать. Мой Костю Для Сна, возникший на мне, кажется внезапно и неожиданно тесным, кресло, мешающее мне на пути к вожделенному сну, летит в сторону, а я лечу в другую, падаю на что-то мягкое, и голова моя, чувствуя приятное ложе сна, готова к отключению мыслей…. О, прошла уже целая вечность, и всё ещё жив миф о тех четверых! Должно быть, они не мечтали  о вечной жизни, но они получили её. А мы, великие и вечные, что знаем мы? Хочу забыться, забыть всё безоглядно, бесследно, навсегда…. Да зачем мне эта вечность? Но наша миссия совершенно и предельно ясна: мы должны быть всегда. Надо мной горит надпись на потолке, которую перекрывает какое-то слово…. Четыре тёмных профиля горят на моей бесцветной стене, но я не вижу их – какая-то сила мешает мне…. Пара глотков воздуха, и я уже далеко.

                12. Сны о Рае. Пробуждение
    Это началось недавно, но не так поспешно происходит, как хотелось бы. Он не появлялся уже несколько дней, и у меня есть возможность спокойно спать. Ко мне вернулось моё былое равнодушие, но по моим снам этого не скажешь. Великая Идея превратилась в навязчивую. Неведомая страна счастья не давала мне покоя.
    И вот в новый тёмный день я снова утопаю в тёмном тумане снов, которых бывает много очень редко. Чаще всего я их не помню. Но на этот раз я проваливаюсь в гулкую тёплую пустоту медленно, бесповоротно, не имея возможности разобраться в том, что происходит вокруг. Свет чередуется с тьмой, словно на одной непрерывной ленте, и я слышу, как звенит тишина. Я забываю, что со мной, кто я, зачем здесь, и что ещё тут может быть, но я слышу странные голоса, не имеющие лиц, и они о чём-то толкуют между собой, и проходит много времени, прежде чем я убеждаюсь в том, что вполне могу понимать их. Но меня тянет дальше по пустоте, увлекает течением небытия, и я снова и снова взлетаю и опускаюсь, но получается так, что я стою на месте, на том самом месте, куда направлены все мои стремления. Кромешная тьма вокруг меня порождает яркое пятно пламени в отдалении, и нет ничего, кроме его завораживающего и жуткого танца. И меня нет. Граница воздуха и пламени хорошо видна мне – она помечена какой-то немыслимой чертой. И в этом огне – не знаю, горячий он или холодный, вижу я то, что мне неведомо, то, что мне не дали и вряд ли когда-нибудь дадут. И я делаю шаг, и меня скрывает это яркое пятно. Но я совсем не исчезаю – наоборот, словно впервые появляюсь на свет, и везде царствуют краски, воздух и свежесть счастья, а то, что угнетало меня, камнем свалилось с сердца.
    Не знаю, что случилось вдруг, но я понимаю, что больше этого не может быть ничего. Меня поглощает желание знать, видеть и чувствовать людей этого мира, и они где-то здесь, рядом, ведь здесь предвосхищаются все желания, которые легко и ненавязчиво наплывают туманом на наши усталые, сухие глаза…. Чувствую себя и тени. Там, где должно быть небо, плывёт серебро, и в ушах звучат странные слова…. Не вижу ничего конкретного, но всё ясно и понятно, за исключением своего собственного местоположения и необходимости быть здесь в этот остановившийся миг.
    И вдруг я вижу Её. Она летит посреди серебра, а лицо Её, и без того нежное и юное, озарено сияющим светом. Она как-то задумчиво и правильно машет мне рукой.
    - Ты? Что Ты здесь делаешь? – сонно и медленно летят Ей вслед мои слова.
    - Мне хорошо! – счастливо кричит мне Она, кружа вокруг меня чудесно нереально и гармонично. – Ты слышишь – мне хорошо! И от того, что ты здесь, тоже хорошо….
    - Как думаешь, где мы?
    - Это неважно – мало ли где мы можем быть…. Я знаю только то, что здесь – моё место, - порхает Она в серебре ласково и светло. – Мне кажется, что я живу, по-настоящему живу, понимаешь? Мне не хватало тебя, а теперь ты здесь….
    На Её голове я замечаю цветы. Её яркие волосы, словно огонь в темноте, вьются по небу, скрывая Её лицо, они украшены цветами, а Она словно и не замечает этого, смеётся, дико радуется и кричит мне, захлёбываясь в свежем ветре:
    - А чего ты ждёшь?
    - Любуюсь, - так же небесно отвечаю я.
    - А завтра уже не будет, и сегодня, и времени тоже нет….
    - Куда же мы пойдём?
    - Я не знаю, я просто хочу лететь, куда глядят глаза… - и тут Она поднимается так высоко, что я перестаю Её видеть.
    - Где Ты? – сладко и тревожно зову я.
    - Не отставай! – слышу Её голос где-то вдалеке.
    И тут с неба доносится угрожающе мягкое и властное:
    - Спи…. Не от чего спасаться, нечего делить, не к чему стремиться. Никого нет, есть только я….
    И мне сладостно взвиваться во сне в голубое серебро, закрыв глаза, в полёте…. Я теряю Её из вида, но знаю, что Она может быть и где-то рядом. Но слух мой прикован к неведомому голосу, который вновь перестаёт быть реальным…. Исчезли светлые и тёмные дни, есть только реальность сна, сладкая до горечи. Ощущение полёта до этого в длинной серии бесконечных дней не было мне знакомо, и радость первой встречи пьянит. Закрыв глаза, я чувствую, что поднимаюсь всё выше и выше, и вокруг меня – чудесная страна, которая никуда не может исчезнуть.
    - Все твои мечты сбудутся… - вновь слышу я таинственный голос. Но что за мечты, ведь я же ни о чём не мечтаю, у меня их не было и до этого, ведь нам говорили…. Но это так нереально по сравнению с тем миром, в котором я нахожусь теперь, что меня настигает сладкий страх. Мне кажется, что я тихо схожу с ума, и даже радуюсь этому. «Что происходит?» - шепчу я в радостное утро, и оно молча укрывает меня с головой.
    Мне ничего не ясно, но вокруг суетятся какие-то странные люди или предметы – я слышу странные звуки, но по-прежнему не открываю глаз, ведь я заранее знаю, что увижу в тумане забвения ту серебристо-реальную страну, и хотя я лечу, от неё не деться никуда, она повсюду. И я знаю название этой страны – Рай.
    И снова твёрдый, едва уловимый голос:
    - А там, на твоей кухне, тоже был рай, ты же знаешь…. Там было так же хорошо….
    «Какая кухня?» - удивляюсь я, не прекращая своего плавного полёта. Я теперь здесь, и к чему вспоминать о том, что осталось где-то в далёком ушедшем…. А серебро поёт тихо и странно – я не знаю другого чувства. Мне не хватает людей, но все они здесь, и каждый – сам с собой, но и все вместе. Это тоже удивительно, и я удивляюсь, пока у меня есть такая возможность: серебро всегда казалось мне снегом, который лежит всего день, а к утру тает. Наверное, это страна весны; вспомнить бы, что это…. Но тут очень красиво. И одно меня не тревожит: я не жду конца полёта и не думаю о том, что будет после – это так глупо и ненужно, как и все мои мысли, хотя я и не собираюсь от них отказываться, ведь всё для чего-то нужно, даже совершенно бессмысленное…. Впервые мои мысли текут свободно и плавно, и ничто не может их сдержать, и уж тем более, остановить – зачем, к чему это? Вся усталость жизни, оставшейся по ту сторону огня, забыта мною, но она тоже здесь, пусть незримо и незаметно. Что ей здесь надо, кто из нас тут лишний? Может, ей нужно занять моё место? Так что же истинно – тьма или свет? Куда я лечу, что будет дальше? То, что меня угнетало, снова тихо и ненавязчиво даёт о себе знать.
    Мои глаза полны ночи…. И вот я уже лечу вниз с угрожающей быстротой, потому что всё вокруг потемнело, и я с тоской от того, что это был лишь сон, пробуждаюсь, дрожа, от знакомого голоса: «Проснись! Да проснись же!».

                13. Я ещё здесь. В высшей степени странно
    - Никогда не думал, что ты можешь кричать во сне, - слышу Его мягкий и посторонний голос. – Что снилось?
    - А… откуда Ты взялся? – продрав глаза, вскакиваю я. – Где Ты был?
    Ожидаю увидеть Его тень на привычном месте, в моём кресле – нет, Он переместился куда-то в другой угол моей комнаты.
    - Речь не об этом, - так же постороннее, и в то же время страшно близко возникает Его голос. – Стоило мне на время скрыться, ты уже выходишь из-под контроля…. Знаю я, что на тебя возложили. Начнём с того, что тебе наверняка трудно всё это выдержать…. Ну, я прав?
    - Я не собираюсь отказываться от своих….
    - Ну, хватит, - перебивает Он. – Кажется, теперь твои дела уже не так плохи.
    - Что? Как это «плохи»? – ору я. – Ты – парадокс, пережиток древности, Ты мне только мерещишься, но что Ты имеешь в виду? Что?
    - Ничего, - слишком просто затихает Он. – Так я хочу знать, что было там, в твоём сне.
    - Счастье…. Нет, - быстро поправляюсь я, - было не так, как здесь.
    - Что же в этом странного? – замечает Он. – Ещё темно, между прочим, и времени для того, чтобы объяснить, что происходит, предостаточно.
    - Я не знаю места лучше, чем… то, где я живу сейчас, чем моя кухня.
    - Так, - тихо возмущается Он, - значит, тебе надавали кучу инструкций о Рае, самоубийцах и Красных Холмах, да? И как тебе?
    - Они гуманные, добрые люди….
    - Конечно, ещё какие добрые…. И теперь ты можешь просто свихнуться, но в этом виноват и я. Зачем мне понадобилось…. Я только хотел посмотреть, что будет дальше, - ответил Он сам себе и задумался, после чего продолжил: - И чего я добился? Теперь вместо мыслей о Великой Идее ты изводишь себя думами о самоубийцах.
    - Что ж, я уже ничему не удивляюсь, - равнодушно говорю я. – И если уж Ты такой проницательный, скажи мне, найду ли я хоть одного, а?
    - Этого я тебе просто не скажу, - изрекает Его голос из темноты. – Лучше не знать.
    - Это так опасно?
    - Смешно, честное слово, смешно! – зло и иронично замечает Он. – Не переживай, никто не услышит, ещё темно…. Так вот, мне смешно, что ты считаешь, будто в мире, где живёшь ты, можно существовать.
    - Почему же нет?
    - Тебе не о чем даже думать, у тебя ни капли воздуха, а туда, откуда я пришёл, прилетают сотни ветров, и от этого свежо.
    - Но ведь здесь – чистый кислород! – удивляюсь Его наивности я.
    - Ты всё понимаешь, и в этом – самое обидное. Что тебе сказали твои золотые заседатели? Как будет хорошо, если никто не будет им мешать?
    - Нет, Ты ничего не понял. Да кто Ты такой, что Тебе нужно? Вот если бы мне захотелось привязать Тебя к себе….
    - Да ну, ни за что не получилось бы.
    - Откуда в Тебе столько спокойствия? – удивляюсь я снова так искренне, что мне снова становится страшно.
    - А я в какой-то степени тоже ничего не чувствую, - усмехается Он. – Моё положение куда более выигрышное, чем твоё. Я – наблюдатель, и я храню тебя, хотя совсем не хочу этого делать.
    - Неправда, хочешь.
    - А это уже – твоя интуиция, которой раньше не было. Поздравляю. И ещё ты хочешь, чтобы я никуда не уходил.
    - Ничего подобного, - спокойно отвечаю я, - просто к Тебе привыкаешь, как….
    Мне не подобрать слов. Жду какого-то ответа, но не выдерживаю:
    - Итак, теперь в глубине души я ни с чем не могу согласиться. Значит, Твоя задача выполнена, Ты можешь уходить? Тебе пора, не так ли?
    - Нет, - нежно и твёрдо произносит Он.
    - Тогда кто Тебя послал? Большой Совет? Скажи….
    - Ты же знаешь, что нет. Что бы они с тобой сделали, если бы не моё вмешательство….
    - Значит, нет….
    - Раньше моё существование казалось тебе спорным, а теперь ты веришь в то, что я реален, - снова Его тихий голос бьёт по ушам.
    - Прошу Тебя, молчи. Дай мне подумать. Это немыслимо….
    - Ты ведь не хочешь, чтобы я ушёл надолго? – снова слышу Его.
    - Только не донимай меня – я и без того слишком устаю.
    - Я знаю, прости, - опять Его голос тих и мягок, - я только хотел понять тебя, попасть в твоё одиночество и сделать твою жизнь чуть интереснее и проще.
    - Не могу разобраться в своих чувствах, - с горечью замечаю я.
    - Ты хочешь отказаться от вашего счастья?
    - Нет, - пугаюсь я и дрожу, - никогда! Я хочу жить в своей вечности, Ты не прав….
    - Увы, я прав. Но если я скажу тебе что-то ещё, ты и в самом деле сойдёшь с ума. Лучше тебе всё это забыть до поры до времени.
    - Мне чего-то страшно не хватает. И оно где-то рядом.
    - Где же?
    - Не знаю, - охватывает меня смутное беспокойство. – Сейчас я всё пойму. Может, посмотреть в окно (это может приблизить меня к потерянному миру)?
    - Смотри – тебя никто не увидит, - соглашается Он. – Иногда это помогает.
    А за окном – просто тишина, тёмная и странная улица. Мне никогда не приходило в голову, что там может быть просторно, свежо и…. Меня сбили с толку. Откуда-то падает снег, и в окне холодное стекло.
    - Этот печальный снег убивает меня, - говорю я, не понимая смысла слов, сказанных мною.
    - Это луна, - отвечает Он из своего угла.
    - А для чего она? Солнце греет, оно тёплое, а луна?
    - Для чего-то наверняка нужна…. Ну, весьма романтичная картинка. Раньше этот свет не давал людям спать.
    - Почему?
    - У них не было счастья, и они тосковали в одиночестве….
    Но я уже не слышу Его, потому что все звуки в мире заглушают тихие шаги там, внизу, на улице…. Я чувствую, как забилось моё мёртвое сердце.

                14. Это называется «гулять по ночам». Ещё один.
    Кто там может быть, один, во тьме? Меня непреодолимо тянет туда, и я, очертя голову, бегу к двери – Воздушные Стены теперь не помогут.
    - Ты куда? – слышу я Его.
    - Не знаю, что это….
    - Эй, у тебя же нет Костюма Для Прогулок По Ночам! – смеётся Он.
    - Я слышу, я знаю, что мне нужно туда….
    - Это, по вашим меркам, преступление.
    - Пусть. Я только взгляну, - убегаю я от Него на улицу, и вслед Он говорит мне задумчиво и тихо:
    - Вот и всё, это случилось…. Даже без меня.
    На улице свежо от прохладной темноты. Удивительно – я могу разбирать дорогу. Тихо пробираюсь по переулку, залитому лунным светом, и тьма свободно расступается передо мной. Всё кажется дивным и нереальным – не померещилось ли мне? Но я знаю, что нет. Как чудесен город в лунной власти! И я не чувствую за собой никакой вины, но…. Зачем я здесь, почему не сплю? Кого ищу?
    Внезапно, совершенно неожиданно я натыкаюсь в тени дома под тёмным навесом на какого-то странного молодого человека. Лицо его столь юно, что в него даже не верится, и в его глазах – странная уверенность не то в себе, не то…. Он посмотрел удивительно светло и совсем не удивился, как бы пропустил меня сквозь свои глаза.
    - Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я тихо. – Ведь в тёмный день все должны спать.
    - Я знаю, но не пойму, почему я здесь, - просто отвечает он и снова обращает на меня свои глаза. – Мне нравится, когда тихо и темно, и на улицах никого нет….
    - Но теперь есть я.
    - Как это так вышло? – изумляется он.
    - Смотрю в окно, слышу шаги…. Не просто же так это случилось.
    - Да, конечно, - соглашается он, чуть улыбнувшись.
    - Ты от кого-то прячешься?
    Нет, наоборот. Я не люблю прятаться и никогда этого не делаю. Признаться, мне приятно говорить с тобой.
    Что-то есть в его лице, от чего мне не оторвать взгляд. Он смел, если он здесь, он мягок, но, кажется, горд. Я ведь так мало знаю людей…. Странный он Субъект.
    - Это тебе…. Я долго ждал, и вот меня услышали, - он сунул мне в руку то, что держал на груди – что-то маленькое, мягкое и голубое, задержав свою руку на моей, чтобы мне передалось тепло.
    - Это цветы? Лишние? – спрашиваю я, словно во сне.
    - Они не лишние, а мои. Теперь – твои, и они слишком много значат для меня.
    Почему-то эти слова убеждают меня в чём-то окончательно. Я смотрю на него, и он не отводит глаз.
    - Ты чем-то недоволен, с чем-то не согласен? – интересуюсь я.
    - Нет, я об этом не думаю.
    - О чём же ты думаешь?
    - Хочу, чтобы тьма стояла подольше.
    - Ты не любишь света?
    - Так люблю, что не могу в нём жить…. Хочешь, давай пройдёмся, только не уходи далеко от дома.
    - Пошли…. А кто ты? Почему тебя раньше нигде не было видно, ведь ты живёшь рядом?
    - Кто я? А зачем мне быть кем-то? Я – это только я, и этого вполне достаточно. Остальное неважно, правда? – светло улыбается Субъект, замечая, что его цветы зажаты в моей руке. – Даже можно не говорить мне, кто ты.
    Приятно идти вот так, с ним рядом, ни о чём не думать. Он смотрит на далёкие звёзды в небе и всё так же улыбается. Интересно, чему?
    - Здесь тебе хорошо? – спрашивает он вдруг.
    - Да…. И ты часто бываешь тут, не спишь?
    - Когда мне кажется, что должно что-то случиться, я просто не могу уснуть.
    - А как же законы?
    - Забудь о них, ладно? Согласись, что счастье – когда ни о чём не думаешь…. Не спорь со мной, слушай: пока мы есть, а есть мы всегда, мы ищем выход, и я тоже его ищу.
    - И чего ты хочешь?
    - Ничего. Просто я гуляю, вот и всё. Мне больше ничего не нужно.
    - Кажется, ты мог бы мне многое рассказать, хоть мы и едва знакомы.
    - Да, я могу…. Не скрою, жизнь меня загнала в угол. Я работаю в Обществе Дублёров, если тебе интересно. Больше ничего объяснять не буду. Не помню, как я туда попал, но с тех пор я убит.
    - Но….
    - Тише, молчи, пожалуйста – слово незнакомое, но сильное. Я устал, но я продолжаю жить. И ничего я больше не жду – я привык всего добиваться сам. Сегодня мне повезло.
    - И мне, - зачем-то добавляю я. Мы словно сто лет друг друга знаем.
    - О жизни я знаю столько, что она проходит мимо меня. Моё Совершенное Стекло в пыли, Воздушные Стены тормозят, да и Великая Идея во мне загнивает…. Не бойся моих слов.
    - Я не боюсь.
    - Твои глаза такие жёсткие…. Значит, тебя тоже сильно ударили. Но всё равно это красиво.
    - Давай забудем, - тихо прошу я.
    - Уже забыли…. Вот эта луна не так вечна, как мы, но мы ведь уйдём, а она останется. Но она уйдёт, когда наступит день…. Знаешь, когда-то я любил светлые дни, но это было давно.
    Удивительно – он совсем молод, а знает столько, что мне не вобрать всё это в себя. Но его цветы придают мне силы. Его глаза сверкают, как небесное серебро во сне, а его шаги отдаются эхом в моём остановившемся сердце.
    Мы шли рядом – не знаю, сколько прошло времени, но это и вправду было не столь важно. Только мы и пустая узкая улочка, на которой лежит ещё не растаявший снег. Исчезли все слова, но я чувствую, что пустота уже наполнена до краёв, дальше и больше уже нельзя. Восхитительное чувство….
    - О чём ты думаешь? – спрашивает романтичный Субъект.
    - О тебе, - отвечаю я, - о темноте и о том, что я не хочу уходить так скоро.
    - Придётся. Не подвергай себя опасности, ведь по нашим гуманным законам…. Ладно, никто ни о чём не знает и не узнает.
    - Я ещё когда-нибудь увижу тебя?
    - Увидишь, - отчаянно и тихо отвечает он, - услышишь….
    - Подожди ещё…. Ты знаешь, что такое любовь? – вдруг спрашиваю я, и Субъект оборачивается.
    - Думаю, тебе это известно, - посмотрев на звёзды, замечает он, тут же поспешно добавив: - Ну, прощай. Мы увидимся непременно….
    Я скрываюсь в дверях дома, зная, что он провожает меня глазами. Это слишком внезапно для моего тусклого воображения, но знаю одно – что-то не так, и в нём тоже что-то не так. Как он много испытал, и он вовсе не пытается от этого убежать…. Не могу его забыть.
    Входя в двери своей квартиры, падая с ног от усталости, слышу Его голос:
    - Ты знаешь, что с тобой было?
    - Нет ещё, - отвечаю, переводя дух.
    - Это любовь, и не я наказал тебя ею, - несказанно печально льются Его слова. – Я исчезаю. Может, мы и встретимся, если повезёт….
    Я бросаюсь к окну и плотно закрываю его занавесками, оборачиваюсь в темноте к столу и тут же отступаю – там лежит большая сверкающая книга, о которой когда-то говорил Он, но что Он говорил? Мне страшно, но всё равно я засыпаю – выхода нет….

                15. Уже не светлый день. А если?
    Просыпаюсь, а в руке зажат цветок. Его цветок. И я тут же ловлю себя на мысли о Субъекте. Но мне же нет до него никакого дела, что же произошло? Теперь всё, что у меня есть, это солнце.
    Я прячу его цветок на груди и вспоминаю, что уже давно пора завтракать. Но какой тут завтрак, если мне до сих пор не разобраться в себе? Накажут ли нас, меня уже не волнует, и мой Костюм Для Работы вдруг становится тесен мне. Всё вокруг стало слишком тесным для меня, хотя мне столько времени внушали, что, если наши комнаты имеют Воздушные Стены, они безграничны. Я сижу на кухне, потому что здесь больше воздуха, и именно отсюда лучше видно небо. Признаюсь себе, что меня задела встреча с этим странным человеком, но не больше – как-то не укладывается в голове, что мне так нужно было ходить по улицам в тёмный день…. Не менее странную сверкающую книгу я прячу как можно дальше, упорно пытаясь обо всём забыть, но это, кажется, невозможно. Как стереть печаль с его глаз? Общество Дублёров – это ещё что такое? Чем там занимаются, и почему он считает, что это убивает его? Но ведь в нашем Едином Полисе все на своих местах, и Большой Совет так добр к нам – просто одинокие и несчастные люди…. О чём это я? Нет, пора кончать – не могу я сегодня додуматься до Великой Идеи. Пора идти ловить самоубийц. Да, конечно, но куда идти? Зачем? Что с ними делать, даже если я их и найду? Я знаю, это вредные элементы, но зачем им нужно всё менять? Что же тогда получится? Все разбегутся кто куда, и жизнь будет… да, совсем другая. Не представляю даже, какая.
    Вдруг слышу лёгкий шум и оборачиваюсь – кто-то идёт. Через мгновение в моей кухне появляется Объект 3, и её прямой рот слегка кривится.
    - Завтракаю, - спокойно объясняю я, предупредив все вопросы.
    - Я зашла, чтобы мы могли вместе придти на работу, - смягчив свой резкий голос, промолвила она, опустившись на свободный стул. – Нам нужно о многом поговорить. У меня был Агитатор.
    - Ты уверена, что у тебя? – жуя, улыбаюсь я. – Вы с Объектом 1 живёте по соседству – может, он просто ошибся стеной.
    Вместо того, чтобы возразить, она отводит взгляд. Интересно, бросается ли в глаза моя лёгкая усталость? Но я не жалею ни о чём, просто не могу забыть Субъекта – что-то в нём есть очень чужое, и это не даёт мне покоя.
    - Ну, так что ты мне хотела сказать? – задумчиво спрашиваю я.
    - Ты же знаешь, ничего лишнего.
    - Лишнее – по-твоему, ненужное?
    - В данном случае, да.
    Машинально нашлось ещё одно противоречие – ведь Она работает в Обществе Лишних Цветов. Потом я увижусь с Ней, а теперь….
    - Оказывается, меры нужно принимать вовсе не так… активно, как мы это делаем сейчас, - говорит она, а в её глазах затаилось желание вскочить и бежать, крушить, громить, ловить…. Ей это ужасно нравится, но вот поделиться не с кем – разве что со мной. – Мы понимаем всё слишком буквально, и даже счастье совсем забыто. Наше настроение может передаться окружающим, что довольно опасно. Надеюсь, ты тоже думаешь об этом?
    - О чём же мне ещё думать?
    - Приятно слышать…. Не хочу показаться навязчивой и нескромной, - непривычно тихо добавляет она, но уголки её губ всё равно подрагивают в нервном танце. Вероятно, она себя изводит, от чего и устаёт. – Ну, ладно, идём – нечего терять время.
    Она резко поднимается, вновь собираясь в одну прямую линию, и упрямо вздёргивает подбородок. Вот теперь я её узнаю. Её глаза темны и глубоки – должно быть, вчера долго не могла уснуть, руки сжаты в кулаки – она готова к очередной охоте, чтобы утопить своё счастье в первой попавшейся ей жертве. Она проходит сквозь стену, и я двигаюсь вслед за ней, думая о своём. У меня не было ничего, и сейчас ничего нет – ничего принадлежащего мне. А твёрдый взгляд мягких задумчивых глаз Субъекта заставил меня что-то понять…. Он не такой, как все мои прежние знакомые, и я попытаюсь сделать так, чтобы он снова радовался светлым дням. Его шаги по пустой улице, его бесконечно светлый, режущий глаза силуэт на фоне тьмы, его юный и отстранённый голос…. Мне сначала показалось, что я намного старше его, но он что-то знает. У него в сердце огонь, но он в стекле, и кто-то должен разбить это стекло.
    Что это? Моё остановившееся было сердце забилось с новой силой, только сирены в нём уже не воют – испортились, наверное. Как это называется – привязать? Нет, привязывать к себе могут только Она и Объект 1 – таких, как Агитатор, далёких, строгих и влиятельных. Это другое…. «А что, если это – любовь?» - мелькает в моей голове шальная мысль. Но ведь я вовсе не нуждаюсь в нём, он не зависит от меня, а я – от него, мы далеко друг от друга, по разные стороны дороги. Мы – как тени, проникшие в чужую жизнь и не желающие там оставаться. Хотя были ночь, луна, его осторожный и отчаянный голос, лунные тени, искусственные…. Сколько в его жизни дублёра было таких мимолётных эпизодов? Но ночных гостей в его тёмной картине бытия не было никогда. Но кто был, кто? Он говорит, что никто не сумел его спасти, и поэтому он живёт по законам, которых нет, и так он спасает себя сам, не доверяя никому…. О чём я думаю? Взгляд Объекта 3 возвращает меня к гуманно-жестокой действительности. А если он узнает, где я работаю? Если подумает, что я выслеживаю его? Бывает ли счастье сладким и тягучим, как трясина, с запахом свежего ветра? Что сказать ему?
    - Если ты пытаешься убежать от себя, то не делай этого, - назидательно произносит она, попав в точку. – Наш девиз: будь тем, в чью шкуру влезаешь, и это справедливо.
    - Что? – задумчиво говорю я, убивая в себе сомнения.
    - Не обращай внимания, - растерянно отвечает она. – Я говорю то, что думаю, так уж я привыкла. Как ты думаешь, это опасно?
    - Нет, конечно. Не беспокойся.
    Рука об руку входим мы в здание, целую вечность знакомое нам, и тяжёлая дверь убивает всё лишнее в нас – оно действительно здесь не нужно.
    Весь день прошёл, будто в тумане. Никого не было вокруг, и страшный Объект 2 ничего не заподозрил, даже снял передо мной шляпу. Входы и выходы были подобны вдоху и выдоху. Ничего не понимаю, не знаю, просто всё прошло очень быстро, так быстро, что закреплённый за мной дом благополучно выплюнул меня на улицу. Иду, опустив голову, сверкая глазами по сторонам и плавая ногами в белом снегу.

                16. А вот и я. Нас, кажется, двое.
    Я слышу, слышу – кто-то идёт сзади, почти рядом. Шаги становятся тяжёлыми, медленными, осторожными, слух – в напряжении, мысли – на всякий случай – невинны и чисты….
    - Оглянись, - тихий знакомый голос Субъекта. – Это я. Вот наши пути ещё раз пересеклись….
    Я останавливаюсь, мне любопытно и в то же время не по себе: каким он будет сейчас, на закате светлого дня?.. Да, именно такой – необычайно чужой и далёкий, одет во что-то неимоверно светлое, пронзительные глаза…. Движения мягкие и уверенные, но он - далеко-далеко. Я вижу его, и его волосы треплет невидимый и неслышный ветер.
    - Что? – совершенно неуместный вопрос какого-то прохожего, увидевшего, что мы стоим друг против друга и что-то ищем в посторонних глазах чужих нас.
    - Ничего, - просто говорит он, и удивлённый прохожий, оглядываясь, уходит в одну сторону, а мы – в другую. – Странно….
    - Странно что? – спрашиваю я.
    - Всё…. Мне не хватало воздуха, и вот ты здесь, хотя ещё не ясно ничего насчёт меня – здесь я или нет, - спокойно замечает он, глядя куда-то в сторону.
    Я не слишком понимаю разумом, что это значит, но догадываюсь, что он имеет в виду – он ещё там, где есть то, что называется ночью, и она притаилась в его взгляде. Некоторое время он молчит, чему нет научного объяснения, ведь если нас двое, и мы идём по улице, то мы должны говорить.
    - Мир тесен, - внезапно заявляет он. – Так уж задумано: если идёшь куда-то, думая о чём-то неопределённом, придёшь туда, куда нужно…. Хотя почему о неопределённом?
    Ещё немного помолчав, он добавляет:
    - Сегодня я видел сон…. Да, знаю, что об этом не принято рассказывать, но я видел сон. Видел тебя на границе голубого и жёлтого – на устрашающе жёлтом песке у голубой воды…. Не знаю, откуда я взял эти цвета. Со мной было много людей, и с тобой тоже, но они ушли от тебя, а я ушёл от них, сидел чуть поодаль и долго смотрел на тебя. Потом мы ушли, потому что поняли, что будем….
    Я понимаю, что он хотел сказать «счастливы», но теперь мы боялись этого слова, не зная, как это назвать иначе. Мы уже набегаем глядеть друг другу в глаза, но нам тесно прятаться в собственных оболочках.
    - Зачем мы встретились? – слышу свой странный голос.
    - Ты ведь не жалеешь, правда? – мягко говорит мне Субъект, словно боясь и в то же время пытаясь отчасти потревожить меня.
    - Ты очень странный…. Я пока ничего не понимаю, - теряюсь я. – Мне сегодня снилось счастье.
    При этих словах он болезненно поморщился, и я поспешно продолжаю:
    - Почему же ты не спрашиваешь, кто я, откуда, зачем здесь?
    - Это абсолютно всё равно, ведь теперь нас двое, и это о многом говорить.
    Его такие юные и светлые глаза глядят с тревогой и непонятной радостью. Что я чувствую – в них тает лёд, уходит жёсткость, но и мягкости тоже нет. Прощай, Совершенство….
    - Слушай меня, - продолжает он, - слушай, если ты этого хочешь, и не делай этого, если не хочешь. Я так устал быть один…. Устал быть сытым по горло счастьем, быть кем-то другим. И это не от того, что я не сплю по ночам. До меня дошли какие-то странные и ясные слова: одно я знаю давно, другие подсказали четверо, а ещё…. Говорят, они есть в какой-то книге.
    - Забудь о них, - прошу я. – Их уже давно никто не читает – у меня весь дом ими завален. А после нашей прогулки появилась ещё одна, сияющая и непонятная.
    - Ты покажешь мне её? – взволнованно и вполголоса вопрошает он.
    - Да, разумеется.
    - Мы встретимся ночью, и тогда…. Сегодня мне пришлось много работать, поэтому, вероятно, я буду спать до наступления темноты.
    - А что ты думаешь о Великой Идее?
    Не знаю, почему мне пришло в голову спросить его об этом. Но меня успокоил его совершенно будничный и непринуждённый, и потому непривычный тон:
    - Если в этом мире есть идеи, они с самого начала призваны быть великими, а если их как-то называть и делать из них гигантских размеров монстров, то к добру это не приведёт. Конечно, это не главное, но ты спрашиваешь, что я думаю…. Есть вещи гораздо важнее, чем какая-то идея, заранее известная, каждую секунду открывающаяся заново.
    - Кто знает, - не то соглашаюсь, не то возражаю я, - может, только так можно додуматься до настоящего счастья….
    - Счастье надо творить, - с грустной улыбкой отвечает мне он. – Разве можно о нём думать? Так и с ума легко сойти, разве не так?
    - Не так. Ты видел хоть одного сумасшедшего?
    - А если их не видно, это ещё не значит, что их нет. Таков закон, и от нас здесь ничего не зависит.
    Он говорит так просто и спокойно, что мне становится окончательно ясно – всё вокруг эфемерно. Как может Большой Совет призывать к утверждению абсолютного счастья, которого сам не имеет? Зачем думать, если можно просто быть?.. Он не стремится в чём-то меня убеждать, но если бы он знал, кто я, что бы он сказал тогда?
    - Все мы мечтаем о разных условиях, - продолжает он. – Вот мне, например, не очень-то и нужны Воздушные Стены – они не могут скрыть меня от мира, поэтому я и не прячусь. В этом нет никакого смысла.
    - А в чём же, по-твоему, смысл? – интересуюсь я.
    - Да просто в тебе, во мне…. А вообще, не стоит искать во всём смысл, это абсолютно неважно, особенно теперь, когда всё проясняется с каждым днём…. Вот я встретил тебя, и мне многое стало ясно.
    «Не может быть, чтобы он был таким проницательным», - думаю я и пугаюсь. Действительно, может, Большой Совет и прав: бывают такие ситуации, когда лучше ни о чём не думать, но только иногда….
    Не понимаю, как вышло, что мы вдруг оба и сразу почувствовали, что дальше – только вместе, только вдвоём.
    - Послушай, - оборачивается он ко мне в спокойной стремительности, - если тебе нужно всё то, что есть у меня пока, сейчас – мы встретимся этой ночью, во всяком случае, я позову тебя. И от тебя зависит, услышишь ты или нет.
    Ещё раз глянув в мои глаза, он отступил, а потом пошёл по улице, как-то сразу вписавшись в темноту и тесноту уличного воздуха. Меня в ту же секунду охватывает безотчётный страх за него: за ним следуют какие-то люди, своей тьмой поглощающие его. Сложно Субъекту, именно такому Субъекту, в жизни. Что ему Свободное Общество – он свободен сам по себе, поэтому он всегда один, и мне не преодолеть этот барьер, но когда мы будем вдвоём, что тогда? Изменимся мы или изменится мир? Что будет?
    Я мчусь куда-то, и, как мячик, отброшенный от стены, попадаю в Её руки.

                17. Что Она может сказать? Меня здесь нет.
    - Ты откуда? Ты что? – изумляется Она.
    - А что, я делаю что-то не так? – приветствую я Её вопросом.
    - Ты стоишь посреди улицы и смотришь в никуда, - поясняет Она, - а так не бывает. Я тебе не верю. Мне казалось, что ты полностью доверяешь мне, что я тебе надолго к себе привязала….
    - Ты права – конечно же, я люблю Тебя.
    - Что? Ладно, продолжай.
    - Но бывают моменты, когда….
    - А,  поняла – вы поймали самоубийцу.
    - Да нет же, пока, к счастью нет. Но, пойми, это не игра, всё очень серьезно – на карту поставлена наша вечность….
    - Как интересно…. Я и представить себе этого не могу. Ты становишься на другую сторону, идёшь иной дорогой, и мне это не нравится. Почему ты всё время молчишь, а если говоришь, то нечто поразительное и шокирующее? Я же знаю о твоей обречённости на одиночество, поэтому я всегда рядом.
    - А с Тобой-то что? – интересуюсь я.
    - Мне нравятся те, кто умно и хорошо говорит, хотя слова здесь не играют ровно никакой роли.
    Она стоит передо мной в ореоле сверкающих снежинок. А может, мне всё только кажется? Что мне теперь делать? Как вернуть жизнь в прежнее русло?
    А Она неумолимо и с улыбкой продолжает:
    - Я встретила одного человека, так он умеет убеждать. А мне больше ничего и не нужно….
    - И как он выглядит? – стреляю я словами в Её большие мягкие глаза.
    - Мне всё равно. Главное, что он – воплощение авторитета, и его можно слушать бесконечно.
    - Агитатор, - пустота подхватывает мою догадку, и Она переспрашивает:
    - Что ты говоришь?
    - Ничего. Твой знакомый максимально приближен к Большому Совету.
    - Я всегда знала, что добьюсь чего-нибудь подобного, - ничуть не расстроилась Она. – Думаю, что я это заслужила.
    - Мы никогда не бываем одни – в этом суть жизни, - думаю я вслух, и Она меня не понимает, как и следовало ожидать.
    - Пока он меня не устраивает, а что будет потом, не так уж и важно. Но какое отношение это имеет к Великой Идее? В ней появились новые ключи?
    - Нет… нет.
    - Тогда в чём же дело? А всё твоя зверская работа: ты только взгляни, что она с тобой делает….
    Она не знает, что говорит, но Она права. Для Неё всё вокруг – развлечение, забава, игра, даже если и последняя – Ей всё равно. Ей хочется одного… да, конечно. С Ней мне не спастись. Но надо ли от чего-то спасаться?
    - Не понимаю тебя, не понимаю, - тихо возмущается Она. – Ты всё ищешь чего-то, ищешь, но никак не можешь найти. Где же самоубийцы?
    - Пока их нет, жизнь не изменится, - устаю объяснять я.
    - Для чего же тогда ваше Общество?
    - Не будь нас, не было бы вас.
    - Ага, ты уже разделяешь нас на два лагеря. Ты это сознательно делаешь или нет?
    - Мне кажется, мы просто перестали понимать друг друга. Тебе нравятся Агитаторы, а я для Тебя – нечто интересное, но с выцветшими уже красками.
    - Знаешь, я могу сказать только одно слово, и всё будет по-прежнему, - пытается что-то изменить Она, и не надо говорить, насколько это бесполезно – я никуда за Ней не пойду, даже если Она будет ждать. Очень ждать….
    Я постепенно привыкаю к тому, что Она рассуждает о парадоксальности мира только тогда, когда рядом никого, кроме меня, нет…. Итак, Она нашла выход и словно превратилась в капризного маленького ребёнка.
    - Ни одно Твоё слово ничего не изменит, - выползают из меня слова.
    - Скажи, почему ты не можешь просто жить, и всё? Какая разница, где жить, как жить? Ты подумай: целая вечность впереди, будет ещё время подумать об этом. Что толку в твоём одиночестве?
    - И тут есть смысл, - отвечаю я. – Ты уверена в своих силах, а я – не совсем.
    - Как будто ты не знаешь, что будет завтра.
    - А что?
    - Ты просто успокоишься.
    - Ага, это когда вокруг тихо и светло, и солнца не видно, и темнота не тревожит….
    - Да.
    - Ого! – ужасаюсь я.
    - И ещё тебе нужен человек, который тебя успокоит, а дальше уже всё пойдёт путём….
    Пусть Она говорит, всё равно я Её не слышу. Меня здесь уже нет, я далеко, в том мире, где никто никому ничем не обязан. Обязанность – плохое слово; надеюсь, Субъект со мной согласится. Но если Она хочет, чтобы он меня успокоил, то это нам не грозит. Ей-то наверняка не придёт в голову преступная мысль – погулять в темноте….
    Вот Он – совсем другое дело: стоит Ему услышать от меня, что Он – парадокс и тень, Он тут же скрылся.
    - Провокатор, - утвердительно и прямо вдруг говорю я.
    - Ты о чём?
    - Так… просто.
    - Где ты сейчас, интересно, находишься? – Она улыбается и поводит мягкими глазами, рассыпающими свежие светлые искры.
    Что мне ответить Ей? Где угодно, только не здесь…. Я теряю и Её тоже, теряю всех, такова моя судьба. Что делать, если я не умею привязывать, но умею удерживать… даже очень долго. Не так уж мне и не везёт – счастье есть счастье.
    - Ну? – вновь заявляет о своих правах Она.
    - Прощай, - решаюсь выговорить я. – Хочу дать Тебе один совет. Никогда не вешай в доме верёвки, не умничай и не стой подолгу у окна.
    - А то что? – прищуривается Она.
    - Скрывай себя за занавесками – так удобнее. И не дари больше никому лишние цветы – Тебя не поймут.
    - Ты это всерьёз? А может, ещё не всё потеряно? – неизвестно к чему говорит Она и смотрит в небо.
    - Всё. Я теряю всё, - признаюсь я, - так пусть Тебе повезёт больше. Оставайся со своим Агитатором и штопай ему носки по вечерам.
    - Делать что? Как это?
    - Да, просто так говорили раньше….
    - То, что было раньше, прошло. Для нас должно быть только сегодня. Ты понимаешь?
    - Нет, - зачем-то спорю я. Что ж, пусть Она останется при своём. – Мне будет недоставать Твоего стука в Воздушную Стену.
    - Ну, если ты очень захочешь, я могу и придти.
    Конечно, ведь в нашем квартале расстаться практически невозможно – и так постоянно натыкаемся друг на друга…. Где-то позади зловещим светом сияют Красные Холмы. Да, они тоже есть, как ни странно….
    - Ну, так прощай, - говорит Она и протягивает мне руку. – Одного я хочу от тебя: не забывай….
    - Что Ты – как можно….
    А в Её глазах – совсем не то, не то…. Не хочет Она к Агитатору, Она хочет противоречий, навсегда оставаясь собой…. Устаю тонуть в этой бездонной реке – слишком глубоко для меня.
    - Прощай, - тихо пожимаю Её протянутую руку и тут же ухожу, не обернувшись. Я знаю, что сразу Она не уйдёт…. Где же ты, Субъект? Хоть ты объясни, что происходит в этом мире. Почему не живётся счастливо? Что мешает, что?
    Сердце мёрзнет в заснеженной груди и, зябко поёживаясь, кутается в свою треснувшую оболочку, но она тесна ему, слишком тесна….

                18. Когда взошла луна. Тайна сияющей книги.
    Снова сижу в своём кресле, жду. Жду и, вопреки запретам, смотрю в холодное тёмно-синее стекло. На потолке замазана яркая надпись, на серых стенах пляшут тени неистовой луны. Передо мной на столе странная книга, неизвестно откуда взявшаяся. Как преступно: я не могу думать ни о чём, кроме твёрдых, печальных и ясных глаз Субъекта, но ведь в тёмные дни никакие законы не действуют.
    Я сижу и жду, когда… когда услышу его шаги где-то там, в заоконной звёздной пыли, как они теряются в гулком плеске мостовой, и мои ноги, руки и глаза поманят, принесут меня туда, на улицу, в ночь. К нему. Пусть он – тот, кого вдруг, внезапно породила ночь, пусть всё это – самое большое безумие в моей беспорядочной вечности, мне всё равно, и я смеюсь. О, да, мне абсолютно всё равно! Спите, великие люди, спите подольше – никто из вас не узнает о том, что есть и другое счастье….
    Всё моё существо превращается в слух. Считаю что-то, может, биение сердца – да, это удары сердца – раз, ещё раз, ещё очень далеко…. Это он, он стоит под моим окном и ждёт. Я вскакиваю, хватаю со стола свою звездоподобную книгу и лечу вниз. Выскальзываю на улицу, и он ловит меня, словно упавший сверху лёгкий цветок.
    - Я не знал, - просто сказал он.
    - Зато я знаю. Ты сам всё решил….
    И наш путь в темноте заранее предопределён. А разве могло быть иначе? Разве Он не говорил мне об этом? Но Он был так циничен – вероятно, оттого, что правила счастья на Него не действуют, а Субъект искренен, хотя я не знаю, в чём именно.
    - Вот она, - протягиваю я ему лунную печальную книгу.
    - Ты знаешь, что в ней?
    - Нет. Ты мне расскажешь сам, ладно?
    - Да. На этот короткий промежуток времени я с ней не расстанусь, как не хотел бы расставаться с тобой.
    Я хочу спросить, почему на короткий, но спрашиваю почему-то о другом:
    - Ты думаешь, что дальше с нами не будем ничего хорошего?
    - Так решили не мы, и так не думаю я. Мы вдвоём всё-таки будем…. Пусть где-то там, далеко, но мы будем.
    - Ты сейчас – это ты или кто-то другой?
    - Трудно быть собой, но перед тобой всё же я…. Но что с твоими глазами?
    Я этого не знаю. Кажется, под луной они размякли и растаяли медленной и спокойной росой.
    - Кажется, ты их отогрел…. А может, стёр?
    - По-моему, это называется по-другому, - мягко и неотвратимо он говорит где-то рядом, прижав к груди книгу. – Мне скоро всё будет понятно.
    Он смотрит в моё лицо так, словно глядит утром в окно, проверяя, какая там погода. Не знаю, что он видит, чувствую только, что он одновременно твёрд и непреклонен, и мягок в своей условной безусловности. Стрела, пущенная из его глаз, достигает моего сердца, и оно стучит: «Люблю, люблю…» Что это значит? Почему? Как это случилось? Я не знаю, мне всё равно.
    - Что ты хочешь из неё узнать? – задумчиво спрашиваю я, глядя в сторону темноты.
    - Истину. Это очень просто, но сам процесс познания всегда сложен…. Знаешь, я как-то очень странно сконструирован – не понимаю иногда, как я действую и для чего это нужно. Конечно, о многом я всё же догадываюсь, но это – ничто по сравнению с….
    - Значит, ты умеешь читать книги, - констатирую я.
    - Наверное, да…. Нет, нет, не беспокойся, это мои проблемы. Я сам решу всё то, что я должен решить.
    - Подожди, куда ты так торопишься?
    - Я тороплюсь жить.
    И я знаю, что мне не угнаться за ним, хотя, в сущности, что он видел в жизни? А что вижу я? Вопросы, вопросы, и нет им конца…. Интересно, где их начало – во мне, в сердце, в снах или в нашем мире? Хотя я люблю свой Полис, конечно, люблю, и это проявляется острее именно сейчас. Так много молчащих, но живых камней, которые все вместе создают какую-то гармоничную, но кричащую музыку…. Кажется, музыка – это звуки. Нет, это слова сердца. Теперь оно у нас не умеет говорить, а раньше это было выходом из себя…. Я плохо разбираюсь в оборотах древнего языка и, не желая тонуть, спешно всплываю на поверхность.
    - Как ты думаешь, долго ещё ждать? – возвращает на землю его голос в тумане возникшего было забвения. Это всё она, темнота, но он сам предпочёл её дню….
    - Ждать чего? – удивляюсь я и в тот же миг, в миг рождения вопроса, всё понимаю. – Просто ждать – значит, бездействовать, а мы должны что-то предпринять.
    - Что же? Я вполне доволен жизнью, но….
    - Мы не должны расставаться. Если нас свела вечность, она может нас разлучить, вернув на привычные нам места, но что будет тогда?
    - Не думай об этом, ведь мы знаем, что тогда не будем ничего.
    - Так значит, ты доволен всем?
    - Я счастлив, что у меня есть ты. Я радуюсь тому, что живу – вот в чём моё счастье.
    - А для всех остальных оно заключается совсем в другом….
    - И что в итоге получается? Мы так долго и уверенно внушаем себе и другим, что всё пришло к полной гармонии, что и сами в это не верим. Не буду спорить. Несогласными бывают только дети, а их у нас никогда не будет – нам достаточно переделанных и отшлифованных нас самих. А мы, конечно, самые лучшие, цивилизованные, многогранные… - не меняя тона, говорит он, и каждое его слово медленно убивает меня.
    - Прошу тебя, не говори так, ладно? Ведь ты наверняка когда-то думал именно так, и я тоже…. Хотя благо – в незнании.
    - А я хочу знать, поэтому будь рядом – так всё же гораздо лучше, - странно говорит Субъект и через силу улыбается. Мы убиваем друг друга тем, что не знаем, в чём причина, и он вдруг не выносит этого: - Нет настоящего в этом мире, кроме нас, и страшно, что мы порой не верим сами себе. Когда я вижу твои не затуманенные призрачным счастьем глаза, я не верю в то, что вижу. Потом всё будет не так, а пока нам дано право не знать, но это не продлится долго. Через две ночи жди меня здесь.
    - Ты уже уходишь?
    - Нет. Мне некуда уходить – все двери закрыты, все люди спят…. Но я могу уйти гораздо раньше, чем ты думаешь и успеешь заметить.
    Это – только наше дело и больше никого не касается, никто не обернётся и не увидит, что мы стоим посреди улицы в светлом лунном сиянии…. А ведь все мы ходим под луной, но только он и я посмели остановиться здесь. Сколько времени это продолжается? Вот он стоит и не хочет уходить – ноги словно приклеились к земле, а взгляд – ко взгляду…. Что он увидел в моих глазах – не пойму, но это забавно. Всё имеет конец, да, конец…. Он с усилием, словно корень его ладони в моих пальцах, отрывает свою руку от моей:
    - Мы увидимся… как можно скорее.
    Опускает голову так, что я уже не вижу на его шее след, оставленный верёвкой, висящей на окне, вздрагиваю… от его слова:
    - Прощай….
    Он растворяется во тьме, он исчезает, а я стою на пороге своего дома, понимая только одно: я теряю всех, кроме него. С ним мы уже повязаны накрепко.

                19. Тихое волнение в Полисе. Медленный ход.
    Открываю глаза – уже день. Нездорово светлый день будит меня, задорно усмехается рыжим солнцем и подмигивает мне одним глазом постороннего вчерашнего дворника. Какие странные контрасты – свет и тень, то, что мы видим, и то, что никогда не поймём…. Пытаюсь в чём-то разобраться, но не могу. Кто знает, что вскружило мне голову…. На улицах копошатся, собираясь в толпу, ранние люди, и страх Красными Холмами весело стучится в сердце, но днём оно закрыто, потому что никого нет…. Да, там никого нет.
    Быстро меняю костюм и куда-то бегу. Знаю, что бегу очень быстро, без дороги и страшно неуклонно, но бегу точно – всё равно окажусь у знакомого угла дома. Боюсь – в нём есть что-то пугающее и стабильное, как мир, в этом доме…. Я бегу к нему, а он так и стоит, и всегда будет стоять, не двигаясь с места, и те, кто в нём, будут стоять вместе с ним….
    Все мои любимые и великие объекты подвержены тихой суете, и в воздухе витает непостижимое и высокое предчувствие… чего? Медленный и размеренный ход наблюдается в нашем проветренном и душном огромном помещении, и я уже сквозь двери вижу это – ничего странного, но… что-то будет не так, что-то уже не так…. Круговерть Полиса приучила меня к спокойствию, но в глазах всё ещё чёрные колёса суеты. Привыкай…. Добро пожаловать, входи – вот то, чего ты заслуживаешь, так входи же, входи…. Делаю шаг. Он прав: настоящего нет, ничего настоящего нет. Где оно – в странных бесполезных речах Объекта 2, в великолепно порочных и милых подведённых глазах Объекта 1 или во зле, которое желает творить Объект 3 ради блага Свободного Общества?
    Страшно мне – я вхожу, и в меня разом влетает десяток стрел из этой маленькой толпы, всё ещё не уставшей разглядывать меня. Если бы здесь был он…. А что бы изменилось, если бы здесь был он? Как стало бы славно умирать, убираться по первому старому снегу…. Но нет – иди, ищи, жди….
    Вхожу, слегка кивнув всем головой, и движение чуть замедляется, но после постепенно возобновляется вновь.
    - Здравствуй, - говорю Объекту 3, которая зачем-то заняла моё место. – Может, ты знаешь, что происходит?
    - Точно не знаю, в чём тут дело, но я чувствую, что близится большая охота, - слышу в ответ.
    - Что-нибудь не так?
    - Может быть, может быть…. Посмотри на них – ничего не замечаешь? А я слышу, я не умею смотреть, я многое слышу….
    - Ты спрашиваешь, что не так? Я тебе отвечу, что всё как раз верно, и всё к лучшему, - ласково скалится рядом Объект 1. – Дело в том, что в Большом Совете произошёл небольшой разлад, и теперь Совет останется Советом, но во главе будет стоять один….
    - Кто? – кричу я. Смутное предчувствие гибельного охватывает меня.
    - К чему нам много народа, думающего об одном и том же – они понемногу выходят из строя и устают. Достаточно одного, сильного и разумного, способного придать нашему счастью несколько другой оттенок, - беспечно продолжает она. – Всё, как видите, просто.
    - И кто же это, кто? – настаиваю я.
    - Агитатор, конечно, - заявляет она так, будто это очевидно. – Но это пока секрет.
    - Да это же просто смешно! – моё возмущение выглядит странно, ведь вокруг – пассивные и строгие лица.
    - Успокойся, - прямо говорит мне Объект 3. – Нам ведь нужно только уметь быть счастливыми, а как и с чьей помощью – не столь важно.
    - Может быть, для тебя это и смешно, но для нас это верно, - продолжает Объект 1. – Мы долго думали, прежде чем придти к такой мысли, которая вытекает, кстати, из Великой Идеи.
    - Какая радость, - ухмыляюсь я и отхожу.
    - Но это не помешает нам исправно исполнять свои обязанности, - говорит мне вслед Объект 1. – Думаю, на этот раз никто не посмеет препятствовать законам Свободного Общества.
    - Подожди… - слышу рядом голос моей чересчур прямолинейной приятельницы.
    - Послушай, а если будет наоборот? Если они будут, и в огромных количествах?
    - Кто? – недоумевает она.
    - Самоубийцы.
    - Что ты говоришь? Такого не будет. Я прошу тебя немедленно забыть об этом. Ну, подумай: что и как может вдруг измениться?
    - Хорошо, - я не знаю, в моих глазах полыхает странный огонь…. Нет, знаю!
    Я ухожу, теряясь в медленном и гармоничном ходе времени. Не хочу думать, станет ли дальше лучше или хуже…. О чём я? Не смею больше протестовать, и со всем соглашаться – тоже. Что будет, то будет, но Агитатор…. Мне жаль Её – Она разделит с ним всю его… неизвестность. Не следовало Её так просто отпускать, но заставить Её обещать невозможно – Она столь же оригинальна, сколько необязательна. Кто знает, к чему теперь станет призывать Агитатор? Как он сможет найти выход… но из чего? Мне не известен ход его мыслей, но, может быть, я не о том думаю? Возможно, всё это верно, всё это так, но как делать то, что хочешь? Неизвестно, можно ли будет совершать прогулки ночью, и любить – да, именно любить…. Впрочем, какое мне дело до Агитатора и его Большого Совета? Я хочу только одного – свободы. Она так непрочна и непостоянна, словно ветер. Кто знает, будет ли всё так, как они говорят?
    А теперь мне пора приниматься за работу. Всем остальным тоже давным-давно пора приниматься за работу, но они движутся тихо, мирно и одинаково. Что потом, я знаю. Сегодня мы все вместе выйдем из этих тихих затемнённых комнат, и вместе, не говоря ни слова, разойдёмся по своим домам. Пока всё продолжается. Мы всегда будем «теми людьми», которые делают своё дело, а остальные не устанут нас бояться. Это всё впереди, в далёкой вечности, но теперь я думаю только об одном. Пусть он даст мне силы выдержать всё это, пусть он не позволит мне лгать и делать то, что может убить меня…. Да, я умею понимать, умею чувствовать, но это не даёт мне права говорить о нём, ведь этот мир и в самом деле способен погубить. Но если он так хочет, мы станем спасать мир…. Нет, он не знает о том, что я ищу людей, которые могут убить себя в этом мире, или этот мир в себе….
    Впрочем, время спешить и продолжать медленный ход уже настало, пора забыть обо всём. Но никто не сможет сказать точно, к чему приведёт странный ход времени. Зачем говорить, зачем думать – нужно так немного, и это немногое знает только он. Не знаю, как он живёт со всем этим, но сейчас мне нужно всего лишь думать о том, что никаких самоубийц нет и никогда не будет. Быть может, это правда, но я не хочу подвергаться тому маленькому смятению, что царит вокруг – слухи и сплетни вокруг персоны Агитатора и подавление страха перед полной свободой.
    И вот мы выходим, не говоря ни слова, такие разные мы, стремящиеся лишь к одной цели, но такими же разными средствами. Как боязно делать шаг вперёд навстречу неизвестности…. Мы идём рядом – Объект 3 и я, мы подходим к дому, который смотрит на нас через пустые серые окна. Мы заранее знаем, что нас там ничего не ждёт, но ждём мы, уже слишком долго ждём. Мы можем соблюдать законы, но подчиняться приказам мы не умеем – увы, всему легко научиться, и это всё трудно назвать словом «любовь».

                20. Первый самоубийца. Что делать дальше.
    Он навсегда вошёл в мою вечность, и было это, как ни странно, неожиданно. Он сидел на пороге дома, запрокинув голову, и глубоко смотрел в небо. Мы хотели пройти мимо, но он не отводил взгляд, словно так и умер, глядя в голубое небо. Но, к счастью или к несчастью, он был жив. Объект 3 моментально всё поняла, ведь она своим особым чутьём уже угадала, что глаза его отнюдь не глаза зеркального Совершенства напоминают. В ней вспыхнул угасший было огонь преследования жертвы и простое человеческое любопытство – шутка ли, она никогда не видела тех, кто по странному стечению обстоятельств находился вне закона, поэтому она приблизилась к нему, взглянула туда же, в небо, но ничего интересного не нашла.
    - Эй, что там может быть, кроме солнца?
    Он поднял голову, посмотрел на неё и промолвил:
    - Взгляните на деревья: когда они уже распускаются, то, видя это, знаете сами, что уже близко лето….
    - Ты что-нибудь понимаешь? – спрашивает она меня.
    - Да, и понимание это совсем не утешит тебя.
    - Ты думаешь, он нас совсем не слышит?
    - Нет, слышит отлично. Надо отвести его в Общество, там решат, что дальше с ним делать, а иначе будет опасно, - говорю я и думаю: а чем, собственно, он опасен?
    - Но как?
    - Скажи ему: «Следуй за мной», и пошли вместе.
    Так и вышло – он просто отправился вслед за нами, свободный и страшный, опасный и одинокий, сказав только:
    - Как могу разуметь, если кто не наставит меня?
    Придя в Общество, мы узнали, что не одни: каждый из находившихся там держал под контролем нескольких, как мы считали, самоубийц. Горька правда, но спокойствие – это всё, что мы есть. Они говорили, что за Красными Холмами – страна счастья и вечного покоя, столь же чистая, как небо, и чем скорее мы туда попадём, тем лучше спасёмся. Но они больше молчали, чем говорили, и от этого было ещё больше не по себе. Но поймать-то мы их поймали, а куда их девать теперь?
    Оставив их в покое, мы с Объектом 3 сидели на окне и разговаривали, как мы считали, о главном.
    - Ну, наконец-то, нашли… - выдохнула она.
    - Тут ничего приятного нет, - мрачно отзываюсь я.
    - Почему? Мы же поймали всех.
    - А если завтра их будет, скажем, столько же, а потом – ещё больше?
    - Тогда их нужно истребить. Это же так просто….
    - Ты действительно так считаешь? – бросаю я на неё взгляд исподлобья. – А если их невозможно уничтожить?
    - Если они сами сунулись в пасть гибели, пусть именно это их и ожидает, - безжалостно говорит она. – Ведь никто их не просил. Им дали вечность, и они от неё отказались. Почему? Я бы не смогла так, а ты?
    - Я об этом не думаю, - вру я и вдруг обнаруживаю, что это правда.
    - Хорошо, я в тебе и не сомневаюсь…. А я рада, что неизвестность закончилась, и я могу свободно взглянуть в их глаза.
    - И растерзать? – зачем-то интересуюсь я.
    - Да, - тут же подтверждает она, - а как, решит Большой Совет.
    - Ты хочешь сказать, Агитатор?
    - Я не знаю, честное слово, да это и не имеет значения….
    - Послушай, чего ты добиваешься? – не выдерживаю я. – Хочешь убивать?
    - Да, кого угодно, как угодно….
    - А ты знаешь, что это значит?
    - Нет, но это неважно.
    - Да? Это значит – лишить другого человека жизни, другого, такого же, как ты, великого, отважного, разумного…. Ты только представь себе….
    - Но так надо. Если они сами этого хотели…. Я расправлюсь с ними! – вдруг кричит она. – И не останавливай меня, слышишь, не то убью и тебя….
    Прошла какая-то секунда, прежде чем она поняла, что произошло.
    - Что я тебе сказала…. Прости меня, но ты ведь не простишь, я знаю…. Если тебя не будет, я….
    - Мне всё равно, - равнодушно отвечаю я и встаю, встаю в полный рост, чтобы она могла видеть всё. Мой отравленный мозг, мои глаза цвета тающего яда, мои отрубленные новым порывом её чувств руки….
    - Отпусти меня. Мне всё равно….
    И всё, и меня здесь нет, и я медленно вздымаюсь на волне любви и уношусь медленным шагом по коридору от неё, от дикого мира, от своей свободы к другой, более полной и пылкой свободе, которой нужно моё тело и мой мозг целиком, она хочет владеть мною, и я дам ей это…. Объект 3, убитая горем из-за только что сказанных ею слов, стоит, прижав к тёплым пульсирующим вискам хрупкие пальцы, а я ухожу…. Туда, вперёд, на свет, к свободе, но…. Тут я вспоминаю, что никуда не приду, что из этого здания, сооружённого нами, никакого выхода нет….
    Совершенно машинально заглядываю в комнату к самоубийцам и спрашиваю одного из них:
    - Ты знаешь, что с тобой будет?
    - Знаю, - отвечает он, - как же иначе? А вот как будете жить вы? Ваше счастье так и останется безоблачным?
    - А что, вы всерьёз верите, что существует какое-то другое Общество?
    - Не Общество, а целый мир, - продолжает тот, - и название ему – Вселенная. Мне лучше оказаться там, чем в таком довольстве жить здесь.
    - Это просто?
    - Нет, для этого следует перешагнуть определённый барьер. Я, знаете ли, понимаю, что это очень сложно, но так сделать необходимо.
    - Но почему, откуда вы обо всём этом узнали?
    - На свете много людей, подобных нам, к тому же, в Великой Книге всё это есть….
    Я не выдерживаю подобного зрелища и куда-то бегу, кажется, даже прячусь и долго думаю неизвестно о чём. Что-то показалось наиболее странным, своим и знакомым, и такое ощущение преследовало меня довольно долго. Мне страшно, страшно оказаться на их месте, лишить их шанса на спасение и спокойно наблюдать, как люди, подобные мне, встают на совсем иной путь, неровный и гибельный. Кто подскажет мне выход? Как странно, затянувшись в кромешную тьму, не видеть света…. Скорей бы кончился этот день, день, когда моя работа наконец-то обрела смысл…. Мне нужно узнать обо всём у Субъекта – он знает, он спасёт…. Хочу, чтобы он был рядом, но вокруг меня – ненужная пустота. Как далеко от него, от его звездоподобных глаз; кто знает, что я прочту в них на этот раз…. Мне страшно, и я, озираясь, медленно выбираюсь на свет и останавливаюсь, остолбенев, как от удара. Этот удар – Объект 2.
    - Ты здесь?
    - Да…. Что-то случилось? – пытаюсь сохранить спокойствие.
    - Нет, ничего, просто сейчас нам сделают важное сообщение…. А почему ты здесь?
    - Нервы, - усмехаюсь я, - у них же не спросишь и не прикажешь – всё сделают за нас.
    - А, понимаю…. Но если ты хочешь знать разницу между добром и злом, я могу….
    - Знаю, благодарю…. Что ж, пора идти.
    Вот именно, пора.

                21. А этим вы будете стрелять. Сжав кулаки.
    Я помню, мы вошли, куда-то сели. Мой взгляд был направлен на солнце, скрываемое тёмными и плотными шторами, на непроницаемую дверь, в которую вскоре вошёл… не Агитатор, нет. Я признаюсь себе, что просто не могу его видеть, не вынесу его появления здесь, хотя ведь я же не против, никогда не против, но что это изменит? Что сейчас нам скажут? А время идёт так медленно, что кажется, будто оно спит, но не сладко и спокойно, а тревожно, безмерно тревожно, и в моих ушах отдаётся его крик. Но что я могу сделать? Только сидеть, ждать… конечно, уже слушать. Тот, кто вошёл, возможно, тоже был приближен к Большому Совету, так как никто и никогда (за редким исключением) не видел его в лицо. Считается, это излишне.
    Он окинул всех серьёзным и вдумчивым взглядом, и все мысленно мёртвой хваткой вцепились в его глаза… или это только я? Все мы – большая серая масса, которая проглотит любого…. Зачем-то он нацепил на нос что-то вроде очков на цепочке и стал похож на Пропагандиста – хотя не одна ли малина? Впервые я жалею, что не умею читать книги – тогда бы мы вместе с Субъектом разобрались в этом хаосе, неимоверном, немыслимом, и нашли бы всё то, что мы так долго искали…. А разве мы искали? И если да, то что? Но, кажется, сейчас это не имеет значения, потому что Пропагандист собрался поведать нам о чём-то важном.
    - Итак, то неизбежное, о чём вас как-то уже предупреждали, начинает происходить, но теперь вы знаете, что делать. Таких людей – мы называем их самоубийцами (я отмечаю, что он не желает называть их несогласными), нужно срочно изолировать.
    - А разве по закону каждый человек не свободен? – спокойно перебиваю я.
    - Да, свободен, и это правда, но самоубийцы находятся в постоянной зависимости от своих мыслей, и законы на них не действуют.
    Какая ерунда! Полнейшая чушь! А как же наша Великая Идея? Ну, ладно, теперь я буду просто молчать, просто слушать – разве этого недостаточно?
    - Итак, их нужно изолировать, - неумолимо продолжает он, - но этого мало. Если их будет слишком много, то они поднимут бунт. Конечно, я не предлагаю выбрасывать таких людей на свалку – их нужно уничтожить всеми силами и способами, всеми возможными методами. Нужно суметь продолжить нашу счастливую жизнь уже без них.
    - Каким образом вы собираетесь их уничтожить? – твёрдо спрашивает Объект 3. – Лишить их вечности невозможно.
    - Отчего же? Они должны просто исчезнуть, кануть в небытие. Конечно, это жестоко, но мы не должны чувствовать жалости…. Теперь я продемонстрирую вам одно гениальное изобретение – наше Тайное Общество изготовило его уже давно. Вот это называется оружием, - и он извлёк откуда-то страшно и смутно знакомый предмет, стеклянный или прозрачный, но абсолютно невыносимый и тревожный. – Этим вы будете стрелять. Это очень просто: вы направляете его на жертву, и она перестаёт двигаться, и через несколько минут исчезает, чтобы никогда больше не возродиться вновь. Ваш самоубийца окажется напрочь стёртым с лица земли. А мы продолжим жить так, как жили до этого, правда, не исключено, что законы наши после этого несколько изменятся…. Вы одобряете такое решение?
    Гляжу на своих объектов – после некоторой заминки они начинают громко ударять ладонью о ладонь в знак того, что да, всё нормально, хорошо и отлично, мало того, это просто здорово: ура! Мы идём убивать! Мы перестреляем всех вокруг! Вот радость Объекту 3 – могу себе представить…. Все вокруг хлопают, не делаю этого только я. Я нагибаюсь и произвожу руками какие-то действия под столом – это неудобно, ну, и пусть. Ведь я НЕ одобряю, я против, ведь у нас уже нет никакой свободы. А если завтра кто-нибудь из нас попадётся, мы его преспокойно застрелим? Я устаю до такой степени, что мне хочется зарыться в землю и спать там, лишь бы знать, что я в земле, а не в стране Нигде, в пустоте, в небытие…. Там же всегда темно, но мне будет уже никак.
    Огромным усилием заставляю себя придти в норму и изображаю спокойствие на лице. А Пропагандист, кажется, решил, что сказал ещё не всё:
    - Так, хорошо, я вижу, что вы доверяете нам. Это никому не доставит особого беспокойства, даже наоборот – ваше счастье приобретёт новый оттенок…. Ну, а теперь я предлагаю вам опробовать новое оружие, ведь я знаю, что в соседней комнате достаточно самоубийц, и мы с ними расправимся.
    Я не знаю, что было дальше – возможно, все потекли к выходу молча, а может, и нет – мне было уже всё равно, ведь другого выхода нет – надо просто идти вслед за всеми, а если будет иначе, то мне об этом лучше не думать. Не знаю, насколько умнее и лучше мы станем после того, что собираемся сделать, но…. Все этого хотели: мы – убивать, а они – искать другой мир, но как? И никакого оправдания нет, ведь так легко и безопасно нажать на кнопку, и всё…. А разве я буду спорить? Разве я не хочу, чтобы они исчезли из нашего мира? Неужели я этого не хочу? И я иду, всё же иду вслед за всеми, и ноги верно и точно несут меня туда, куда нужно. Подходим к дверям, входим – они сидят по углам, молча и сумрачно, но всё же светло улыбаются запертому окну, и этот свет неотвратимо проникает в нас. Что толку, откуда нам знать, что это такое?
    - Неужели за нами? – задумчиво вопрошает один из них и медленно поднимается.
    - Ну, это мы сейчас узнаем, - заявляет Пропагандист и расстреливает его в упор. С ним ничего не происходит – он только легко и беспечно оседает на землю, пробормотав что-то вроде: «До встречи».
    Никто не ждёт, все расправляются с остальными, а я жду, кажется, здесь только я жду, ведь на самом деле мы никогда не встретимся – там же ничего, совсем ничего нет…. Насладившись выстрелами, все наблюдают, что будет дальше. Да, через несколько минут пол комнаты был чист. Вот и всё. И радость, написанная на лицах тех, в чьи руки попало оружие, тоже знакома мне – так глядит Совершенство. Но почему же их глаза остались мягкими, ничего не выражающими? Но теперь работы станет много, я буду уставать, как собака…. Не знаю, откуда в моём лексиконе появились эти выражения.
    Наш рабочий день близится к концу, все куда-то расходятся, наверное, и мне пора куда-то идти и снова чего-то ждать…. Субъекта. Может, он спасёт, объяснит, может быть, он? Я пытаюсь покинуть эту комнату, но мне всё ещё не хватает воздуха – стены её залиты солнцем, будто чем-то запретным, ненужным и страшным. Вдруг сквозь опущенную голову и остановившееся сердце ощущаю на плече чью-то руку.    - Следуй за мной. Тебя ждут.

                22. Снова в Совете. Ну, как дела?
    Не оборачиваясь, я уже знаю, что это Пропагандист, и сквозь свои словно завязанные глаза я уже знаю, куда мы идём – в Большой Совет, в столь же бессмысленный, сколь тайный Большой Совет. Где идём, как идём – уже не столь важно, главное – держать себя в руках, пока ещё можно. Про Пропагандиста я могу сказать только одно – ещё один претендент на власть в Едином Полисе. Кто же виноват, что всё вдруг перестало быть на своих местах и понеслось, полетело не туда? Может, мы все? А как же Великая Идея?.. Со временем я пойму, что она осталась в силе.
    И вот я стою перед ними – их всё так же немного, и они всё такие же добрые и грустные…. Виноваты ли они? Не знаю. Агитатора среди них нет. Я стою и упорно жду, когда же они заговорят, хотя никто не отнимал у меня право слова.
    - Вы в курсе, что происходит в нашем Совете?
    Провокационный вопрос как-то не вязался с тем, что мне предстояло услышать дальше.
    - Откуда же я могу знать? – удивлённо отвечаю я.
    - Хорошо…. Что с вами, вы плохо спали? У вас усталый вид.
    - Да, теперь я и в самом деле очень устаю.
    - Так много работы?
    - Мы поймали самоубийц. Очень печально, что вы оказались правы.
    - И что же с ними стало? – тревожно спрашивают они. – Надеемся, вы во всём разобрались?
    - Да, они уничтожены.
    - Замечательно, - слышу в ответ вовсе не радостные голоса – как-то тускло и равнодушно звучат их слова. Мне интересно, что с ними станет потом. – И как вы себя чувствуете? Ваши ощущения?
    - Я исполняю свой долг.
    - И?
    - У меня остаётся моё счастье – оно всегда со мной.
    - Вы и в самом деле разумны, мы в вас не ошиблись. Значит, вы не беспокоитесь?
    - Конечно же, нет. Если мы поймаем ещё, они тут же будут ликвидированы – это же так просто! – говорю я чуть меланхолично и равнодушно.
    - В таком случае, мы сочли необходимым сообщить вам, что мы решили предпринять в целях всеобщей безопасности, - заявили они и растерялись. – Нашим Единым Полисом теперь будет руководить один человек. Он справится….
    - Значит, это всё-таки правда, - думаю я, а вслух говорю: - Но, конечно, мнение Большого Совета останется в силе?
    - Разумеется. Нам уже поздно быть другими, да и все Общества набиты до отказа. Наше тайное существование так и останется тайной.
    Оригинально – Полисом будет руководить Агитатор, а они – давать ему советы. Но ведь если официально их нет, значит, они не существуют вовсе. Бьюсь об заклад, это станет первым из законов Агитатора. Зато он сам ставит себя под удар, не боясь, что в итоге останется один. Нам грозит вырождение, а как всё начиналось…. И Она будет с ним, а Объект 1 тоже решит, что ей необходима власть…. Как интересно – стройные ножки и милые полные ручки, мягкие глазки – всё это отдаёт приказы…. Она запросто может доложить Агитатору, как нелестно мы о нём отзывались, хотя он и сам…. Вот, они заговорили снова:
    - Хорошо, мы расскажем вам, что же дальше, ведь неизвестность для вас страшнее потери вечности.
    - Нет…. Лучше не надо, иначе….
    - Верно, тоже верно: вы будете слишком много знать, поэтому можете плохо кончить. Но вам это пока не грозит.
    - Спасибо за откровенность, - выдыхаю я.
    - Вы ведь не знаете о Вечной Книге?
    - Что это за книга? – вспоминаю о Субъекте и невольно вздрагиваю.
    - Та самая, в которой написано о стране счастья.
    - Меня это не интересует.
    - В самом деле?
    - Да.
    - Правильно, лучше вам не знать о ней, ведь там написано о том, что все привыкли считать истиной, даже ответом на все вопросы. Но мы-то знаем, что так не бывает: для того, чтобы получить ответ, надо знать вопрос.
    - Для чего вы мне всё это говорите?
    - Чтобы вы знали, откуда идёт опасность, откуда её ждать, иначе счастье перестанет быть счастьем.
    - Что вы, это немыслимо, - горячо доказываю я. – Как же можно жить иначе?
    - Мы ни о чём больше вас спрашивать не будем – нам видна ваша честность. Тем более, что мы уже не полностью владеем властью. Но помните – никто не должен знать….
    - Никто ни о чём не узнает, обещаю, - говорю я уверенно и убедительно и думаю, что они стали злее. Может, и нет, но в борьбе за власть они напрочь забыли о себе – сами, наверное, не спят…. Не могли же они подслушать наши с Субъектом разговоры, в самом же деле…. А вдруг они что-то знают о нас? Но на лице у меня ровно ничего не отражается, и глаза, затуманенные любовью, принимаются ими за туман счастья.
    - Значит, вы со всем согласны, - констатируют они и переглядываются.
    - Да. Меня всё устраивает.
    - Тогда мы скажем вам вот что: Глава Большого Совета желает как-нибудь переговорить с вами. У него имеются проблемы из таких, что решаются без особого промедления. Вас это тоже устраивает?
    Я вспоминаю Агитатора, к которому не могу не испытывать какой-то особой категории ненависти, и думаю о том, что будет дальше.
    - Как меня может не устраивать то, что делает Глава Большого Совета?
    - Великолепно, - соглашаются они. – Значит, вам есть о чём с ним поговорить?
    - Даже если не о чем, то найдётся, - устаю прикидываться я. Так давно не было видно Субъекта…. Ещё одно незнакомое лицо, и я закричу.
    - Так вам действительно не интересно, что за Красными Холмами, и вы верите, что нет большего счастья, чем наше Свободное Общество?
    Как я живу? Как я могу всё это слушать? И лицемерить? Не понимаю, не слышу, не живу, теперь я могу только ждать, когда кончится этот кошмар. Неважно, как это окончится, но ведь конец всё равно когда-нибудь будет…. А пока нужно молчать, мерно кивать головой и не так страшно и бездонно сверкать глазами. Как всё цинично и пошло, как просто и заранее намечено, и ничего нового не предвидится…. Мои руки всё крепче затягивают на шее петлю, и я уношусь всё глубже и глубже, меня прочнее и быстрее затягивает в трясину гибельных сомнений, и нет выхода, ничего нет.
    - А теперь идите, выспитесь… - прощаются они со мной и спешат куда-то в неимоверную и близкую даль, словно зная, что где-то в углу им станет лучше….
    Я облегчённо вздыхаю и выхожу из зала.

                23. Где же ты был? Навсегда
    Не помню, каким образом я оказываюсь на улице, не помню, что надо было делать дальше. Я просто забываю обо всём и бросаюсь его искать. Пусть летят ко всем чертям и Совет, и мои опасения, сомнения и страхи – я знаю, что найду его, и всё встанет на свои места, и ему тоже не придётся ничего мне объяснять…. Но что будет, когда он узнает, что моя обязанность – убивать? Но пока я этого не делаю, и дороги назад нет…. Я мчусь по пёстрым улицам, и мои враги-мысли сбиваются в один чёрный шевелящийся клубок, готовый в любую минуту развязаться и расплестись…. Да, опасно и страшно, я не понимаю, как я могу жить здесь так спокойно до сих пор, что могло вдруг измениться? Но как же он мог быть один, без меня, в постоянном смятении под спокойствием, лицом к лицу с миром-убийцей, который каждый день нажимает на кнопку солнца и погоняет его, чтобы оно взлетело повыше, и всё это для того, чтобы встревожить и убить Субъекта…. Ничто в этом мире не имеет смысла, а мы вдвоём совсем одни, и никто не скажет нам, как мы должны поступить, чтобы избежать всего того, что нам предстоит…. Да, я замечаю, что такая беготня непривычна для нашего Полиса, но теперь меня это мало волнует. Я мчусь по улице, и Красные Холмы бегут навстречу мне, приближаются и трясутся в моих глазах под темнеющим едким небом. Имеет ли смысл моя вечность, которую я живу с одними и теми же мыслями в голове? Имеет ли смысл любовь? Конечно, ведь она доказуема, нет, доказана. Четверо говорили когда-то давно, что она бессмертна, но они были святы и светлы, а я темнею день ото дня, словно тьма, в которой мы живём вместе с Субъектом…. Только бы найти его – он меня поймёт, ему не придётся ничего объяснять, только бы он был жив, зачем-то думаю я. Только бы мы снова встретились, и к чему нам бесконечно чужие лица, стены, дома, стремления – нам так мало и в то же время так бесконечно много нужно…. Я устаю, сбиваюсь с ног и, спотыкаясь, замедляю шаг, а голова упрямо опущена к земле. Где же он может быть? У меня больше нет сил бороться с собой. Зачем, к чему все эти дома, люди, которые возвращаются с работы и идут спать, а наутро снова встанут, и всё начнётся сначала, без видимых и вообще безо всяких изменений, без времени и пространства – вот они, великие люди Свободного Общества…. Да что я, в конце концов, понимаю в этой жизни? Может, я смогу вернуться снова к началу, чтобы всё забыть, ни о чём не тревожиться? Но нет, все покушаются на меня и на мою свободу, пытаясь не отпускать от себя, думая, что это – прерогатива людей, а люди созданы совсем для другого…. Не знаю, откуда мне всё это известно, но, кажется, это так. Мне становится жаль свой пустующий дом, когда-то столь любимый мною – что теперь? Любовь к предметам ничего не стоит по сравнению с любовью к человеку, который может дышать, чувствовать, говорить, просто быть, как же, как и я. В этом наше величие, а не в новом изобретении Тайного Общества, хотя с его помощью Пропагандист наверняка станет претендовать на какую-то часть власти…. Но ведь у самоубийц тоже были те, кого они любили…. Вспомнив об этом, я снова начинаю движение куда-то вперёд, мчусь, не разбирая дороги. Уже поздно говорить о чём-то ином, ведь то, что было, уже в прошлом, а впереди ещё так много времени, проживаемого нами впустую…. Пока ещё мы можем спасти друг друга, мы в силах сделать это, а после…. Ну, где же он, где его искать? Когда перед глазами всё крутится, не сразу понимаешь, где ты и что нужно делать, поэтому, когда мы с разбега влетаем в объятья друг друга, мы стоим как оглушённые, пытаясь разобраться в том, что происходит и где мы.
    Он первым приходит в себя:
    - Это ты? Наконец-то…. Я боялся, что не успею. Как хорошо, что я нашёл тебя именно сейчас, именно здесь…. Где я только не искал тебя….
    - Где же ты был, где ты был? – повторяю я сквозь дрожащий смех. – Ведь ты был и раньше. А теперь мы остались совсем одни….
    - Это совсем неплохо, теперь мы можем сами распоряжаться своей судьбой, хотя я и могу предположить, что будет потом.
    - Ты знаешь, что в Обществе….
    - Конечно, знаю, и поэтому это не имеет значения. Давай жить так, как мы хотим, и пусть это опасно, поверь, ждать уже некогда.
    - Куда ты торопишься?
    - Я хочу жить, хочу быть свободным, хотя бы в те краткие мгновения, когда это возможно – даже ночью, когда никто не следит, не контролирует и не запрещает.
    - Ты говоришь правильно и опасно.
    - То, что опасно, всегда верно, но я искал тебя не для того, чтобы это сообщить. Я искал тебя для того, чтобы молчать.
    - Нет, говори – сегодня был ужасный день….
    - Даже тебе не удержать меня, если я захочу стать более свободным, потому я могу погибнуть гораздо раньше, чем ты этого хочешь….
    Я всё ещё не понимаю, что происходит, и слушаю его слова со странным и блаженным спокойствием, не зная, что это страшно.
    - Но теперь я буду говорить только для тебя, пока мрак и выстрелы не разлучили нас.
    - Откуда ты знаешь об этом?
    - Я прочитал твою книгу, и теперь для меня всё стало страшнее и красивее, чем на самом деле, поэтому на этот раз цветы для тебя – это слишком мало. Но я сделал всё, что мог, - и с такими словами он надел мне на палец такой тонкий и острый, какой-то холодный блестящий предмет. – Только сегодня останься со мной.
    Он печален и ужасен, и страшно молод, и взгляд способен обратить в камень и растопить, и я уже не знаю, почему он так говорит, и почему его слова звучат так странно – я уже начинаю медленно сходить с ума от всего вокруг.
    - Когда ты будешь летать, возьми в руки камни, чтобы спокойно опуститься на землю. Когда тебе покажется, что это конец, вспомни меня – всё станет иначе, так, как мы хотим. Не обращай внимания на этих людей – им нужно пройти ещё долгий путь, чтобы понять нас, и кто знает, наступит ли когда-нибудь этот день…. Прошлое нельзя вернуть, зато можно продлить настоящее. Я не виновен в том, что молния упала на землю перед нами, разбилась, распалась ровно на две половины, так силён был удар, и одна осталась у тебя в сердце, другая – у меня. Эта молния была раскалённой, мятежной и безумной, поэтому наши сердца больше не бьются для чего-то ещё, кроме нас самих.
    - Никто из нас не виноват в том, что вышло именно так, и я не смог бы объяснить, почему именно ты и я, и никто другой – я этого не знаю. Но мы не должны расставаться, - говорю я, и неизвестно, как это получается.
    - Когда день, совершенно нечем дышать, а как только подходит ночь, всё вокруг наполняется сладкой тишиной и холодным воздухом. Мы должны её дождаться, и тогда я скажу тебе всё.
    - Тогда идём сквозь мои Воздушные Стены. Они давно, так давно ждут нас…. Нам бы только пережить этот день.
    - Дальше всё будет не так, - соглашается он, и мы оставляем то место, к которому ещё недавно приросли на какую-то часть нашей вечности.

                24. Только мы. Прятки во тьме.
    Холод и свет на моей руке не дают нам сбиться с пути, и как только мой дом вмещает нас в себя, он заглядывает в мои глаза, или в окно, как в мои глаза.
    - Что ты там видишь? – спрашиваю я тихо.
    - Свет. Такой яркий свет….
    - Скажи, где моя книга? Что ты узнал?
    - Она со мной, возьми…. Ещё не время говорить.
    Мы ходим по комнате, потом садимся и ждём, потом снова вскакиваем и ходим, заглядывая в окна и чувствуя присутствие друг друга, пока он не хватается за горло, словно его что-то душат со страшной силой, и его дыхание становится частым и неровным.
    - Я задыхаюсь…. Не хватает воздуха…. Этот дом, эти стены…. Прошу, уйдём отсюда – здесь всё против меня, а луна уже взошла, она зовёт меня. Если мы останемся здесь, мы погибнем….
    Мы, цепляясь друг за друга, стремительно выносимся наружу. Вид темноты и луны снова делает нас самими собой, и мы постепенно успокаиваемся.
    - Ты слышишь? – говорит он, задумавшись.
    - Что?
    - Кто-то ждёт нас, ждёт уже давно…. Когда человеку открывается истина, он становится безумным. Всё в ином свете, это выносить страшно тяжело…. Но ведь мы одни, и у тебя есть только я.
    - Мне всё равно: пусть все спят, зато мы заслужили право не спать в эту ночь.
    Вся суета скрыта в чёрной тьме, и слабый лунный луч пляшет, скользит по нашим загадочно тёмным и прозрачным фигурам. Ничего нет, ничего, кроме нас, и мы стоим посреди улицы, не боясь, что кто-то нас заметит, потому что нас не заметит никто. Откуда-то дует слабый ветер – он слегка оживляет замёрзших нас. Что с нами сделала любовь! Она долго играла с нами в прятки, и вот наконец столкнула вместе…. Мне раньше казалось, что это не так страшно, но мы до сих пор не можем оправиться от удара….
    Новый порыв ветра сбил мои волосы на глаза, и лицо стало совсем тёмным.
    - Что делать нам? Если мы спрячемся в доме, нас найдут, если останемся здесь – найдут ещё вернее…. Любовь – это гибельное дело, нам нет спасенья.
    - Давай не думать о том, что будет дальше, - отвечает он со своей фатальной улыбкой. – Смотри, в следах от твоих шагов поселились звёзды, они сверкают…. Я раньше никогда не видел ничего подобного, разве что в снах, но это не в счёт…. Ты правильно думаешь, я слишком молод, но я видел так много, что уже не страшно.
    Звезда сорвалась с неба и со стуком покатилась по уличным камням. Эта странная звенящая музыка ясно дала мне понять, как хочется жить, как тоскливо и жутко до крика покидать этот мир…. Он продолжал так же ровно, сияюще и просто:
    - Да, здесь есть звёзды, а что бы я нашёл в твоём доме? Там пустота…. Если сюда залетают ветры, ещё не всё потеряно.
    - А если человеку дать в руки оружие?
    - Прошу тебя… - отворачивается он.
    - Что будет?
    - Хорошо, я отвечу тебе. Он останется в этом мире один вместе со своим оружием. Все остальные будут уже далеко, их никто не вернёт, но я знаю выход….
    - Выход? Откуда?
    - Ты причиняешь мне боль – это и сладко, и ужасно. Выход я знаю, он – истина, но я давно не верю сказкам, даже самым добрым и красивым.
    - Только не говори мне о стране счастья….
    - Я в неё не слишком верю – я не столь безумен, но я знаю, что есть мир, где нам никто не помешает всегда быть вместе, быть по-настоящему счастливыми.
    - Это невозможно – нет другой страны, кроме Единого полиса, - возражаю я.
    - А ты разве не видишь, что там, далеко, есть Красные Холмы? Ты в них не веришь?
    - И ты думаешь, что….
    - Я знаю, что за ними – наше спасение, какое бы оно ни было. Я мечтаю попасть туда с тобой и никогда не возвращаться сюда снова.
    - Преступные мысли….
    - Они с самого начала были преступны, и ты знаешь это. Зарождение любых сомнений – уже предел, бунт, мятеж. Здесь даже любовь – преступление. Всё настоящее искусственно – не понимаю, как ты выносишь это.
    - Я не могу больше выносить….
    - Тогда идём туда, едва встанет солнце…. Скажи, что нам мешает?
    - Все наши дороги ведут назад, а ведь они где-то впереди, там, куда мы вряд ли попадём….
    Говорю и думаю: всё это уже знакомо, ранее слышимое, запретное и спасительное…. Где же это было? Думаю и не могу вспомнить….
    - Вдруг там нет никакой страны? – внезапно спрашиваю я.
    - Что-нибудь да есть – может, там и вправду лучше. Нужно только преодолеть барьер, какой-то неведомый барьер…. Идём со мной.
    - Будет видно, когда рассветёт. Пусть пока не станет ни Красных Холмов, ни Большого Совета, ни этих жутких законов, ни времени….
    - Ты слишком многого хочешь, того же, что и я…. Мы всегда хотели слишком многого.
    - Может, ты знаешь, что произойдёт через день, через два, чего от нас хочет эта ночь?
    - Могу сказать, что все жители Полиса сейчас видят странные сны, но ещё неизвестно, кому из нас больше повезло…. Знаешь ли ты, как я устал? – в смятении выдохнул он и сжал руками виски. – Меня заставляют делать вид, что я – вовсе не я, а лишь копия, а сам я просто исчез…. А я хочу жить, существовать – всё, что угодно, лишь бы быть. Поймёшь ли ты меня?
    - Мне это не даёт покоя, - признаюсь я. – Я тебя понимаю слишком хорошо, а это опасно.
    Он побледнел и закрыл глаза. Луна стояла прямо перед нами, и я не знаю, долго ли это продлится, хорошо ему от этого или нет. Кажется, я понимаю, что делать дальше.
    Он поднял голову и, окунувшись в мои глаза, сказал:
    - Я ещё здесь…. Что ж, значит, так нужно. Я забыл, что такое радость, ведь я был совсем один, ни о чём не думал, ничего не мог сделать, как и теперь. Я стал ещё больше страдать, и что я могу тебе дать?..
    - Я никогда не буду винить тебя за всё то, что мы видели вместе. Если ты тревожишься только поэтому, то напрасно – я пойду с тобой за Красные Холмы…. Если смогу, потому что люблю.
    Он отошёл и прислонился к стене. Не знаю, о чём он думал – может, не ожидал, может, и вправду устал или решил, что это только сон. Не понимаю…. Ночь на миг скрыла меня и вывела из тьмы уже перед ним.
    - Скажи ещё раз, - спокойно и тихо попросил он, - иначе я перестану верить себе….
    - Это правда, это судьба.
    И вдруг как-то внезапно посветлело, луна скрылась, и даль стала белой.
    - Что это?
    - Кончилась ночь. Так бывает всегда, просто нам и это запрещают видеть…. Идём, иначе станет поздно.
    - Куда?
    - Я провожу тебя, а потом мы встретимся… наверное.
    И мы отправились к дому, чтобы успеть раньше дворников, потому что уже начал падать новый снег, которому не было дела ни до законов, ни до нас. Солнце медленно всползало вверх по белому полю неба и освещало яростные, огненно-красные Холмы, которые были так неимоверно далеки от нас, как наши забившиеся было сердца от всех вместе взятых законов Свободного Общества.

                25. Не уходи. Он должен умереть
    Любовь страшно пульсирует в моих холодных висках, она мешает думать, и ноги сбиваются с пути. Не знаю, что видит он, но я уже не вижу ни его, ни себя, ни снега, хотя он дикий и ослепляющий. Вот мы остановились у дверей моего дома – они открыты, что очень странно, и он говорит мне:
    - Прощай.
    - Подожди. Мы ещё не всё сказали друг другу.
    - Ещё будет время, - медленно отвечает он, а в глазах – такая тоска, словно он знает, что больше не будет ничего.
    - Нет, выясним всё сейчас, раз и навсегда. Прошу тебя, не уходи….
    Он удивлён, в его глазах мелькают сияющие искры. Он знает, он всё знает, нет сомнения.
    - Хорошо. Говори – что ты хочешь сказать? Я не хочу уходить.
    - А ты, всё ли ты сказал мне?
    - Да, клянусь…. Иногда мне кажется, что я сошёл с ума.
    - И ты не осудишь меня?
    - Никогда. Неважно, что и как ты делаешь, важно то, что я люблю тебя.
    Слова, слова, так много слов…. Вот Ей они были нужны, а мне – не слишком, ведь я всё вижу. Это не даёт покоя ни мне, ни ему.
    - Ладно, я скажу тебе. Слушай – я работаю в Обществе Противников Самоубийц, поэтому у меня такие жёсткие глаза, ты всё верно заметил…. Ты молчишь? Почему – тебе нечего сказать? Сегодня мне поручили убивать их, мне дали оружие…. Ты слышишь, я – убийца, хотя мы тоже гуляли по ночам, как самоубийцы, и вместе искали истину…. Ну! Скажи, что нашей любви пришёл конец. Скажи что-нибудь….
    Он ничего не говорит, только глядит своим пронзительным взглядом, от которого я пьянею.
    - Я не хочу терять тебя, - минутой позже слышу я его.
    - Значит, тебе всё равно?
    - Я этого не говорил – это мир сделал нас такими, вовсе не ты….
    - А чего же ты хотел?
    - Я? – Просто не знаю, что есть страна для нас, только для нас, наш мир….
    Вдруг я начинаю понимать…. Я отталкиваю его, хотя он и не думал подходить близко. Он опускается прямо на ступени у порога моего дома, густые волосы падают на его лицо, и он выглядит удивлённым.
    - Что? Опомнись, что ты говоришь? Ты хочешь уйти в мир, что за Красными Холмами, ты веришь в него? Да! Да, конечно, всё верно: глаза того, кто не похож на Совершенство, вечная книга, слово «любовь», мятеж…. Ты – самоубийца? – медленно выкрикиваю я. – Скажи, ты – самоубийца? Но почему ты?
    Глаза его говорят: «Я обречён…» Мне нужно его убить, просто достать оружие, всего лишь нажать на кнопку, и всё…. Он знал, он любит и ждёт, а мне только нажать на кнопку, и он исчезнет навсегда….
    Что я делаю дальше, уже не знаю – бросаюсь к нему, гляжу в глаза, прозрачные, резкие и бездонные, снова отталкиваю, зажимаю руками рот – вместо крика оттуда вырывается сдавленный стон, и бегу прочь. Не знаю, куда я бегу, зачем и почему, а он остаётся на ступенях, задумавшись о том, что он давно уже знал – ужасно и до странности дико и глупо…. А я бегу по расцвеченной снегом улице, но зачем, куда мне деваться без него? Как банально, как привычно, как быстро…. Но я оставляю с ним своё заведённое сердце, мне не хватает воздуха, как и ему, но без него. Зачем у меня в руках оружие? Что мне с ним делать? Погибнуть или продолжать жить здесь? Вернуться и прикончить его? Нет, бежать, бежать подальше отсюда….
    Добегаю до конца улицы – там тупик, дальше дороги нет. Я останавливаюсь и тут же бросаюсь назад, но там, впереди, Красные Холмы…. Я больше не могу, я чувствую, что мне нужно вернуться, да и сама дорога это знает. Меня никто не видит, и мои следы тут же скрывает рассветная метель…. Как просто – он зовёт меня, и я иду, потому что иначе уже нельзя, это закон, негласный закон свободы…. Я вечно бегу, мне это привычно, но бежать так, словно наступил конец, мне ещё не приходилось. Это страшно, это славно, я не могу убежать от него, бегу на месте, никуда не продвигаясь. Таков закон Утреннего Времени, но я всё равно тороплюсь…. Вот, на улицы уже высыпали люди, спешат на работу после долгого и чудесного дня сна, а мои глаза сухи и не знают усталости…. Становится сложно передвигать ноги – глубоко, тяжело, больно…. Кто меня просил уходить? Долг, Общество, Советы, Агитаторы? Кого на кого мне следует променять? Может, Он подскажет? К чему это – Ему нет дела до моей любви…. Я возвращаюсь, я устаю убегать от него, от себя – будь что будет, пусть хоть Красные Холмы, почему бы и нет? Дыхание сбивается, я приближаюсь к дому, почему-то не так быстро, как хотелось бы. Хорошо, что людям до меня нет дела…. Вот мой подъезд – не вижу его – кажется, ещё не ушёл. Да, он здесь – как хорошо, мне уже лучше и легче…. Страшно медленно подхожу, зову:
    - Я всё-таки здесь, ты слышишь? Пойдём, ну, пойдём же куда угодно, только чтобы с тобой…. Скажи, что снова простил, прошу тебя, скажи…. Я снова с тобой, я не ухожу, я не хочу убивать….
    Он не отвечает, только лежит на ступенях, глядя в голубое небо. И тут я понимаю, что уже слишком поздно, кто-то из наших убил его, а ведь прошло так мало времени…. Как же так? Как я буду теперь жить? Я бросаюсь к нему, говорю что-то бессвязное…. Через несколько мгновений он исчезнет. Это случилось совсем недавно, совсем быстро, неизбежно…. Я теряю его, почему я теряю его, почему? Мои глаза стекают вниз тонкими печальными струйками, я кричу очень громко, но никто не слышит – все идут на работу…. А жизнь и вправду продолжается! Его скроет неизвестность, но он же слишком молод, и я ничего не могу сделать…. Это всё из-за меня. Но он ещё дышит, он вдруг со страшной силой, каким-то сверхчеловеческим усилием поднимает голову и тихо говорит:
    - Ничего, это совсем не страшно. Но мы ещё увидимся, ты встретишь меня….
    Он летит вниз, головой на ступени, неотвратимо и стремительно. Мой голос летит вслед за ним, в никуда. Он убит, пусть его убил кто-то другой, но я…. Я остаюсь жить. Он с самого начала хотел этого, наказав меня. А он исчезает, его нет, совсем нет, и мне ничего не остаётся…. В который раз великая любовь проходит мимо. Как смешно, но я плачу, как трогательно, но я кричу, как явно и как подсознательно! Они спросят, что случилось? Да так, ничего, просто его не стало, не стало совсем и больше никогда…. Он просил, чтобы его не оставляли одного. Теперь он совсем один, и не чувствует даже этого…. Кто сказал, что мы не встретимся? В той дикой стране счастья всё возможно, и я поднимаюсь, оставляю это место и иду туда, где раскинулись Красные Холмы. Меня никто не увидит и никто не убьёт, мне нужно туда успеть, и я успею. По крайней мере, есть утешение – если там ничего нет, там нет того, что есть здесь, и здесь не будет меня.

                26. Не имею сил ждать. Что там, за Холмами?
    Я тороплюсь, но снова очень медленно – больше ничего и никогда не повторится, я так хочу. Отныне время принадлежит только мне. Когда весь Полис кишит самоубийцами, у меня есть выбор – я ухожу. Странно, но белая улица скоро кончается, и начинается огненная дорога к Красным Холмам. Слишком бурно для счастья, слишком странно для выхода из покоя, высоко, но я дойду…. Впрочем, это только так кажется, на самом деле дорога пряма и тверда – типичное продолжение улицы, она постоянна и неизменна, как камень, как крепость. Я иду, и мне всё равно: дикие ветры, странные крики – всё проходит мимо, минуя меня. Я превращаюсь в камни этой дороги, мне даже не слишком интересно, что там будет, счастье или нечто другое, но ведь он хотел туда попасть, уверяя, что это – страна, на которую не действуют никакие законы, значит, хоть одно его желание будет исполнено…. Мы втроём здесь: я, Холмы и ветер, больше ничего нет, и уже невозможно остановить сердце, потому что в этом нет никакой надобности…. Я иду долго, но у Холмов оказываюсь очень быстро, останавливаюсь, прощаясь с этим миром, и напряжённо думаю, что же там, по ту сторону…. Но мы так долго спали на снегу, что моментально растаяли под горячим солнцем – он и я, но меня удалось спасти, а что с ним?.. Делаю шаг, словно заснув на мгновение, закрыв глаза, и отдаю себя в руки судьбы.
    … Всё решено, но я боюсь открыть глаза. Внезапно приходит знание, даже так, вслепую, и я подсознательно чувствую, где я нахожусь. Сначала было оглушительно тихо, до звона в ушах, а потом вокруг, спереди и сзади послышался страшный и странный шум, незнакомый и непреодолимый. Я быстро открываю глаза – там вспышки огней, израненная земля, в небе – гул, и я вдруг понимаю, что это – предел. Всё смешалось в пыльную дымную массу, Красные Холмы превратились в бескрайние красные поля и равнины, которые отнюдь не были ровными. Суета и хаос, рядом образовывались глубокие ямы, в которые сыпалась и сыпалась выжженная сухая земля, и повсюду стоял грохот, шум, гул…. А после в отдалёнии слышу крики. Значит, здесь тоже есть люди, и они объясняет мне, что здесь происходит, как называется, и откуда это всё вдруг взялось….
    Я медленно иду по рыжей мрачной земле и вдруг замечаю, что навстречу мне идёт какой-то пыльный усталый человек, постоянно оборачиваясь и пригибаясь к земле. На него почему-то невыносимо смотреть – он абсолютно чужой, легче было бы перенести всё это в одиночку…. Вероятно, это лишь новое испытание, сейчас узнаю….
    - Что ты тут делаешь? – орёт он мне сквозь шум. – Ты что, не видишь, что здесь творится?
    - Я вижу, но не понимаю, - теряюсь я и присматриваюсь к нему – через плечо у него – то самое оружие…. И вдруг я понимаю, что это – наше будущее, а вовсе не счастливая райская страна, что снилась мне когда-то, и здесь никого и ничего нет…. Я устаю, хочу спать, мне уже всё равно.
    - Ты откуда? – продолжает он издеваться надо мной. Мне тоже интересно это знать.
    - Что это, что? – перекрикиваю я с трудом шум в небе.
    - Это война, - невыносимо безысходно и громко отвечает он, и я сразу всё понимаю.
    - А когда же будет мир?
    - Его никогда не было и не будет. Мы не знаем, что это значит, мы просто должны воевать, иначе мы погибнем.
    - Но ведь вы ещё скорее погибнете, если продолжите воевать….
    - Не суди нас строго – нас ещё достаточно, чтобы во всём разобраться. Возвращайся лучше назад, если не можешь делать то же, что и мы.
    Но я понимаю, что назад пути нет, что мне придётся жить по этим законам – по законам войны, и никакой вечности у меня уже нет, есть только простая человеческая жизнь, которая так хрупка, что в любой момент может оборваться.
    - Знаешь, лучше тебе уйти отсюда, - по-отечески ласково произносит он, - ведь все мы знаем, что нас рано или поздно убьют, и не так уж важно, кто и как.
    - А, идти-то некуда, - машу я рукой и остаюсь. – И вы тут не знаете, что такое счастье?
    - Мы и слова-то такого не знаем, - вытирает он грязь с запотевших усов. – Что это тебе приходит в голову?
    Новый взрыв чуть не оторвал нас друг от друга, выбив комья земли из-под ног и всыпав их с лёгким и глухим звоном в серые глубокие ямы.
    - Ты говоришь, счастье? Разве что дождь пойдёт – вот тебе и счастье, воды ведь у нас нет совсем…. Мы же воюем целую вечность, я и родился на войне, я даже не знаю, что такое дом, семья….
    - А здесь не появлялся такой… - начинаю было я, но тут же умолкаю – Субъекта здесь нет, для него всё стало ничем, он исчез навсегда.
    - Ну, что ж, живи подольше, а я пошёл воевать…. Да, зайди за тот холм – получи оружие, а не то пропадёшь, ведь если не убьёшь ты, убьют тебя…. Прощай.
    И он зашагал дальше, тяжело ступая большими сапогами, проваливаясь в ямы, продираясь сквозь выстрелы, а я думаю: зачем мне оружие, зачем убивать – ему бы это не понравилось. А кругом страшно, оглушительно шумно, летают железные птицы, ярко вылетают короткие строчки смертоносных снарядов из-за холма. Суета, да и только…. Всё равно это когда-нибудь кончится, поэтому чего бояться мне? Здесь каждый сам себе самоубийца. Я молча стою, подняв голову и прищурившись, отвернувшись ото всех и одновременно наблюдая за происходящим вокруг. Решение приходит само собой – я поднимаюсь, встаю в полный рост, в самый полный, и неспешным прогулочным шагом направляюсь вперёд, и ничто не может и не хочет меня остановить. Как всё, оказывается, просто – всего лишь идти, глядя не то вверх, не то под ноги, и ни о чём не думать, даже насвистывать что-то непонятное. Пусть гремит гром, рушится земля и рвутся холмы, пусть дальше не будет ничего, но пока я есть, я иду по этой земле, иду вперёд, не зная, где и с кем я воюю, зачем это надо, и куда я приду в итоге; в конце концов, наличие и потеря разума – это не так страшно, как кажется. Всё равно, пока я вдыхаю грязный и пыльный воздух вперемешку с землёй, песком и выстрелами, я живу, и в этом смысл, и в этом счастье – кто теперь меня разубедит? Я остаюсь наедине с собой и продолжаю путь вперёд, который должен привести меня в никуда, но пока…. Мне пора развлечься и отдохнуть, так смертельно отдохнуть и развлечься, чтобы так же неумолимо уйти. И вот я веселюсь, легко и непринуждённо ступая по гибельной земле, и мимо летят стальные комья, разные предметы, хорошо летят, красиво…. Летите, железные птицы, убейте мою любовь, моё прошлое, оставьте только…. А это – за мной, я чувствую, но всё равно иду вперёд, насвистывая сложный и прозаичный мотивчик. Что мне все эти войны и кошмарные миры, что мне всё это? Но меня поглощает этот шум, и даже тогда, когда я плавно оказываюсь на земле, и, уставясь широко раскрытыми глазами в дымное небо, думаю о вечном, необратимом…. Не всё ли равно? Я покидаю эту войну и глубоко захлопываю глаза.

                27. Меня нет. Откуда вы взялись?
    Бог мой, какая тишина! Странная тишина и темнота, живительная, прохладная, как ночной воздух…. Я до сих пор не знаю, что и где происходит, но, кажется, это там, где жизнь продолжается, без меня и… со мной. Значит, это ощущение и обозначает небытие.
    В кромешной тьме медленно движутся светлые пятна – я наблюдаю за их умеренным танцем, ничего не ощущая и не чувствуя, потом одно из этих световых таинств приближается, растёт и заполняет собой всё…. Если это солнце, то почему оно такое уничтожающее, если свет, то почему электрический, шокирующий, ненавидящий? Глядя в глаза свету, я убеждаюсь, что это Он.
    - Ну, вот мы и встретились, - улыбается Он. – Я же говорил, что так будет….
    - На сей раз нет меня, и Тебе незачем вводить меня в заблуждение.
    - Тебе так кажется? А вот мне – нет… - маячит Он перед моими глазами, и от этого становится больно. – Ну, чего же тебе удалось сделать, достичь? Я же говорил, что ничто в мире не имеет смысла.
    - Послушай, мне всё равно, что Ты мне скажешь – мне теперь всегда будет всё равно, поэтому лучше Тебе оставить меня в покое.
    - А я тебе говорю, что всё ещё только начинается. Я только хотел проверить, поверишь ты мне или нет….
    - А где Субъект? Ты его не видел?
    - Ты же говоришь, тебе всё равно.
    - Нет, мне многое нужно сказать ему, Ты слышишь? Если здесь Ты, то где же он?
    - Ты не веришь в то, что можно пропасть бесследно?
    - Не верю, теперь не верю.
    - Ладно, допустим, это и в самом деле любовь, но где я тебе его возьму? Я давно хотел тебе сказать, что всё очень просто решить даже в самых сложных обстоятельствах…. Да, это так.
    - Чего же Ты хочешь? Зачем Ты всё время преследовал и терзал меня?
    - Я помог тебе достичь совершенства, не зеркального, а самого настоящего, и теперь я предлагаю тебе остаться здесь, со мной, с огнями во тьме, и этот полёт будет длиться вечно.
    - Откуда Ты знаешь мои сны?
    - Ну, мало ли…. Я, честно говоря, думал, что ты спросишь о другом.
    - Если Ты и это знаешь, почему же Ты предлагаешь мне это? Я хочу видеть его, ясно Тебе или нет? Ты – просто плод моего больного воображения, и я могу прогнать Тебя из того малого, что у меня осталось.
    И тут Он рассмеялся, но как-то совсем невесело, до боли страдальчески, хотя губы Его так же цинично кривились:
    - Действительно, осталось…. А тебе никогда не приходило в голову, почему это на меня не действуют никакие законы? Понимаешь ли ты, что хочешь невозможного? Откуда мне его придётся доставать, понимаешь?
    - А у меня есть вот что, - показываю я то, что он когда-то одел мне на руку. – Ты станешь возражать? Я не хочу, чтобы он был один, ясно?
    - Я тоже не хочу оставаться один. Моя жизнь – не как счастье, а как огонь; не хочешь ли ты видеть его перед собой всегда?
    - Ты знаешь, кого я хочу видеть.
    - Хорошо, ты увидишь… - завершает Он свою крайне убедительную речь и куда-то исчезает. Вместо Него – снова тьма, но это длится недолго. Передо мной проходят какие-то люди, словно блики света – нет ничего, кроме света…. А после… после я замечаю Её под руку с Агитатором. Она оборачивается ко мне и пронзительно кричит:
    - Никогда не возвращайся, слышишь? Никогда не знай, как люди делаются несчастными, никогда не оставайся в нашем мире!..
    Её глаза темны и глубоки, хотя раньше тёмными никогда не были. Я порываюсь что-то Ей сказать, но Агитатор разворачивает Её к себе и куда-то уводит, кажется, в темноту. Мне становится душно, но теперь от этого никуда не убежать…. Где-то на серебряном облаке среди мрака Объект 1 с наклеенной улыбкой на лице весело и кусаче играет в кубики – соберёт что-то, потом разрушит, снова соберёт, а потом так, на облаке, и улетает куда-то…. Их много там, но больше никого я не могу разглядеть. Потом вместо них издалека, из мрака, светлым пятном приближается Субъект со своими ясными печальными глазами. Я тут же кидаюсь к нему, я забываю обо всём, хотя я не знаю, кто он, что он, и за что я его так люблю.
    - Где ты был? Так больно было ждать…. Прости за то, что у меня хватило сил уйти.
    - Я уже простил, ещё тогда, - говорит он спокойно в темноту, мне его хорошо видно, - а где я был, я и сам не знаю, но был, и это главное…. А ты здесь откуда?
    - Меня бросили к тебе через войну.
    - Тебе известно, что такое война? Что они с тобой сделали…. А я не мог быть рядом.
    - Скажи, ты знал о том, что так будет? Откуда?.. Впрочем, не отвечай – я теперь хочу знать только одно – надолго ли мы вместе?
    - Тебе решать – я не в силах сказать ни слова, ведь я так рад, что ты снова со мной….
    - Мне кажется, это уже решено. Если бы можно было изменить всё так, чтобы мы могли жить, а не плавать в пустоте….
    - А разве мы в пустоте? Я могу подумать о чём угодно, и мы будем там, ведь теперь любое мгновение можно продлить.
    - Ты не знаешь, что со мной было? Как….
    - Никто, кроме нас, этого не хотел.
    - А Свободное Общество? Что стало с ним?
    - Не думаю, чтобы там осталось хоть что-то, кроме…. Но тебе лучше не знать. Теперь я снова стал самим собой – будь всё иначе, у нас не было бы любви….
    - О чём ты говоришь? Зачем?
    - Я не хочу расставаться с тобой никогда, я сам не знаю, почему…. Не пытайся проснуться, это не сон, это просто необъяснимо, как аксиомы в геометрии….
    Внезапно на его месте возникает Он и спрашивает:
    - Ты что-нибудь понимаешь?
    - Твоя власть над этими огнями ещё ничего не объясняет.
    - А ты посмотри внимательнее….
    Действительно, мне никогда не удавалось Его разглядеть, а теперь я вижу, что это – Субъект, с печальными и резкими глазами, закутанный в темноту, и мне ничуть не кажется, что это странно.
    - Как, почему  так вышло?
    - Тебе неизвестны возможности вечности, поэтому это тебя ещё удивляет, и для тебя я навсегда останусь Субъектом, потому что я и есть он, а он есть я. Законы создаются силой моей мысли.
    - Ты позволил себя убить?
    - Меня убить невозможно, не верь этому. Ко мне дорога закрыта для всех, кроме тебя. Смотри, как легко протянуть руку и погасить мои глаза…. Наш мир огромен, и мы можем найти здесь всё, что пожелаем. Это было слишком жестоким испытанием, но не я придумывал Свободное Общество….
    - Куда нам теперь?
    - Вперёд, - тихо и прямо отвечает Он спокойным и чуть печальным голосом Субъекта.

                26.03.93